Every breath you take

Поездка была тихой, хотя бы из-за отсутствия внимания к окружающей обстановке. Каждый изгиб и светофор укоренились в твоем мозгу, твои руки с легкостью следовали за маршрутом к твоему дому, позволяя разуму блуждать в волшебной, сказочной стране, где ты могла представить себя в безопасности и вдали от этих мужчин. Свободная и безмятежная, позволяющая себе расслабиться до предела, приветствуя сдерживаемый стресс этих месяцев. Прежде чем ты успела подумать слишком много, ты оказалась прямо перед своим домом, и твоя машина была припаркована на обычном месте. Ты была в трансе, и твой перегруженный мозг напрягался, чтобы перестать рваться и болеть за мысли преследующие его. Ты откинулась на сиденье и выключила машину, наслаждаясь тишиной, которая наступила с выключением двигателя и пустотой улицы. Когда ты закрывала глаза, чтобы отдалить себя еще больше, они горели с интенсивной усталостью. Ты даже почувствовала, как медленно погружаешься в сон, прежде чем быстрый стук в окно машины заставил тебя подпрыгнуть. Ты склонила голову набок, твое зрение немного затуманилось, и ты увидела фигуру мужчины прямо возле твоей машины. Тебя охватила паника, но когда лицо, смотревшее на тебя, прояснилось, твой страх превратился в беспокойство и сожаление. Твой жених, или бывший жених. Ты проглотила комок в горле, но решила, что он заслуживает любого разъяснения или ответа, о котором он просил. Он даже заслуживал того, чтобы накричать или злиться, срываться на тебя, чтобы разрушить ту малую надежду, которая у тебя осталась, и полностью погрузить тебя в холодное чувство безразличия к тому, что с тобой случится, полностью отказавшись от перспективы свободы. Ты покачала головой при этой мысли и вылезла из машины, прежде чем позволила себе еще больше погрузиться в свои тревоги. Когда ты стояла перед ним, ты заставляла себя смотреть ему в глаза. Независимо от того, сколько раз твой взгляд скользил и опускался, ты заставляла себя поднять голову и ждать, пока он заговорит; несмотря ни на что, твое горло было слишком сухим, чтобы позволить тебе заговорить первой, даже если это было твоим долгом извиниться и отпустить его. Несмотря на то, что с того момента, как ты стояла перед ним прошло несколько секунд до первых слов, слетевших с его губ, ты чувствовала тяжесть каждой секунды, которая тикала и падала на твой разум, заставляя тебя чувствовать себя еще более подавленной, чем тебе нужно. - Ты выглядишь уставшей, - его голос не выдавал никаких чувств, кроме беспокойства и опасения, и ты ненавидела себя в десятки раз больше с каждой нотой беспокойства. Любое хорошее решение держать свой взгляд твердым и мрачным рухнуло вместе с твоими глазами, направленными вниз и горящими слезами. Но ты должна была сдерживаться перед ним, чтобы он мог просто уйти. Не имело значения, было ли это с горькими чувствами или обидой на тебя, пока это не означало, что он был далеко от боли. Тем не менее, ты могла бы понять по его тону, что он не собирался соглашаться с твоим планом, - Тебе не нужно взваливать это на свои плечи, я здесь для тебя. Это был удар, сильный и быстрый, вырубивший тебя. Ты не знала, как ответить, или как убедить его оставить тебя в покое, построить свою жизнь по-другому, прежде всего потому, что твое сердце болело при этой мысли. Ты не хотела, чтобы он бросил тебя и нашел кого-то другого, создал семью и будущее с ними, ведь это должна была быть ты. Эгоистично, и эгоцентрично, но ты не хотела ничего больше, чем вернуться назад и не дать себе бросить свою жизнь этим животным, которые только рвали ее в клочья. Ты позволяла им это делать, и независимо от того, какой путь ты выберешь, кто-то будет страдать от этого, но, кажется, никогда не они. - Прости, но я не могу тебя оставить так, - окончательность, с приторными нотками, это задушило тебя до такой степени, что ты не могла сдержать слез, твой голос надломился еще до того, как ты вышла. Твой разум разбился в сотый раз, и твой жених был здесь, чтобы не потерять осколки. Он подошел к тебе, обнял тебя, заверил, что отступит, если ты захочешь, но его слова были ясны и громки в своей завуалированной уверенности в том, что ты не хочешь, чтобы он уходил, не по-настоящему. Все это время ты дышала неглубокими и вынужденными глотками, твое горло плотно сжалось от беспокойства, вины, ненависти и стыда. Все это твоя вина, это была твоя вина, не имело значения, насколько твои рациональные мысли кричали о твоей невиновности; если бы только ты не была такой слабой и пассивной, эти мужчины не увидели бы в тебе манящую жертву в свою сумасшедшую игру. Твои пальцы не впились бы в спину твоего жениха двусмысленным рывком, чтобы приблизить его и оттолкнуть. Ты бы не боялась, что твои родители увидят вас из окон твоего дома таким образом, что ты не смогла бы объяснить всей истории. И ты была слишком уставшей, слишком измученной, чтобы действительно придумывать оправдания и ложь, скрывать правду только ради спокойствия твоих близких. В комфортных объятиях своего любимого ты сокрушилась. Это было уродливо, но это было тихо, сохраняемо в тайне затянувшимся ужасом этих убийц. И это было сделано до того, как ты смогла позволить себе по-настоящему выпустить все это наружу, просто чтобы объяснить, что тебе нужно немного времени, просто терпения, чтобы прийти в себя. Со временем эти мужчины оставят тебя в покое, и ты сможешь вернуться к нему, ты умоляла его о прощении и понимании, но ты умоляла его не ждать тебя. Боли в его глазах было достаточно, чтобы разбить то, что осталось от твоего сердца, и обещание, которое он дал, что будет рядом с тобой - было последним ударом. - Это не для тебя. Это для меня, - он ответил на твою последнюю мольбу о том, чтобы он двигался дальше, коротким и нежным заявлением, и тебе ничего не оставалось, как сделать дрожащий вдох. Он одарил тебя тончащей улыбкой, наклонился, чтобы нежно поцеловать в уголок рта, и медленно ушел. Ты держала голову низко и не поднимала ее до тех пор, пока его шаги больше не стали слышны. Ты оглядела улицу и обнаружила, что она пуста, и это чувство наполнило тебя смесью спокойствия и сожаления. Ты повернулась, направляясь к своему дому, и поняла, что входная дверь была открыта. Ты нахмурилась из-за небрежности того, кто оставил жилой комплекс открытым для незваных гостей, но решила, что один из твоих соседей просто оставил так из-за быстрой беготни. Ты ступила на общую территорию, заперла дверь таким образом, чтобы она не закрылась, и направилась к первым ступенькам лестницы, вглубь обширного двора. Как ни странно, дверь с другой стороны захлопнулась. Ты быстро обернулась, но никого не увидела, чтобы кто-то входил. Ты была одна, и ветер в этот день был слабым, чтобы сделать это. Сначала ты подумывала о том, чтобы вернуться и снова открыть ее, но решила не делать это на случай, если кто-то прокрался внутрь и поджидал тебя, чтобы устроить засаду. Ты прикусила язык от своей параноидальной мысли, просто еще один дефект, принесенный тебе за последние месяцы, но ты успокоила себя, зная, что в этом городе это не будет чем-то необычным. Предположив, что ты предпочла бы избежать любой опасности, ты взбежала по лестнице и бросила несколько взглядов в сторону входной двери. Никого не было видно, никто не пытался бежать за тобой, так что ты расслабилась прямо перед тем, как вход может исчезнуть у тебя на глазах. Подъем по лестнице это ужасное дело, хотя бы из-за ощущения, что ты дома, в этих стенах, которые обеспечивали безопасность на всю жизнь. Ты могла бы позволить себе разваливаться в этом уединении, показать усталость и напряжение от этого бремени. Мягкий щелчок ключа, открывающего деревянную дверь, был похож на сигнал тревоги, предупреждающий твой мозг о безопасности. Как ни странно, твое представление о безопасности вылилось в возможность мучить себя в полной свободе и уединении в течение нескольких месяцев; вкус этой мысли был горьким и кислым, оставив тебя с гримасой. Оказавшись внутри, ты спорила сама с собой о том, стоит ли объявлять, что ты дома, но тебя опередили быстрые шаги твоей мамы из гостиной. Ты знала ритм ее ходьбы, где-то между волнением и замешательством, готовые броситься к источнику новостей, которые легче могли бы предоставить ей правильную информацию. Просто так получилось, что в тот раз источником была ты. Через несколько мгновений она появилась в дверях, отделяющих коридор от гостиной, и ее лицо просветлело, когда она убедилась, что это ты. Она подтолкнула тебя в комнату с широко открытым окном и двумя чашками, мирно стоящими на обеденном столе, те, которые она всегда настаивала оставить без пятен и использовать только по праздникам. Ты нахмурилась от этого странного вида, но ее голос заговорил о ком-то. Кто-то, кто был там прямо перед твоим прибытием, и, возможно, ты встретила его по пути наверх . Твоя мама задалась вопросом, не по этой ли причине ты так много времени проводила вне дома, когда заметила, как из окна подъехала твоя машина, и незнакомец быстро извинился, чтобы встретить тебя прямо за дверью. Она хихикнула, вспомнив мужской голос за окном на тихой улице. И твоя хмурость только усилилась, когда ты пробормотала вопрос о том, о ком она говорила. - Твой друг, - она сказала искренне смущенной, ее голова была наклонена, как будто она не расслышала правильно. Она моргнула, посмотрела в открытое окно, а затем в коридор, где была входная дверь. Через секунду она повернулась к тебе с ноткой задумчивости в голосе: блондин, стройный. Он представился твоим другом, которого ты знала очень близко. Ее взгляд стал мягким, с мазками соучастия, окрашивающим его. Она понизила голос, как будто делилась с тобой секретом, - Знаешь, тебе не нужно скрывать это, - ее тон действовал тебе на нервы, твой разум уже работал и пытался разобраться во всем, что тебе представилось. Ты не была настолько наивной, чтобы не понимать, что происходит, не с описанием твоей матери этого человека, который вошел в твой дом, но глубоко внутри твой иррациональный мозг отталкивал эту мысль, чтобы тебе не пришлось обрабатывать ее в полной мере. Однако тебе не была предоставлена такая роскошь, не с твоей матерью, продолжающей говорить, - Он причина по которой ты нервничала в последнее время? И разрыв отношений? Ты не верила своим ушам. Смесь эмоций внутри тебя, слишком ошеломляющая, чтобы быть разделенной и точно названной, заставила тебя закружиться и не суметь отреагировать в первые секунды после ее вопросов. По тому, как ее лицо изменилось в выражении чистого замешательства и легкого беспокойства, ты могла понять, что твои собственные черты превратились в близкое приближение твоего внутреннего смятения. В суматохе в твоей собственной голове твой разум боролся и ломался, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы закрепить эмоцию, любую из слияния, и, в конце концов, остановился на негодовании. Холодное, ужасное негодование, которое тебе пришлось пережить, не сумев принять конкретную форму, прежде чем раствориться в тревоге за все твое постоянство в этом доме. - Не смей намекать на это, - твой ответ был окончательным и резким, более холодным, чем все то, что ты когда-либо говорила раньше, особенно своим родителям. Недоверие твоей матери было настолько искренним и внезапным, что у нее не было времени ругать тебя, ворча о недоразумениях и резких перепадах настроения, пока она собирала чашки со стола и куда-то исчезла. Ты не следила за ее глазами, слишком сосредоточена глядя перед собой. Затем ты повернулась к окну, в которое влетел легкий ветерок и подвел тебя к краю, чтобы посмотреть вниз. Там, поцелованный солнцем, стоял Прошутто. Прислонившись к боку твоей машины, близко к входной двери твоего многоквартирного дома. Он курил, и сигарета лениво свисала с его губ, когда его голова откинулась назад. Его рассеянный взгляд переместился на тебя, когда он заметил движение в окне твоего дома, и его рука покинула карман, чтобы взять сигарету между указательным и средним пальцами, чтобы выпустить облако дыма. В его поведение почти ничего не изменилось, он не махал рукой, не улыбался, просто смотрел на тебя, стоя перед твоим домом. В твоем пространстве, где ты могла бы быть в безопасности и вдали от их любопытных рук, их жуткого и пугающего присутствия. Это был импульс, волна гнева, которую ты слишком долго сдерживала, заставила тебя поспешно отойти от окна. Ты ворвалась в свою собственную комнату, принеся весь этот негатив в свое спокойное и безмятежное убежище, и открыла свой ящик. Ты не слишком задумывалась над этим, хватая все, что можно было поймать дрожащими руками, позволяя всему остальному упасть на пол, с шумом, который звучал слишком громко в твоих ушах. Тем не менее, ты не обращала никакого внимания на беспорядок или выделенные чувства, врываясь в гостиную тяжелыми шагами, торопливыми и твердыми от эмоций, подпитывающих их. Твоя рука нашла подоконник и крепко сжала его в считанные секунды. Быстрый взгляд вниз, и ты могла увидеть, что Прошутто все еще был здесь, его ноги теперь были скрещены, а глаза смотрели прямо перед собой, его голова слегка наклонилась в направлении входной двери. Пламя внутри тебя вспыхнуло в последней искре храбрости, как раз то, что тебе нужно, чтобы поднять руку, и бросить все, что было в твоей руке вниз. Карманное зеркало и украшения упали на землю, и шум разрезал воздух в напряженной тишине, когда голова Прошутто резко повернулась в сторону разрушенных безделушек. Время, казалось, остановилось, хотя бы настолько, чтобы твое мужество остыло, превращаясь в памятник нарастающему страху. Глаза Прошутто медленно поднялись, и ты могла представить, как узкие щели его глаз ранят твою кожу, разрушая твою решимость. Несмотря на то, что ты видела всю сцену перед тобой, детали казались туманными и далекими, чему способствовало расстояние между тобой и им. Тем не менее, ты могла чувствовать, как жгучий свет тянет желчь в твоем горле вверх и вверх, пока она не коснется твоего языка и неба. Это было едко и чуждо, почти невыносимо; рука Прошутто снова поднялась, и ты вздрогнула, как будто он собирался ударить тебя по лицу. Он вытащил сигарету изо рта, зажав ее между большим и указательным пальцем, а затем отбросил ее от себя на улицу. Она приземлилась где-то рядом с остатками их подарков, все еще освещенных, и когда твой взгляд переместился на твою машину, Прошутто уже уходил в направлении, которое уведет его дальше от правильного пути к его дому. Ты следила за его силуэтом, который становился все меньше и темнее, простая точка на серой улице, а затем твои глаза опустились на беспорядок, который ты устроила. Разбитые вдребезги, на мелкие кусочки, разбросанные по всей улице. Завтра, ты, вероятно, найдешь это здесь, приветствуя тебя, когда выйдешь на улицу. Сигарета продолжала гореть, сгорая на бетоне, разваливаясь с мучительной медленностью. Несмотря на то, что она была так далеко и такой маленькой, тебе казалось, что ты можешь почувствовать ее запах. Тонкая и элегантная, такая обычная на его губах, что ты едва могла представить его без нее, и тебя тошнило от фамильярности этого образа. Показанного тебе трупа, сделанного твоими собственными руками, было достаточно, чтобы твой желудок сжался, скрутился и сжался в боли, отвратительным образом. Это был импульсивный выбор, продиктованный ложной безопасностью и нарушением единственной фантазией, которую ты позволяла себе в своей ситуации, мечтой, в которой ты могла закрыть дверь своего дома, и она исчезнет, а не пересечет воображаемую границу, которую ты установила, чтобы чувствовать, что можешь убежать или, по крайней мере, притвориться. Даже тогда, когда ты удалилась в свою комнату, ты почувствовала, как твое горло опасно сжалось, при виде того, что осталось на полу, как свидетельство твоей мимолетной ярости. Ты наклонилась, чтобы поднять повязку для волос, и покрутить ее между пальцами, растягивая дешевую резинку, чтобы она держалась вместе и функционировала. Тебя внезапно охватило странное состояние, когда твой разум не мог перестать думать о том, что ты сделала – нет, что случилось, ты ничего не сделала – и все же, казалось, что твой разум был совершенно пуст. Статическая тишина в ушах, заставляющая игнорировать любой звук снаружи, в то время как твой мозг гоняется за мыслью, концепцией хаоса, который ты, возможно, создала для себя. Тем не менее, это была запутанная погоня в темноте, поскольку ты не могла понять и сосредоточиться на текущей ситуации. Что может случиться, если Прошутто действительно расскажет своим товарищам по команде, что ты сделала? Или он слишком гордый, чтобы по-настоящему довериться единственному человеку, которого можно назвать другом или доверенным лицом? Нервировало то, как мало ты знала о них, и, независимо от того, как много ты чувствовала на себе их взгляды или как много они занимались самообманом, они почти ничего не знали о тебе. Они, казалось, почти ничего не знают о других людях, как они действуют и как они строят жизнь за пределами преступного мира. Ты проглотила комок в горле, внезапно вернувшись в комнату после того, как мрачная мысль вернула тебя к реальности, чтобы защитить себя от других темных соображений. Ты оставила повязку для волос на столе, не уверенная, что, в конце концов, выбросишь ее в мусорную корзину, которую ты оставила в комнате. Затем ты заметила телефон, который ты оставила дома на весь день, проверяя все уведомления, которые у тебя были. Очевидно, некоторые звонки с номеров, которые ты не запомнила, но могла идентифицировать с первого взгляда. Избавившись от этих уведомлений, ты заметила, как некоторые из твоих друзей пытались позвонить тебе в течение дня, и в конце, один пропущенный звонок от твоего жениха. Внутри тебя начался конфликт, но ты заставила себя проигнорировать его попытку позвонить тебе. В конце концов, ты была уверена, что он сделал это только для того, чтобы поговорить, и до того, как начал ждать тебя у твоего дома. Ты поморщилась при мысли, что он мог встретиться с Прошутто, выходя из твоего дома перед самым отъездом, и на мгновение холодная вспышка ужаса пронеслась в твоем мозгу. Прошутто действительно пошел в том же направлении, что и твой жених. Для твоего душевного спокойствия ты покачала головой при этой мысли и заставила себя позвонить своим друзьям. Все, что потребовалось это несколько гудков, а затем знакомый голос приветствовал тебя с веселой энергией. Ты ответила, но она даже не заметила явной усталости в твоем тоне, прежде чем пустилась в разглагольствования о том, как она встретила хорошего мужчину в этот день. В ее голосе прозвучала нотка, как будто она пыталась передать своим голосом шутливое подмигивание. Тебе это совсем не понравилось, заставляя твою руку сжиматься от последствий, которые ты не хотела понимать. Она продолжала о костлявом ученом со странными волосами и еще более странным нарядом, приближающемся к ней на улице, как будто они знали друг друга. Он сказал, что он твой друг, как много ты говорила о ней и остальной группе, даже показал твою фотку, на которой не было ничего, что могло бы указывать на близость с ним. Твои губы были слишком сухими, чтобы открыть и заговорить, твои глаза были прикованы к стене перед тобой, когда ты медленно опустилась на кровать. Ты почувствовала себя плохо от второго случая вторжения в твою частную жизнь и личную сферу; независимо от того, как сильно ты хотела убедить себя, что это может быть чистым совпадением, что описание соответствует одному из ненормальных мужчин, которые изводили тебя жизни, ты даже не могла попытаться отклонить представленные тебе доказательства. Поэтому ты молчала, пока твоя подруга задавала тебе вопрос за вопросом о твоем новом таинственном поклоннике. - Честно говоря, - ее тон стал раздражающим, поворот, который ты не могла предвидеть или забыть, как только твой мозг зарегистрировал это. Ты не знала, чего ожидать от этого обмена, когда у твоей подруги не было контекста всей ситуации. Не то чтобы у тебя было какое-то намерение дать ей знать, если это может уберечь ее. Тем не менее, ее слова начали резать хуже ножей, - Он намного лучше твоего бывшего. По крайней мере, у него казалось было что-то для него! Ты сухо вздохнула от этой идеи и намеков, покрывая движение и шум внезапным приступом кашля, который сотрясал твое тело с силой и дрожью. Твои мышцы напряглись, и ты услышала, как твоя подруга спросила тебя о твоем самочувствии, в ее голосе прозвучала тревога. Ты восстановила силы, как только смогла, но твой тон был дрожащим, когда ты говорила, - Не говори так, пожалуйста. Это отличалось от того, как ты обращалась со своей матерью ранее, теперь, когда твой гнев растаял в кротком изнеможении и беспокойном предчувствии. Ты не могла заставить себя кричать или требовать, просто метафорически встала на колени, чтобы умолять их пересмотреть любую идею, которые эти первые встречи внушили им в голову. Твоя подруга, однако, не уловила нюансов в твоей голове, когда ты молча умоляла ее, и просто настаивала на том, что он кажется хорошим человеком, кем-то идеальным для тебя, и твоего будущего вдали от усталости от незаконной работы в чужих домах. От этих слов у тебя пробежали по спине мурашки. - Он не тот, кем кажется, - ты не могла собраться с силами, чтобы противостоять дальше этому утверждению, которое могло пронзить все твои мысли вместе, чтобы спорить с добрыми намерениями этого мерзкого человека, который хотел проскользнуть в твою жизнь. Однако, она не успокоилась, и все еще упрямилась, что он не может быть опасен, или настолько плохим, если ты позволила ему смотреть на себя так просто. Ты стиснула зубы от ответа, от отношения, от раздражения и нарастающего разочарования, потому что ты не могла кричать на весь мир о том, через что тебе пришлось пройти. Поспешно приняв решение, ты закончила разговор, когда она все еще говорила, и проигнорировала последующий звонок, оставив телефон на кровати под собой. Твой лоб нашел твои руки, и ты провела ладонями вверх и вниз по лицу, как будто хотела очнуться от долгого, бредового кошмара жизни. Завтра ты проснешься, как будто это день перед твоим первым рабочим днем, и ты войдешь нерешительно. Ты уберешься и оставишь им обед, но вернувшись, обнаружишь, что они отдыхают в своем доме, совсем не заботясь о тебе. Проигнорированная этими опасными людьми, только некоторые слова, просьбы и комплименты твоей еде, но не более этого. Ты почувствовала, как твои глаза затуманились от желания, которое ты желала в своем сердце. Ты прикусила язык, когда твой телефон зазвонил снова, бросил быстрый взгляд через плечо дал понять, что звонил один из тех мужчин. Ты не знала, был ли это Мелоне, так как он был самым частым виновником затопления твоего телефона, или кто-то другой, но ты действительно не хотела это выяснять. К счастью, мигающий номер на дисплее телефона заставил тебя вспомнить ужасную идею, которая пришла тебе в голову ранее: как Прошутто, предположительно, был на возможном преследовании твоего дорого, милого жениха. Эта ужасная мысль отравляла твой разум, делая невозможным думать о чем-то другом, пока ты мучила себя всеми возможными сценариями, в которых твоему любимому угрожали бы, разрушали, избивали или еще хуже. Все картины яркого реализма, ужасающие по своей остроте, когда они топили твой разум, твои глаза, твои уши. Ты чувствовала, что задыхаешься от беспокойства, и твои пальцы дрожали, когда ты подняла трубку, теперь неподвижную и тихую. Ты не была уверена, что делать, если бы ты услышала голос Прошутто, приветствующий тебя с небрежностью, пока ты будешь слышать вопли страданий твоего жениха и щелка кнута, щелчка пистолета, лая собак, любого намека на ужасную жестокость, которая могла бы разрушить твой дух еще немного. Это было безумие, твой разум снова плавает в подвешенном состоянии, но вибрирующие движения твоего телефона привязало тебя к реальности. Номер твоего жениха, мигающий на экране, заставляет тебя прерывисто дышать. У тебя закружилась голова, когда ты нажала клавишу и поднесла устройство к уху, достаточно далеко, чтобы звук был более приглушенным и мягким. Ты была готова услышать злобный смех Прошутто, насмехающийся над тобой, о том, какой глупой ты была, думая, что можешь спасти его, но успокаивающий тон твоего жениха достиг тебя. Ты чувствовала, как расслабляются твои мышцы, и они дрожали от сжимающего их напряжения. - Слава богу, - ты не могла удержаться, чтобы не пробормотать эти слова, и твой жених внезапно остановился с тем, что он собирался сказать, казалось бы, осторожно. Он спросил, в безопасности ли ты, не случилось ли что-нибудь такого, что позволило бы тебе вздохнуть с облегчением так небрежно, и ты покачала головой, прежде чем смогла по-настоящему думать о том, что он тебя не видит. Ты ответила тихим голосом, на который еще была способна, но заставила себя говорить больше, чтобы заверить его в своей безопасности: - У меня просто был плохой вечер, вот и все. Я рада тебя слышать. Смешок, донесшийся с другой стороны динамика, был мягким, но покрытым тяжелым поражением. Он не задавал вопросов ни о чем из того, что ты сказала, просто заставил тебя заметить, что прошел всего час, а может и больше, с тех пор, как вы двое увидели друг друга возле своего дома. Он звонил, чтобы сообщить тебе, что все в порядке, все хорошо, и твой истощенный мозг не уловил ничего странного в его тоне, как бы ты не пыталась активировать параноидальные части своего мозга, чтобы обнаружить что-нибудь подозрительное. Ты была слишком расслаблена, от напряжения внезапно разыгрались пульсирующая головная боль, и твое тело рухнуло на подушку на кровати. Час, сказал он. Ты, должно быть, была слишком сосредоточена на своем несчастье, чтобы заметить что-либо снаружи, даже твоя мать не постучала, чтобы сообщить тебе, что ужин готов, или спросить, нужна ли тебе ванная комната, чтобы принять душ. Вы обменялись несколькими словами со своим любимым, как будто в ваших отношениях ничего не изменилось, несмотря на всю печаль, которую ты заметила ранее в его взгляде. Вы попрощались, а потом осталась одна в своей комнате. Наступал вечер, небо окрашивалось в мягкие оттенки весны и тепла, но ты не могла найти в себе сил встать, чтобы прожить остаток вечера до того, как лечь спать. И так, ты решила лечь спать раньше, чем обычно. Твой отдых был пустым, как будто его вообще не было, и на следующее утро ты осталась в замешательстве. В это утро твой распорядок дня был вялым. Твоя мама волновалась, поглядывала за тобой из кухни каждый раз, когда ты пыталась остаться одной в гостиной или за столом, но ты могла понять, что она была обеспокоена твоим поведением со вчерашнего дня. Все, что ты могла предложить в тумане своего смятения – это вежливая улыбка, адресованная ей. Едва ли пластырь закрывал зияющую рану, но нужно было думать о других вещах, например о том, как ты можешь встретиться со своими мучителями во время следующего визита в дом. Затем, когда твои глаза переместились на стол, на повязку, лежащую на нем, в твоем уме вспыхнула идея, которая пришла тебе в голову во время поездки на машине, когда ты возвращалась домой. Может быть, твоя ошибка могла бы быть искажена в правильном свете, если бы ты правильно разыграла свои карты, даже не такие грязные, как их. Ты провела остаток недели готовясь, единственными моментами паузы, которые ты допускала, были короткие звонки с твоим женихом или друзьями, которые настаивали на том, чтобы похвалить тебя за хорошего отпрыска богатого происхождения, который пел тебе дифирамбы. Было бы досадно, если бы мысль о том, что Мелоне разговаривает с твоей группой друзей, больше не мешала тебе приближаться к ним. Но это подпитывало чувство необходимости посеять семя раздора среди тех мужчин, которые хотели разрушить твою жизнь, просто чтобы построить на руинах. В конце концов, наступил назначенный день, и ты впервые за целую неделю вышла из своего дома. Ты вздрогнула, когда увидела, что разбитое зеркало и разбросанные драгоценности все еще лежат на улице, просто подвинутые в сторону, чтобы они не доставляли никаких неприятностей тем, кто проходил мимо. Ты закрылась в машине и глубоко вздохнула, чтобы восстановить утраченное самообладание, успокоить нервы перед выставкой. Поездка казалась медленнее, и в то же время короче, как будто пространство и время, отделяющее тебя от него, были искажены ужасным образом, но ты достигла цели. Ты крепко держала руль, и теперь, когда ты могла видеть возвышающийся над тобой дом, ты была готова отказаться от плана. Однако ты проглотила страх и шагнула к двери. Там выпрямилась, поправила кофту Формаджио и аксессуар для волос Гьяччо, а затем открыла дверь. Оказавшись внутри, ты уставилась в пол, ты оставила свои вещи на обычном месте. Когда ты подняла голову, Прошутто стоял тут, прислонившись к двери кухни с притворным спокойствием. Когда он оглядел тебя с ног до головы, ты одарила его вежливой улыбкой, которая не совсем достигла твоих глаз, и он прищурился от этого движения. Он развернулся, отделился от стены и направился вверх по лестнице с видимым презрением в позе. Ты потратила секунду, чтобы успокоиться после этого первого шага, а затем зашла в гостиную, чтобы проверить, кто там был. Казалось, только Формаджио и Иллюзо болтались в комнате, но оба они оглянусь, когда заметили движение у двери. Их лица просветлели в искривленном счастье, которое ощущалось как удар в живот, но ты переваривала его так хорошо, как только могла. Формаджио поднял руку, чтобы помахать тебе, и ты, к его удивлению, ответила тем же. Затем Иллюзо сделал жест, чтобы сделать то же самое, но ты повернула голову раньше, чем он успел, и пошла к лестнице. Все, что можно было услышать за спиной это лай смеха и едва скрываемое бормотание угроз. Ты судорожно выдохнула и схватилась за перила, чтобы не упасть, поднимаясь по лестнице.