***
– Как твой пацан? – спросил Ворми. С последней встречи его лицо посерело, а на указательном и среднем пальце затесалось жёлтое пятно от скуренных за эти дни сигарет. Он держался невозмутимо, но что-то в нём выдавало сильную нервозность. – Приступил к тренировкам, – сдержано ответил Тарковски. – Я не о нём. Тарковски сжал зубы и отвёл взгляд в сторону. С прошлого раза они общались только через левые номера телефонов, а сейчас вот Ворми назначил встречу в какой-то глуши. Снова эти страшные стены и исцарапанный ножками стульев паркет. Словно бедность, из которой Аарон с таким трудом вырвался, снова поглощала его, тянула свои тощие колючие пальцы к нему. – Я как раз хотел спросить об этом, – сказал Аарон. – В прошлый раз с Уэем сработал шантаж. Насколько я знаю. – Ворми кивнул. – Почему бы в этот раз не попробовать то же самое? – Потому что он уже сделал всё за нас. Или у тебя есть что-то на него, о чём не знаю я? – Нет. – Губа Ворми презрительно дёрнулась. – Времена изменились, Тарковски. Сейчас любое говно будут называть «особенностью», «фишкой». Теперь такие, как он, не отбросы общества, а вечно угнетаемые, жертвы. И кто их угнетает, скажи мне? Чтобы стать угнетаемым, надо сначала обрести волю, права и свободу. У них этого никогда не было и, как по мне, быть не должно. Это всё ещё приведёт нас прямиком в Ад, вот увидишь, – Ворми сплюнул прямо на пол. – Хах. А в итоге меня, тебя и таких же, как мы, адекватных здравомыслящих людей заставляют заткнуть рот и сделать вид, что всё в порядке! Что нация не гниёт заживо! И я должен это просто так оставить? Тарковски ещё раз бегло оглядел прокуренное тёмное помещение бара, в котором почему-то не было ни посетителей, ни персонала. Если его ударят чем-нибудь по голове прямо здесь и сейчас, никто об этом даже не узнает. Они в буквальном смысле выбьют из игры Айеро, а потом свалят всё на Аарона и скажут, что он сбежал от правосудия. Правда, всё это будет уже после оглашения результатов Чемпионата, потому что в противном случае никто не даст Энди золото. Блядство. – Итак, – Ворми поднял брови, – у тебя уже есть план? «Ты помнишь, что сказала Вивьен? Он тебе не доверяет. У нас нет права на ошибку», – Аарон сглотнул. Тарковски упорно размышлял над тем, как ему поступить, и даже Рождество прошло мимо него. Так же тихо, как уехал, двадцать четвертого декабря он вернулся домой на такси. Супруга ещё спала, так что ему удавалось избегать ненужных вопросов вплоть до вечера, и даже тогда разговор с Вивьен всё никак не шёл у него из головы. Он сидел за столом, пил, поддерживал беседу, но мысли его всё ещё были в дерьмовом кафе с кофе сомнительного качества и выцветшими диванчиками. В какой-то момент он понял, что оказался в засаде. Букмекеры хотели одного: победы фаворита. По большей части им было всё равно, кто это будет, потому что деньги есть деньги, а игровой бизнес и так испачкан кровью, так что источник дохода был для них не проблемой. Поэтому же они так легко согласились на альтернативу, предложенную Ворми. Проблема как раз была в нём и его дурацком пунктике на ориентацию и наложение на шаблон. Аарон не понимал, если Биллу была так принципиальна позиция Айеро по некоторым вопросам, для чего он вообще допустил его до старта в серии гран-при? Нельзя быть настолько недальновидным, играя в такие серьёзные игры! Но об этом позже. Есть ведь ещё Вивьен с её амбициями и личными счетами с Ворми, Уэй со своей игрой и далеко идущие планы семьи Айеро. И всё упиралось в национальные. Дано: два фигуриста, одно первое место и меньше двух недель на то, чтобы убрать одного из них и обеспечить победу другого. Хоть букмекерам и было всё равно на имя победителя до тех пор, пока оно совпадает с первой строчкой в их личном рейтинге, они поставили Ворми вполне чёткое условие: – Если будешь что-то менять, это должно случиться как минимум за неделю до старта. Чем раньше, тем больше денег, тем меньше твои риски остаться перед нами в долгу. Ну конечно! А Аарон чем платить будет? Своей свободой? – Травме необязательно существовать на самом деле, – попытал удачу Тарковски, возвращаясь к разговору. – Я позабочусь о том, чтобы болельщики были уверены в том, что появление Айеро на соревнованиях под большим вопросом. – Это всё разбивается в пух и прах одним звонком напрямую Уэю или менеджеру Айеро любым стажёром из мелкой газеты. Ещё что? – Тарковски молчал. Билл щёлкнул зажигалкой, прикурил и упёрся рукой в деревянный подлокотник кресла. – Ты должен быть готов сделать реальной любую байку. В одном Вивьен была права: Аарон действительно был не из тех, кто добивается цели любой ценой. Возможные последствия реальных действий вечно маячили где-то перед носом. Его не покидало странное ощущение, что этот сезон станет последним в его карьере, если он не остановится. Это ощущение появилось после того, как Уэй рассказал всё о себе, и с каждым днём будто становилось сильнее. Если заговорил об этом, то может всплыть история с Ворми и истинная причина раннего завершения карьеры. Сейчас связать себя с президентом федерации чем-то таким серьезным, как нападение на основного претендента на победу и по совместительству подопечного Уэя, – это всё равно, что сесть на «Титаник». Вивьен ясно дала понять, что пойдёт до конца, и пока Тарковски не знал, насколько большими ресурсами она обладала, у него были все шансы как пойти на дно вместе с Ворми, когда Вивьен до него доберётся, так и исчезнуть при загадочных обстоятельствах по отмашке руки Билла. Вот и получалась в итоге ситуация, что бездействие, как и любое действие, равнялось поражению. Поэтому первой задачей в бесконечном списке для Аарона было понять, как всё-таки поступить, чтобы обезопасить себя одновременно и от Билла, и от Ви. – Конечно.***
Фрэнк проехался всей левой стороной тела по льду и перевернулся на спину, глядя на решетчатый потолок и ослепительно-белые лампы. Дыхание было сбито, и, если бы у него было хотя бы немного больше сил, он бы обязательно пару раз впечатался кулаками в лёд. – Фрэнки, ты не хочешь встать? – послышался голос Александра. Фрэнк ему не ответил, но всё же встал и, даже не посмотрев в сторону тренеров, покатил вдоль широкого края бортиков, набирая скорость для следующего прыжка. – Джи, с этим нужно что-то делать, – сказал Александр шёпотом. – Я знаю, – серьёзно кивнул Джерард, не сводя глаз с Фрэнка. Ещё один заход на четверной риттбергер – и снова неудачно. Джерард понял, что второй лёд сегодня – бессмысленная затея сразу, как только Фрэнк переступил порог спорткомплекса. Его спина и челюсть снова были напряжены, а губы искусаны в очередном нервном приступе. Самое обидное, что у них даже не было возможности поговорить. Да и стал был Фрэнк слушать? Он снова был в состоянии полной изоляции от мира. Варился в собственных переживаниях, совершенно не восприимчивый к информации извне. – Я чувствую, мы сегодня не дойдём до программы, – вздохнул Александр, глядя на циферблат наручных часов. – Никаких программ сегодня, – отрезал Уэй. Алекс посмотрел на него несколько удивлённо: – Ты же сам просил новый показательный! – Я знаю, – чуть более раздражённо повторил Джерард. – Ты же сам видишь, в каком он состоянии! – Да вы все тут... – проворчал Александр, но так и не договорил. – Ладно, я пойду к себе. Дай знать, если что изменится. Джерард дождался, когда хлопнет металлическая дверь, и подозвал Фрэнка к себе. Как и ожидалось, его не послушали. Через пару секунд случилось очередное падение, и Джерард зажмурился так, будто это его тело пронзила тупая боль. Если бы он не знал, что происходит, подумал бы, что Фрэнк выбрал какой-то особенно болезненный и изощренный способ самоубийства – расшибиться в лепёшку о лёд. – Фрэнк Айеро, – серьёзнее и чуть громче позвал Джерард. Фрэнк нехотя поплёлся к бортику, агрессивно снимая перчатки и отбрасывая их куда-то в сторону. Руки под ними были местами красные от падений. – Рассказывай. – Что рассказывать? – Что у тебя случилось, почему ты совершенно не готов к этой тренировке? – Я готов, – возразил Фрэнк, нахмурившись. – Я не виноват, что у меня не получается этот... а, нахер! – Фрэнк махнул рукой и развернулся, чтобы вернуться к тренировке, но Джерард успел схватить его за предплечье. – Выйди со льда, – сказал Джерард, глядя Фрэнку в глаза. – Нет! – Фрэнк дёрнулся. – Я должен быть готов к соревнованиям! У меня ничего не получается! – Это не просьба, Фрэнк. – Да какого... – Фрэнк вырвался из хватки Уэя, но всё же шагнул за бортик. Джерард тут же закрыл дверцу и встал перед ней. – Это всё из-за того, что ты не давал мне нормально тренироваться! Если бы я больше прыгал, я бы не потерял риттбергер! У меня был бы стабильный флип! Сраный тулуп и триксель! Да кому они вообще нужны на Национальных? Питерсон- – Мне всё равно, что делает Питерсон, – прервал Джерард. – Пока ты не обследуешь спину, пока не сходишь к спортивному психологу, я не пущу тебя на лёд. – Да какая к чёрту спина? Ты в своём уме вообще?! – Вместо ответа Джерард прижал Фрэнка к себе, обнимая; одну руку он положил ему на спину и слегка надавил. Фрэнк сдавленно промычал и оттолкнул его от себя. – На сегодня всё, Фрэнк. – Фрэнк сжал губы в тонкую линию и пару секунд молча смотрел на Джерарда, прожигая в нём дыру. – Ты меня выгоняешь с тренировки? – спросил он. – Я досрочно завершаю тренировку в связи с повышенной травмоопасностью. – Ну и пожалуйста! – Блять, – выдохнул Джерард, когда дверь снова хлопнула. Какое-то время он просто стоял там же, где оставил его Фрэнк, переваривая произошедшее. Он мог бы справиться с ситуацией лучше. Надо было как минимум поговорить с Фрэнком, выслушать, выяснить причину такого состояния. У него все средства для этого, а он... – Надо его вернуть. В раздевалке Фрэнка уже не было, так что Джерард развернулся и побежал по коридору в сторону выхода, надеясь, что тот ещё не ушёл слишком далеко. В целом ожидания себя оправдали: до входной двери Фрэнку оставалось примерно столько же, сколько Джерарду до него, вот только... рядом с ним шла какая-то женщина. Невысокий рост, длинные тёмные волосы собраны в высокий хвост, слегка пружинящая похода и бесшумные от кроссовок шаги. Джерард опешил. – Хэй! – окликнул он. Фрэнк, не оборачиваясь, ускорил шаг, а девушка поспешила за ним. Перед тем, как выйти на улицу, она ответила: – Я его новый агент.***
– Врач сказал, что нужно прислушиваться к ощущениям, когда буду прыгать. Энди оставил вещи за бортиками и ступил на лёд впервые за две недели. Колено всё ещё выглядело немного припухшим и время от времени ныло, но времени на лечение больше просто не было. Эта травма не первая и, Энди знал, не последняя. Главное – быть аккуратным и стараться компенсировать нагрузку первое время: теперь эта нога – его слабое место. Он начал разминку с пары кругов по периметру катка, прислушиваясь к себе. Казалось, что ощущение какой-то чуждости вызвано кратковременным отсутствием тренировок, но к моменту, когда Энди почувствовал готовность прыгать двойные, это никуда не делось. Вместе с тройными на него нашло серьёзное беспокойство, и лишь когда кривой заход на тройной лутц завершился падением, Энди понял, в чём причина. Тарковски всё время молчал. Они работали достаточно долго, чтобы Энди успел запомнить все привычки тренера и повадки. Когда он был в хорошем расположении духа, то и сам надевал коньки, был щедр на похвалу и сыпал несмешными, а местами даже грязными шутками. Если Тарковски был зол, раздражен или грустен, то был молчалив, да, но не когда дело касалось элементов. Хотя бы одно ругательство, один презрительный комментарий всё равно вырывались; тотальной тишины не было ни разу. – Что-то не так? – спросил Энди. Он зашёл за бортики и подошёл к трибунам. Тарковски сидел в первом ряду, глядя в пустоту, и даже когда Энди встал напротив, никак не отреагировал. – Ты молодец, Энди. Это было хуже самого мерзкого оскорбления, хуже прилетевшего в лоб чехла от коньков, хуже всего, что когда-либо доводилось Энди слышать от своего тренера. За этой фразой будто должно было последовать своё «но». «Ты молодец, Энди, но тебя сняли с участия в чемпионате». «Ты молодец, Энди, но всё это бесполезно». – Вы можете мне всё рассказать, – твёрдо настоял Питерсон. Он не умел разговаривать с тренером на равных, но именно сейчас вдруг отыскал в себе смелость для этого. Тарковски поднял на него глаза, и Энди с удивлением обнаружил, что в них стоят слёзы. – Впервые в жизни я не знаю, что мне делать, Энди, – непривычно высоким голосом заговорил тренер и расплакался, как ребёнок. Энди замер, не веря своим глазам. Он пожалел, что затеял это всё, что не продолжил тренировку, как ни в чем не бывало. Хотя... кого он обманывает? Он не смог бы катать в гробовой тишине. – Ты выиграешь, только если Айеро снимется с участия. Я должен это обеспечить. – Каким образом? – нахмурился Энди. Ответа долго не было, и это напугало даже больше, чем вдруг проявившиеся на лице Тарковски глубокие морщины и заблестевшая в волосах седина. – Любым, – шмыгнул Тарковски. Энди присел на корточки и запустил руки в волосы, сжимая их у корней. За этим катком в Колорадо-Спрингс, за стенами его комнаты и застиранной до дыр самой первой салфетницей есть целый мир: жестокий, опасный и требовательный. И этот мир, как оказалось, практически разжевал его тренера. Мужчину, суровее и жёстче которых Энди никогда никого не видел и не знал. Что станет с ним, с Энди, когда он выйдет туда? – Я прошу тебя помочь, Энди, но я оставлю тебе право выбора, которого у меня нет. – Энди поднял голову и посмотрел в глаза тренера. В них больше не было ничего, кроме усталости и тоски. Энди сел на колени перед ним и, все ещё немного его побаиваясь, крепко обнял за шею. – Вы сделаете то, что должны, – сказал он. – И я сделаю то, что должен.***
Энди оглядел тренерскую. Здесь были и медали Аарона, и какие-то грамоты и благодарственные письма, фотографии с членами федераций других стран, с одним из президентов ISU. Энди не знал его имени, но, судя по фотографии, более молодая версия мистера Тарковски была горда тем, что встретила этого человека. За окном стремительно темнело и падали крупные хлопья снега. «Этой зимой его особенно много», – подумал Энди. Он вслушивался в монотонные недолгие гудки, пока до него не донеслись отголоски смутно знакомого голоса. Слов он, к сожалению, разобрать не смог. – Я звоню, чтобы сказать, что всё готово. До конца года всем достоверно будет известно о том, что Фрэнк Айеро не будет участвовать на Национальных, – Тарковски сбросил вызов и отложил телефон. Он перевел взгляд на Энди и благодарно кивнул.***
«... Я долго искал подходящий момент и тем самым, сам того не замечая, пытался сбежать от неизбежного, как бежал всю жизнь от самого себя. Страшно говорить открыто о том, что ещё десять лет назад считалось чем-то постыдным, за что можно было лишиться работы и будущего. Я был уверен, что если кто-то узнает о моей гомосексуальности, то у нас с Линдси больше не будет шансов встать на пьедестал, и поэтому молчал. Молчал, потому что думал, что никто не захочет из-за этого тренироваться у меня, что это наложит отпечаток на моих учеников. Говорят, что молчание – золото, но моё стоило мне слишком многого, так что пришла пора начать говорить. Не повторяйте моих ошибок и кричите, если кто-то пытается заткнуть вам рот».