Вопреки

      Французский квартал. Новый Орлеан. США.       В темном переулке было так тихо, что отчетливо были слышны звуки срывающихся с карнизов капель, легкий ветерок, заблудившийся среди пакетов в мусорном баке, и загнанное, сбившееся дыхание молодого парня, буквально впечатанного спиной в кирпичную стену здания.       — Спрашиваю еще раз, — почти лениво протянул Том, чуть сильнее сжимая пальцы одной руки на его горле, а вторую сжав в кулак, демонстрируя поблескивающий кастет, — кто тебя нанял? Учти, это последняя попытка, и если твой ответ мне не понравится…       — Я скажу, скажу! — в панике пискнул парень, еще сильнее вжимаясь в стену. — Это все Харпер и его компания! Они послали меня проследить за тобой! Хотели убедиться, что ты так хорош, как о тебе говорят!       — Дальше? — по-прежнему безо всяких эмоций спросил Том, чуть наклонив голову набок.       — Я должен был подкинуть тебе жучок! Они хотели знать обо всех твоих передвижениях!       — Зачем?       — Чтобы подставить! И вынудить работать на них! Но я ничего не успел, клянусь! Пожалуйста… — он болезненно поморщился, ощущая холод кастета у скулы. — Отпусти меня, я ведь все сказал!..       — Видимо, да, — согласился Том, разглядывая его каким-то задумчиво-изучающим взглядом. — Но мне не понравилось.       Хрясь! Один резкий удар в живот, второй в челюсть — и парень отправился отдыхать в глубокий нокаут. Том снял кастет и брезгливо отряхнул руки.       — Скотина ты, Томми, — раздался вдруг за спиной насмешливый голос. — Знаешь об этом?       — Догадываюсь, — он криво усмехнулся, оборачиваясь. — Ты откуда здесь?       Невысокая девушка в байкерской куртке и со шлемом под мышкой весело хмыкнула.       — Да вот, в гости к тебе шла, на огонек, так сказать, и тут слышу, возня какая-то… Ты занят?       — Уже нет, — констатировал Том, быстро обыскав бессознательного паренька и изъяв из его карманов все ценное, а затем задумчиво посмотрел вверх, в темное небо. — Валить отсюда надо.       — Это точно, — девчонка смешно наморщила нос, глянув на незадачливого шпиона. — А то намусорил…       — Я не об этом, — качнул головой Том, направляясь в сторону проспекта. — Из города валить надо. Задержался я здесь.       — Эй, погоди! — встревожилась девушка, обогнав его уже за поворотом. — Как это «валить»? Ты же говорил, что тебе здесь нравится, что ты хочешь остаться…       — Так и было, — он невозмутимо отодвинул ее с дороги и пошел дальше ко входу в дом. — Но при условии, что оставшись, я неминуемо вляпаюсь в разборки местной мафии — оно того не стоит.       — То есть, ты просто возьмешь и сбежишь? — она снова нагнала его на лестнице. — А как же твое кредо авантюриста?       — Вот именно — авантюриста, — выразительно расширил глаза Том и, открыв дверь квартиры, зашел внутрь. — Я свободный художник, Джун. Я привык сам выбирать, на кого работать, и мне вовсе не улыбается роль шестерки какого-то зажравшегося Крестного Отца. Будешь бурбон? — он плюхнулся на застеленный меховым покрывалом полукруглый диван, попутно сбросив с него пустые коробки из-под пиццы.       — Буду, — буркнула Джун и, заранее зная его следующую фразу, сразу пошла к небольшому бару. — Значит, снова в путь? Нигде не задерживаясь, ни к чему и ни к кому не привязываясь…       — О, умоляю, только давай без мелодрам! — закатил глаза Том, откидывая голову на спинку дивана.       — Да я не о том, — отмахнулась Джун, усевшись по-турецки рядом с ним и протянув стакан. — Просто ты говорил, что мечтаешь найти дом. Настоящий, куда хотелось бы возвращаться, помнишь?       Том задумчиво посмотрел на нее из-под полуопущенных век. Несмотря на показную легкомысленность и здоровый пофигизм, где-то глубоко внутри он понимал, что эта девочка ему действительно нравится.       Он помнил, как впервые увидел ее на байкерской стоянке недалеко от города. Легкую, веселую, заряжающую своим позитивом все вокруг, но вместе с этим язвительную и острую на язык. В ней чувствовался внутренний стержень, который Том ценил в людях.       А еще у нее были короткие, вечно растрепанные черные волосы и зеленые глаза. И каждый раз, когда Том смотрел на нее, в груди что-то неуловимо теплело, будто рискующая вот-вот потухнуть крошечная искорка разгоралась с новой силой.       В ней было что-то безумно знакомое. До боли, до нетерпеливого покалывания в кончиках пальцев. Казалось, еще чуть-чуть, совсем немного — и он вспомнит что-то очень важное. То, что являлось во снах, дразня и мучая, но предательски исчезало, стоило только открыть глаза.       — Эй, — Джун легонько толкнула его в плечо, намекая на затянувшуюся паузу. — Ты чего завис? Пытаешься понять, стало ли это место для тебя домом?       Том невесело хмыкнул, оглядев красноватую в свете уличной неоновой вывески комнату, и глотнул из своего стакана.       — Дом — это не место, мелкая, — тихо сказал он, глядя прямо перед собой. — Дом — это люди. В моем случае, один человек.       Ненадолго в квартире стало тихо, а затем Джун неуверенно кашлянула.       — М-м, ты сейчас о нем, да? Об этом… Гарри?       Он только кивнул, снова сделав глоток. Джун обеспокоенно нахмурилась.       — Слушай, я знаю, что для тебя это очень важно… ну, вспомнить свое прошлое, но ты ведь понимаешь, что…       — Что шансов найти на нашем чокнутом шарике парня по имени Гарри, не помня о нем ничего, кроме цвета глаз — пятьдесят на пятьдесят? — почти весело закончил за нее Том.       Джун грустно усмехнулась.       — Ну да. Что-то вроде того.       — Да ладно, расслабься, — Том шутливо щелкнул ее по носу. — Я не собираюсь, как те шизики из фильмов, всю жизнь бегать за призраком. Не знаю, что там было в моем прошлом, возможно, если бы знал, захотел бы вернуться, а так… предпочту жить настоящим, и к дьяволу все эти бредни…       Он произнес это легко, но сердце болезненно кольнуло. Словно тот прежний Том из прошлого отчаянно сопротивлялся, напоминая о чем-то настолько важном, что не смогла до конца стереть даже чертова амнезия. Новый глоток бурбона обжег горло, возвращая в реальность.       — Как насчет Портленда, мелкая? Давно хотел там побывать…

***

      Годрикова Лощина. Англия.       На кладбище было холодно.       Поттер вообще давно заметил, что насколько жарким ни был бы день, на старом кладбище температура всегда ощущалась ниже на несколько градусов. И дело тут было вовсе не в магии, а, наверное, в каком-то особом внутреннем состоянии.       Он медленно прошел по центральной дорожке, привычно находя взглядом могилу родителей. Лили и Джеймс Поттеры — герои магической войны. Храбрые авроры, отдавшие свои жизни ради будущего своей страны… Так о них все говорили. Их все любили, ими восхищались. А он, их единственный сын, не помнил даже их голосов.       Неудивительно, Гарри было чуть больше года, когда родители погибли от рук Темного Лорда. Великого и Ужасного Марволо Гонта, возомнившего себя наследником Салазара Слизерина и решившего закончить его великую миссию — очистить магическое сообщество от грязнокровок.       Сейчас, много лет спустя, всем очевидно, что старик был безумцем, но тогда, в семидесятых, за ним пошли многие чистокровные семьи, что по итогу привело к настоящей гражданской войне. Главным оппонентом Гонта, разумеется, стал Альбус Дамблдор, выступавший за толерантность, стремление к прогрессу и все такое прочее, и общество раскололось на две почти равные части.       Однако, в начале восьмидесятых стало очевидно, что Темный Лорд сильнее. Просто потому что не гнушался грязных методов ради достижения цели, а еще потому что безумие его становилось все более очевидно. Нужен был решительный шаг. Один точный удар, который бы обезглавил темную сторону, пока от британских магов еще хоть что-то осталось.       И Поттеры решили вызвать огонь на себя. Ни на миг не задумавшись, ни с кем не посоветовавшись, они вместе с Сириусом, Люпином и Питером Петтигрю заманили Гонта в ловушку, из которой он не смог выбраться. Но не потому что сумасшедшая идея пятерых двадцатилетних героев сработала, а потому что Петтигрю, в последний момент струсив, сообщил о плане Дамблдору. Тот успел вовремя, чтобы спасти Сириуса и Люпина и одолеть Гонта, но вот Лили и Джеймс… Для них было уже слишком поздно.       С одной стороны, наверное, они и правда были героями. Ведь не вымани они Марволо на открытый поединок, исход войны мог бы быть совсем иным. С другой же… Гарри не мог простить им, что из-за их юношеского максимализма и излишней самонадеянности, он в полтора года остался сиротой. Фактически, они бросили его, променяв на подвиг, и в какой-то момент осознав это, Гарри ощутил нечто похожее на разочарование.       Конечно, он не остался совсем один. У него был Сириус, который вырастил его, как собственного сына и, без преувеличения, сделал все, что мог, чтобы Гарри не чувствовал себя сиротой. Лучший дом, лучшие игрушки, одежда, праздники, искренняя забота… он никогда ни в чем не нуждался, кроме… родителей. Крестный, как ни старался, так и не стал ему настоящим отцом. И если в детстве он еще хоть как-то справлялся с этой функцией, то в более взрослом возрасте Гарри начал замечать, что Сириус сам так и остался в душе мальчишкой. Вспыльчивым, порывистым, где-то излишне категоричным, а главное, совершенно не способным смириться с тем, что его крестник вырос.       И как следствие — он оказался не способен принять и понять его выбор.       Гарри запрокинул голову, устремив взгляд в небо, сделал глубокий вдох, на краткий миг замерев, а затем все же прошел по дорожке дальше к белеющему на солнце мраморному памятнику. Туда, где с заключенной в овальный медальон колдографии ему улыбался уголком губ темноволосый молодой человек с упрямым подбородком, высокими скулами и глубокими серыми глазами.       — Привет, — сорвался с губ едва слышный шепот, и Гарри, только сейчас осознав, что почти не дышал, тяжело опустился на низкую скамейку возле могилы.       Горло сдавило мгновенным спазмом. Черт, почему так больно? Так не должно быть. Не может почти шесть лет спустя быть так же дьявольски больно, как тогда. Человеку свойственно адаптироваться. Смиряться с потерями, отпускать прошлое, собирать себя по кусочкам из обломков и жить дальше — все это заложено в человеческой природе. Инстинкт самосохранения. И вся та прочая научная ерунда, которую ему все эти годы пытается втолковать Гермиона.       Умом он понимал, что она права. Что невозможно все время страдать, что он не первый и не последний потерял любимого человека, что нужно сгореть и позволить себе возродиться из пепла…       И все равно каждый раз, приходя сюда, он снова и снова умирал, чувствуя все то же самое, что и шесть лет назад.       Он помнил до мельчайших деталей, как лежал на мокрой от дождя земле, чувствуя щекой мелкие, острые камешки, но не мог даже пошевелить головой. Сил хватало только на то, чтобы удерживать вокруг себя щит, не позволяющий Сириусу и Гермионе увести его от Тома.       А они бились и бились о защиту, крича что-то, но он почти не слышал их. Чувствовал только сочувствие и жалость Гермионы и панику Сириуса, умоляющего его не делать глупостей. Они боялись, что он доведет себя до магического истощения, подхватит пневмонию или еще какую-то ерунду. Убеждали, что Том не оценил бы такой жертвы с его стороны… И никак не могли понять, что это не было жертвой или каким-то там благородством. Это было проявлением слабости. Отчаянной попыткой сбежать от разрывающей изнутри боли, и в тот момент ему было совершенно все равно, куда. Лишь бы больше ничего не чувствовать.       Он хотел умереть. Он был полностью готов к этому. И он бы умер, если бы не нервное и магическое истощение, благодаря которому двум самым его близким после Тома людям удалось все же пробить защиту и силой забрать его домой.       Гарри тряхнул головой, отгоняя воспоминания.       — Знаю, ты бы все это не одобрил, — горькая усмешка и взгляд куда-то мимо улыбающейся колдографии. — Сказал бы, что это слабость, что я должен собраться и взять себя в руки… И я пытался, Том, правда. Вернулся в аврорат, работал, учился, разговаривал с людьми, улыбался, и… если бы ты только знал, чего мне это стоило! Все эти полусочувственные, полузлорадные взгляды… Мерлин, до сих пор не понимаю, как я не сорвался и не убил тогда кого-нибудь! Ты не представляешь, как мне хотелось стереть с их морд эти фальшивые улыбки! Так, стоп, не злиться…       Он прикрыл глаза, ощутив, как в груди начинает закручиваться мощная пружина, и длинно выдохнул.       — Сложнее всего было с Сириусом, — продолжил он после недолгой паузы, взяв себя в руки. — Он ведь даже после твоей… так и не смог принять нас с тобой. Как же… Драгоценный крестник и внук Темного Лорда! Нонсенс! Какой кошмарный мезальянс! Что бы сказали мои покойные родители!..       Поняв, что снова начинает заводиться, Гарри закрыл ладонями лицо, уперевшись локтями в колени.       Он до сих пор отчетливо помнил искаженное бешенством лицо крестного, когда тот узнал о них с Томом. Школьная вражда наследников противоположных сторон, каким-то невероятным образом переросшая в самую прочную связь из возможных, стала для него настоящим ударом.       То, что начиналось, как попытка быть откровенным с почти-отцом, закончилось поистине грандиозным скандалом. Сириус наотрез отказался не то что принимать Тома, но даже допустить хоть мысль о том, что их может что-то связывать. А семнадцатилетний Гарри, для которого Том уже тогда был центром вселенной, не собирался принимать такое отношение к своему выбору.       Просто собрал вещи и ушел, хлопнув дверью. Благо, дом в Годриковой Лощине, оставшийся от родителей, был в его полном распоряжении, впрочем, как и сейф Поттеров в Гринготтсе. Именно здесь, в тихой, уютной деревушке они с Томом и обрели свой первый совместный дом.       — А помнишь, как ты упрямился, когда мы переезжали сюда? — по губам скользнула тень улыбки. — Сразу же после Хогвартса устроился работать в магазинчик на Косой аллее, параллельно с учебой в аврорате, лишь бы не зависеть от меня финансово? Все время говорил, что всего добьешься сам, даже уговаривал продать этот дом и дом Реддлов в Литтл-Хэнглтоне, и построить наш собственный, по-настоящему общий…       В груди снова болезненно заныло.       — И мы бы обязательно это сделали, если бы успели… — слова застряли в горле, заставив задохнуться. — Если бы только ты сдержал обещание и не рванул бы на ту проклятую операцию без меня! — он сжал кулаки так, что ногти глубоко впились в ладони.       Мордред, если бы только можно было вернуться в тот день! Он бы не задумываясь отдал все, лишь бы оказаться рядом с Томом в той схватке и перехватить предназначенную ему Аваду.       Потому что уходить всегда проще, чем оставаться. И потому что Том — Гарри был почти уверен — нашел бы в себе силы жить дальше.