***
Энди рано понял, что чего-то стоит. Уже в семь лет первый тренер сказал ему, что его ждёт большое будущее, если он продолжит работать с тем же усердием: не пропускать тренировки, отрабатывать положенное количество часов вне льда, следить за режимом питания и сна... И он продолжил с удивительной для ребёнка осознанностью. Когда его сокомандники на катке в девять-десять лет плакали из-за нежелания тренироваться, Энди спокойно шнуровал коньки и пахал положенные два часа. Слёзы были позже, уже после тренировки, от адских болей в бёдрах, спине и коленях, пока он лежал в горячей ванной в попытке хоть немного восстановиться. Единственное, что помогало ему сохранять настрой – вера в себя и в то, что только дисциплина и труд могут привести к результату. В тринадцать лет Энди узнал, что это всё не имеет никакого смысла. Аарон Тарковски, вечно хмурый и суровый новый тренер, рассказал ему, что на самом деле имеет значение. Дело не в часах, проведённых на катке, и не в качестве костюмов и коньков, а в том, сколько у твоей семьи денег и какие у неё связи. Энди не хотел в это верить, но на юниорском чемпионате мира убедился в этом лично. Они с Аароном были на последних рядах трибун со стороны судей, смотрели произвольную программу девушек. На льду блистала маленькая ярко-синяя точка. Лили Джонс, чемпионка мира по фигурному катанию среди юниоров, переработанная, выброшенная и всеми забытая сразу, как только заинтересованность в ней пропала. – Тебе не повезло с родителями, Энди, но повезло в том, что ты работаешь со мной, – довольно ухмыльнулся Тарковски. – Потому что однажды ты будешь на её месте. На её месте Энди быть не хотел. Он хотел быть на своём. Стоять на пьедестале, путь к которому лежит через исполосанный лезвиями коньков лёд, многочасовые тренировки, багровые синяки по всему телу и жёсткую самодисциплину. Никто не может отобрать у него то, что он заслужил, он всего добьётся сам. Он сможет. Пусть только ему никто не мешает. Энди работал в полную силу, чтобы к концу второго юниорского сезона журналисты назвали его «перспективным, но недостаточно ярким и компонентным, чтобы выбиться вперёд». Ему было бы на это всё равно, если бы они, как это обычно и бывает, не задели подростка за живое. Желание реализоваться было сильнее, чем что бы то ни было, а терпение постепенно иссякало. Его пределом было лишь третье место на чемпионате США и неясно как доставшаяся путёвка на Чемпионат мира, который раскрыл глаза тогда ещё слишком наивному Энди. Пока одни после соревнований анализировали прокат и проводили работу над ошибками, Питерсон размышлял, когда уже он пробьётся через эту холодную непроглядную толщу? Когда очередь, наконец, дойдёт до него? Летом тренерский штаб Аарона Тарковски, как и всегда, выехал на сборы в горы, чтобы спортсмены вошли в тренировочный процесс после непродолжительного отпуска и успели привести себя в форму. Жили в гостевом доме всей небольшой группой. Утром пробежка, днём тренировки, а вечером – свободное время. В один из таких вечеров Аарон сидел на веранде, увлечённый беседой девушкой, которая подселилась к ним в последнюю неделю сборов. У неё были роскошные тёмные волосы и приятный хрипловатый смех. Энди пару раз пересекался с ней, когда добивал последние полкилометра ежедневного кросса, а она как раз начинала ежедневную пробежку. Всё, что Энди о ней знал, – имя. Стефания. – Я уже всё увидела. Свяжусь с Вивьен, не беспокойся. – Энди вышел на веранду, вздрогнув от скрипнувшей под ногами половицей. Стефания, оглянувшись на него, поспешила вернуться в свою комнату. С минуту Энди мялся на месте, не решаясь начать разговор, пока Тарковски молчаливо наблюдал за стрекозами и птицами, копошившимися в пышной кроне ивы. – Садись, что ты там встал, как вкопанный? – сказал он, не оборачиваясь. Энди последовал указу и уставился перед собой. Краем глаза он заметил, как мистер Тарковски повернулся в его сторону и неясно усмехнулся. – Как оказываются там? – спросил Энди. – В фаворитах. – Всегда по-разному. Я в это не вникаю, это не моя сфера. – Энди хотел уточнить, что же тогда является его сферой, но Тарковски заговорил раньше: – Осенью ты дебютируешь в сеньорах. – А не рано? – вырвалось у Энди, и он тут же стушевался, продолжив менее уверенно: – Ну то есть, у меня же ни одной победы в юниорах... – Да кому это нужно? – отмахнулся Тарковски. – Где сейчас те, о ком говорили, не умолкая? – Энди не знал, где они. Ему тоже это было интересно. – Заявишь о себе в этом сезоне, мы тебя как следует подготовим, а там... – он не договорил. – У тебя есть все данные. Энди нравилось думать, что ему дали шанс за его исключительность, что это он своим катанием обратил на себя внимание и доказал, что там, в федерации, им не нужно никого протаскивать на первое место. Надо просто позволить Питерсону кататься так, как умеет только Питерсон. Но Тарковски утверждал обратное, и от этого последние два сезона Энди не покидало чувство измены самому себе. Он больше не был уверен в том, что за его именем стоит что-то ещё, кроме удачи и связей тренера. Ему надо доказать, что мистер Тарковски ошибается.***
– И всё равно я не понимаю, почему мы уже почти час обсуждаем кого-то, чьё имя ты даже не знаешь, – вздохнул Александр. Его голос эхом прошёлся по классу хореографии, и он сел на пол, вытянув ноги вперёд. – Она мне не нравится, вот и всё, – уже в который раз повторил Джерард, закатывая глаза. – Ты просто ревнуешь, – как обычно, полностью уверенный в том, что говорит, заявил Алекс. – Тебе не нравится, что у Фрэнка появился кто-то ещё, кто будет говорить ему, что делать, и что ты теперь не единственный, кто имеет над ним власть. – За кого ты меня держишь? – возмутился Джерард, стараясь никак не выдать своё волнение. – Это бред. У Фрэнка и раньше был менеджер. – Это была его мама. И к каким результатам это привело? – Джерард помолчал с минуту и мотнул головой: – Нет, ты ошибаешься. Просто... разве тебе не показалось странным, что она появилась сразу после того, как я открылся? – А что в этом странного? – вскинул брови Александр. – Не обижайся, Джи, но у тебя слишком высокие ожидания. Я представляю, что ты мог навыдумывать себе, пока сидел в шкафу, но сейчас всем по большей части всё равно, кто с кем спит. – Ага, – скептически фыркнул Джерард. – Мир не вращается вокруг тебя, – настаивал Александр. – Фрэнку давно уже надо было нанять кого-то, кто действительно понимает, что делает. Ты и сам знаешь, что чрезмерная вовлеченность родителей в спорт редко заканчивается чем-то хорошим, тем более, когда они берут на себя функцию спортивных агентов. Так что появление этой дамочки нисколько не странно, в отличие от... – Александр запнулся на полуслове и сделал вид, что последней фразы не было. – Нисколько не странно, короче. – В отличие от чего? – нахмурился Джерард. – Неважно, забей. Мы идём есть лапшу или как? Я дико голодный. Не завтракал сегодня даже, а уже вечер. – Алекс, – Джерард скрестил руки на груди и внимательно, не отрывая взгляда, смотрел на друга сверху вниз. – Говори, раз начал. – Странно, что вы сблизились за такой короткий срок. Фрэнки так боялся, когда только пришёл сюда, боялся, что ты откажешься от него из-за его ориентации, а теперь вы празднуете Рождество вместе, и ты вдруг решаешься всё о себе рассказать. – Не вижу в этом ничего странного, – Джерард отвернулся, принявшись разглядывать паркет. Внешне он выглядел довольно спокойно, но внутри всё дрожало от страха и подступающей к горлу паники. – Ну конечно! – фыркнул Александр. – Все знают, что ты недоверчивый и колючий. Кстати, он всё ещё боготворит тебя и смотрит на тебя влюблёнными глазами? Повисла неловкая пауза. Джерард успел пожалеть о том, что заставил Александра продолжить свою мысль. Если бы не это, не было бы разговора на грани. Прямо сейчас непривычно серьёзный взгляд прожигает дыру между лопаток, но что сказать – неясно. Уэй сделал глубокий вдох и собрал в кулак всё оставшееся у него мужество. Если сегодняшнему вечеру суждено стать тем самым, когда Алекс узнает об отношениях с Фрэнком, так тому и быть. Он повернулся к Александру и на выдохе спросил: – Окей, на что ты намекаешь? – несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, пока Александр не отвернулся первым. – Я не знаю! Это просто... ощущение, ясно? – Ясно, – кивнул Джерард угрюмо, мысленно отсрочивая откровенный разговор на неопределённое время. – Если бы он боготворил меня, то не вёл бы себя так на тренировке. Он был просто... – Неуправляемый? – закончил за него Александр и пожал плечами: – Это же Фрэнк. Он как бомба замедленного действия: не знаешь наверняка, когда рванёт. Пойдём уже поужинаем? Ты торчишь мне удон с курицей и овощами.***
Когда живёшь в апартаментах с тонкими стенами, несложно услышать, как начинает злиться родитель и на каждое слово против реагирует всё резче. Агенту надо отдать должное: она держалась хорошо рядом с Линдой, и если Фрэнк не услышал громкие шаги в сторону своей комнаты через минуту после возвращения, то это уже был успех. Он постарался привести в норму дыхание, завернулся в одеяло и лёг спиной к двери. Мысли были беспорядочны и метались от одного к другому. Его выгоняли с тренировки дважды: когда ему было десять и сегодня. Прошлый опыт Фрэнку не понравился совсем, потому что он вылился в несколько месяцев ещё более строгого контроля со стороны Линды и жёсткого режима. Фрэнк шёл на утренний лёд, потом в школу, из школы опять на тренировку, и так вплоть до какого-то мелкого турнира, на котором из зрителей были только родители других фигуристов. Он там был первым, кстати, и бог знает, что ещё остановило бы Линду, если бы не символический сертификат победителя и корзинка с фруктами. Сейчас – Фрэнк знал – это не пройдёт бесследно. Он стал взрослее, а ставки, как и ожидания, – выше. Теперь ему придётся выиграть Чемпионат, чтобы доказать матери, что он в форме и что с ним все в порядке. Ещё и ей. Словно насмехаясь над этими мыслями, боль в спине напомнила о себе. В порядке ли Фрэнк на самом деле? Этот вопрос заставил его вернуться на пару лет назад, в 2019 год и предыдущую подготовку к Национальным. Тогда тоже всё было хаотично, и у Фрэнка многое не получалось. Давления было меньше, но он всё равно не мог нормально спать по ночам из-за переживаний. С эмоциями справляться ему всегда было тяжело, и когда на тренировке он неудачно упал на руку и сломал её, то даже обрадовался. С Чемпионата тогда пришлось сняться (хоть и не без ругани Линды и тренера), но как быть теперь? Фрэнк просто не может себе этого позволить. Не тогда, когда все вокруг ждут от него не просто чистого проката, а победы. Чужие ожидания не должны заботить того, на кого они направлены, но Фрэнк эту мысль никак не хотел применять к себе, а потому его мучения были тем сильнее, чем ближе были соревнования. Когда зазвонил телефон, Фрэнк, не глядя, ответил на звонок, хотя строго придерживался правила не отвечать на вызовы с незнакомых номеров. Однако именно это исключение и состояние Фрэнка сделали возможным разговор, который не был предусмотрен ни одной из сторон конфликта: ни действующим президентом федерации, ни её контрэлитой. – Айеро? Смутно знакомый голос, будто не уверенный в том, что знал, кому звонит, словно рубильник, что-то переключил. Фрэнк вынырнул в реальность, где Линда и Стефания всё ещё о чем-то говорили, а о нём никто не беспокоился. – Кто это? – спросил Фрэнк, но потом вдруг вспомнил о своём же правиле и поспешил попрощаться: – По всем коммерческим вопросам звоните моему агенту, до сви- – Это Энди! – выпалили на том конце. – Питерсон. – Это что, какая-то шутка? – усмехнулся Фрэнк. Сознательно он всё ещё плохо понимал происходящее, но где-то в воспоминаниях уже всплывала эта интонация и манера речи. Конечно, Питерсон. Больше никто на памяти Фрэнка не обращался к нему по фамилии. – Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное, а что делать с этой информацией – решай сам. Фрэнк, тебя не хотят видеть на Чемпионате и сделают всё ради этого. – Ты снова за старое? Я не купился на твои запугивания в Японии. С чего бы мне делать это сейчас? – Послышался тяжёлый вздох. – Долго объяснять. И это не запугивание, а предупреждение. Кое-кто хочет, чтобы ты ни в коем случае не выступил на соревнованиях, поэтому будь осторожнее и не подпускай агента близко к себе. Это случится до конца года, но конкретная дата мне неизвестна. – А агент здесь при чём? – Я же говорю: долго объяснять, – снова вздохнул Энди. Уже сейчас он мог положить трубку, но отчего-то не делал этого. Слушал шумное дыхание в динамике и ждал чего-то. Но чего? Благодарности? Нет, он сделал это для себя, никак не ради Фрэнка или тренера. Какого-то итога? Решения об участии? Он ждал хоть какой-то реакции. Энди пытался поставить себя на место Фрэнка, и если бы он не знал всего того, что знает, то, вероятно, сейчас бы был в шоке от услышанного, сыпал кучей бессмысленных глупых вопросов и восклицал в пустоту. Возможно, он был бы зол. А Фрэнк молчал, и это было, мягко говоря, неожиданно. – Ты знаешь, это интересно, потому что прямо сейчас я думал о том, чтобы сняться с соревнований. Это не связано с той хернёй, о которой ты рассказал, просто... Не знаю. С этим тяжело справиться, понимаешь? Я не смогу. – Сможешь, – будто безэмоционально ответил Питерсон. – Тогда, на юниорском чемпионате, я тоже не думал, что смогу. Фрэнк помнил тот чемпионат. Он был всего-то в позапрошлом сезоне, а такое чувство, что прошла уже целая жизнь. Вообще-то они с Энди тогда стояли почти что рядом. Питерсон как-то невесело держал в руках серебряную медаль, а Фрэнк, растерянный и удивлённый, – оловянную. Всё случилось как-то слишком быстро и случайно; он даже не успел испугаться, как вдруг его имя после проката произвольной программы поднялось выше, сместив чьё-то другое. А вот для Энди это, получается, было испытанием таким же, каким для Фрэнка является грядущий чемпионат. То же случилось в этом сезоне на «Skate America». Нет, Фрэнк, конечно, боялся, как и любой фигурист перед стартом – перед дебютом в новой категории, – но само его попадание на пьедестал и на следующий этап... Вот это было по-настоящему непредсказуемо. Он обошёл Энди Питерсона! Однако сейчас это не показалось Фрэнку большим достижением, ведь это был не первый раз, когда они были так близки друг к другу. – Фрэнк, – снова заговорил Энди, обращая на себя внимание, – ты должен там быть. Если снимешься, я сам тебя прибью. Так что до встречи в Нэшвилле! Фрэнк вдохнул. Выдохнул. Снова вдохнул и рассмеялся. Расслабленно, почти что спокойно. Если Питерсон сказал, что надо, значит, так тому и быть. Если он сказал, что Фрэнк сможет, значит, так и есть. Ему незачем врать. Это будет их состязание. Нет никого, кроме Питерсона, и почему-то именно эта мысль успокаивает Фрэнка. Ему достаточно выйти против Энди, а не против всех.***
Джерард вернулся в опустевший дом с пакетом лапши, которая, вероятно, пролежит до самого Нового Года в холодильнике, пока не испортится. Он был голоден, но есть не хотелось. Хотелось, чтобы дома был кто-то ещё, вторгся объятиями в личное пространство, чтобы больше не было этой дурацкой тишины. Чувство одиночества, прежде легко игнорируемое, грызло с новой силой, и в этот раз оно было даже сильнее, чем раньше. Джерард списывал это на последствия рождественского ужина, но дело было не только в этом. Ещё год назад он не замечал собственного одиночества, потому что никаких других вариантов у него не было. Он не видел себя в тех отношениях, которые действительно желал, потому что они были под запретом. Сами чувства, которые служили бы основой отношениям, были под запретом. Любые проявления симпатии искоренялись в зародыше, чтобы это не привело ни к чему плохому. Зато теперь, когда почти все рамки исчезли, давно подавляемая потребность вспыхнула с новой силой. Ещё и Алекс, как назло, начал подтрунивать, будто без него Джерарду проблем не хватает. – Джи, ну должно же что-то последовать за таким смелым шагом? Ты молод, красив, у тебя подтянутое тело и целый Лос-Анджелес не целованных тобой парней! – Это не так работает, – насупился Джерард. – Ты тоже пока не женат, но не спешишь тащить в постель каждую встречную девушку. – Боюсь, это не понравилось бы моей девушке. Да и вообще, кто говорит о каждом встречном? Просто хотя бы немного разнообразить круг общения, выйти из фигурной тусовки хотя бы ненадолго. У тебя же всё равно никого нет. Джерард отмолчался. Он не знал, как ответить на этот вопрос. Ну, у него есть Фрэнк. Они вроде как встречаются. Насколько это серьёзно для Фрэнка? Ему всего семнадцать. В этом возрасте обычно ещё не думают о семье и серьёзных отношениях, тем более профессиональные спортсмены. Вот для Уэя всё было предельно ясно: он действительно любит Фрэнка, и это чувство вызвано не только тем, что в нём Джерард находил всё то, чего не мог найти в себе. Он изменился, в том числе благодаря Фрэнку, взрастил в себе то, чего не хватало, а чувства никак не изменились после каминг-аута и никуда не делись. Однако всё это не имело никакого смысла, пока вопрос с действующим президентом федерации оставался нерешённым. Джерард мог пойти на опережение и лишить их одного рычага влияния на себя, но это не означало лишить их власти над собой вовсе. Он знал, что их тень будет нависать над ним остаток жизни, и он так и не сможет полностью обрести свободу, если не положит всему конец. – Агент! – воскликнул Джерард, и все его мысли вновь вернулись к незнакомке, которую Фрэнк даже не потрудился представить. Можно было бы позвонить или написать Линде и поинтересоваться, кого она наняла, но если вдруг федерация приложила к этому руку, то ей наверняка станет известно о том, что Джерард что-то вынюхивает. Нет, сейчас подставляться нельзя. Придётся искать информацию своими силами, к счастью, сейчас все ведут социальные сети и указывают контакты лиц для связи. Имя нашлось в профиле Фрэнка, но со всем остальным пришлось немного повозиться. О Стефании не было почти ничего на общеизвестных спортивных сайтах. Если она как спортивный агент вела других спортсменов, хоть где-то она оставила бы свой след: комментарий мелкому изданию, лицо на коллективной фотографии – да хоть что-то! Но интернет молчал, и чем больше времени Джерард проводил в поисковике, тем больше внутренняя тревога росла. Что это за агент такой, если о его деятельности даже не узнать ничего? Ни личного сайта, ни упоминаний на сайтах агентств... Джерард вдруг почувствовал себя очень слабым, ни на что не способным. Вернулось то, что он испытал в салоне самолёта десять лет назад: тиски сжимаются, а ты ничего не можешь с этим сделать. Но сейчас-то всё иначе! Он может обо всём рассказать хоть завтра, но нельзя быть голословным. Нужны доказательства, чтобы всё не свелось к пустой болтовне в СМИ, и что-то подсказывало, что фотографии разорванной открытки, сделанной в Токио, будет недостаточно.***
– Массаж, чуть уменьшить нагрузку, и беречь себя. Если гипертонус не является следствием психического состояния, то можно попробовать отследить, какие именно элементы могли послужить его причиной. Больше ничего не беспокоит? – Нет, – мотнул головой Фрэнк. – А выглядите очень уставшим. – Джерард вздохнул и кинул на Фрэнка взгляд, который тот безошибочно считал как его любимое «я же говорил». – Будем надеяться, что к Чемпионату вернётесь в форму, – хмыкнул врач и внёс запись в медкарту. – Можете идти. Рекомендации будут на ресепшене. – Только не говори ничего, – протараторил Фрэнк, подняв вверх ладонь. – Да я и не собирался, – хмыкнул Джерард. – Спасибо, что всё-таки пришёл на осмотр. Я боялся, что после вчерашнего ты даже видеть меня не захочешь. Они остановились у стойки регистрации в холле, мельком оглядывая других немногочисленных пациентов. После посещения врачей у Фрэнка всегда оставался флёр нечистоты, даже несмотря на стерильность кабинетов. Он дёрнулся, отгоняя от себя неприятные ощущения и огляделся. В холле никто ничем особенным не выделялся, но всё равно взгляд пытался выцепить хоть кого-то. Будто бы смысл слов, сказанных накануне вечером Питерсоном, наконец-то дошёл до Фрэнка и нагнал страха. Он держался ближе к Джерарду, и даже когда они вышли на улицу, не отошёл на полшага в сторону, как делал обычно. – Можно подумать, у меня был выбор не идти, – продолжил Фрэнк, уже будучи на парковке. Он оглядел другие машины и людей поблизости, а потом и заднее сиденье автомобиля Уэя. Ненавязчиво, будто всегда так делает, но это не осталось без внимания. – Что ты делаешь? – Ничего, – отрезал Фрэнк. – Выбор есть всегда, Фрэнк, – несколько растерянно продолжил Джерард, заводя мотор. – Например, можем на несколько дней исключить из тренировок все прыжки, пока мышечный спазм не спадёт, или вообще сняться с соревнований. – Ну уж нет! – Они переглянулись, и на немой вопрос Джерарда Фрэнк добавил: – Ни то, ни – тем более – другое! – Тренировки в том же темпе ты продолжить не можешь. Я не позволю. Мне не надо, чтобы к двадцати твоё тело было убито спортом из-за какого-то чемпионата. – Как будто сам не знаешь, – начал было Фрэнк, но так и не закончил. В том-то и дело, что Джерард знал, о чём говорит. У него таких чемпионатов было... Это для Фрэнка каждое новое соревнование кажется важнее предыдущего, но если смотреть проще, то правда, конечно, не на его стороне. – Тогда убираем риттбергер. Боли появились после того, как ты стал уделять ему больше времени, и даже не отрицай это. Надо подумать над техникой и тем, что именно заставляет мышцы так реагировать, исправить проблему и выходить на лёд с отшлифованным и доведённым до ума контентом. – Не отрицаю, но ведь дело может быть даже не в технике, а в психике, – возразил Фрэнк, уже после осознав сказанное. Джерард снова поймал его взгляд и прищурился: – Тогда идём к психологу? – Нет, боже, – взвыл Фрэнк, – обязательно быть таким доставучим? Просто без риттбергера у меня не будет никаких шансов против Энди. Я почти пообещал ему. – Пообещал что? – Почти пообещал, что ни в коем случае не снимусь с соревнований. А если я не снимусь, то должен откатать на максимум – это я пообещал уже себе. Куда ты едешь? – Странное обещание, не находишь? – нахмурился Джерард. – Домой. – Не надо туда! – вдруг прикрикнул Фрэнк так громко и неожиданно, что Уэй притормозил. – Куда угодно, но не в апартаменты, – добавил он спокойнее. – Там может быть Стефания. – Так, – Джерард свернул на обочину и заглушил мотор. - Вот это уже совсем странно. Расскажи мне, какого хрена происходит? Прямо сейчас. Когда накануне вечером Джерард думал о том, что федерация может подобраться близко, он не подозревал, что это произойдёт так быстро. Практически у него под носом! Фрэнку угрожали, а он даже не знал об этом ничего! А если бы с ним действительно что-то случилось? Джерард бы себе этого не простил. Всё, абсолютно всё, что происходит сейчас и происходило все предыдущие годы, – полностью его вина. Дети с несбывшимися мечтами, практически окончательно потерявшая представительство на мировой арене страна, испуганный, нервно озирающийся по сторонам Фрэнк, – всё его вина. Это его бездействие и его молчание, которые привели к последствиям катастрофического в рамках целой индустрии масштаба. Вместо честного спорта, реализованного потенциала и способностей и усердия во главе угла – фабрика по переработке спортсменов в отходы псевдоспортивной деятельности. Ничто теперь не казалось местом достаточно безопасным. Если то, что сказал Питерсон, было правдой, то организаторы предполагаемого нападения наверняка владели всей необходимой информацией: расписанием Фрэнка, местом его проживания и маршрутами передвижения. Академия и дом – места с повышенным риском напороться на недоброжелателя, и не то чтобы Джерард не верил во Фрэнка и его умение сориентироваться в критической ситуации, но он тут же завёл авто, развернулся и поехал в противоположную сторону. – Что ещё он сказал? – Что агенту доверять нельзя. Джи, что происходит? Теперь ты меня пугаешь. – Ну конечно! Я так и знал, что дело в ней, – проигнорировал вопрос Уэй. – Нужно отвезти тебя куда-то, где никто не станет искать. Я что-нибудь придумаю, я... – он затормозил на светофоре и беспомощно сложил руки на руле, спрятав в них голову. – Джи, – окликнул Фрэнк. – Джи, – жар его руки обжог плечо Джерарда сквозь рубашку. Он поднял голову, и Фрэнк снова на мгновение оказался в том дне, встретившись с ним взглядом: такой же потерянный, стыдливый... Это исчезло в следующую же секунду, как будто на лицо натянули маску. – Я со всем разберусь, но прежде ты должен кое-что узнать.***
Снова тёмно-синие стены и чувство принадлежности к чему-то сокровенному, но только на этот раз всё было до безобразного прямолинейно, без метафор и образов. Это другая сторона Джерарда, та самая, из-за которой его нутро покрылось толстым слоем льда. До недавнего времени через него было даже не пробиться, а теперь будто наступила весна, и вся ледяная гладь разошлась трещинами-порезами, раскрывая всё то, что было спрятано глубоко под ней. Фрэнк не знал, насколько сильно он желал взглянуть на то, что скрывала в себе эта темнота, но выбора не было. Как всегда. – Я ушёл, потому что мне сказали, – тихо начал Джерард, будто говорил сам с собой. – Это было после чемпионата мира. У кого-то из федерации уже были какие-то договорённости с кем-то на будущий сезон, а мы с Линдси, видимо, мешались, и поэтому они не могли позволить нам остаться, – он выдержал долгую паузу, собираясь с силами и мыслями. Фрэнк молчал, затаив дыхание, ждал продолжения истории, хоть и знал заранее, чем она закончится. Пытаясь хоть как-то подбодрить Джерарда, он взял его за руку. – Они нарыли на меня компромат и вынудили уйти, угрожали, что расскажут всем о том, что я гей. Для меня это было смерти подобно. – Это ужасно! – перебил Фрэнк. – Как это вообще возможно? – Времена, общественность – всё было другое. Тогда хейтспич не был чем-то зазорным, а среди фигуристов было принято жениться на своих партнёршах. Доверия к паре без сексуального напряжения или любви не было, и фигурное катание было сериалом в реальной жизни для болельщиков. Тогда всё строилось либо на сексе, либо на чистой платонической любви, так что в чём-то мужчина в самолёте был прав: даже если бы я остался, а люди узнали о моей ориентации, исход нашей с Линдси карьеры был предрешён. Нас любили за то, что мы Джерард и Линдси. – Фрэнк сомкнул губы в тонкую линию. – И что, ты просто ушёл, даже не попытавшись ничего сделать? – спросил он. – Да, – кивнул Джерард. – За день всё, что я знал, всё, чем жил практически с рождения и о чём мечтал, разрушилось. У меня отняли карьеру, мой доход, я расстался с молодым человеком, которому каждый раз обещал обнародовать наши отношения хотя бы родным, и у меня не было больше ничего. Мне было восемнадцать, и мне казалось, что на этом моя жизнь закончена. Видимо, пока я жалел себя и боялся исключительно за себя, всё это продолжалось с другими. – Все эти годы...? – Фрэнк подтянул ноги к себе и обнял колени. – Но при чём здесь я? Как я мог помешать их планам на этот сезон? – Я не знаю, – честно ответил Джерард. – Я не знаю конкретную схему работы. Могу только предположить, что раз первые звоночки были ещё в Токио, и что раз Энди всё знал, Аарон Тарковски с этим как-то связан. И, видимо, Питерсон знает и твоего агента, раз счёл нужным предупредить о ней. – Вообще-то, Энди показал мне кое-что ещё, – Фрэнк отошёл ненадолго за телефоном, а когда вернулся, на экране было коллективное фото тренерского штаба Аарона Тарковски со сборов. – Я не знаю точно, какой это год, но здесь, – Фрэнк увеличил, – можно увидеть знакомое лицо. Это она, Стефания. И в её резюме не было имени ни одного спортсмена из этого штаба, так что она там была явно не по агентской работе. – Джерард внимательно вглядывался в слегка размытые лица на фотографии: загорелые, улыбающиеся, почти что счастливые. Не улыбался только сам Энди, а за ним, выглядывая лишь половиной лица, стояла... – Есть ещё кое-кто знакомый, – пробормотал Джерард, не до конца веря своим глазам. – Она, – он чуть переместил изображение на экране. – Кто это? Я её не знаю. – Я знаю. Видел её на соревнованиях вместе с Ворми. – Почему ты не сказал мне ничего раньше? – спросил Фрэнк, отложив телефон. Джерард перевёл взгляд на него: тот смотрел внимательно и несвойственно строго, ожидая объяснений. Держался на удивление спокойно, потому что, опираясь на предыдущий опыт, Джерард ожидал очередной эмоциональный взрыв. – Ты знал, что я бьюсь об стену буквально ради тупого ничего и ни слова мне не сказал! – громче продолжил Фрэнк. – Чтобы ты сдался, даже не попробовав?! – прикрикнул Уэй. – Я не хотел вот этого! Я думал тихо всё решить, чтобы в следующем цикле всё было по-другому, чтобы у тебя был шанс! Я не думал, что до тебя дойдёт так скоро... – Это предательство, Джи. Это несправедливо по отношению ко мне! Ты должен был рассказать всё с самого начала! Я бы не сдался! – взмахнул руками Фрэнк. – Но вот я тут, и у меня нет никакого преимущества перед ними и никаких доказательств, кроме телефонного разговора с Питерсоном, о котором я не могу сказать никому ни слова, чтобы не подвести его. Какой у нас план? – Прежде всего – озаботиться твоей безопасностью. Я отвезу тебя домой к Майки, и ты оттуда ни шагу, понял? – Фрэнк нехотя кивнул. – С твоей мамой я поговорю сам, постараюсь ей всё объяснить. Фрэнк, пожалуйста, не предпринимай ничего самостоятельно, ладно? Нельзя, чтобы они поняли, что мы в курсе их планов. Фрэнк, – позвал Джерард, – прости, что не рассказал, – он подошёл к Фрэнку и обнял его за плечи. – Я должен был сделать это раньше, ты прав.***
Джерарда мелко трясло. Случилось – или почти случилось – то, чего он так сильно боялся последние полгода. Теперь он стоит лицом к лицу к тому, что погубило его самого, и у него есть шанс наконец-то всё исправить. Один против целой системы, против кучи людей разной степени паршивости. Наверняка за его спиной есть союзники, фигуристы, пострадавшие от жерновов бесчеловечной мельницы, их родственники, знакомые. Наверняка кто-то присоединится к его обвинениям, если он начнёт говорить, но всем нужны гарантии безопасности, даже тем, кто сейчас никак не связан со спортом. Как Джерард мог бы это обеспечить? Стоило ли идти в полицию с заявлением уже сейчас, привлекая Энди Питерсона как свидетеля? Задача, которую Джерарду предстояло решить в кратчайшие сроки, была тяжела, и помощь пришла оттуда, откуда он её не ждал. У главного входа в «Амбреллу» стояла не кто иная, как Стефания одетая точно так же, как вчера, с тем же высоким хвостом, но только теперь на переносице были очки. Она увидела Джерарда даже раньше, чем он её, и ещё до того, как он успел отреагировать, пошла ему навстречу. – Мистер Уэй, нам надо поговорить, – сказала она. – Мне с вами не о чем разговаривать, – процедил Джерард сквозь зубы и попытался её обойти, но она встала в проходе, перекрывая путь. – А я думала, вы хотите, помочь Фрэнку, – непринуждённо протянула Стефания и, увидев реакцию Джерарда, добавила: – Мы могли бы быть полезны друг другу. – Почему я должен вам доверять? Я знаю, что вы работали и продолжаете работать в интересах федерации. Если вы хотя бы немного изучали, с кем вам предстоит работать, то знаете, что я отношусь к спортивным чиновникам с неприязнью. Их интересы сильно расходятся с моими. – Не федерации, – поправила Стефания, – а в интересах конкретных людей, и их интересы сейчас пересекаются с вашими. Джерард, поверьте, я рядом с Фрэнком не для того, чтобы навредить, – она оглянулась по сторонам и продолжила несколько тише: – Мне было известно о планах на него ещё до того, как о них стало известно вам. – Джерард в удивлении раскрыл рот. Как она могла узнать о том, что ему всё известно? – Мы в одной лодке, так, может, покажете мне свою тренерскую, и мы обсудим нашего подопечного? Здесь многовато людей.