В пустоши дует ветер

      О, чем думал Ремен Сукуна, пока сидел на их веранде и неторопливо пускал колечки дыма в утренний воздух — никто не знал. Мегуми тем более не мог даже представить, что происходило в его голове. Загадка. Древнейшее проклятие — и гребанная загадка.       Мегуми вспомнил, как вчера в столовой он при всех выполз на Юджиной щеке и отвесил что-то привычно едкое. Второкурсники за соседнем столом напряглись и побледнели, а Нобара невозмутимо проживала свой дикий диетический микс из мюслей, и зашуршала оберткой. — Будешь шоколадку? — спросила она самое страшное проклятие всех времен, умело рассеивая шлейф опасности и переводя все в бытовуху. — Я не люблю сладкое. — Не понравится, выплюнешь. Давай, она с орехами. Ты такое в своей босоногой древности и не пробовал.       Сукуна отрицательно зарычал, сверля ее глазом, и Нобара, отломив кусочек шоколадки, попыталась пальцами разжать его стиснутые губы. У второкурсников полезли на лоб глаза, да и у Мегуми тоже. — Укусит же. От чего потом уколы делать, — пробормотал он, смотря, как она упорно пытается накормить Сукуну.       За губами Двуликого обнаружились не менее стиснутые зубы. Нобара подорвалась с места, зафиксировала успевшего только пискнуть Юджи, и грозно скомандовала: — Мегуми, давай, я держу, ты разжимаешь!       Челюсти на Юджиной щеке разжимали в четыре руки ножом, и в итоге смогли кое-как затолкать между ними шоколадку. Если до этого Сукуна сопротивлялся, то после попадания в рот еды, задумчиво клацнул челюстями и зажевал. Долго жевал. Довольная, чуть взъерошенная Нобара широко и победно улыбалась. — Вот! А ты не хотел! — Сладкая гадость, — проживав все и облизнув тонкие губы, проворчал Сукуна и уполз внутрь.       Все еще прибывающие под впечатлением семпаи посмотрели на свою еду и признали, что аппетит пропал, и поспешили уйти. А Мегуми в начале удивился: чего это они? Все же под контролем, Сукуна мирный сегодня, ведет себя прилично. И потом, жующий шоколадку Сукуна не такой страшный, как Сукуна, обещающий их расчленить.       А потом одернул сам себя, вдруг осознав, насколько они втроем с Нобарой и Юджи иногда увлекаются. Тигра тоже иногда держат как домашнего питомца, тискают, кормят с рук. А потом обнаруживается в какой-то момент, что он загрыз всю семью.       Сидящий на веранде Сукуна повернул к нему голову, и от неожиданного пронизывающего насквозь взгляда Мегуми едва не вздрогнул. — Долго там стоять будешь? — Сколько надо, столько и буду, — упрямо произнес Мегуми, и проклятие пожало плечами.       От этого наброшенная на спину куртка чуть сползла, и Сукуна легко её поправил, чуть поежившись от утреннего свежего холодка.       Мегуми смотрел, как Сукуна курит на их веранде, в пижаме Юджи и с его же небрежно накинутой на плечи курткой, босой, лохматый после сна, исчерченный татуировками, хрипевший непристойности этой ночью Нобаре на ухо, пока она, задыхаясь от возбуждения, насаживалась на член Мегуми — он смотрел, и пропускал через себя, что это перед ним самое страшное и опасное проклятие всех времен. Пусть оно и выглядит до нельзя мирно, но если упустить вожжи, Сукуна вырвет ему кадык и не поморщится. Его сдерживает только сделка, малое число собственных пальцев и, может быть, какие-то собственные мотивы.       Мегуми так и не нашел нигде ответа, как убить Сукуну раз и навсегда. Годжо тоже ничего не сказал толкового. — Почему нет ни одного описания, как Сукуну победили и запечатали в пальцы? — не понимал Мегуми, устало плюхнувшись на стул для посетителей в кабинете Сатору. Годжо поджал губы и развел руками. — Это была настолько страшная, мощная и опасная техника, что решили ее никогда больше не использовать, — сказал он, — Маги того времени уничтожили все записи, чтобы они не достались ни людям, ни проклятиям.       Это означало, что выхода у них никакого не было. Даже Проклятая Азбука не помогла, хотя там были такие факты, что у Мегуми иногда глаза лезли на лоб. — Смирись, Мегуми, — говорил Сатору, даже не подозревая, насколько Мегуми на самом деле смиряется: со всем, с проклятием в их доме, с тем, что приходится делить с ним Нобару, с тем, что сам задыхается под сильным мощным телом, — Это совершенно не убиваемый ублюдок. Бич человечества. Его армия едва не зачистила всю Японию. И та техника… поверь мне, это было просто ужасно. К лучшему, что уничтожили записи.       Мегуми был полностью согласен, ублюдок заслужил эту технику, запершую его на тысячу лет. Он должен был остаться таким навсегда, если бы не случай, но… он заслужил.       Он присел рядом с ним на доски, холодные, еще не прогревшиеся на солнце. Сукуна чуть напряженнее выпустил струю дыма. — Будешь опять задавать вопросы? — спросил он, не поворачиваясь к Мегуми, и тот проследил его жесткий, исчерченный чернотой профиль. — Нет, не буду. — Тогда помолчим, — согласился он, снова обхватывая мундштук темными тонкими губами. Эти же губы растягивались вокруг его члена, когда Сукуна вдруг поменялся с Юджи местами во время минета, причем в принимающей позиции. — Приятно видеть тебя на коленях, — усмехнулся тогда Мегуми, обводя его натруженные губы.       Сукуна хмыкнул прямо с членом во рту, прищурился, взглянул снизу вверх так остро, что Мегуми перетряхнуло, и от этого едва не ослабели ноги. Сукуна, выпустив член с смачным причмокиванием, расплылся в усмешке. — На коленях стоит не только проигравший. Стоя на коленях можно держать чью-то жизнь, сердце, удовольствие, — он долгим широким движением провел языком от корня до головки и ухмыльнулся, наблюдая, как Мегуми поперхнулся воздухом, — Не всегда руководит тот, кто сверху… — Я руковожу, — нетерпеливо выдохнул Мегуми, надавливая головкой ему на губы, — Открывай ротик шире, Сукуна.       Когда Двуликий, с ехидным прищуром смотря вверх, медленно насадился на член ртом, Мегуми выгнуло, и он не скрываясь застонал. Ноги почти подкосились, и если бы не стена сзади, он бы позорно растекся перед Сукуной на полу. — Нет, я все-таки спрошу, — все-таки нарушил их молчание Мегуми, и буквально почувствовал, как Сукуна тяжело вздохнул, опуская кисеру, — Почему о технике, которой тебя разделили на пальцы, ничего не известно. — Потому что люди сами испугались того, что придумали, — спустя короткую паузу сказал Сукуна, цепко смотря вперед, — и поклялись никогда эту технику не использовать.              В кисеру тлел табак, пахло терпко, но приятно. Мегуми смотрел, как после затяжки, Сукуна выпускает дым, и он рассеивается в чистом воздухе легким туманцем. — Настолько все плохо? — Поверь, никто не хотел бы испытать это на себе. Мегуми запнулся и зацепился взглядом за дёрнувшуюся метку на щеке, когда Сукуна криво оскалился. — Больно было?       Сукуна коротко гортанно рассмеялся и вытряхнул чашу трубки в стоявшую рядом банку, оставляя Мегуми без ответа. Не истлевший табак и пепел медленно посыпались на дно. Мегуми бездумно смотрел, как он обстукивает кисеру об банку, пытаясь вытряхнуть прилипшие остатки, и думал, что он это заслужил.       Сукуна вырезал людей тысячами, а на краю сознания Мегуми знал, что этот ублюдок может стонать, тихо, сдавленно, будто от боли, на самом пике, за секунду до оргазма. Сукуна может глотки вырывать зубами, а Мегуми знал, что он любит выходить по утрам на веранду и смотреть, как просыпается сад. Сукуна может искупаться в крови своих врагов и не поморщиться, но пьет молоко прямо из пакета тайком, пока Мегуми не видит. Сукуна — самое страшное проклятие всех времен, но не считает унижением жадно брать у Мегуми в рот, или стоять на коленях перед Нобарой, вылизывая ее промежность.       Сукуна — садист, а Мегуми знает, что руки у него бывают бережными. Сукуна знает, как пытать человека, чтобы он долго не терял сознание, но считает, что в койке должно быть сладко и хорошо всем.        Сукуна шептал, что будет убивать их медленно, снимать кожу сантиметр за сантиметром. А теперь шепчет, как сладко они стонут от его поцелуев.

***

      Они прошли два квартала, и скорее всего за вечер пройдут еще столько же. Хотя Нобара и Юджи пока были бодры и даже не начали ныть, что устали и хотят на ручки.       Мегуми, как самый ответственный, сверился с навигатором, чтобы не уйти из своего квадрата и не залезть в чужой, и на ходу бросил завистливый взгляд в окно какого-то кафе, где люди отдыхали, скрашивая вечер вкусной едой, кофе или спиртным.       То, что теперь Токио разделили на области и шаманам посменно приходилось их патрулировать, придумал не Годжо, даже не директор Яга, а Совет, чтоб у них, как говорит Сатору, от заседаний задницы сплющились!       Обстановка была тяжелая, организованные проклятия бушевали, постоянно происходили беспорядки, и даже первачков заставили шляться по подворотням. Хотя Мегуми не знал, как маленькая горстка магов сможет обходить весь Токио, но это его уже не касалось. Его касалось то, что его придурки в момент прекратили дурачиться и пихаться, и с внезапным криком «ух ты, снег!» свернули в ворота какого-то склада. — Какой еще снег, октябрь только начался, оп…       Мегуми распахнул рот, пытаясь окинуть взглядом всю эту глыбину льда, застывшую в красивой закручивающейся по спирали форме почти до самого потолка. Светлый лед поблескивал в тусклом освещении дежурной лампы, и походил на прекрасную ледяную скульптуру. Нобара, у которой глаза сверкали от восторга, протянула ко льду руку. — Не трогай! — рыкнул Сукуна так, что подскочили все, в том числе и Юджи, на щеке которого вылез грозный и собранный Двуликий. Кугисаки сдуло от скульптуры на пару метров, и машинально она чуть присела в коленях, а из рукава ей в ладонь скользнул молоток. — Пусти, — твердо скомандовал на щеке Сукуна, и Юджи безоговорочно уступил тело, чувствуя напряженные нотки в его голосе. Сукуна неспешно подошел и, не дотрагиваясь рукой, провел ладонью по воздуху вдоль искрящегося льда. — Никогда не касайтесь чужой техники голыми руками. Прожжёт до костей, — произнес он, задумчиво осматривая что-то, очевидное только ему, и склонившись, расплылся в короткой усмешке, — Хм… интересно. — Что интересно? — спросила Нобара, пытаясь рассмотреть, что он там увидел, но Сукуна промолчал. Ледяная скульптура медленно начала распадаться на частицы, искрящиеся в воздухе и тающие будто снежинки. Незаметно потянуло легким морозцем. Сукуна повернулся к выходу. — Мне нужно уйти на некоторое время. — Еще чего! — фыркнул Мегуми, делая шаг и перекрывая дверь на улицу. Сукуна остановился перед ним, хотя мог запросто снести его с дороги, и вздернул бровь будто говоря «ну? и? что ты мне сделаешь?». Мегуми упрямо набычился, собирая пальцы, но еще не выпуская тени. Они стояли несколько секунд, сверля друг друга глазами, пока Сукуна не возвел все четыре глаза к потолку и не сказал: — Да, вернусь я. — Ага, а что ты будешь делать, уже другой вопрос. Сукуна тихо раздраженно зарычал сквозь зубы, но Мегуми только вздернул подбородок: не впечатлило. — Я с вами сделкой связан, не денусь никуда. У меня есть только час времени, и ты этот час тратишь, — Сукуна угрожающе шагнул к Мегуми, нависая скалой, и прищурившись, навскидку предложил, — Тогда идите со мной. — Что? — Сделаем, как вы любите: и не мне и не вам. Как там это называлось? Компромисс? Так вот, мы идем по моим делам, но идем вместе. Идет? Сукуна заметил, как Мегуми и Нобара быстро и нерешительно переглянулись, и согласился сам с собой: — Идет. — Стой! Мы все равно тебе не доверяем. Сукуна бросил на Мегуми долгий странный взгляд. — Доверяете, — медленно и лениво, будто объясняя уже давно понятную истину, произнес он, мягко дернув уголком губ, — Уже доверили мне многое. Ходить по вашему дому, есть вашу еду, касаться вас, брать вас. Этого мало?       Он вдруг разом почувствовался очень близко, и Мегуми растерянно посмотрел в его глаза, внимательные, считывающие его лицо. В вишневой радужке будто завязли более темные крапинки, и Мегуми отвернулся, невольно задерживая дыхание, чтобы горький запах не кусал носоглотку. — И не забывай про нашу сделку. Я никуда от нее не денусь, пусть эта мысль тебя успокаивает. — Я не беспокоюсь, — огрызнулся Мегуми, отталкивая его и чувствуя, как жарит его кожа даже через футболку, — Мы идем с тобой. Но без глупостей! — Всегда бы так, — усмехнулся в сторону Сукуна и внезапно поменялся местами с Юджи. — Ой, ты же хотел куда-то идти, — удивился он и скосил глаза вниз, безрезультатно пытаясь разглядеть вылезшие на щеке глаз и губы. — Время у меня не резиновое, — оскалился рот, — Если конечно, ты не хочешь заключить еще сделочку… — Нет! — крикнули маги на три голоса, и Сукуна засмеялся. — Тогда нам направо. * — Не уверен, что нам можно сюда заходить, — засомневался Юджи, когда они оказались на яркой и шумной улице в Синдзюку. Вместе с Мегуми и Нобарой он лавировал между прохожими разной степени трезвости и веселости, — Мы же несовершеннолетние, а тут сплошные клубы. — Расслабься, — отозвался Сукуна, высматривая нужный поворот, — Мы уже пришли. Налево. Да, сюда.       Все трое встали, напряженно вглядываясь в переулок, ежась от слишком сильной, концентрированной проклятой силы, доносившейся оттуда. Юджи нервно облизнул губы и шагнул первый, за ним потянулись остальные. — Это была завеса? — удивился Мегуми, невольно вздрагивая, когда Юджи раздался и покрылся метками. — Да, завеса. От нежелательных человеческих рыл, — сказал Сукуна, и с прищуром осмотрев заведение перед ними, весело оскалился, — А вывеску, так и не починили, ха! — Мне кажется, тут не хватает букв, — уточнила Нобара, тоже рассматривая, куда они попали. — Не кажется. — И как должно было называться? Что вообще можно составить из «Дры Пши»? Дуры, выдры, а с пши вообще ничего в голову не приходит!        Сукуна обернулся на нее, загадочно сверкнув глазами, и расплылся в лукавой усмешке. — Секрет, — уклончиво ответил он и потянул на себя дверь, стильно обклеенную в несколько слоев плакатами, вывесками и картинками. Где-то между афишей маленького театра и журнальными вырезками с котятами висела вездесущая рекламка Программы с небезызвестным стишком. — Это бар, нас не пустят, — напомнил Мегуми, напряженно ежась от незнакомого места, очень подозрительно пропахшего проклятой силой. Запах был горький, едкий, отдававший терном, и от этого хотелось зажать нос и рот и не дышать вовсе. А потом они уловили сбоку чье-то движение… — Спокойно! — останавливая всех, зычно рявкнул Сукуна на весь коридор и ловко поймал и Мегуми и Нобару на излете, когда они едва не применили свои проклятые техники. Оба были бледны, и с перекошенными лицами. На них с не меньшим ужасом смотрел вышибала бара, и язвительный проклятие-шар даже не находил слов — лишь глотал впустую воздух. — Спокойно, — повторил он, насильно заталкивая молоток Нобаре обратно в рукав, а Мегуми разжимая пальцы. — Держитесь меня, и все будет хорошо, — приветственно кивнув застывшему проклятию, весело сказал Сукуна и подпихнул юных шаманов в сторону зала.       Проклятая сила здесь была гуще, как будто заволокла все плотной дымкой и царапала носоглотку дикой смесью горечи и запахов: что-то хвойное, и вкус каких-то пережжённых семян, запах алкоголя, перца, еще специй — отчего хотелось выскочить на улицу и хорошенько продышаться. — Сукуна! Здесь проклятия! Это бар проклятий! — засуетился Мегуми. — Ага, я в курсе, — едва не хрюкнул от сдерживаемого смеха он, — Силу не используйте, это нейтральное место. И не нарывайтесь. И никого не нервируйте. Нобара возмущенно фыркнула — кто кого еще нервирует! — и с интересом заглянула в зал. — Ого, цивильненько, — быстро оправилась от шока она, в момент переключаясь на любопытство как по щелчку пальцев. — А вы думали, что мир проклятой силы ограничивается только вашей школой?       Мегуми не ответил. Он едва держался, чтобы снова не сложить в печать пальцы и не вызвать гончую, чтобы она хотя бы просто стояла за спиной, как грозный телохранитель.       На них пялились. Разнородные проклятия и шаманы смотрели внимательно, чуть настороженно, но больше изучающе. Их появление не вызвало резонанс, не нависла тишина, не прекратились все дела, их появление даже практически проигнорировали, но вот когда Сукуна проходил между столиками, тогда на них начинали смотреть. Кто просто обрывался на середине слова, вглядываясь им в лица, а кто-то едва не вскакивал со стульев. Мегуми устал отводить взгляд от слишком липких, слишком жадных и настойчивых глаз, и стал смотреть Сукуне в спину. Туго затянутая в черную футболку она походила на одну большую закрашенную метку. Они нашли свободный столик, но в итоге так и не сели. — Ого! Это че, арена? — воскликнула Нобара и едва не нырнула в толпу, но Сукуна поймал ее буквально за шиворот. — Не нарвись на неприятности. — Но ты же меня все равно спасешь? — она невинно хлопнула ресницами, весело смотря в его застывшее лицо. Сукуна сверлил ее тяжелым взглядом несколько секунд, а потом медленно выдохнул, раздувая крылья носа. — Я предупредил, — хмыкнул он, и, бросив короткий взгляд на Мегуми, направился к бару, краем глаза замечая, что тот поспешил за ним. Сукуна расслаблено привалился к стойке, игнорируя стулья, и раскрыл меню. Мегуми встал рядом. — И что это все значит? — спросил Мегуми, озираясь по сторонам, с удивлением натыкаясь сначала на пианино, а потом на группу проклятий, играющих в дженгу, — Зачем мы здесь? Что это за место? Сюда же несколько отрядов магов можно вызвать не глядя. Если не больше. Сукуна посмотрел на него поверх меню, и неопределенно пожал плечами. — Ну, добро пожаловать, — закатил он глаза, — Раньше это была чайная. Сейчас… ну темновато, на мой взгляд, мрачновато, но хозяину видней. Он не выпадал из жизни на тысячу лет. Вот кстати он. К ним подошел бармен, господин-Танаши, и недоверчиво, но вежливо посмотрел на них темными глазами без зрачков и пошевелил хоботками. — Чем могу быть полезен, господин? — чуть склонив голову, спросил он, и Сукуна качнул головой в ответ, встряхивая картонкой с меню. — Мне вот это, — ткнул он в список сакэ, а потом кивнул на Мегуми, — А этому ромашковый чай, чтоб не нервничал. — Я не нервничаю! — задохнулся от возмущения Мегуми.        Бармен бросил на Сукуну явно веселый понимающий взгляд и передернул хоботками, которые у Мегуми упорно ассоциировались с длинными усами. — Эта что будет пить? — спросил Сукуна, кивая подбородком в зал, и Мегуми нашел глазами Нобару.       Она уже с кем-то умудрилась скорешиться и теперь увлеченно болтала с группой проклятий и магов. Как у нее получалось быть настолько легкой на подъем, Мегуми упорно не понимал. — Сока с нее хватит.       В какой-то момент обнаружилось, что платить придется Мегуми, потому что у Сукуны денег не было, и тот скалясь, весело наблюдал, как ругаясь и ворча тот отсчитывает иены. Когда все было улажено, Сукуна повернулся к господину-Танаши и посмотрел очень по-деловому цепко. — Я могу помочь чем-то еще, господин? — понятливо откликнулся он, близоруко щурясь и придвигаясь ближе. — Ищу кое-кого, — уперевшись локтями в стойку, произнес Сукуна, и Мегуми, собравшийся уже идти за столик, навострил уши, — Проклятие, женщина, рост, ну примерно метр шестьдесят. Волосы короткие, белые, с красным пятном на затылке. Глаза печальные. По крайней мере, тысячу лет назад выглядела так. Сукуна на секунду задумался, рассматривая дизайнерские лампы без плафонов на потолке. — А, у нее сильные ледяные техники. Ну, и скорее всего, спрашивала меня, — подводя итог, усмехнулся он. Бармен задумался, шевеля хоботками. — Так мы за этим здесь? — тихо спросил Мегуми, — Чтобы ты снова собрал вокруг себя последователей и слуг. — Не то чтобы она последователь. И не слуга, — поморщился Сукуна, косясь на него нижним глазом. — Была такая, — прокашлявшись, чтобы привлечь внимание, сказал господин-Танаши, — Пару недель назад появилась, искала вас, господин. Потом еще дня два назад. Расспрашивала. — О чем?       Бармен умолк, выразительно посмотрев на греющего уши Мегуми, и тот нахмурился, с вызовом отвечая на неприязненный взгляд. — О слухах, о недавних событиях, — скупо пояснил бармен, и отвечая на вопрос, но и не рассказывая ничего существенного. Сукуна одобрительно качнул головой и жестом руки отпустил его.       Мегуми молчал, постукивая пальцами по столешнице, смотрел в зал, и лицо у него было спокойное и расслабленное, будто он что-то обдумывал, но поверхностно. Сукуне пришлось тронуть его за запястье, чтобы он очнулся и взял напитки, которые поставил перед ними бармен.       Проходя к столику и собирая по пути множество любопытных, цепких взглядов, Мегуми вдруг вспомнил, что они с Нобарой вообще-то в форме техникума. Организации, которая занимается истреблением проклятий. На ум пришла Проклятая Азбука, которую он прочитал от корки до корки, а некоторые места несколько раз.       Умные, сильные проклятия, которые собираются в группы, организовывают нейтральное заведение для отдыха, где стоит пианино и стеллаж ломится от книжек и настольных игр — об этом им в техникуме точно не рассказывали. А вот в Азбуке было. И Мегуми тогда подумал, что это чья-то больная фантазия.       К ним за столик плюхнулась раскрасневшаяся, разулыбавшаяся Нобара, и Мегуми с ужасом заметил у нее в руке пустой бокал. Опознать бывшее содержимое было невозможно, хотя по степени веселости Нобары можно было рискнуть предположить, что там все-таки было спиртное. — Прикольное место, надо Маки-сан и остальных сюда сводить! — Я вас не для того с собой взял, чтобы вы сдали это место людям, — фыркнул Сукуна, делая маленький глоток сакэ из деревянной сакадзуки, на вид настолько древней, что казалось, в ней подавали напитки еще в то время когда столица называлась Эдо. Сукуна продолжал: — Это мирное, безопасное, нейтральное место. Всегда таким было. Людям о нем не нужно знать. — Я видела здесь шаманов. Прикинь, Мегуми, бродячие шаманы!       Она восторженно ерзала на стуле, делилась впечатлениями и пила сок, который Мегуми подпихнул ей ближе. Сукуна смотрел на них, и усмешка у него вышла мягкой. Он быстро опрокинул в себя остатки сакэ. — Какого сброда здесь только не было, — фыркнул Сукуна и ехидно оскалился, — Могу поспорить даже ваш ненаглядный Годжо здесь бывал. — Нет, точно нет. Он бы прожужжал нам уши об этом месте!       Но посидеть спокойно им не дали, потому что одно из проклятий, не уступающее Сукуне в ширине плеч и толщине мускулов, подтащило свободный стул и подсело к ним. Двуликий откинулся назад, и за видимой расслабленностью скрылась сжатая как пружина напряженность. Мегуми с Нобарой притихли, а незнакомое проклятие застенчиво почесало затылок. — Говорят, господин Двуликий потерял руки и обмельчал. — Вырву язык, завяжу узлом, — ласково пообещал Сукуна, и проклятие приободрилось — Ай-да, в клетку?       Сукуна с ленивым прищуром метнул взгляд туда, где в уголке, обнесенный железными решетками, ютился ринг, а потом скептически оценил противника. — Только на кулаках и без проклятой силы, — всполошилось проклятие, и Сукуна, прикинув, сколько у него осталось времени, покосившись на Нобару и Мегуми, которые жадно впитывали каждое слово, согласился: — Ай-да.       Видимо бар только этого и ждал. Потому что все вдруг подорвались и пошли занимать у клетки места, бросив напитки, игры, арену с мелкими проклятиями и все свои дела. — Чего? — поперхнулся Мегуми, отлавливая Сукуну за руку прежде, чем его поглотила толпа, — Мы не договаривались о, черт побери, поединке! Он имел в виду многое, что сделка может запрещать такие поединки, что это привлечет еще больше внимания, чем они уже привлекли, что у него, в конце концов, кончится время, и Юджи окажется один на один с проклятием, что останутся следы и синяки, которые придется объяснять, но Сукуна понял его беспокойство по своему. Он довольно оскалился и, шагнув к нему вплотную, провел по его спутанным волосам. — Ты волнуешься за себя или за меня? — спросил Сукуна, смотря на него через хитрый прищур, и Мегуми на мгновение смутился, но тут же нахмурился. — Что вообще за вопросы пошли? — Сложные, да? — подковырнул Сукуна, и, перехватив взвизгнувшую Нобару, прижал ее к себе и мимолетно ткнулся носом ей в волосы. Она замерла, как зверек, чувствуя дыхание на макушке, глупо и расслаблено улыбаясь, а потом одним гибким движением упорхнула к Мегуми. Сукуна с явным сожалением выпустил ее. — Все нормально будет, — объявил он, широко скалясь, как будто уже победил, и развернулся к клетке.       Мегуми очень сильно хотелось с чувством сжать переносицу от какой-то невыносимости и абсурда происходящего. Последнее время этого было слишком много. Сукуна бросив футболку в толпу, но на самом деле безошибочно в лицо Мегуми, прыгнул на ринг, сразу втягиваясь в поединок. Он двигался плавно и хищно, практически текуче. Точеные жгуты мышц перекатывались под кожей, и с ними завораживающе волновались выщербленные чернотой метки. — Охренеть, — едва слышно в возбужденной толпе проклятий выдохнула Нобара, которая еще ни разу не видела, как Сукуна дерется. Она с напряжением облизнула губы и, сложив ладони, заорала вместе со всеми: –Давай, вперед, уделай его!       И восторженно обернулась на Мегуми, который взглянув в ее горящие глаза и раскрасневшееся лицо, не смог сдержать улыбки. Легкость и эйфория хорошего боя, которые в загустевшем от азарта воздухе накрыли головы проклятий и людей, не обошли стороной и Мегуми. Через минуту он уже следил за каждым движением Сукуны, шевеля губами, проговаривая что-то про себя, и резко морщился или вздрагивал на особо напряжённых или опасных моментах.       В какой-то момент господин-Танаши предусмотрительно дернул здоровенный рубильник, и прутья клетки затрещали от пронизавшего их потока энергии. Мегуми вдруг понял что это — это были уловители проклятой силы, и дерущиеся в клетке теперь не могли ее использовать, и дрались, опираясь теперь только на физическую силу и опыт.       Сукуна победил быстро. Он был хорош, пришлось признать Мегуми, даже слишком, завораживающе хорош. И гудящая толпа загудела уже чуть разочарованно и просяще. Мегуми затаил дыхание, поймав себя на мысли, что хотелось наслаждаться зрелищем еще, слишком быстро все закончилось, разгоряченная кровь не улеглась и еще сильнее бросилась в голову, когда Сукуна, блестящий от пота, цепко оглядел зал и скомандовал: — Еще трое.       Желающие подраться нашлись быстро. Они обступили его, и Мегуми даже ахнул, когда они напали одновременно. От адреналина щекотно сжались внутренности, Мегуми провел языком по губам, не отрывая глаз от того, как Сукуна гибко и легко, будто танцуя, уходит от ударов и выкручивается из кольца.       Визжащая на ультразвуке Нобара повисла у Мегуми на плече, то прыгая, то просто мелко подрагивая от захлестнувшего азарта, то замирая на особо напряженных моментах. В какой-то момент, когда духота стала невыносимой, она скинула пиджак на спинку ближайшего стула и осталась в белой рубашке, продолжая скакать с не меньшим энтузиазмом.       Поединок длился дольше первого, но исход его и так был решен: Сукуна, даже не запыхавшийся, но встрепанный, вышел из клетки под восторженный вой толпы и, найдя глазами своих шаманов, шагнул к ним.       Нобара с воплем запрыгнула на него, как мартышка на дерево, ловко обхватывая руками и ногами. Сукуна явно не ожидал. Удивление, как от приятного сюрприза, скользнуло по его лицу, и он довольно оскалился, сжал ладонями её бедра, обтянутые темными колготками, и накрыл ее губы своими, трахая ее рот языком со всей яростью еще не отпустившего боя.       Мегуми от этого зрелища перетряхнуло с головы до ног, жар бросился в голову и лицо, а когда Сукуна, придерживая Нобару одной рукой, взял в горсть его волосы и сжал, из горла само собой вырвалось голодное рычание. Горячая волна продрала живот, стекла в пах, и Мегуми едва подавил желание утащить их обоих отсюда, где-нибудь зажать и быстро, грубо отдрочить, стравливая адреналин.       Наверное, он бы так и сделал, он был на грани, но лицо Сукуны, сладко хищное, обещающее, вдруг напряглось, выморозилось, и взгляд всех четырех глаз цепко скользнул в сторону выхода, напрягся, быстро считывая ситуацию. Если бы Мегуми не был в такой эйфории, он бы принял это всерьез. — Уходим, — жестко оборвал Сукуна, ссаживая Нобару, и Мегуми только-только почувствовал, что что-то не так.       Проклятия, кто постарше и поопытнее, ощутимо напряглись, а потом кто-то заорал, умудряясь перекричать всю толпу: — Шаманы! Облава!       Все закричали, но уже по-другому, не так, как голосили минутой ранее, и Мегуми захлестнула чужая, помноженная на количество, духоту и закрытое, как мышеловка, пространство, паника. В голове запульсировало, мысли летали так быстро, что ни за одну не удавалось зацепиться, и будто через окошко, в окружении мутного тумана, Мегуми видел, как живая масса проклятий и людей подорвалась с места и побежала, раздулась по всему залу, как опухоль.       Мегуми засуетился, едва не споткнулся о перевернувшийся стол и чуть не упал, все еще не понимая, что ему делать, когда чьи-то сильные руки выдернули его в сторону и куда-то поволокли.       Все в том же узком окошке, в которое превратилось его зрение, он разглядел змеящиеся татуировки на волокущей его руке, а потом взглянул в перекошенное лицо Сукуны, который пробирался сквозь перевернутую мебель и паникующие тела, и Мегуми почувствовал, как его затопляет раскалённым ужасом. Он не видел Нобару.       Он заозирался, пытаясь вывернуться из хватки, и ему казалось, он задыхается, пока впереди не мелькнуло что-то белое. Рубашка Нобары, как опознавательный флаг, сияла впереди, и Мегуми выдохнул с облегчением. Она уже была возле дверей, ведущих в служебные помещения.       Таких выходов обнаружилось много. За отодвинутым пианино зиял лаз, куда прыгали проклятия, за барной стойкой тоже, господин-Танаши откинул пестрый ковер и поднял крышку подвала. Проклятия, сквозь панику и суету спешно эвакуировались. Хотя кто-то в полном ужасе закричал, что они уже здесь.       От дикого болезненного вопля у Мегуми внутри все сжалось и мелко задрожало. Он с Нобарой и Сукуной почти нырнули в боковую дверь, когда обернувшись, он успел бросить взгляд на лестницу, ведущую наверх, и увидел, как в бар врываются маги. Друг за другом, в одинаковой незнакомой черной форме. Сквозь треск чужой техники, приглушенных воплей тех, кому не удалось вовремя спастись, он услышал, как рядом смачно ругается Нобара, и с облегчением понял, что они смогли сбежать. *       Мимо разномастных змеящихся вдоль стен труб, мимо бойлерных и котельных, они бежали практически одни, если не считать несколько мелькающих впереди спин таких же беглецов. Они бы бежали еще, но Сукуна дернул их в ответвление коридора, и не заморачиваясь выбил железную дверь.       Дверь, кажется, была приварена, но никто даже не заметил. Они оказались на складе какого-то ресторана, везде стояли ящики, и вкусно пахло едой, и через несколько минут они бесшумно вынырнули в ночной мрак улицы. Прохладный воздух мазнул по разгоряченным лицам, запутался в волосах.       Все трое побежали снова, сторонясь фонарей и людей. Воздух был свеж и недвижим. Невозможно было и предположить, что где-то неподалёку все разрывается от всплесков проклятой силы. К этому моменту время Сукуны истекло совсем, и теперь он мог только цепко смотреть с щеки Итадори в ночь, плотно стиснув губы.       Беглецы остановились под мостом, чтобы отдышаться, когда решили, что ушли достаточно далеко. Наверху прогрохотал поезд, идущий из Сибуи, и стены и земля под ногами мелко задрожали. Только сейчас они действительно выдохнули и напряжение отпустило. Юджи оглядел их, потрепанных и взъерошенных, поднял кулачки и бодрым шепотом проорал: — Йоу-ху!       Нобара хихикнула, все еще тяжело дыша после бега, и Мегуми посмотрел на них снисходительно, как на непослушных, натворивших очередную шалость детей. В голове все смешалось. Они только что веселились, а теперь бегут, как малолетки из клуба, куда нагрянула полиция. Но при взгляде на уставших, но счастливых Юджи с Нобарой, все становилось легче.       Мегуми не мог не шагнуть к Итадори и не потянуть его в поцелуй, обхватив крепкую шею. Тот затих, как всегда, как в первый раз, но быстро отмер, притягивая Мегуми к себе за пояс. Нобара хмыкнула и тоже прильнула к ним, но, неожиданно для всех, накрыла кривящийся на щеке Юджи рот. Сукуна недоверчиво вперился в нее единственным глазом, но распахнул тонкие обветренные губы, давая Нобаре себя целовать. От переизбытка ощущений Юджи выпучил глаза и простонал Мегуми в рот. Утихшее во время побега возбуждение вспыхнуло снова, окатило с головой, а Мегуми еще терзал рот Юджи, а Нобара целовалась с Сукуной на щеке. Когда они расцепились, чтобы глотнуть воздуха, Юджи задыхался. — Вау! Ох, вау, знаете, ощущения, как будто восприятие расслаивается. Вау, — раскраснелся он, касаясь щеки, на которой еще секунду назад был Сукуна. — Идемте домой, — сказал Мегуми. Идемте, хотел добавить он, «и забудем сегодняшнее, как страшный сон». Когда они уже уходили, отставшая Нобара застыла, хлопнув себя по плечам, сминая белую рубашку, с таким диким побледневшем лицом, что Мегуми понял, что ничего забыть невозможно. — Я. я…— дрожащим голосом прошептала она, — Я забыла!.. *       Развороченное пианино лежало, как выпотрошенное тело. Его внутренности: оборванные стальные струны, смятые, торчащие в разные стороны, горсть вырванных с мясом молоточков, белые черепки клавишей и распятая лакированная рама — представляли собой печальное зрелище.       Среди сломанной мебели и разбитого стекла медленно распадались на проклятые частицы трупы проклятий, и остывали трупы людей.       Пахло гарью и жженой плотью. Под рельефной подошвой кирзовых ботинок стекло трещало, как яичная скорлупа. Одним движением мыска можно было приподнять за край столешницы перевернутый столик и отбросить его в сторону; пнуть оторванные ножки стула, чью-то истекающую, почему-то желтой, жидкостью руку.       Где-то среди этого разгрома и кошмара, в оскверненном чреве бара Дры Пши, под обломками мебели и битого стекла, лежал пиджак с эмблемой Токийского магического техникума, который при тщательном обыске обязательно найдут.