***
Юджи сосредоточенно нахмурился, как человек увлеченный делом, и приложил ухо к стене, чуть прищуриваясь, пытаясь слушать, но улавливал только тихий приглушенный шум собственного пульса. Итадори чертыхнулся и взял стакан, пристраивая к стене как слушательную трубку, и снова попробовал что-то разобрать. Через стакан доносился ровный тихий гул — наверное, также могла слышаться пустота — таким же густым и безэмоциональным гулом. — Вот же достался мне убогий, — с наигранной задумчивостью произнес рот на щеке. — Замолчи, пожалуйста, я пытаюсь слушать, — отмахнулся Юджи, продолжая прижиматься ухом к донышку стакана. Глаз Сукуны покосился на него, ожидаемо ничего не увидел и втянулся под кожу, чтобы выползти на тыльной стороне ладони, которую Юджи прислонил к стене. Сукуна рассмотрел его сосредоточенное, озабоченное лицо. — Мне вот интересно, что ты хочешь услышать? — каверзно спросил Двуликий, — Они там вдвоем, в комнате… — Заткнись, — прошипел Юджи, машинально дергая рукой, как будто можно было просто стряхнуть ядовитый рот Сукуны как прилипший листик сакуры. Итадори напрягся сильнее, потому что, кажется, ему удалось уловить легкий смех из соседней комнаты. Или нет. — Наверное, стоны, — невозмутимо продолжал издеваться Двуликий, и его слова отдавались жаркой пульсацией где-то в затылке, — Хотя нет, шлепки тел, разгоряченных, влажных… — Я не знаю, что я хочу услышать, ясно! — не выдержав, рявкнул Юджи, краснея, и испуганно вжимая голову в плечи, надеясь, что не слишком нашумел. Он зажмурился, мучительно переживая особенно острые приступы стыда, не зная точно, чего бы он хотел больше: правда услышать все то, что перечислил Двуликий, чтобы его грязные мысли обрели еще и звук, или блаженную пустоту, чтобы перестать думать о том, что там, за стенкой двое его лучших друзей ночуют в одной комнате. Но тишина в доме, стояла, как пелена, неотрывно, сонно и не пропуская ни звука. Настырный демон гаденько скалился с тыльной стороны ладони, как будто глядел насквозь Юджи и видел все его гнилое опошлевшее нутро, и Итадори, недовольно сведя к переносице брови, напрягся и подавил лупающего алым глазом Сукуну. Юджи облегченно выдохнул, когда проклятие всосалось внутрь, и посмотрел на прозрачный стакан в своей руке, чуть сверкающий из-за мягкого света ночника. В полной тишине он прикрыл глаза и прижался лбом к холодной стене, ругая себя последними словами.***
— Нобара. — М. Что? Голос у нее был сонный. Она даже не пошевелилась, продолжая лежать у него на плече, и Мегуми чуть повернул голову, едва не утыкаясь губами в мягкие волосы. У Нобары в комнате было чисто, хотя в темноте этого не было видно, и пахло легкими цветочными духами на грани ощущения так, что нельзя было ошибиться, в чьей именно они комнате. Хотя если бы пахло розами, Мегуми бы развернулся и утащил бы ее к себе, посоветовав выбросить духи. — Не делай так больше, — произнес он, прислушиваясь к ее дыханию. — Что не делать? — Хватит дразнить проклятие. — Подбери сопли, бесишь, — огрызнулась Нобара все также сонно, а потому без огонька, хотя от воспоминания снова появилось тянущее ощущения в животе, как при резком падении с высоты. Ух — и все ее естество летит вниз, а мозги закручиваются. Чертов Сукуна. Чертов Фушигуро, который не знал, когда нужно остановиться. — Я видел, на что способен Двуликий, — процедил он, приподнимаясь на локте, смотря на нее сверху вниз, и из-за его серьезных глаз сон прошел совсем, — И говорю тебе, не дразни его. Нобара скривила губы, отворачиваясь, а потом фыркнула и настойчиво нажала ладонью ему на грудь, поваливая Мегуми обратно на подушку. — Да, поняла я уже — чего вскочил сразу, — пробурчала она, утыкаясь носом ему в жесткое плечо, отгоняя воспоминания о пережитом, которые вновь и вновь вставали у нее перед глазами. То, как резкой хваткой чувствовались пальцы Сукуны на лице, его жесткие губы, настойчивый язык, скользящий внутри ее рта, оставляющий привкус горечи; то, как давило и кололо легкие, как будто туда смогли залететь мелкие песчинки, царапающие нежные стенки изнутри. Рядом с Сукуной дышать было тяжело — не то что целоваться с ним.***
Итадори не озабоченный извращенец. Он просто был на кухне и заметил, что на этот раз они вышли из комнаты Нобары. И да, он не караулил их, и это не он, сделал вид, что ему что-то срочно понадобилось в холодильнике, чтобы они не подумали, что он наблюдал, конечно нет. Пф. Хотя кого он пытался обмануть, когда ради этого Юджи встал на час раньше — чтобы посмотреть, как открывается дверь, и Мегуми пропускает заспанную Нобару вперед. Как краснеет след от подушки у него на щеке, а Нобара пытается разгладить скомканные волосы. В конце концов, у них совместное общежитие! Он просто не может не увидеть, что двое его сожителей вдруг переселились в одну комнату. В этом даже была особая ирония, потому что в самые первые дни в техникуме, когда Нобара закатила чемодан на крыльцо, она замерла, что-то прикидывая в уме, а потом произнесла, поворачиваясь к сопровождавшему первогодок Годжо: — Подождите. А где корпус девочек? Сенсей на это расплылся в широкой улыбке. Корпуса делились не по гендерному признаку, а по году обучения. Совместное общежитие — значит с общим санузлом и кухней. Класс… — Спасибо, что хоть комнаты разные! — раздраженно фыркнула тогда Нобара, закрываясь у себя, радуясь, что у деверей есть замки. А теперь, хах, она делит комнату с Фушигуро, а Итадори пытается их поймать. Итадори гребаный сталкер, который следит за тем, как встречаются его друзья, который пытается подслушать ночные звуки из их комнаты, которого все это очень волнует, хотя по нормальному — не должно. Но Итадори это все волновало настолько, что он обшаривает глазами открытые в вороте футболки шею, ключицы и руки как Нобары, так и Мегуми, выискивая засосы или хоть какие-то следы, которые могли бы хоть сколько-нибудь подогреть его волнение. Но чужая кожа оставалась чиста, и от этого было не легче. Мегуми принялся колдовать над кофейником, и по кухни поплыл потрясающий запах кофе, затмевая все тяжелые мысли. — Так. Как дела? — протянул Итадори, смотря, как Кугисаки за столом, подперев щеку, уныло пересыпает себе в чашку сахар. Отчего-то она больше любила чай, хотя иногда могла и кофе выпить. — Пары в девять, — буркнула она, — я могу не продолжать? Рядом сел Мегуми с двумя дымящимися чашками и подвинул одну — Итадори, который остекленело замер от этого неожиданного жеста. От чашки чудесно пахло, а на щеке Мегуми еще не сошел раскосый след от подушки, и хотелось до зуда в пальцах провести по слегка рельефной коже и попробовать его на ощупь. Кугисаки широко зевнула, сверкнув зубами, лениво прикрывая рот ладошкой, и невозмутимо отхлебнула кофе из чашки Мегуми так, будто у них это было в порядке вещей, а Юджи замер снова, чувствуя, что бесстыдно смотрит, хотя должен отвести взгляд; что безвозвратно пропадает в их обыденном взаимодействии, хотя ему должно быть все равно. Что он пропустил? Что, черт возьми, произошло, пока его не было? Мегуми странно посмотрел на него возвращая себе законный кофе, и Итадори понял, что случайно сказал это вслух. — Тебя не было, — просто и как-то неопределенно ответил он, опуская чашку, чуть стукая донышком об столешницу, и этот тихий стук, забился в ушах Итадори набатом. Как, черт возьми, он мог такое пропустить. Отчего-то Итадори подумал, что многое бы отдал, чтобы увидеть их начало, их зарождение, когда они сошлись настолько, что переехали в одну комнату. Извращенец, чертов…***
— Ладно, хорошо. Что мы имеем? Гребаного демона, который вылезает, когда ему вздумается, и творит, что хочет. Я ничего не упустила? — Только то, что мы в эпицентре, — флегматично хмыкнул Мегуми, прикусывая колпачок ручки. От перерыва между тренировками прошло десять минут, солнце по-весеннему жарило во всю, и ребята переползли в тенек под деревья, недалеко от стадиона. На стадионе все еще кружилась Маки, отрабатывая позиции, а Панда и Инумаки отдыхали под трибунами. Нобара лениво проследила, как Маки резко замерла в шико но камаэ, приседая довольно низко, перехватывая древко нагинаты. И получилось это у нее так плавно и красиво, что Нобара восхищенно прицокнула языком, отворачиваясь и собираясь с мыслями. Отточенные движения гипнотизировали, но сейчас требовалась холодная сосредоточенная голова. — Ладно, хорошо. И что делать? Она откупорила бутылку воды, и жадно напилась. Итадори проследил, как быстро сокращается ее горло, и отвел глаза, почесав щеку. Друзья округлили глаза одновременно. — Он пытается вылезти? — быстро проговорил Мегуми, напрягаясь всем телом, и Юджи удивленно хлопнул глазами так и замирая с рукой возле лица. — Э-э-э, нет, просто чешется, — засмеялся он, и все выдохнули. Нобара облегченно провела по волосам, бурча, что у них скоро так выработается нервный тик. — А вы заметили, — вдруг сказал Мегуми, но замолк, внимательно смотря на Итадори. — Что? — Что он, — его голос понизился до шепота, как будто, если они будут говорить тихо, Сукуна не сможет их подслушать, — Что он вылезает на очень короткое время. А потом отступает. — Когда это он отступил? — возмутилась Нобара, — По-моему уходил как победитель, гвоздь-ему-в-ухо. Фушигуро задумался, крутя в руках ручку. Она описывала полный круг и останавливалась, ложась в выемку между большим пальцем и указательным. — Да. Но мы для него мелкие сошки. А вырывался он из-под контроля уже два раза, и оба раза прошли, ну, — его взгляд метнулся к лицу Нобары, и Мегуми поджал губы, — относительно мирно, можно сказать, все прошло. Вот если бы ты была злобным проклятием, что бы ты сделала? Кугисаки думала не долго, отвечая практически сразу. — Ну, пошла бы погромила что-нибудь. — Не подсказывай ему идеи, — фыркнул Юджи, и Нобара состроила кислую мину. — Вот именно, — сказал Мегуми, — А он даже посуду не разбил, я уже не говорю про убийства. Поэтому, — его тон сделался таинственно заговорщическим, и друзья, чувствуя невольное нетерпение, придвинулись ближе, — Поэтому, сделаем так…