***
– Стриминговый сервис? – пренебрежительно фыркнул Джерард, скривив рот. – Это, по-вашему, называется оглаской? – У сервиса более 50 миллионов пользователей. Это всё те же NBC UNIVERSAL, но только в другом формате. – Кто будет смотреть это всё в конце года, да ещё и во время рождественских каникул в школах? – Всё пройдёт как надо, – настаивала Стефания. – Эфир завтра. Всё, что от вас требуется, это рассказать. – Я вам не верю. – Вы уже мне доверились, – поддела она. – Кстати, как на это отреагировал Фрэнк? Он изъявил желание показаться в эфире с вами? – Фрэнк не знает.***
Джерард прикусил губу и задумался ненадолго, когда ведущие программы обсуждали итоги уже прошедших в некоторых странах Национальных соревнований. С начала эфира прошло уже десять минут, что было не так уж и много, но в случае Джерарда на счету была каждая из них. Стефания рекомендовала начать в первой половине программы, чтобы к концу прибавилось зрителей. – Джерард, а ты как ты думаешь, чего ожидать от Олимпийских игр в грядущем году? Твои спортсмены готовятся? – Готовятся все, переживают, конечно. Мы с ними, бывает, вместе смотрим записи соревнований и прокаты других спортсменов, что-то для себя отмечаем. Но я стараюсь оставлять за собой минимум ожиданий в том, что касается распределения по местам. Это всё очень неблагодарно и ненадёжно. То, что фигуристы получают на внутренних соревнованиях, далеко от того, как обстоят дела на мировой арене даже с поправкой на то, что домашнее судейство более лояльное и мягкое. В ситуации, когда у сборной США всего одна квота во всех видах, и говорить не о чем. – Ну это в части презентации на Играх, но есть же ещё Чемпионат четырёх континентов и Чемпионат мира. В предыдущие циклы федерация распределяла спортсменов так, что кто-то едет на Игры, а кто-то на чемпионаты. Часто по возвращении с Олимпиады на какие-то другие старты сил уже не остаётся. – Это не так важно, – Джерард махнул рукой. – Суть в том, что такая ограниченность мест создаёт идеальные условия для коррупции. – Ведущая нахмурилась: – Невозможно отправить на соревнования всех и всем выдать медали! – возмутилась она, хлопнув планшетом по ярко-зелёному дивану. – Подожди, Тара. Что конкретно ты имеешь в виду, Джерард? – Джерард благодарно кивнул. – Когда у вас с одной стороны спортсмен или его родители с большими амбициями, а с другой – человек, который может помочь реализовать эти амбиции в обход общепринятых правил, глупо рассчитывать, что обе эти стороны не выйдут друг на друга. Из недавнего и наиболее очевидного: на первом этапе серии Гран-при Лиззи сняли баллы за композицию, поставили стыдные баллы за компоненты. Она такие не получала уже очень давно. И в то же время другой спортсменке поставили плюсы за прыжок со степ-аутом и сумасшедшие баллы за компоненты за, по сути, грязный прокат. Я не говорю, что от подобного судейства страдают только мои спортсмены, но вот перед вами живой пример. – Это то, о чём я думаю? Джерард поёрзал в кресле и закинул ногу на ногу. Ненадолго студия словно замерла в тревожном ожидании продолжения. Вместо ответа на вопрос Уэй перешёл к другой истории: – Когда мы с Линдси возвращались с Чемпионата мира-2010 у меня произошла – без преувеличения – судьбоносная встреча. Ко мне подсел некий мужчина. Он говорил, я без особого интереса слушал, пока в какой-то момент он не показал мне фотографии, на которых я был со своим молодым человеком. Я опущу лишние подробности, но суть вот в чём: мне сказали, что наша с Линдси пара не должна вступать в следующий сезон, а если всё-таки вступит, то ничего хорошего из этого не выйдет и мы не сможем попасть даже в тройку Национального чемпионата. – И поэтому ты завершил карьеру, – подытожила ведущая. – Да, – Джерард кивнул. – И, прежде чем кто-то из вас скажет о том, что прошло уже много времени и что президент федерации уже другой, вам нужно знать ещё кое-что. На неделе одному из моих учеников прямо сказали, что его не хотят видеть на Чемпионате и что он мешается. До этого похожие намёки были во время серии Гран-при. Я был свидетелем. При мне распечатали конверт с открыткой, где была скрытая угроза против усложнения технической составляющей программы. Так что, возвращаясь к вопросу: если вы подумали о том, что действующий президент федерации влияет на результаты соревнований, то да, это оно.***
Вдох. Темнота и обволакивающее всё тело тепло. Каждый волосок живёт своей жизнью, причудливо извивается в пенной воде. Она покрывает каждый сантиметр кожи, как скафандр. Под ней слышно, как сердце бьётся будто где-то в ушах, а короткие паузы между ударами заполняют звуки со стороны, куда более чёткие, чем обычно. Соседский домофон, телевизор в гостиной, беспокойные шаги. Тук-тук. Насколько велик шанс вот так утопиться в ванной? Не уснуть, наглотавшись таблеток, а просто нырнуть и больше не вынырнуть? Тук-тук. – Фрэнк? Тук-тук-тук. Глухо, но вместе с тем оглушительно громко. Как будто Линда внутри черепной коробки и пытается выбраться. В носу и в лёгких неприятно защипало. Фрэнк наощупь нашёл бортики ванной и сделал рывок, тут же хватая ртом воздух. В то же мгновение с угрожающим щелчком распахнулась дверь. – Фрэнк, ты в порядке? Я же просила не запираться! – смазанный силуэт Линды возвышался в дверном проёме, как фигура древнего титана. Звонкими брызгами с волос и лица в ванную капала вода. – Мам! – Фрэнк откинул со лба волосы и придвинул пену к местам, которые хотел скрыть. – Я же просил не врываться! – Если бы ты не запирался, мне бы не пришлось. – Если бы ты не врывалась, мне бы не пришлось. – Линда со вздохом закатила глаза и неожиданно для Фрэнка села на пол перед ванной. Её волосы были собраны заколкой, а на лоб спадали небрежно выбившиеся из причёски пряди. Морщины на переносице и у крыльев носа то ли из-за освещения, то ли из-за последних событий выглядели глубже. Она смотрела на Фрэнка так, как не смотрела, наверное, никогда. Фрэнк неосознанно поёжился. – Эм, ты чего? – Ничего. Просто ты стал такой взрослый, Фрэнк, а я даже не заметила. – Фрэнк притянул колени к себе, замыкаясь от смущения. Вода уже не грела, а неприятно холодила. Хотелось выбраться скорее из ванной или снова погрузиться в ласковую расслабляющую тишину, где нет ничего и никого. – Мам, могла бы ты выйти? Я хочу закончить с ванной, чтобы успеть на площадь. Дома сидеть не хочется. – На площадь? А ты не думал сходить в Гранд Парк? – Нет, зачем? Там слишком много людей. – Да, ты прав, – Линда рассеянно кивнула. – Можем пойти вместе? – Фрэнк повернулся к ней, вытерев со щеки остывшую воду. Мать смотрела на него как-то жалко, что ли, как смотрят на прохожих голодные до человеческой заботы и тепла собаки. – Да, – через пару секунд промедления кивнул Фрэнк. Линда так и сидела в небольшой холодной луже, явно не собираясь уходить. – Может, ты уже выйдешь? – повторил Фрэнк. – Да, конечно, просто Джерард... Джерард на самом деле попросил Линду быть внимательнее к Фрэнку, мягче, потому что ему сейчас это было очень нужно, чтобы не замкнуться в себе окончательно. И потому что Джерард так и не решился поговорить с ним сам. О втором пункте Линда не знала и знать не могла, ведь он неизбежно вёл к раскрытию тайны более близких и интимных отношений её сына с тренером. Зато она наконец-то поверила в истории про Ворми, медали, угрозы и шантаж и точно так же, как сын, потеряла почву под ногами. Дверь ванной тихо закрылась. – Много он знает! – буркнул Фрэнк, откупоривая слив ванной. Кожа на руках и бёдрах покрылась мурашками от холода, прямо на ледовой арене перед прокатом. Даже в груди была всё та же вибрация, но на этот раз без тени предвкушения и сладкого мандража. Просто тревога и холод, и тотальное непонимание того, что делать дальше. Чемпионат казался чем-то далёким и нереальным, будто это какой-то другой Фрэнк готовился весь сезон и изнурял тело тренировками. У того Фрэнка, может, даже и не было проблем никаких, он ведь не знал о том, что подсчёт баллов, поиск наиболее выигрышных комбинаций, больная спина и лишние часы на льду – всё было зря. Счастливчик. А настоящему Фрэнку теперь где искать силы на то, чтобы продолжить кататься с прошлой страстью? Вся надежда теперь была на Якоба, единственного, кто был искренним от начала и до конца, и единственным, кроме Джерарда, у кого был опыт завершения карьеры.***
– Надо же, какая красота, Фрэнк! – Линда подхватила Фрэнка за локоть, приобнимая, и повела вглубь площади. С катка доносилась музыка и голоса людей. Фрэнк выскользнул из хватки и спрятал руки в карманы, безынтересно осматриваясь по сторонам. Да, выглядело и правда красиво: гирлянды на деревьях, светящаяся искусственная ель, рождественские декорации в виде леденцов и парочка оленей. Из фургончиков, где продавали фаст-фуд, приятно пахло выпечкой и глинтвейном, но сейчас всё это разнообразие цветов, запахов и звуков скорее раздражало, а не радовало. Новый Год не значил для Фрэнка практически ничего. Для него никогда не было большой разницы между последними числами декабря и первыми числами января, потому что ни мисс Рози, ни Линда не давали ему как следует отдохнуть. Все школьные каникулы были лишь условностью, а дни отдыха определялись календарём соревнований в сезоне, а не праздничными днями или чем-то ещё. Январь, один из самых нелюбимых месяцев Фрэнка, неумолимо приближал Национальные и все крупные международные старты. В январе работы всегда было по горло, и поэтому тридцать первого декабря он как обычно ложился спать, чтобы первого января как обычно пойти на утреннюю тренировку. – Хочешь выйти на лёд, может быть? – ляпнула Линда. Фрэнк с тяжёлым вздохом кинул на неё усталый взгляд. – Здесь где-то должен быть Якоб. Я пойду его поищу, – его фигура быстро скрылась среди людей. Линда осталась за бортами открытого катка наедине с Wham! и собственными чувствами. Дети, подростки и взрослые – все были на одном льду. Кто-то катался довольно хорошо, кто-то едва перебирал ногами и скользил на прямых ногах, чудом не сбивая всех на своём пути. Все выглядели радостными и счастливыми, дети просили родителей остаться ещё ненадолго, а Фрэнк даже не посмотрел в сторону катка. Может, в этом была глобальная ошибка? Может, Линда потеряла связь с сыном не из-за того, что не смогла совместить обязанности менеджера и матери, а из-за того, что в принципе отдала его в профессиональный спорт? Не было бы этих двенадцати лет фигурного катания – не было бы травм, и ссор, и чувства потраченного зря времени. Можно было только догадываться, как себя чувствовал Фрэнк сейчас, узнав подноготную своего спорта. – Мисс, с вами всё в порядке? Линда промокнула глаза перчатками и более ясным взглядом посмотрела на того, кто вдруг решил обратить на неё своё внимание. Это был мужчина примерно её возраста, может, чуть старше, с щетиной с проседью на лице и неуверенной полуулыбкой. – Что вы! Я... Да, я просто... Мой сын занимается фигурным катанием. – Что, неужели я так плохо катаюсь, что заставил вас плакать? – мужчина рассмеялся, и Линда смутилась. – Нет, – ответила она, шмыгнув. – Я просто пришла сюда с ним, а он куда-то ушёл, и... не знаю. Не берите в голову. – А сколько лет вашему сыну? Я мог бы помочь вам найти его, если вы хотите. – Семнадцать. – Ха-ха, – снова рассмеялся мужчина и упёрся одной рукой в бортик. – Тогда, боюсь, он уже давно не здесь. Подросткам неинтересно общаться с родителями, да и не должно быть. У меня у самого дочь. В этом году в колледж поступила. Думаете, на каникулах она приехала навестить своего старика? Нет! Вижу её только за завтраком, а потом сплошное «пап, отстань». – А мне-то что делать? – Линда растерянно похлопала по карманам пальто в поиске телефона. – А вы сами катаетесь? Пойдёмте, уверяю вас, будет весело! – мужчина протянул ей руку. – А потом мы можем всё-таки поискать вашего сына. Идёт? – смуглая ладонь с чётко очерченными линиями и чуть кривоватыми пальцами замерла в воздухе. Линда посмотрела на неё, затем перевела взгляд на мужчину. Он нервничал, хоть и старался этого не показывать. Что руководило им в тот момент? – Если ваша жена не будет против, – ответила Линда, снимая перчатки. – Я уже пятнадцать лет как вдовец. Меня, кстати, Роберт зовут.***
– Фрэнки! – Якоб стиснул Фрэнка в крепких объятиях, как делал это всегда при встрече, и похлопал его по спине. – Я так давно не видел тебя! – сказал он, отстранившись и рассматривая утомлённое лицо Фрэнка. – Ты в порядке? Это о тебе Уэй говорил сегодня в эфире? – Что? – Фрэнк попытался вспомнить, говорили ли ему что-то о том, что телевидение снова приедет в академию, но на ум ничего не приходило. – В каком эфире? – Давай зайдём в кафе, я тебе там всё расскажу. Над дверью звякнул колокольчик. Его звон прошёл сквозь пелену десятка непринуждённых бесед других посетителей и тихий рождественский джаз, привлекая к Фрэнку с Якобом внимание кассира за стойкой. Они подошли к витрине со сладостями. Выбор был уже не велик. – Розетки с джемом через полчаса будут ещё. – Понятно. Чай с пряностями, пожалуйста и, Фрэнк, ты что будешь? – Горячий шоколад. – И горячий шоколад. Голоден? – Фрэнк мотнул головой и на пути к столику ткнул Якоба в бок: – Би, что там с Джерардом? – Моя бабушка обожает смотреть передачу «Накануне», знаешь её? – Фрэнк кивнул. – Ради этого она даже себе подписку на год оплатила! Английский учит, понимаешь. Сегодня приглашённым гостем был Джерард. Они там обсуждали Игры, костюмы, ну в общем всякое, а потом Уэй вдруг сказал, что наша федерация влияет на результаты соревнований в своих интересах, и что одному из его учеников в этом сезоне угрожали. – Ушам своим не верю! – неприлично громко воскликнул Фрэнк, усаживаясь за стол, но тут же прикусил язык. – Так ты не знал? – Про федерацию? Конечно, знал, Би! Он не сказал мне ни слова о том, что пойдёт куда-то! – Якоб усмехнулся: – А что, должен был? – Конечно, – фыркнул Фрэнк. – Я в это вовлечён. Что, если после его слов со мной что-то случится и меня всё-таки захотят убрать? – Якоб развёл руками. – Думаю, если он на это пошёл, значит, у него и у тебя есть какое-то прикрытие. Что-то вроде программы защиты свидетелей? – Ага, и я догадываюсь, кто, – Фрэнк скрестил руки на груди и отвернулся к окну, разглядывая людей за стеклом. Джерард снова сделал это, предал его доверие и поступил так, как посчитал нужным, даже не обсудив, не посоветовавшись ни о чём. Как будто Фрэнк и его мнение вообще ничего не значат! Якоб, конечно, был прав: Уэй обещал придумать что-то, и он это сделал. Да и если бы он всё-таки вышел на связь хоть раз за эти два дня, Фрэнк всё равно поддержал бы его идею, в чём бы она ни заключалась, но это не важно! Важно то, что Фрэнка заставили верить в то, что он значит хоть что-то, а на деле... Ничего нового. – Фрэнк, Джерард взрослый человек и имеет полное право поступать так, как он считает нужным, – сказал Якоб, верно истолковав причину затянувшегося молчания. – Он же тебе не... – он запнулся. – Что у тебя с ним, Фрэнки? – Что?! – Фрэнк едва не подскочил на месте, поперхнувшись воздухом. – Ты на что намекаешь? – Я не намекаю, я прямо спрашиваю. Что у тебя с Джерардом? – Ничего, – Фрэнк постарался ответить максимально непринуждённо и спокойно, но вмиг покрасневшее до самых кончиков ушей лицо его выдало. Якоб хитро улыбнулся, не сводя с Фрэнка внимательного взгляда из-под чёлки. – Ничего не было и не будет, – настойчивее повторил Фрэнк и сжал руки в кулаки. – Он мне очень нравится, но ничего не было, понял? – Ага, без шансов, да? – Да, – выдохнул Фрэнк. – И я больше не хочу это обсуждать. Лучше ты мне скажи, неужели тебя это не злит? – он навис над столом, вглядываясь в лицо Якоба. – Что «это»? – Якоб подпёр голову рукой. – То, что кто-то там решает, кто получит медаль, а кто нет. – Фрэнк, всегда кто-то решает. Я не вижу в этом ничего фатального. Это просто ещё одно обстоятельство, на которое никто из спортсменов повлиять не может. – Может, – перебил Фрэнк. – Уж не знаю, что там наговорил Джерард, но деньги решают всё, Би. В итоге даже спорт скатился в говно, где всё продаётся и всё покупается, и у этого нет никаких границ, – он покрутил чашку с горячим шоколадом в разные стороны, глядя на то, как слегка подрагивают взбитые сливки с кокосовой стружкой, и отодвинул её от себя. – Может, если бы я всё ещё оставался в спорте, я бы отреагировал на это иначе, – пожал плечами Якоб. – Кстати, я приготовил тебе небольшой подарок. Ты как-то жаловался, что у тебя лодыжки мёрзнут, – он достал из рюкзака небольшой свёрток крафтовой бумаги, аккуратно обмотанный зелёной блестящей лентой и положил его на стол перед Фрэнком. – Ах, – Фрэнк прикрыл лицо ладонями, – не стоило, правда. – Давай, открывай! – подогнал Якоб. Фрэнк разорвал упаковку, и пальцы тут же нащупали что-то очень мягкое и тёплое. – Это гетры? – Фрэнк грустно улыбнулся, рассматривая зелёное переплетение нитей. – Спасибо, но, боюсь, мне они больше не понадобятся, – тень тоски на его лице становилась всё больше, пока не омрачила его полностью. – Что ты имеешь в виду? – Якоб придвинулся ближе. – Фрэнки? – Я не понимаю, для чего мне продолжать кататься, Би, – признался Фрэнк и оглядел помещение с бумажными блестящими снежинками под потолком и декоративными стеклянными баночками с леденцами на подоконниках и полках. – Я не могу представить, как я выхожу на лёд и катаю программу без веры хоть во что-нибудь: в себя или в справедливость. Для чего, если всё давно решено? – Якоб вздохнул и ненадолго замолчал, запустив пальцы в волосы. – Фрэнк, я заранее прошу прощения за это сравнение, но мне кажется, что так ты поймёшь лучше, – проговорил он куда-то в стол и посмотрел на Фрэнка. – Стал ли я относиться к тебе как-то иначе после того, как ты сделал каминг-аут? – Фрэнк не ответил. – Оттого, что я узнал о тебе что-то, о чём не знал раньше, ты сам не изменился. Изменилась моя степень познания тебя как субъекта. То же и здесь. Ты узнал о федерации нечто, что было ей свойственно долгие годы до нас. Ты уже существовал в этой системе координат и, надо отметить, довольно успешно! Ты уже не был никем, когда пришёл тренироваться к Уэю, а в этом сезоне вырос просто колоссально. И всё, что было хорошего и плохого, – это не благодаря, а вопреки! Не обесценивай свой успех и не преувеличивай поражения, Фрэнки. – Я не могу! – простонал Фрэнк. – Это как будто что-то во мне переключило и поменяло безвозвратно. Я не могу смотреть на вещи так, как смотрел раньше! – Ты и не должен! – улыбнулся Якоб. – Потому что в чём ты прав: кое-что это знание всё-таки поменяло – будущее. То, что было сегодня на трансляции рано или поздно начнёт череду изменений. Уйти сейчас из спорта из-за того, что вчера судили нечестно, – это лишить себя шанса на правду и справедливость завтра. – Это тяжело, – тихо ответил Фрэнк. – До тех пор, пока я не почувствую, что твёрдо стою на ногах, мне придётся искать смысл в чём-то другом. – У тебя есть твой самый главный фанат! – Якоб пододвинул к Фрэнку чашку с горячим шоколадом. – Обещаю, я весь свой кампус заставлю смотреть каждый твой прокат, даже если ты будешь выступать где-нибудь в Европе! Так что не подведи меня. – Кампус? Ты куда-то поступаешь? – Фрэнк встрепенулся отчасти из-за услышанного, а отчасти из-за завибрировавшего телефона рядом. Не взглянув на экран, он сбросил вызов. – Да. Решил поступить в университет в Вашингтоне. Надоело болтаться без дела. Кстати, об этом. У тебя были какие-то планы на сегодняшний вечер? – словно отвечая за Фрэнка, его телефон снова завибрировал. Якоб неосознанно покосил взгляд в его сторону и продолжил: – Джонни устраивает новогоднюю вечеринку у себя дома. Народу будет не очень много, только близкие друзья, но, думаю, тебе он будет только рад. В прошлый раз вы с ним поладили, кажется? – Да, Джонни ничего, – отрешённо кивнул Фрэнк, и его снова отвлёк телефон. – Извини, видимо, это что-то срочное. – Алло? Ох, да. Привет... Якоб понял, кто звонит, даже несмотря на то, что Фрэнк очень постарался скрыть это, отойдя на пару метров от их столика. Разговор был недолгий, но совершенно точно что-то всколыхнул во Фрэнке. Так бывает, что смотришь на человека и понимаешь о нём что-то, чего тот, возможно, и сам ещё не осознал. Меняются его жесты, выражение лица и даже тон голоса. Становится таким мягким, тягучим, как солёная карамель. Так что ещё до того, как Фрэнк вернулся назад, Якобу было совершенно очевидно, что никуда он не поедет. – Береги себя, Фрэнки, – сказал Якоб, на прощание обнимая друга. – Я приеду на Чемпионат поболеть за тебя. Фрэнк проводил его взглядом и ещё минут пять посидел в кафе, прежде чем выйти на шумную наполненную людьми улицу. Сердце трепетало в грудной клетке. С небольшой досадой и разочарованием он осознал: как бы сильно он ни злился на Джерарда эти дни, он также невероятно сильно скучал. Мысли о предстоящей встрече, даже несмотря на неизвестность мотивов, заставляли все внутренности сжиматься; дыхание сбилось ещё до того, как Фрэнк понял это. Он мог бы и хотел поругать себя за излишнюю восприимчивость, крайне неуместную сейчас, но просто-напросто не успел: Джерард уже стоял у места их встречи в расстёгнутом пальто, из-под которого выглядывал ворот водолазки. Фрэнк мысленно дал себе пощёчину и приказал собраться, сделав решительный шаг вперёд. – Слышал, что кое-кто сегодня раскрыл все карты, – сказал он вместо приветствия с напускным безразличием. – Не страшно в людных местах появляться? – Привет, Фрэнк, – Джерард натянул усталое подобие улыбки. – Я уже почти ничего не боюсь, знаешь, – он усмехнулся. – Почти? – Давай отойдём куда-нибудь, пожалуйста? Я хочу с тобой поговорить. Никуда особенно далеко отойти не удалось: всюду были люди, которые то пихались, то толкались, занятые своими делами. Когда парочка подростков чуть не сбила Фрэнка с ног и чудом не вылила на него горячий напиток, Фрэнк разозлился окончательно. – Всё, мне надоело, говори тут, – он оттащил Джерарда к ограждениям у ёлки, к тому краю, где было меньше всего людей. – Так ты знаешь об эфире, – констатировал Джерард, глядя на то, как Фрэнк прячет руки в карманах, избегая телесного контакта, и смотрит куда угодно, но только не на него. – Да, извини, что нарушил твои планы! Ты же опять не хотел ни во что меня посвящать. – Джерард вздохнул. – Пожалуйста, не начинай. Я думал, что ты не хочешь больше говорить со мной, поэтому ничего не сказал. – С чего ты взял? – удивился Фрэнк. Действительно удивился, будто это не он два дня назад сказал то же самое Майки. Джерард озвучил мысль. – Нет, я сказал, что не хочу никуда ехать с тобой, – поправил Фрэнк. – А ты даже не попытался выйти на связь! – он вытащил руки из карманов и взмахнул ими в одному ему понятном жесте. – Но сейчас-то я здесь, – заметил Джерард и коснулся предплечья Фрэнка. Фрэнк едва заметно вздрогнул, явно потеряв запал продолжать ссору, и кинул быстрый взгляд на Уэя. – Я вообще не за этим сюда пришёл. – А зачем? – спросил Фрэнк, наконец, развернувшись к Джерарду всем телом. – Я совершил много ошибок и причинил тебе много вреда, Фрэнк. Я до сих пор не знаю, правильно ли поступал всё это время, и как было бы лучше для тебя. Я недоговаривал и обманывал, мучил тебя, изводил неизвестностью... – Джи, – прервал Фрэнк, – не говори так. Это звучит так, будто я жертва какого-то бессердечного тирана. – Может, ты ещё просто не понимаешь этого? – Джерард отвернулся куда-то в сторону и ненадолго замолчал. Песня на катке неподалёку сменилась на что-то из репертуара Грегори Портера. Фрэнк узнал его, потому что отец обожал ставить его пластинки зимними вечерами перед Рождеством, и тогда это дарило совершенно особенное, сладкое ощущение грядущего праздника. Однако сейчас тело понемногу наполняло предчувствие чего-то плохого. Джерард продолжил: – Не знаю, насколько верно было позволить случиться всему, что между нами было, Фрэнк. Меня это гложет. Может, Майки был прав? – Джерард снова посмотрел на Фрэнка. – К чему ты клонишь? – спросил Фрэнк не своим голосом. Он услышал, как безразлично прозвучал, но это шло вразрез с тем, какие чувства он испытывал на самом деле. Страх пропитал каждую клеточку тела, сковал холодом, через который пыталась пробиться самая очевидная в данной ситуации мысль. Мысль, старательно игнорируемая Фрэнком. – Фрэнк, я прошу у тебя прощения за всё, что совершил. Не знаю, как могу искупить свою вину перед тобой, но, надеюсь, ты примешь этот небольшой подарок, как символ того, что я стараюсь исправиться, – Джерард достал из внутреннего кармана пальто насыщенно-чёрный вытянутый футляр. Фрэнк смотрел на него, не решаясь взять в руки или спросить, что там. Что-то внутри просто не давало этого сделать: примешь подарок – и всё закончится, разлетевшись искрами салюта. Как будто эта коробочка была проклята, а проклятием было то, о чём Фрэнк даже не позволял себе думать после того, как с таким трудом добился внимания Джерарда. – Фрэнк? – Я не могу, Джи, – Фрэнк отвернулся. – Для меня это очень важно. Прошу? – Джи, дело не в том, что я не верю, что ты меняешься. Я уже вижу, что это так, ты пошёл на большой шаг. Я просто... мне надо разобраться в себе. – Этот подарок ни к чему тебя не обязывает! – заверил Джерард. – Но так у меня хотя бы будет надежда. Я почти ничего не боюсь, но, Фрэнк, одна только мысль о том, что ты больше не захочешь меня знать, ввергает меня в ужас. Пожалуйста... – он посмотрел так, будто от следующего действия и правда зависела его жизнь. Фрэнк облизнул губы и неуверенно взял в руки коробочку. Она открылась туго, с тихим щелчком, показывая аккуратно сложенный тонкий браслет. – Хах, ты знаешь, после такого сложно не почувствовать себя обязанным, – усмехнулся Фрэнк, шмыгнув. – Но я постараюсь. Спасибо, Джи, – он посмотрел на Джерарда, заглядывая ему в глаза. – Ты спрашивал, как можешь искупить свою вину. – Джерард кивнул. – Я не могу относиться к тебе так же, как прежде. В моей голове крутится столько разных мыслей, чувств, столько сомнений! Распутать этот клубок очень непросто, и я не уверен, что когда-нибудь мне вообще удастся разобраться во всём до конца. Просто дай мне время, хорошо? – Время? – переспросил Джерард. – А до тех пор... – А до тех пор ты мой тренер, – Фрэнк нервно прикусил губу и взял небольшую паузу, почувствовав, что голос начинает ломаться и дрожать. – А я спортсмен, – он отвернулся, избегая взгляда Джерарда на себе. – Так будет даже лучше, – Уэй глубоко вздохнул, осматриваясь. – Особенно сейчас. Повисла неловкая пауза, но никто не смел сдвинуться с места, потому что разойтись сейчас означало поставить подпись на последней странице их договора и прекратить – временно или нет – то, что уже давно стало привычкой. Голос диктора ворвался в гул голосов над площадью, оповещая всех собравшихся о том, что до Нового Года осталось пять минут. Начали падать первые капли дождя. Ночью обещали шторм. – Ну что ж... – Джерард запахнул пальто. – В таком случае, с Наступающим тебя, Фрэнк. Хорошего вечера? – Да, – Фрэнк кивнул и схватился за рукав пальто, сам не до конца понимая, зачем это делает. – Дай мне ещё пять минут, – прошептал он, зажмурив глаза и прижавшись лицом к груди Джерарда. Джерард молча обнял его за плечи.***
– В этом фургончике самый вкусный глинтвейн, хоть и стоит неприлично дорого, – сказал Роберт, протягивая Линде её бумажный стаканчик. Она натянуто улыбнулась, продолжая оглядываться по сторонам. – Мы же договорились, – закатил он глаза. – Да, Роберт, простите. Мне просто как-то неспокойно. Если бы вы знали то, что знаю я, вы бы тоже волновались! – Мы уже это обсудили, и вы сказали, что всё обошлось, разве нет? – Да, – неуверенно кивнула Линда, отпивая из стаканчика. – До Нового Года всего ничего. Уверен, он сейчас на вечеринке у друзей, веселится. Кстати, – Роберт взглянул на циферблат наручных часов, и в этот момент кто-то рядом с ними начал выкрикивать: – Девять, восемь... – остальные подхватили: – Пять, четыре, три, два... – С Новым Годом, Линда! – крикнул Роберт, перекрикивая других людей на площади. – Спасибо, что скрасили мой вечер! – Линда хотела, правда, очень хотела сказать Роберту нечто подобное, отблагодарить в ответ, но и он, и Новый Год, и вообще всё на свете просто вылетело из головы, когда она всё-таки выцепила Фрэнка в толпе. – Фрэнк! – выкрикнула Линда. Роберт стал оглядываться. – Что? Что-то не так? – Нет! Мой сын, он там! – мужчина оглянулся туда, куда указывала Линда. – О, он целуется с другим мужчиной. А вы не знали? – Роберт снова повернулся к Линде с таким беспечным выражением на лице, что ей тут же захотелось, чтобы он скрылся туда, откуда появился несколько часов назад. Неужели он не понимает?! События последних шести месяцев стали мешаться друг с другом в воспоминаниях, как стёкла в калейдоскопе, показывая Линде то, чего она никогда раньше не замечала. Кусочки пазла, наконец, встали на место. С самого начала всё было из-за Джерарда: похудение, нервозность, красивая одежда, непослушание, отдаление от матери. Господи, они жили в одном номере! А когда Фрэнк не ночевал дома... У её несовершеннолетнего сына был роман с собственным тренером, а она об этом даже не подозревала! – Да нет же! Этот мужчина старше его! Это его тренер! – вскрикнула Линда, но к моменту, когда Роберт повернулся туда, где ранее стояли двое, сейчас был один Фрэнк: потерянный, грустный, брошенный всем миром. – Что ж, – Роберт причмокнул губами, – видимо, теперь я здесь лишний. Спасибо за компанию, Линда. Я понимаю, что не вовремя сейчас, но, если вы не возражаете, могли бы мы обменяться номерами? – Извините, правда, – заторопилась Линда. – Я бы очень хотела, чтобы мы с вами встретились при других обстоятельствах. Вот моя визитка! – она всунула в руки растерянному, ничего не понимающему мужчине заламинированный кусок картона и, распихивая людей локтями, поспешила к Фрэнку. Фрэнк не сразу заметил мчащуюся к нему мать, а потом уже было поздно: на него обрушилась лавина из криков и обвинений, половину которых он даже не понял. – Что ты несёшь!? – выкрикнул Фрэнк, закрывая уши руками. – Он тебя совратил? Скажи мне, Фрэнк, Он что-то делал с тобой? О чём ты думал! – поглощённая эмоциями, ничего не осознававшая от шока Линда замахнулась и дала Фрэнку пощёчину перчатками, которые сжимала в руке. Он отшатнулся назад, прижав ладонь к щеке. – С ума сошла?! – Я знаю, что я видела! – Отойди от меня! Не подходи, – закричал Фрэнк. Тут же подоспели небезразличные прохожие: – Ты знаешь эту женщину? Это твоя мама? – спросила продавщица из ларька неподалёку. – Она меня ударила, – пробормотал Фрэнк, переваривая произошедшее. Он отмахнулся от незнакомки и подошёл к Линде. – Прости, милый, прости, – причитала та, но Фрэнк одним жестом руки заставил её замолчать. – Знаешь, что мам? Ты опоздала. Тебя не было рядом ни разу, когда ты была мне нужна. Тебя интересовали только мои тренировки, контракты, соревнования. Сколько акселей ты сегодня приземлил, Фрэнк? Мы переезжаем в Лос-Анджелес, готовься! Не лезь в программы, Фрэнк. Делай что я сказала, Фрэнк! Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк! – на последнем слове он рявкнул. – Ты упустила момент. Теперь я со всем разберусь сам. И только попробуй хоть кому-нибудь сказать, что ты видела... – Фрэнк прищурил глаза. – Я тебе этого никогда не прощу. Никогда.