***
– Как здорово, что мама отпустила тебя ко мне на ночёвку! Это Дафна, лучшая подружка Линды, и им по тринадцать. У Дафны светло-русые кудряшки, зелёные тени на веках, а губы переливаются блеском. Линда рядом с ней выглядит серой мышкой своими по-мышиному серыми тонкими волосами, подростковыми прыщами, не выщипанными бровями и лицом, не знавшим косметики. Комната у Дафны тоже красивая: в ней чисто, висят плакаты со знаменитыми актерами и пахнет духами её мамы. Линде хочется, чтобы они с Дафной были сёстрами. Так, у неё будет заботливая мама, которая будет приносить в комнату фруктовые тарелки и домашний лимонад, с которой можно будет обсудить всякие проблемы или вместе выбрать одежду для нового учебного года. – Как дела, Линда? От мамы Дафны пахнет свежей выпечкой и лимонами. От мамы Линды преимущественно пахнет дешёвыми сигаретами и картошкой-фри, которую она жарит в дешёвой закусочной у шоссе. Мама Дафны улыбается Линде, а затем хлопает её по бедру в таком чужом для девочки родительском жесте: – Ты всё ходишь в этих ужасных джинсах! У тебя же чудесные ноги! Дафна наклонилась к Линде, блестящими, неумело накрашенными глазами вглядываясь в её лицо. – Совсем чуть-чуть – и мы начнём ходить на свидания и красиво одеваться! – восклицает она. – Мама говорит, что надо уже потихоньку прививать себе вкус, чтобы в колледже не одеваться, как городская сумасшедшая, – она бросает Линде пестрящий яркими цветами глянцевый журнал с девочкой-подростком на обложке. Подпись гласит: «Натали Портман». – Городская сумасшедшая? – смущенно переспрашивает Линда. Она смотрит на свои уродливые джинсы, которые, вообще-то, еле застёгиваются на бёдрах с тех пор, как она вступила в фазу полового созревания. Она их ненавидит. И бёдра, и джинсы. – Да. Привлекательные девочки носят красивые юбки и высокие каблуки. Ты знаешь Энни? Она в десятом классе...***
Громко тикали наручные часы. С лестничной клетки доносились приглушённые голоса соседей. Линда не слышала ни слова, но отчего-то была уверена, что они обсуждают праздничный ужин. Именно так и бывает: когда ты чем-то расстроена, то всё вокруг обязательно напоминает тебе об этом. О том, что ты одинока, что у тебя нет крепкой любящей семьи или друзей. Нет даже хороших знакомых или просто приятелей, с которыми можно было бы скоротать время и хотя бы на час представить, что всё не так уж и плохо. Размазав по щекам потёкшую тушь, она тяжело вздохнула и пошла в ванную. Вскоре остатки макияжа были смыты в канализацию, а из зеркала на Линду смотрела уставшая женщина чуть старше сорока, которая так и не смогла понять, в чём её предназначение. – И ты – мать? – спросила Линда. – Тогда где твой сын? Линда всегда знала, что мать из неё никудышная. Ей твердили об этом буквально с первых дней материнства: «Ты не так его пеленаешь», «Ты не так его кормишь», «Ты как-то мало держишь его на руках». Как будто она сама родилась какой-то бракованной, как будто ей вовсе и не следовало заводить ребёнка.***
Младенец в детской кроватке истошно вопил. Он шевелил руками и ногами, будто ища кого-то над собой, глаза были крепко зажмурены, а лицо – всё красное от давления и слёз. – Линда, ну же! Ему нужна ты! – Фрэнк склонялся над кроваткой сына, стараясь хоть как-то его успокоить, но всё было тщетно. – Он хочет есть и хочет маму рядом! – Я же сказала, что занята! – послышался приглушённый голос Линды. Она снова закрылась в их с супругом спальне в куче литературы «для молодых родителей». Ей двадцать три, и она ужасно напугана. На мгновение плач ребёнка становится громче, а затем снова стихает до приемлемого уровня. На плечи Линды ложатся крупные сильные ладони, как бы приобнимая. Линда вся сжимается и выпускает из рук книгу. – Ну что же ты? – Фрэнк целует её в макушку и растирает плечи. – Я не знаю, как с ним обращаться. Я... боюсь. – Что за вздор! Конечно, ты знаешь. Ты же его мать! Вообще-то у неё был план на жизнь. После университета она находит работу по специальности, повышает профессионализм, становится менеджером высшего (или хотя бы среднего) звена в какой-нибудь крупной компании и только потом выходит замуж, рожает, реализует своё биологическое предназначение, как говорили лекторы с её факультета. План затрещал по швам, как только подруга познакомила её с Фрэнком. Головокружительная влюблённость в музыканта, беременность на последнем курсе – и вот она читает Адель Фабер и Элейн Мазлиш и старается отыскать в себе пресловутый «материнский инстинкт», знания, которые, как некоторые ей твердили, женщине вместе с ДНК передаются ей от её матери. Как быть хорошей мамой. Как успокоить истерику ещё даже не умеющего говорить ребёнка. Как не сойти с ума. – Знаешь, я думаю, что это уже слишком. Если бы всем надо было читать книги перед тем, как приступать к воспитанию, то человечество давным-давно вымерло бы. Ты должна просто встать и пойти к малышу-Фрэнки. Он зовёт тебя, милая. Я знаю, потому что в этот раз даже мне не удалось его успокоить. Всё выйдет само собой, вот увидишь. Как не убить мужа за его дурацкие советы. Одному Богу известно, как Линда дожила до первого дня рождения Фрэнки. Надо отдать должное, муж ещё держался. Он пеленал сына, кормил его и, как и Линда, вставал ночами, чтобы его успокоить, но от него всегда исходила эта то ли насмешка, то ли осуждение. Видишь, какой я? Я лучше, как мать, чем ты. И я ещё работаю! На второй год навредить Фрэнку казалось уже не так просто и легко, как когда он ещё даже сидеть самостоятельно не мог. Линда понемногу начала включаться в процесс, делать осторожные шаги в воспитании, применять прочитанное в книгах на практике. Ожидаемо, муж это не оценил. – Чёрт подери, Линда! Он же ещё маленький и ничего не понимает! – кричит Фрэнк, бросаясь унимать очередную истерику сына. – Нет, это ты ничего не понимаешь! – возражает Линда. – У него сейчас эмоции, ему надо дать их прожить в одиночестве! Так ты только поощряешь его... – она запинается. – Его эгоцентризм, и он вырастет манипулятором! – Боже, тебе обязательно быть... такой? Его хватило буквально ещё на год. К моменту, когда Фрэнки начал болтать без умолку, его отец решил, что хватит с него и подал на развод, даже не попытавшись отсудить право на опеку. Откупился от сына, обязавшись выплачивать алименты. Линда осталась одна. Всё такая же неспособная, напуганная и потерянная. Так и не нашедшая к сыну подход. Сторонившаяся его объятий и поцелуев. Всё ещё не разгадавшая тайну хорошего материнства.***
Линда аккуратно вешает юбку на вешалку, чтобы она не помялась, а блузку бросает в корзину для белья. Ей немного некомфортно оттого, что на лице нет привычного слоя тонального крема и пудры, что лицо дышит так, как обычно бывает только перед сном. Но сейчас-то она одна. Никто, включая Фрэнка, не видит её. Значит, ей можно немного расслабиться и позволить себе побыть собой хотя бы один вечер. – Собой, – фыркает Линда, но в итоге соглашается с внутренним голосом. Вся эта показная женственность: высокие каблуки, юбки и платья по силуэту, макияж, утончённые цветочные ароматы и неудобное бельё, от которого натирает кожу, – никогда не была по-настоящему её комфортной зоной. Девочка внутри неё носила широкие джинсы, мешковатые толстовки и мечтала научиться кататься на скейте. Но её учили совсем другому.***
Потоковая лекция. В аудитории около сотни студентов, и ни вентиляция, ни открытые настежь окна не справляются с духотой в помещении. По крайней мере, до Линды не доходит ни одна волна свежего октябрьского воздуха. Лектор – чуть престарелый мужчина, который почти стал топ-менеджером компании «Sound of music» – она же «Best Buy Co.» – в далёком 1981 году. Проверять это, конечно, никто не спешил. Его едва слышно, но Линда прилагает все усилия, лелея собственную мечту. – Имидж чрезвычайно важен. Никто не доверит вам управление даже мелким отделом из четырёх человек, если вы носите мятый костюм и не чистите с утра зубы. Не жалейте деньги на хорошего парикмахера и бритву, потому что это ваша инвестиция в будущее. – Простите? – девушка с первой парты прерывает рубрику «Вот вам совет от старого пса», а когда удостаивается внимания, задаёт вопрос. – На что обратить внимание девушкам? В аудитории тут же становится тише. Вообще-то около семидесяти процентов присутствующих здесь – девушки, так что вопрос вполне понятен, а вот усмешка преподавателя – нет. – Милая, девушке незачем готовить себя к тому, чего никогда не произойдёт, – отвечает он снисходительно. – Ваш мозг просто не приспособлен мыслить масштабно, поэтому и топ-менеджерами вам никогда не стать. Студентка, задавшая вопрос, едва ли не кипит от возмущения. Линда тоже хмурится, но недовольство не высказывает. Она ждёт продолжение. – Хотя... есть одно исключение. Многодетная мать вполне себе может справиться с обязанностями топ-менеджера, но тут уже возникает вопрос: насколько ей вообще важна эта должность, если она уже выполнила свою программу-максимум на жизнь? Линда в прострации щёлкает ручкой, совсем уже забыв о конспекте. В голове водоворотом проносятся все её воспоминания от детства до настоящего момента, какие-то мелкие детали, которым она раньше не придавала значения. «Привлекательные девочки носят красивые юбки и высокие каблуки». «Актрисы так популярны, потому что делают себе кучу пластических операций, чтобы их лицо было максимально симметрично». «Человеческий мозг любит гармонию и порядок». «Ключ в простоте». «Я что угодно сделаю для тебя, если ты снова наденешь платье, в котором была в день нашего знакомства». Под галдёж людей, покидающих аудиторию, Линда формирует собственное правило: будь той, кем тебя хотят видеть, если хочешь, чтобы тебя услышали.***
«И многие ли нас услышали?» – спрашивает себя Линда и оглядывает апартаменты, будто выискивая в них тех, кто её действительно слышит и слушает. Крайне символично, что вокруг лишь одна пустота, если не считать мебель. Андреа Рози со своей группой по фигурному катанию решила сразу две проблемы Линды: карьера и материнство. Она решила, что будет хорошей матерью, если даст Фрэнку лучшее, что может дать: здоровье, характер, самодисциплину, самореализацию и материальное благополучие. Она будет хорошей матерью, если Фрэнк станет лучшим фигуристом. Для этого нужен хороший менеджер. Теперь Линда сомневалась в том, что она вообще что-то в этой жизни делала правильно. В конце концов, у неё ничего нет. Рядом нет никого, кто поддержал бы в тяжёлый час, на кого можно было бы положиться, перед кем можно было бы не стесняться появиться без макияжа или с небритыми ногами. Сын её не любит и готов уехать к почти чужому человеку на все выходные, лишь бы не оставаться с ней наедине. И даже профессионально она ровным счётом ничего не достигла. Её главному проекту уже семнадцать лет, а результатов никаких. Она ложится на диван и закидывает ноги на его спинку. Пульт щёлкает. Через секунду гостиную заполняют разговоры из телевизора, и Линде становится не так одиноко. Где-то на задворках сознания, однако, всё ещё мельтешит вопрос. «И что мне со всем этим делать?».