В пустоши дует ветер

У Нобары множество разных баночек, скляночек, мазей в ванной, потому что «она же леди!», ей положено. Не важно, что половиной она не пользуется, потому что лень, а вторая половина уже давно засохла или испортилась. Мегуми туда даже не лез. Итадори пробовал, но быстро получил по голове, потому что «почему от тебя пахнет фиалками, Итодури, а? Ты знаешь, сколько стоит этот крем!». И если в ящики с косметикой парни не лезли, то на коробку с кое-чем периодически поглядывали: открыта – значит начались. Значит, нужно проверить на всякий случай обезболивающее в аптечке, проследить, чтобы Нобара взяла с собой пару этих штук про запас на день, чтобы потом не бегать по городу и не искать посреди прогулки или, упаси, миссии, прокладки. – Останешься дома? Или все-таки пойдешь? – спросил Мегуми, бегло оценивая насколько у нее болит сейчас – раз на раз не приходился, и иногда Нобара проскакивала эти дни хорошо, а иногда согнувшись пополам и уткнувшись носом в колени. – Пойду, – отмахнулась она, – Общая тренировка сейчас, и даже ведет, в кои-то веке, Годжо. Не хочу пропускать. Мегуми хмыкнул. Годжо, если проводил общие тренировки, устраивал веселые старты, захват флага и что-то подобное, интересное, командное. А поноситься по всей территории техникума было прикольно. Но вряд ли во время месячных. Итадори, тоже придирчиво на нее покосился, но промолчал, предпочитая не лезть в эти женские дела. За обезболом в аптеку сгонять или за прокладками (страшно краснея, если кассирша довольно кивала: какой хороший, заботливый молодой человек) – это пожалуйста, всегда, в любое время суток. А вот пообсуждать – это без него. И все могло бы пройти хорошо. Все к этому шло. Но перед залом Итадори вдруг замер, и мягко перетек в Сукуну. Взгляд Двуликого полыхнул жаром, и никто не успел даже пикнуть, когда тот за руку утащил Нобару в туалет. Хлопнула дверь, Мегуми отмер первым, подскакивая на месте. – Я разберусь, я улажу, улажу, – произнес он быстро, пока второкурсники медленно приходили в себя, – Мы сейчас придем, дайте пять минут. Слава богу с ними не было Годжо. Маки только серьезно и недоверчиво кивнула, и Мегуми ворвался в женский туалет, как будто тут убивают кого-то. – Ты что творишь! Ты… о господи… Не убивали, совсем нет. Нобара стояла, прислонившись спиной к стене кабинки, колготки и трусики у нее были спущены, и Мегуми усиленно пытался не смотреть на них, а вот пальцы Сукуны, сжимающие ее оголенные бедра бросились в глаза сразу. Как и его голова, почти скрытая под расклёшенной юбкой, гуляющая четкими угадываемыми рывками, как будто он вылизывал промежность. Слизывал ее кровь. Господи. Нобара простонала, кладя ему на голову руку, но только зацепила ткань юбки, и Мегуми увидел, как двигается край челюсти Сукуны, как дергается гортань, когда он сглатывал, явно с удовольствием, вкусно, так завораживающе отвратительно, что Мегуми не сразу определился нравится ему зрелище или пугает. – Гребанный же ты вампир, – на выдохе пробормотала Нобара и нетерпеливо перебрала ногами. Из-под юбки бархатно хмыкнули, и Сукуна помог снять колготки и белье с одной ноги, которую она с облегчением закинула ему на плечо. Она вымученно простонала снова, откидывая голову назад со слабым вздохом, и этот стон осел в животе Мегуми жаром. Голова сразу вспухла, в ушах застучало. Остались только кайфующая, тонко постанывающая Нобара, и Сукуна, все еще пробующий ее кровь. Когда Нобара мелко-мелко задрожала и задышала чаще, а потом выгнулась у Сукуны в руках, Мегуми пожалел, что не присоединился, что не шагнул к вплотную, за затылок притягивая Сукуну ближе к ней, чтобы он распробовал все до последнего: пряный вкус вязкой смазки и крови, ее дрожь в ногах, его собственное отвратительно изощренное нетерпение. Чтобы Сукуна повернул к нему голову, смотря через хитрый всезнающий прищур, а потом натянулся окровавленными губами на его член. Но Мегуми только покачнулся, привалившись к стене, смотря, как Сукуна, коротко встряхнувшись, с довольством скалясь, бережно возвращал капрон колготок на ее ноги. Нобара все еще стояла, как безвольная кукла, прикрыв глаза, и тяжело дышала. А потом провела слабыми руками по лицу, потом волосам, потом посмотрела вниз, на проклятие, распластавшееся на полу, у ног, прижимающееся щекой к ее бедрам. – Больной ублюдок, – прохрипела она без недовольства, скорее, как факт, что да, он больной и он ублюдок. – Ты охрененно пахнешь. Силой, – сказал Сукуна, утыкаясь носом ей между бедер поверх юбки и смачно вдыхая, – Ты сможешь выносить и родить сильных детей. От того, как глаза Нобары мгновенно округлились и она с шоком вытаращилась на Сукуну, Мегуми чуть не засмеялся. Хотя у него, скорее всего, было такое же охреневающее лицо. – Так, – твердо рявкнула она, неловко, бочком-бочком, отходя от этого ненормального, – То есть ты сорвался и уволок меня на глазах у всех, потому что я тебя как роженица устраиваю? После короткой паузы, за которую Сукуна демонстративно облизал губы, Нобара сжала страдальчески переносицу. – Так, верни Юджи, пока я не показала свою настоящую силу и не нашпиговала тебя гвоздями. – Молодо-зелено, – завел глаза Двуликий и поменялся. Юджи, комично восседающий на полу, казался каким-то потерянным и выпавшим из реальности. – Охренеть, – выдал он, смотря на Нобару и зачем-то трогая свои губы. – Согласен, – согласился Мегуми. – Знаете, – подала голос Нобара, – Я пожалуй передумала. Пойду, дома сегодня отсижусь. Хватит с меня на сегодня.