Сквозь лёд

До первого соревнования Фрэнка в новой категории оставалось около месяца. Ему не повезло дебютировать на довольно крупном соревновании - одном из этапов серии Гран-при - и это накладывало определённый отпечаток и дополнительный груз ответственности. Он знал, что к «Skate America!» будет притянуто много внимания, и от этого переживал сильнее, чем мог бы, если бы выступить предстояло на каком-нибудь из турниров серии «Челленджер». Конечно, это дополнение к серии Гран-при, но это не сама серия! Зрителей меньше, а значит - и волнения, и ответственности соответственно. Все заметили, что «новенький» стал совсем уж нервным. В нём как будто что-то бурлило, не находя выхода наружу, и оттого причиняло вред и ему, и окружающим. Иногда казалось, что его подменили и подсунули на его место какое-то существо, призванное отравлять воздух вокруг. Все сочувствовали Фрэнку, видя как он переживает из-за соревнований. По большей части сочувствовали, конечно, потому что успех таких волнующихся был предопределен: несколько падений, вычет баллов и последние места в списке. Но с советами никто не лез: никому не нужны непрошенные советы, тем более не по теме. Никто не знал истинной причины волнений Фрэнка. Если честно, его все это ужасно заебало. Сначала он волновался из-за переезда в другой штат, потом он волновался из-за сексуальной ориентации, а точнее из-за реакции тренера на неё, сейчас он снова переживает и снова из-за тренера. Ретроспективно во всём этом не было места хоть чему-нибудь хорошему, а были одни нервы, нервы и нервы. Фрэнк всё чаще задавался вопросом: если карьера требует таких моральных трат, то, может, нахуй её? Пойти участвовать в шоу, учить совсем маленьких детей стоять на коньках, комментировать соревнования? Но каждый раз после этих мыслей он давал себе ментальную оплеуху, шнуровал коньки и снова шёл на лёд, потому что всё временно, всё можно пережить и со всем можно справиться. Помимо отработки спортивных навыков все месяцы с июля по сентябрь Фрэнк усердно трудился и над своей головой (или сердцем – тут уж кто как считает). Потому что… будем честны: никто не хочет быть влюблённым в собственного тренера. Это просто путь в никуда, потому что рано или поздно придётся положить либо начало отношениям, либо конец карьере, либо и то, и другое одновременно. Чтобы жить наедине с чувствами, вариться в них и продолжать терпеть это долгое время, надо быть мазохистом или идеалистом. А чтобы вступать в отношения с кем-то, от кого зависит твоё профессиональное положение и дальнейшая карьера, надо быть суицидником или очень наивным человеком. Как ни крути, непрошенные чувства, равно как и советы, только мешались, лишь отягчая жизнь. По последним данным Фрэнк не был ни мазохистом, ни идеалистом, ни суицидником, ни очень наивным человеком, разве что чуть-чуть. Поэтому он искренне пытался избавиться от так некстати возникших чувств. Первым шагом к достижению цели было выяснить причину и работать с ней. Всё просто! В Джерарде не было ничего необычного. У него было два глаза, нос, рот, пара рук и ног и средне-атлетическое телосложение, которое он сохранял благодаря тренировкам и питанию. Его первый тренер говорил, что он ничем не отличается от кучи других фигуристов, что он не из тех, кто может запомниться внешне, хоть и красивее среднестатистического мужчины. Его, в конце концов, даже взяли в парное только из-за удачного сочетания с Линдси. Он был, как брусничный соус, который сам по себе был невкусный и чересчур кислый, но с мясом заходил на ура. Фрэнк задавался вопросом, являлась ли внешность тем, что зацепило его, ведущей причиной всего происходящего? Для того, чтобы понять это, достаточно было спросить себя: будет ли этот человек так же привлекателен для меня, если потолстеет или отрастит бороду или облысеет? К счастью или к сожалению, ответ был положительным. Правда была в том, что Джерард цеплял другим, и все вокруг это замечали. Люди почему-то очень увлечённо слушали его рассказы, с удовольствием проводили с ним время и с большой неохотой покидали его. С ним было комфортно, спокойно, уютно, безопасно. Он был как тёплое одеяло в дождливый осенний день, как ярко горящая свеча в полумраке комнаты, как глоток имбирного чая во время болезни. В нём будто была какая-то магия, частичка дьявольщины или, наоборот, что-то божественное, из-за чего людей словно примагничивало к нему. К несчастью Фрэнка, это не совсем то, с чем можно работать. Нельзя просто заставить себя перестать чувствовать хорошо рядом с кем-то. Единственное, что могло бы оттолкнуть Фрэнка, бесследно пропало. Принятие, хоть и не совсем такое, на какое рассчитывал Фрэнк, в итоге стало спусковым механизмом, уничтожившим все возможные барьеры. Оно будто вновь открыло перекрытый из-за прорвавших труб кран, и всё вокруг заполнилось водой. Теперь не было ни одной причины, по которой Джерарда можно было бы недолюбливать или ненавидеть. Он был внимательный, заботливый, добрый, несколько строгий - лучшим из всех, с кем можно было бы работать. По крайней мере, с этой стороны он был знаком всем своим подопечным. Наверное, никто не мог бы сказать наверняка, что повлияло на такое значительное изменение гормонов в теле Фрэнка, даже если бы ради этого собирались консилиумы и проводились исследования. Фрэнк и сам провел своего рода исследование в попытках выяснить, когда он повернул не туда, но все было тщетно. Вычленить какой-то конкретный момент представлялось невозможным. Казалось, что всё это происходило невероятно медленно, как привыкание к алкоголю. Ты пьёшь его впервые и понемногу, боясь переборщить. Сначала вкус на языке такой непривычный и странный, в желудке чувствуется еле заметное жжение, но никакого явного эффекта нет. Ты смотришь на друзей, которые ведут себя заметно более развязно, чем обычно, и думаешь, что делаешь что-то не так. Ты пьёшь – и снова ничего не меняется. Потом ты пьёшь и пьёшь и пьёшь и пьёшь, будучи уверенным, что из тех, на кого алкоголь не действует вообще, пока в один день не понимаешь, что без него уже не можешь. Ты не хочешь, но всё равно заходишь за бутылкой пива после учебы. Дни кажутся бессмысленными, мрачными, грязными. Мысль о бутылке – единственное, что способно поднять настроение. Заметить перемены в отношении к кому-либо тяжело, когда голова всё время забита делами. Времени на рефлексию просто нет, и жизнь начинает походить на бытие заводной игрушки. Вставили ключ, сделали несколько оборотов – и ты пошёл, не замечая ничего и никого вокруг. Каждое утро ключ делает ровно столько оборотов, сколько хватит на день. Всё идет гладко до тех пор, пока в механизме не происходит сбой. Иногда чтобы не допустить сбоя, надо дать себе отдохнуть. Остановиться, подумать, прислушаться к чувствам и потребностям. В конце концов, даже у спортсменов есть чувства. Все месяцы с июля по сентябрь остались в памяти Фрэнка одним непонятным пятном. Один день плавно перетекал в другой, копируя его во всём, кроме небольших изменений. «Если нельзя избавиться от этого сразу, то можно попытаться задавить мысли тренировками», - подумал Фрэнк и поселился на льду. Конечно, Линда и раньше думала, что он туда переехал, но сейчас у неё сомнений не оставалось. Она видела, каким уставшим изо дня в день приходил Фрэнк, как он словно исчезал на глазах, но не уделяла этому должного внимания, занятая финансовыми вопросами. Больше - не меньше, а чем больше часов на льду и в зале, тем лучше результаты на соревнованиях. Ей не надо было быть тренеркой, чтобы понять эту простую математику. В это время Фрэнк медленно, но верно убивал свои суставы, позвоночник и организм в целом у всех на глазах. Его обычный день был плотный. Первый будильник стоял на шесть утра. В шесть тридцать - завтрак по прописанной диете со сложными углеводами, белком, кухонными весами и подсчётом калорий. В восемь утра ровно (когда Джерарда ещё нет) тренировка в зале: беговая дорожка, специализированные тренажёры, комплекс упражнений на пресс, растяжка. После – тренировка на льду, причём желательно без посторонних поблизости. К сожалению, это желание не выполнялось практически никогда, потому что у Арнольда у первого из всего штаба были занятия с новисами, и поэтому он приходил на каток одним из первых. Прыжки, падения, новые синяки на руках, бёдрах, рёбрах – везде, где только можно. Боль в правом колене, одышка, которая с каждым новым днём становилась всё тяжелее, как при последствиях пневмонии, но в обратном порядке. Где-то в промежутке между самостоятельными тренировками и возвращением в апартаменты совсем без сил стояли ещё плановые тренировки, проводившиеся по расписанию. В какой-то день нагрузки хватало, и Фрэнк мог пропустить, например, вторую тренировку в зале, а в какие-то её наоборот было мало, и тогда приходилось справляться своими силами. - Фрэнк, мне кажется, что тебя хоть сейчас можно отправлять на соревнования, - сказал кто-то во время общего сбора на льду. Фрэнк жадно хватал ртом воздух. Не так, как обычно выглядят спортсмены после тяжелого проката. В толпе других фигуристов его сложно было заметить, но Джерард, в это время осматривавший лёд, остановил на нём свой взгляд. Выглядел Фрэнк, как ему показалось, просто ужасно. Синяки под глазами, отливавшие красным, на бледном лице выглядели ещё страшнее и придавали не просто уставший, а болезненный вид. Скулы стали острее и, судя по согнутым в локтях рукам, не только они. Джерард прикинул, насколько уменьшились в объёме бёдра Фрэнка, скрытые под свободными спортивными штанами, и почувствовал, как в груди заседает беспокойство. Он оттолкнулся зубцами коньков и подъехал поближе. - Ты в порядке? – спросил он. Фрэнк вздрогнул от неожиданно близко прозвучавшего голоса и отшатнулся назад. - Да, да. Мне нужно просто… попить воды, - Айеро тут же развернулся и уехал к бортикам. Эта ситуация с Фрэнком никак не выходила у Джерарда из головы весь тренировочный день. Он, наверное, так увлёкся работой, что снова перестал смотреть за неё, понимать, что за всеми этими баллами за произвольную и короткую программу стоят реальные люди. Его съедало чувство вины за то, что он не заметил, как Фрэнк, возможно, начал голодать и изводить себя тренировками. Даже когда Алекс пытался поднять эту тему, он не уделил разговору достаточно внимания. Хотя, наверное, следовало. - Теперь ты понял, о чём я говорил? – закатил глаза Александр. - Это было сложно заметить из-за того, что Фрэнк постоянно ходит в мешковатой одежде, но легко почувствовать выпирающие кости, когда надо показать точки "волны" на теле. - Неужели он худеет специально? - размышлял вслух Джерард. Ни диетолог, ни прошлый тренер Фрэнка не упоминали о том, что у него есть склонности к расстройствам пищевого поведения. Если они есть, не разумнее ли было бы и вовсе уйти из спорта во благо ментального здоровья? – Или это просто нервное? - Уж не знаю, что это. Да и не наша это обязанность – гадать. Но лучше бы тебе отправить парня к психологу или к диетологу, пока это дерьмо не зашло ещё дальше.

***

Когда Джерард позвал Фрэнка на разговор к себе в кабинет, Фрэнк удивился. Во-первых, потому что он даже не знал, что у Джерарда есть свой кабинет на втором этаже. Во-вторых, потому что это было не то, что случалось с ним обычно. Все вещи можно было бы обсудить в зале, на льду – в любом другом нейтральном месте, так что он с трудом мог себе представить вопрос, который пришлось бы обсуждать наедине. Наедине. В одном скрытом от чужих глаз и ушей помещении. Желудок будто подскакивал куда-то к горлу каждый раз, когда Фрэнк визуализировал себе этот разговор, поднимаясь по лестнице. Когда он зашел в кабинет, Джерард уже ждал его. Предметов мебели и интерьера было немного, но стол был доверху завален различными бумагами. Фрэнк даже не задумывался о том, что помимо консультаций и тренировок у Джерарда была какая-то ещё работа. Хотя это было вполне логично, потому как на нём лежала масса других вопросов, например, финансовых. Уэй сидел за этой кипой бумаг, внимательно вглядываясь в лицо Фрэнка, отчего тому стало несколько не по себе. Он так старательно избегал тесных взаимодействий с тренером всё это время и для чего? Чтобы в один прекрасный день случился километровый откат назад и всё пришлось делать заново? Звучит, как очень хреновая идея. Фрэнк понял, что с момента как зашёл, так и ничего не сказал и не сделал. Он даже не был уверен, моргал ли он, и от собственной тупости снова захотел хорошенько ударить себя по лицу. Каждый грёбаный раз он выставлял себя перед Джерардом полнейшим идиотом! К счастью для него Джерард заговорил сам: - Я не буду ходить вокруг да около. В последнее время ты выглядишь очень устало и болезненно. Как ты себя чувствуешь, Фрэнк? – Фрэнк сел на один из стульев, что стояли у рабочего стола, и начал думать, в какую сторону пойдет диалог дальше. Конечно, он заметил, что с последней встречи с Дэйвом его тело изменилось снова, и если тогда со стороны другого человека это вызывало восхищение, то сейчас - беспокойство. - Я в порядке, - ответил Фрэнк. Он подумал, что лучше всего самому увести разговор в то русло, в какое, скорее всего, поведет Джерард, чтобы избежать совершенно диких историй вроде предумышленного похудения. – Вы, наверное, беспокоитесь из-за этого? – он оттянул ворот футболки, показывая острую ключицу. Джерард утвердительно кивнул, и Фрэнк продолжил: – Я не худел специально, это вообще получилось случайно. Я просто хотел чуть лучше подготовиться к Гран-при и стал немного больше времени уделять тренировкам. - Ты хочешь сказать, что просто так самостоятельно увеличил нагрузку? - Джерард скептически вскинул брови - Да. - Настолько, что за два месяца похудел так, что у тебя уже не остается сил на базовые тренировки!? – он немного повысил голос, чувствуя, как волнение и непонятная злость берут над ним верх. Но он тут же попытался вернуть самообладание. Фрэнк стыдливо опустил голову. «Я знаю, что я тупой, ладно?» - думал он, молясь, чтобы этот разговор скорее подошел к концу. Быть с Джерардом наедине было бы приятнее, если бы он хвалил Фрэнка или просто разговаривал с ним, а не заставлял чувствовать себя худшим человеком на свете. - Ладно, прости, - выдохнул Джерард. – Допустим, я тебе верю. Но к диетологу и психотерапевту ты все-таки сходишь. – Фрэнк встал со стула и пошел к двери, но Джерард окликнул его снова: - И, Фрэнк, больше никакой самодеятельности, ладно? Говори мне, когда хочешь позаниматься дополнительно. Со здоровьем лучше не шутить. Вот так Фрэнк и понял, что выбить Джерарда из головы усталостью и тренировками было не просто плохой, а очень плохой идеей. Он увеличил нагрузки, но не позаботился о том, чтобы скорректировать питание, что привело к нежелательному похудению и к несоизмеримо большим нагрузкам на суставы. Колени (особенно правое) болели почти постоянно, так что в течение дня ему приходилось ходить с тейпами и время от времени пить обезболивающее. Питание снова было скорректировано, что не прошло мимо матери. Когда Линда обратила внимание на то, что её сын буквально уменьшился в размерах, проблемой уже занимались, но она всё равно не оставляла попыток выяснить, что же произошло, съедаемая чувством вины. Фрэнк лишь молча записывал всё, что ест за день, в дневник питания, который ему сказал вести диетолог, и думал, что ему делать дальше. Он чувствовал себя рыбой, бившейся об лёд. Возможно, ничего не получалось из-за того, что он так много внимания уделял тому, на что в действительности надо было забить. Когда ты делаешь всё, чтобы не думать о слоне, единственное, о чём получается думать, - слон. Это правило работало и с Джерардом. Возможно, лучшей стратегией было бы просто переключиться на кого-то другого. Возможно, именно это стоило попробовать. Возможно, именно поэтому Фрэнк сам напросился на встречу Якоба с его друзьями через неделю.