Farewell — Apocalyptica
Я люблю тебя Не только за то, кто ты есть, Но ещё и за то, кем становлюсь я, Когда я рядом с тобой
Эта легенда нашла своё начало ещё до создания трёх древних мифических государств — Хвангук, Синси и Пэдальгук. По легенде, первое государство было основано женщиной-перевёртышом и одним из небожителей в первом тысячелетии до нашей эры. Оно получило название Древний Чосон. После его падения много стран появилось, множество потеряло свою значимость, но три всё же провозгласили себя правителями всей территории, на которую падал солнечный свет. Время шло, правители менялись, традиции, обычаи, обряды забывались, и уже мало кто помнил о первоначальных странах, которые взяли своё начало от самих небожителей. Хвангук и Пэдальгук объединились против Синсы, им было мало власти, земель, и простая жадность погубила их. Ведь никто до той страшной кровопролитной битвы не знал, что Синсу — страну, где никогда не забывали о дани богам, — защищали драконы. С того дня изменилось многое: люди познали гнев неба, узнали о драконах и стали жить в одном едином государстве — Корё. Жизнь пошла своим чередом. Там, в полной гармонии, жили люди и драконы. Волшебные порождения водной, огненной, земляной и воздушной стихий дарили хранивший мир покой. Мир стал един, и каждому была оказана необходимая помощь, драконы старались нести уют смертным — оплодотворяли земли, дарили чистые источники, исцеляли от разных болезней. У каждого дракона была своя задача, которую он выполнял, стараясь внести свою лепту в создание нового мира, пока один из них, дракон огненной стихии, не воспротивился. Ему не было интересно помогать людям, он не хотел дарить им свои силы безвозмездно. Этот дракон управлял огнëм, разрухой, хаосом, и именно эти дары он посеял для людей. Он породил друун — жестоких существ, что стали полной противоположностью драконов — бездушными, страшными тварями, ворующими души людей и защищающих их драконов. Эта чума без души и разума распространялась быстрее пожара, множилась, пожирая чужие жизни, превращая всех, кого настигнет, в камень. Драконы сражались что было силы, но их не хватало, и тогда Великий, единственный в роде своëм, Золотой дракон собрал всё своё волшебство в хрустальный шар и изгнал друунов. Те, кто окаменел, сразу ожили. Все, кроме драконов. А от Золотого Дракона — правителя столь же Великой Корё — остался лишь его шар. Он принёс себя в жертву, чтобы спасти оставшихся беззащитных людей, а душа, погребённая в шаре, произвела в мире борьбу за остатки драконьего волшебства. Люди, позабыв, чего добивались всё время после войны по завоеванию государства Синсу, разыграли нешуточную борьбу, и шар, с душой Золотого Дракона, пришлось спрятать, чтобы попросту не искушать народы, разделившиеся на границы. Былое единение было утеряно.***
Что такое свобода? Я всегда задавался этим вопросом, от начала своего сознательного возраста до настоящего момента. Кто-то считает, что свобода незрима, многие рождаются с ней, но не ценят, пока не теряют. Вероятно, эти люди были правы. До какого-то момента — я могу, но не хочу озвучивать его — я считал подобные высказывания неверными, пустословными, но сейчас… Да, мы не ценим, пока не теряем. И на ошибках тоже не учимся, с каждым разом совершая одну и ту же: сначала теряем, после начинаем ценить. «Доигрался», — подумал я, когда в нашу казарму ворвалась стража. Подобное случалось не впервые, за мной часто приходили, постоянно запирали в отдельной комнате и просто просили принять свою судьбу, дарованную свыше. Но я не мог позволить себя подчинить, дать отобрать последнее, что было у меня, — свою мнимую свободу, право голоса и возможность любить. Объективно рассуждая, сегодняшний день в целом был не таким, как обычно. Сначала дворцовые слуги не позволили мне помочь им, после в саду сказали тихо сидеть в сторонке, после отругали за помощь одному из садовников в уборке из-за ежегодного обрезания веток… Всё это было странным, но не настолько, чтобы сильно задумываться о причинах. По правде, их было великое множество — чего стоил слух о моих связях… «Доигрался», — подумал я, когда меня схватили под руки и силком потащили к императору.***
Его имя никому не известно, он всегда был человеком слова, действия и справедливости. Отец постоянно повторял: «Мужчина не тот, кто отличается половой принадлежностью, а тот, кто благороден, силён и мужественен». «Отец, я выполнил твоё поручение… Я стал таким», — думается парню, когда его заводят в тронный зал, оставляя стоять посреди него. Через несколько минут по просторному залу слышатся чёткие и громкие шаги — к трону подходит фигура, которую юноша узнает из миллионов. Длинные светлые волосы заплетены в столь же длинную косу, одежды с изображениями дракона, символа императорства, лисьи глаза и старый, берущий своё начало от брови и текущий до самого подбородка, шрам. Молодой Император прекрасен, даже искусственно приобретенный изъян не портит его красоты. Он одним своим видом заставляет дрожать, подчиняться, его облик велик, и никто не смеет не подчиниться. — Здравствуй, — казалось бы, он говорил тихо, но голос пронёсся по всему периметру помещения. — Добрый день, Ваше Императорское Величие, — голос на секунду дрогнул, а парень склонился в глубоком поклоне. — Успокойся и выпрямись. — Издалека было видно лишь силуэт правителя, но парень слишком хорошо его запомнил, чтобы приглядываться. Император сел за свой трон и спокойно произнёс: — Подойди. — Вы вызвали меня для того, чтобы любезничать? Нагло? Определëнно. Но я не в той ситуации, когда могу вести себя воспитанно, да и никогда не отличался особенной воспитанностью. Отец обучил меня всему, что сам знал, но, видимо, правила поведения не были мной изведаны. Мужчина весело хмыкнул. — Какая наглость. За такую язвительность, тем более в мою сторону, воины получают десятки ударов хлыстом, — медленно протянул Император, поглядывая на чужую реакцию. — Если вам так угодно, Господин. — Склонился я в очередном поклоне. Юноша, может, и наглый, но не глупый, он понимает, что такое наказания хлыстом, и мысленно содрогается. Смерть довольно великодушный исход — многие погибали от чего-то более значимого. Некоторые неугодные были отправлены на съедение тиграми. Страшная смерть, в определëнной степени незаслуженная. Никто, по его мнению, не может умирать настолько жестокой смертью. — В этот раз я сделаю вид, что этого не было. В первый и последний, далее тебе следует следить за языком, — тихо отчеканил правитель и цыкнул — что за ребёнок. Детская обида, столь же детское поведение. Повздорили, и всё на том, не за чем было уходить в казармы воинов. — Ваше Величие, мне не понятно, зачем я здесь. — Парень всё так же смело взирает в очи давящего своей устрашающей аурой мужчины. — Как бы тебе объяснить… скука, — развёл руками блондин, — и любопытство. Мне любопытно узнать о новой душе в моём дворце, — мужчина пожал плечами. Ссора юных, в какой-то степени, парней случилась именно из-за этого — они не знают ничего друг о друге. Правда, вернее сказать будет: парень, стоящий перед мужчиной, ничего не ведает о своём Императоре. — Я живу здесь три года, не так уж и ново. Дерзость довела бы его до эшафота, не должен он вести себя так, но почему-то именно этому человеку хочется оказывать сопротивление. Почему-то… они оба знают, почему. — С походами жизнь летит как мгновение, — император хмыкнул и поднялся со своего трона, отчего-то вызвав приступ дрожи у стоящих сбоку у стены слуг. — Вероятно, Вы правы, но я некогда был сослан, потому не могу знать, — парень пожимает плечами, стойко выдерживая взгляд золотистого цвета. Он плавно спустился вниз, отстукивая тяжёлыми кожаными ботинками, и остановился, буквально в паре шагов от младшего. — У нас много ночей, чтобы узнавать, не так ли? — тихо произнёс Император и улыбнулся парню по-доброму. — Прости, солнце моё яркое, отныне мы будем говорить обо всëм, что только пожелаешь. Слуги ахают поражённо, когда сам Император Великой Корё склоняется к какому-то нищеброду, целуя. — Слухи разносятся слишком скоро, мой Император. Вы создали новый повод, — шепчет парень, опуская голову на плечо мужчины, позволяя себе расслабленно прикрыть веки.