В пустоши дует ветер

      Неспешно готовить завтрак на одной кухне после всего было… волнительно. Итадори собирал бутерброды, стоя рядом так близко, что касался Мегуми бедром, хотя столешница была длинной, а кухня достаточно просторной. Он ощущал это прикосновение будто всем телом, нутром, головой, и от этого дурные мысли, что все произошедшее было ошибкой, уходили. А когда Мегуми, сняв с плиты кофейник, потянулся к противоположному краю стола за чашками, поставив острый подбородок ему на плечо, Юджи едва не поплыл, от осознания, что нет, не ошибка.       Он повернул голову, коснулся перепачканными в помидорной воде пальцами его щеки и едва уловимо, медленно тронул губами его губы, легко захватил нижнюю, чувствуя ответное движение навстречу. Юджи и не думал, что так можно будет. Запросто целоваться посреди кухни, гладить его по щеке, дожидаться, когда проснется Нобара, и целовать ее.       Она кстати выползла минут через десять, натыкаясь на углы и мебель, протирая глаза, заспанная, взъерошенная, уютная в этой растянутой футболке не по размеру, едва прикрывающей ягодицы. Она прижалась к Юджи со спины, обхватывая руками поперек живота, и он замер, прикрывая глаза, по привычке пугаясь близости. Но от ее сопения расползалось тепло по шее, маленькие ладони легко погладили живот, а потом нырнули вниз за пояс домашних штанов. Итадори подавился вдохом и выронил листик салата. Нобара промычала что-то неразборчивое ему в спину, а потом Юджи почувствовал, как на плече сжались зубы, а на члене — пальцы. — Ай! — его прошибло смесью возбуждения, легкой боли и немного щекотки, и Юджи интуитивно толкнулся ей в руку, понимая, что у него медленно и накрепко встает. — Скоро будет завтрак, — возразил Мегуми, едва уловимо усмехаясь. Нобара разжала зубы, покосилась на него преувеличенно обидчиво, но руки убрала и даже бережно поправила резинку штанов. Хлопнула Юджи по бедру, хитро и многообещающе прищуриваясь. — Я потом продолжу. Я терпеливая, и ждать умею. Мегуми поперхнулся, а у Итадори от ее уверенного чуть хрипловатого голоса, мурашками стянуло затылок. — Ты-то, терпеливая? — усомнился Мегуми, приобнимая ее за талию, рывком притягивая к себе.— Не смеши меня.       Она задрала голову, весело скалясь, и, когда Мегуми склонился, потянулась к его губам первая. Итадори еще не привык к такому. К тому, что теперь не нужно отворачиваться, что можно смотреть, как они соединяют губы, как мелькают их языки, как горячо они смотрятся вместе. И что он не просто может смотреть. Он определенно должен. — Завтрак, Нобара, — напомнил Мегуми, хотя Юджи с усмешкой заметил, как сбилось его дыхание и непоколебимость.       Нобара, все еще скалясь, прижалась к нему плотно-плотно, но всего лишь забрала кружку и плавно развернулась к столу, качая бедрами так, что руки сами тянулись к ней. С Нобарой вся выдержка летела в бездну.       Глаза Итадори горели голодом и безусловным восхищением. Мегуми хватило одного взгляда на него, чтобы пожалеть, что сейчас не выходные, когда можно было обосноваться на весь день в спальне, пробовать друг друга, не отрываясь на мелкие дела, проклятия и учебу, а потом сменить простыни и посмотреть кино, кормя друг друга попкорном с рук, прижавшись так тесно, что сведет дыхание. А потом повторить и испачкать простыни снова.       Юджи поставил тарелку с бутербродами на середину, Мегуми поднес оставшиеся чашки и разлил всем кофе, а Нобаре чай, и когда она утащила из кружки Итадори глоток кофе, то понял, наконец-то осознал, пропустил про себя легкую, кружащую голову мысль — что все наладилось. Глядя на Итадори, который застыв, как олененок в свете фар, смотрел, как Нобара легко пьет из его кружки, Мегуми не понимал, как они раньше держались, как могли плавно обходить Юджи стороной, боясь чего-то. Как сейчас сдержаться и не утащить каждого из них в разнузданный поцелуй?       Завтрак прошел в полной прострации и сексуальном напряжении. Мегуми едва дождался, когда Юджи отставит чашку, и стек на пол, невесомо кладя ладони ему на колени. Итадори шумно выдохнул и развернулся, чтобы ему было удобнее, закусил губу, когда Мегуми с силой провел по ногам к паху и обратно. Рядом довольно мурлыкнула Нобара, а Юджи смотрел на Мегуми, устроившегося между его разведенных коленей, жадно, голодно и все еще неуверенно, все еще ожидая подвоха. И стояло у него так, что во рту скапливалась слюна. Прихватывая губами головку прямо через тонкую ткань штанов, выбивая сиплый жалобный стон, Мегуми обещал себе, что он вытрахает из него эту неуверенность. Потому что после всего, что было, нельзя быть неуверенным в них.       Под ладонями как-то странно дернулись ноги Юджи, и раньше, чем Мегуми успел задуматься, что что-то не так, насмешливый голос разрушил все, разбил на мелкие осколки, выморозил то легкое уютное тепло, разливающееся в груди. — Какой вид, — бархатно пророкотали сверху. — Пацан в шоколаде, я смотрю. У Мегуми внутри все сжалось, и он поддался назад, но его поймали за волосы и не дали отстраниться. — Куда собрался? Мегуми зашипел, и стрельнул глазами вверх. Сукуна скалился, как победитель, получивший от жизни все, и с весельем рассматривал его. — Где же твой секундомер? — наигранно участливо спросил Двуликий, несильно дернув черные пряди, — А, да, с ним отсасывать неудобно. — Да, пошел ты, — остервенело выплюнул Мегуми, считая про себя секунды. — Кажется, это ты ходил всю ночь, — осклабился Сукуна. — Пацан от счастья разве что кипятком не ссыт.       Мегуми стиснул зубы и посмотрел на него со всей ненавистью, на какую был способен. Проклятая энергия скользила по пальцам, едва не трещала, но Мегуми не выпускал тени, отсчитывая оставшееся время. Потому что, пока можно Сукуну заболтать, нужно этим пользоваться. — А ну, быстро его отпустил! — рявкнула вдруг Нобара, и, скосив глаза, Мегуми увидел ее в стойке, с молотком и гвоздями. Сукуна лениво скользнул глазами по ее голым коленям и только рассмеялся, низко, гортанно. — Что, будешь дырявить эту тушку? Не боишься, что пацан больше не ебабельный будет? Нобара смотрела напряженно, набычившись исподлобья, и была готова в любой момент применить технику. Мегуми дернул губой, когда хватка в волосах стала жестче, и его голову практически задрали вверх, чтобы столкнуться с Сукуной глазами. — Ничего. Всему свое время, — смачно пророкотал Двуликий, отчего желудок будто затянуло узлом, и сознание замутилось, — Я буду убивать вас медленно. Вас двоих. На глазах у пацана. Придумаю для вас что-нибудь особенное, что-то такое, чтобы вы подольше оставались в сознании, чтобы смотрели на свои внутренности, чтобы чувствовали каждый вырванный кусок мяса из своей гниющей туши. Хотите? Я вам устрою, когда выберусь…       Сукуна плавно перетек обратно в Юджи, оставляя после себя шлейф горечи и липкого ужаса, осевшего на коже. Мегуми посмотрел на белую, как мел Нобару, которая не глядя положив молоток и гвозди на стол, обняла Юджи за шею и спрятала лицо в розовых волосах. Мегуми только тогда отпустило — когда встретился с теплым светом карих глаз, и он выдохнул, утыкаясь лбом ему в колено. Юджи поджал губы, обнял Нобару, прижал к себе Мегуми. — Он опять, да? — убито проговорил Итадори. — Ничего, — отозвался Мегуми, поднимая голову, — Это всего лишь минута. Да и пустого трепа было больше, чем чего-то стоящего. Это не имеет значения. — Имеет, — упрямо возразил Юджи, обнимая их, — Это касается вас, а значит имеет.

***

Сатору Годжо ворвался в класс как вихрь, бегло оглядел своих первокурсников, и лицо у него сделалось таким кислым, как будто он ожидал другое. — Ну, вот, — произнес он плаксивым тоном, — Я надеялся, что вы все прогуляете.       Мегуми демонстративно фыркнул. Остальные подавили возмущение вздохом. Сидя за раздельными партами, в первом ряду, перед чистой доской, им казалось, что они и не заканчивали школу. Хотя все это впечатление разбивалось, если посмотреть за спину, где продолжались ряды пустых парт. Зачем вообще техникуму такие аудитории, если в каждой группе от силы три-четыре человека? На этот вопрос, кстати, Годжо долго и запутанно объяснял что-то про прикрытие и аккредитацию, и стандарты учебных аудиторий по СанПину. Молчание затягивалось, Годжо-сенсей задумчиво постукивал себя по подбородку. — Ладно, — наконец весело сказал он, звонко хлопнув в ладоши, и повторил, — Ладно. А теперь вот вам вопрос, раз пришли! Очень важный вопрос! Такой, что всем вопросам вопрос. — О, нет, — убито проговорил Мегуми, завел глаза и отвернулся к окну, как будто заранее знал, что он скажет и не желал это все выслушивать. — О, да! Именно! — Только не это Годжо-сенсей.       Итадори и Нобара удивленно наблюдали их препираниями, хотя интуитивно понимали, что сенсей сейчас как обычно брякнет что-то невразумительное. А еще они доверяли Мегуми, даже если он был предвзят. Особенно, когда предвзят. — Почему бы не поговорить о чем-то важном? — не выдержал он, и Сатору даже подпрыгнул от увлечения. — Именно! О важном мы и будем говорить! Разумеется вопрос наиважнейшей важности! Иначе я бы его не задавал. Иначе, мы бы этим всем не занимались. Это основополагающая нашего мастерства, — он сделал драматическую паузу, стараясь подогреть их интерес, — Вот, кто появился первым? Маг? Или проклятие?       Мегуми медленно и раздраженно прикрыл глаза и отвернулся. Остальные растерянно задумались. Вопрос был дурацкий, прямой как рельса и незамысловатый, как извечная дилемма о курице и яйцах, но именно его простота так и подкупала. Потому что… — А правда, — сказал Итадори. — Кто появился первым? Годжо, польщённый неожиданным интересом, широко ухмыльнулся. — Вот и думайте. А я в морг, — и сбежал в коридор. — Куда? — выдавила из себя Нобара, и Мегуми скучающе пояснил. — Ну, в морг, к Сёко-сан. — А, — она задумалась и фыркнула, откидываясь спиной на стул. — Класс! Огорошить нас задачкой по философии и сбежать. Всегда мечтала. Мегуми кисло скривился. Итадори почесал в затылке. — Чего в морг-то сразу? — продолжила Нобара, качнувшись на стуле. — Вам не кажется, что он там слишком часто бывает. Вот если этого придурка нет на месте, он либо свалил, либо в морге у госпожи Сёко. Мне кажется… — Вместе они, чего не понятного, — беззлобно огрызнулся Мегуми, пока Нобара не начала строить свои безумные предположения, выслушивать которые он был морально не готов сейчас во всяком случае. — Типо встречаются? Как парочка? — заинтересованно навострила уши Нобара, и Мегуми сдержанно кивнул. — Только ты помалкивай, — нахмурился он, — Они не очень любят распространяться об этом. — Чего? — вытаращилась на него Нобара, возмущаясь сразу громко и ярко, — Итадори, ты слышал этого мерзавца? За кого он меня принимает — за разносчицу сплетен? Неужели я похожа на болтушку? Мегуми кинул на нее долгий взгляд и уточнил: — Мне обязательно отвечать? — Ах, ты!.. Мегуми увернулся от затрещины, перехватил руки Нобары и ловко крутанув ее, усадил на колени, крепко прижимая к себе, не давая вырваться. — Тихо. — сказал он, и Нобара неожиданно послушалась. Голос у него оказался твердым, спокойным, ему хотелось подчиниться, и Юджи зачарованно провел языком по губам, подавляя желание к ним подойти. Они же все-таки в школе…       Нобара, очнувшись, поерзала на коленях, фыркнула, и расцепила его руки, поднимаясь с гордым непоколебимым видом. Мегуми проводил взглядом, как она плюхается на свое место, и в его глазах игрались лукавые смешинки. — Ну, так, — произнес Юджи, разбавляя тишину и потребность закрыть дверь и разложить этих двоих на парте, — первым проклятие появилось. — Почему? — как по щелчку переключился Мегуми, невольно позволяя втянуть себя в дискуссию, но столкнулся с плутоватыми глазами Итадори. Он улыбался ему и не глядя выдирал из тетради листок. — Нет, — все понял Мегуми. — Да, — многообещающе протянул Юджи и, подскочив с места, вместе со стулом перебежал к его парте, пристраиваясь напротив. — Юджи, нет, я не собираюсь… — запротестовал Мегуми, когда он разложил на его столе два разноцветных карандаша и бумагу.       Лицо Итадори сразу же приняло особое несчастное и жалостливое выражение, какое бывает у щенков и котят, мокнущих под дождем, которое заставляет не слишком стойких прохожих забирать их домой. Мегуми сдаваться не собирался, но Юджи заканючил. — Ну, пожалуйста, один раз. Один реванш. Пожа-а-луйста!       Мегуми медленно вздохнул, пристально вгляделся Итадори в глаза, и, под восторженные и благодарные вопли, все-таки взял карандаш, коря себя на чем свет стоит, что ввязался в эту ерунду снова. Юджи уже усердно расчерчивал поле. Играть в точки они начали неделю назад, потому что крестики-нолики надоели, а морской бой занимал много времени. Это вообще была идея Мегуми, чтобы скрасить ожидание в очередной раз опаздывающего Годжо, и это стало его огромной ошибкой, потому что Юджи проиграл. Потом еще, и еще, и еще… и каждая попытка взять реванш теперь доводила Мегуми до нервного тика, а чертовы точки, которыми нужно было огораживать территорию, уже мерещились в глазах. — Так, почему проклятия первые? — вернулся к разговору Мегуми, и Итадори, старательно слюнявящий кончик карандаша, отвлекся. — Потому что маги стали магами, после того как изгнали первое проклятие. Людям пришлось стать сильнее, чтобы победить.       Мегуми поднял брови, потому что подобного он не ожидал, уж точно не от, ну честно говоря, не особо сообразительного Итадори. Нобара медленно повернула голову в его сторону, смотря скептически и недобро. Видимо, тоже об этом подумала. — Кто ты, и что ты сделал с Юджи? С чего вдруг прорезался интеллект? Итадори засмеялся и постучал себя кулаком по лбу. Мегуми нахмурился и поставил на листке точку. — Ладно, допустим, — всерьез ухватился за неожиданный разговор Мегуми, хотя не собирался, — Но это глупо. С чего бы проклятьям появляться, ну, почти просто так? — Не просто так, а из проклятой силы простых людей, которую они не могут контролировать, — тоже подключилась Кугисаки, — Ками, какой бред мы обсуждаем… — Должен быть баланс сил, — упрямо гнул свое Мегуми, жестикулируя карандашом, — Закон сохранения энергии, третий закон Ньютона. Что угодно. Силе должна противопоставляться сила. И проклятия появились, потому что маги стали слишком сильны. Чтобы направить их силу в нужное русло. Итадори и Кугисаки задумались. Мегуми посмотрел в листок, где синие точки Итадори плавно очерчивали полукруг, внутренне умилился такой наивности и поставил точку поперек этой идеальной траектории. — Эй! — возмутился Итадори, — Ты обламываешь всю мою малину! Нобара весело оскалилась, смотря на них. — Если ты ему поддашься, он наконец отстанет, — сказала она, прикрывая ладошкой губы, будто говорила страшную тайну. Мегуми только фыркнул. — Еще чего. — Хорошо, тогда будешь играть с Юджи до морковкиного заговенья. Или пока он не падет духом и не признает, что полный лох в этой игре. — Или пока не научится играть, — поддержал ее Мегуми. — Эй! — надулся Юджи, ставя точку на листке. Мегуми контратаковал. — Ну, с этим балансом мы вернулись обратно в тупик. Что мешает этому твоему балансу создать магов после проклятий? — сказала Нобара, немного подумав. — Давай начнем с того, что изначально проклятия создают люди. Из эмоций и лишней проклятой энергии. Значит, они не могут возникнуть без людей. Значит, люди появились раньше? — Так то люди, а не маги! — Какая разница? — Разница огромная! У людей проклятой энергии, такой, как у магов, нет! — Ну… тогда мы опять в тупике, — фыркнул Мегуми, отворачиваясь к окну. — Тогда, тупик, — согласилась Нобара и сразу скривилась, подпирая кулаком щеку. — Блин, лучше бы выходные обсудили, а не эту ерунду. — Я, кстати, выиграл, — растягивая губы в кривой ухмылке, оповестил Мегуми, обводя большую территорию из своих точек. Вой проигравшего в пятый раз Итадори, кажется, слышали даже в коридоре.

***

      Мегуми распахнул дверь и едва подавил в себе глубинное желание отпрыгнуть обратно. Лицо обдало холодом, как зимой, наверное, его ошарашенный выдох вырвался облачком пара. Сёко обернулась и велела запереть дверь и не тратить холод, и он подчинился, шагая в эту морозилку, натягивая рукава толстовки на пальцы.       Сёко хлопотала. Ее халат, распахнутый, потому что поверх пушистого толстого свитера он не сходился, походил на иней, а истонченная Иери — на снежного йокая. Она высматривала что-то в микроскоп. — Ты решила лабу в холодильник морга переоборудовать? — не удержался Мегуми, и Сёко бросила на него скептический взгляд. — Нет. Лучше достань мне термометр и плитку, раз пришел. Плитка под раковиной.       Фушигуро хмыкнул и полез в ящик под раковиной, сразу выискивая нужные вещи. Нагревательных плиток оказалось пять штук: они были сложены невысокой башенкой в углу. Мегуми покопался и вытащил самую приличную на вид, не проржавевшую и с целым регулятором, попутно осматривая, что тут есть еще. Ничего не изменилось, только коробки с куклой не оказалось, но Мегуми отмахнулся от этой незначительности. — Ты там примерз, что ли? — поинтересовалась Сёко, не отрываясь от работы, и Мегуми, поморщившись, вынырнул из ящика и подключил плитку в сеть.       Термометр оказался на соседнем столе, и Сёко задумчиво потеребила кончик. Мегуми наблюдал, как она отставляет его подальше от нагревающейся плитки, чтобы он оставался холодным, и потом держит какое-то время металлический шпатель в банке со льдом. Мегуми провел пальцами над пышущей плиткой, чувствуя, как легко обволакивает кожу теплый поток. Сёко замерла над столом, охлаждающимся шпателем, микроскопом, кристалликами чего-то коричнево-черного на предметном стекле, и как будто отсчитывала секунды про себя, настраиваясь. В какой-то момент она, когда была готова, сделала рывок.       Выдернуть шпатель, вытереть его сухой салфеткой, подцепить комок слипшихся кристалликов, чтобы потом пересадить их на кончик термометра и подставить к плитке — заняло у ловкой Сёко несколько секунд, и раньше, чем Мегуми успел внутренне восхититься ее продуманными четкими движениями, кристаллик на кончике исчез. Причем он не смог бы точно ответить, был ли этот кристаллик вообще, когда она занесла термометр над плиткой.       Сёко задумчиво вытянула губы в трубочку и поднесла кончик термометра к глазам, рассматривая чистую поверхность. Потом удовлетворенно причмокнула губами и выключила плитку. — И? Это хорошо? — спросил Мегуми после некоторой паузы. — Без понятия, — отмахнулась Иери, осторожно перекладывая стекло с кристалликами в чашку Петри, — Но это многое объясняет. — Он исчез. — Он сублимировался, — поправила Сёко, — Испарился без стадии жидкости. Сразу. Ну. Или жидкая фаза была настолько быстрой, что мы не успели ее заметить.       Она зябко передернула плечами, и только после того, как поставила чашку Петри со своим содержимым в холодильник, занялась пультом от кондиционера, добавляя градусы. Не сразу, но через какое-то время стало чуть теплее — Сёко как раз успела все разложить по местам и помыть руки. — Ну и что? — спросил Мегуми, и она пожала плечами, — Что это даст? — Не знаю. Пока! — не знаю. Но само по себе все это очень любопытно. А еще этим пока никто не занимался, — она привалилась к вытяжному шкафу, похлопала себя по карманам, выуживая сигареты, и закурила, нарушая всю мыслимую и немыслимую технику безопасности.       Дым она выдохнула прямо под гудящую, работающую на полную, тягу, и чуть приопустила стеклянную шторку шкафа, чтобы дым не летел в помещение. Мегуми с минуту смотрел на нее очень строго и неодобрительно, но молчал, и она фыркнула, стряхивая пепел в тарелку для спиртовой таблетки. — Да. Да. Я знаю, что я бросила, — сказала она, поднимая шторку и выпуская дым.       От легкого, смрадно-острого душка проклятой энергии и примешивающегося к нему сигаретного запаха чесался нос. Мегуми смотрел на Сёко, на ее будто разбухшую из-за свитера фигурку и тонкие, истонченные руки, на ее усталые складки вокруг губ, и вдруг понял, что упускает что-то очень важное, что-то такое, отчего она беспокойно курит у вытяжки, и тяжело смотрит. Тихое, медленное отчаяние и тоска. — Что-то случилось? — спросил Мегуми, рассматривая ее лицо, пытаясь найти ответ, но не находя. Секо мотнула головой. — Нет. Все как обычно.       Спокойный голос, не врет, но Мегуми показалось, что ему в уши ввился крик, долгий, дикий, раздирающий горло, из тех, которые вырываются вместе с жизнью, когда выхода не остается и остается только кричать. Он был почти оглушен, и отвернулся, скрывая досаду за безразличием, потому что понял, что дальше намеченной границы его не пустили. — Ты всегда можешь на меня рассчитывать, — все равно возразил он, и Сёко улыбнулась, тускло, но со всей нежностью. — Я знаю, Мегуми.       Он кивнул. Кивнул еще. Ненавязчиво поблагодарил за недавние советы. Сёко улыбалась. У Мегуми очень тяжело и больно сжималось все в груди, потому что эту улыбку, вымученную, недостающую глаз, он уже видел. Тогда, несколько лет назад, когда случилось… не важно.       Уходя, Мегуми подумал, что если его не пускают дальше границ, он отправит того, для кого этих границ не существует. В конце концов, он вроде «ребенок» в семье, а не «супруг». Поэтому он набрал Годжо.