***
— Поверить не могу, что это ты, Гермиона… Они сидели с Джорджем в маленьком трактире напротив его магазина. Ужин давно перекочевал в дружескую посиделку с горячим глинтвейном, кучей сплетен и новостей. Уизли рассматривал её татуировку моли. Увидел своим острым зрением, как задрался рукав свитера, когда она снимала куртку. Сейчас, закатав рукава и положив руки на стол, Гермиона наблюдала, как Джордж кочевал от одной татуировки к «другой». Слова, сказанные Малфоем, всё так же чётко чернели на предплечье. — И кто это? — он немного наклонил голову и поиграл бровями, дразня её. — А у тебя? — засмеялась Гермиона, убирая руки и спуская рукава. Она перевела тему быстро, не дав ему и дальше давить на себя. Уизли расстегнул манжеты рубашки и продемонстрировал чистую бледную кожу на обеих руках. — Ничего, — хмыкнул он. — Я этому даже рад. Нет никакой тяги, как у Рона и Джинни… Гермиона громко поставила стакан, чуть не расплескав алкоголь. — Джинни? Она нашла того самого? — заулыбалась она. Этого она не знала. Никто из них не знал. Джордж покачал головой, но в его взгляде что-то было не так. — Ту самую… — выдохнул он. — Ей оказалась главный редактор спортивной газеты, в которую Джинни устроилась. Эвет Микеле. Ей двадцать семь и… — он замолк на мгновение, — она неплохой человек на самом деле… Гермиона всё ещё не верила своим ушам. У неё никогда не было предрассудков. Она никогда не разделяла любовь на правильную и неправильную. Она не имела пола. Не имела границ. Она просто была… Просто было так неожиданно узнать, что Джинни, её невероятная подруга, найдёт свою половинку в другой стране и… — Ты смущена? — спросил Джордж, немного напрягшись. Будто заранее готовился защитить свою сестру. — Нисколько! — резко ответила Грейнджер. — Я… — и улыбка сама расплылась на лице. Её окутало какое-то тёплое чувство. Сегодняшний день был подарком судьбы. Столько всего хорошего. Ей казалось, что она спит. — Я так рада за неё, за Рона. Честно… — Об этом никто не знает, кроме меня и Рона, — выдохнул Джордж. — Она просила пока не говорить родителям и остальным. Мы думали, что во Франции будет меньше внимания к нам, но и там есть репортёры, которые жаждут военных сенсаций. Пусть всё немного успокоится… — Конечно! — кивнула она. — Конечно, я никому не скажу! Наверное, она тоже не знает, что у Гарри… Она не успела закончить, как Джордж закатил глаза и выдавил смешок. — Паркинсон? — совершенно спокойным тоном произнёс он. — Джинни об этом узнала первой. Эта змея написала ей письмо. Короткое: «ну и дура ты, Уизли, что уехала от него. Теперь не возвращайся». — Быть не может! — Гермиона прикрыла рот, чтобы не рассмеяться ещё сильнее. — Господи… — Вот и я говорю, все с ума посходили от этих меток, — он сделал глоток пряного глинтвейна и расслаблено прикрыл глаза. — Поэтому я рад, что у меня пока ещё ничего не вылезло… Ну, а ты? Ты так и не ответила, как тебя угораздило. Он кивнул на её руку с большой татуировкой цветов под рукавом. — Ставила эксперимент с чернилами. Скоро её сотру… «А сотру ли?» Они говорили о чём угодно, только не о прошлом. У неё кровь в жилах стыла каждый раз, когда Джордж забывался, рассказывая какую-то историю, и смотрел вправо, будто сейчас Фред продолжит шутку. Он быстро делал вид, что всё в порядке, но она всё равно замечала, как сильно он сжимал пальцы на бокале. А потом, когда усталость в голосе начала всё чаще преобладать над бодростью, они разошлись. Грейнджер ещё раз сказала, что останется в съёмной комнате в маленькой гостинице, уверяя Джорджа, что не хочет причинить ему неудобства. Наверное, зная её много лет и зная, что бесполезно вот так с ней спорить, Уизли согласился. Гермиона оглушила комнату, чтобы звуки с первого этажа не долетали до неё. Неудивительно. Субботний вечер все проводили с друзьями и семьями. Она расположилась прямо на кровати, положив на колени металлический поднос из-под вазы с водой, и, приняв удобную позу, занесла перо над пергаментом. Гермиона успела получить от Гарри письмо, в котором он убивался от вопросов. Грейнджер смотрела на лист с улыбкой. Даже заметила, как начали болеть щеки. Мама вернулась… К ней. В её жизнь. В их общую жизнь. Счастье переполняло. Это какой-то дикий восторг, граничащий с истерией. Всё хорошо… Сейчас всё будет хорошо… Гермиона обошлась несколькими предложениями, но успела в них изложить всю мысль и информацию. Гарри для неё — как брат. Тот самый, которого у неё никогда не было. Который за неё и в огонь, и в воду. Поэтому он так сильно переживал за её жизнь. Так же, как и она за него, за Рона и всех остальных. Эти годы подарили ей ещё одну семью. Сложив пергамент в маленький конвертик, Грейнджер протянула руку к следующему письму. Оно пришло вместе с письмом Гарри. И оно от Тео… Она вспомнила тот самый момент, когда решила для себя попробовать. Просто попытаться облегчить жизнь, сменить направление мыслей, которые всё это время сосредотачивались только на одной точке. Такой чёрной, что возникало ощущение, будто такого цвета не существовало. Гермиона сразу поставила рамки Теодору, что относится к нему только как к другу. «Я бы очень хотел быть им», — ответил Нотт. Она не считала это эгоистичным. Ведь она сказала ему правду, что не может принять его чувства. Но они могут быть хорошими приятелями. Но в душе Гермиона надеялась, что чем чаще ей будет удаваться быть в компании Тео, с привлекательным, добрым, смешным, тем реже ей будет хотеться идти к тому, кто её не ждал. Но она совершенно не ожидала услышать из уст Малфоя те самые слова, которые он говорил в том кабинете, когда они опять чуть не переступили порог, который довёл бы их до блаженного оргазма, до искр из глаз, до садистского удовлетворения потребностей в друг друге. Драко пытался задеть её чувствами Нотта. Что это было, если не ревность? Собственничество? Или соперничество? То самое, о котором Тео как-то упомянул. Её это бесило. Бесил тот факт, что Малфой сравнивал её с каким-то призом, из-за которого будет недоволен Тео — от невозможности получить то же. Господи. Это было невыносимо. Гермиона думала, что всё внимание, которое Драко к ней проявлял, было лишь перетягиванием каната. В одну сторону. При этом Тео даже не догадывался, что с ним играют. Она была уверена, что Малфою это просто доставляло удовольствие. Как и ей, чёрт возьми. Как так получилось, что за несколько месяцев из бывших врагов они перешли на новый уровень, которому даже не было названия? Всё их «отношение» друг к другу превратилось в извращенный эротический ад. И эта дикость нравилась ей. Там, сидя в баре среди тех, кто мог увидеть, что творилось под столом… Гермиону это возбуждало. Возбуждало чувствовать стопой вздыбленную ширинку, то, как от трения его член в штанах дёргался. Господибоже… Возбуждало, что он тоже этого хотел. Если бы не его длинный язык, она бы не остановила его. Они бы трахнулись прямо на той парте. Мерлин. Гермиона обессилено застонала, притягивая к себе колени, чувствуя тяжесть в животе. Чувствуя, как в голову проникали мысли. Больно ли ему сейчас? Справится ли он? — К чёрту! — она вскочила с кровати, схватила письмо для Гарри и подошла к окну, распахнув его. Гермиона поискала глазами на подоконнике маленький совиный свисток и нашла прямо на ручке, он был привязан за шнурок. Она дунула в него и не услышала ни единого звука. Но уже через несколько секунд где-то слева на улице зашелестели крылья, и вот уже на подоконник опустился огромный гостиничный филин. — Для Гарри Поттера, — сказала она, вложив в клюв конверт и потрепав птицу по голове. — Спасибо. Гермиона смотрела на то, как удалялась на фоне неба птица до тех пор, пока она совсем не пропала. Чувствуя, как по ногам задул сквозняк, она захлопнула створки окна. Свежий воздух выветрил мысли. Стало легче. Но вот надолго ли… Гермиона встала очень рано. Ещё вчера они с мамой договорились встретиться на этой же станции, где Гермиона её оставила. Настроение было невероятным, она даже успела купить маленький букет цветов и позавтракать одной лишь чашкой кофе. Не хотелось ни пить, ни есть. Хотелось поскорее увидеть маму. И к половине десятого утра Гермиона уже подходила к станции, заметив, что Джин тоже решила прийти на полчаса раньше. Они вновь крепко обнялись, будто бы не существовало потери памяти. Будто бы не существовало месяцев в разлуке. Они пошли гулять по Лондону, совсем как в детстве. Катались на колесе обозрения, гуляли по восстановленному мосту, где Гермиона рассказала, как пожиратели его взорвали. Ей не хотелось ничего скрывать или приукрашивать. Она словно выговаривалась. А мама… …мама лишь крепче сжимала её руку. — Ты приедешь на следующей неделе? — аккуратно спросила Джин. — Тебя отпустят? — Конечно! — улыбнулась она в ответ. — Старшекурсникам разрешено аппарировать из Хогсмида. Я обязательно приеду, мам. И это «мам» — самое лучшее слово. Как оно легко проговаривалось. Как округлились глаза Джин. И как она вновь прижала дочь к груди. — Господи, ты так выросла. Ты такая красавица. — Я вся в тебя, — краснея, ответила Гермиона, отворачиваясь от ветра. — Ещё бы! — хохотнула Джин. — Вот когда приедешь в следующий раз, мы посмотрим альбом все вместе… Вот тут Гермиона остановилась и повернулась к маме, поправляя её шарф. Ей очень этого хотелось. До безумия хотелось. — Просто давай попробуем… — Джин коснулась её щеки, оглаживая. — Вдруг так у твоего отца что-то проснётся. Я с ума сойду, если он ничего не вспомнит. Я… Гермиона быстро закивала, чувствуя, как трудно давались слова. — Конечно. Давай попробуем. Они сытно поужинали в том же кафе-бутике. Гермиона рассказывала про школу, про Гарри и друзей. Кажется, они ни на секунду не замолкали. Бесконечные вопросы и бесконечные ответы. Гермиона проводила Джин до той самой станции метро, крепко обняла и пообещала писать и ждать её письма. Она ушла со спокойным сердцем и невероятным ощущением чего-то хорошего. Тёплого, семейного. Всё будет хорошо… И прежде, чем аппарировать из Косого переулка, Грейнджер решила посетить самое отвратительное здесь место. То самое, где торгуют запрещённым и тёмным. Ей нужны ответы. И они могут быть в книгах. Уже входя в «Горбин и Бэркес», вздрагивая от рыка чучела тигра, она ощутила кожей скопление тёмной магии. — Добрый вече… — мужчина не закончил. Когда она подошла ближе, он наконец рассмотрел, кто же посетил его лавку. — Мисс Грейнджер! Какая честь, Мерлин! Проходите, проходите…. Он поклонился, вытягивая руку вглубь лавки. Доброжелательное выражение на лице было фальшивым, натянутым. Она напряглась. — Добрый вечер. Мне нужна любая информация о непреложном обете. У вас есть что-то с этим связанное? Мужчина даже выпрямил плечи, когда услышал просьбу. Чуть нахмурился. — Ещё один мой клиент встал в очередь на этот редкий фолиант, но я могу поставить вас первой в список… для самой героини войны! Гермиона даже губы поджала от такой лести. — Я прилагаю все усилия, чтобы найти этот редкий фолиант, но, как понимаете, эту реликвию сложно просто так раздобыть, — он чуть прищурился. — Но мы можем договориться за отдельную плату, чтобы я постарался чуть больше. «Лжёшь». — Я зайду на следующей неделе, — быстро произнесла она. Оставаться здесь бессмысленно. — Всего доброго. — Постойте, может вам понравится что-то ещё в моём магазине? Но Грейнджер вышла не оборачиваясь. Ей больше не хотелось быть в этом месте, где даже запах был неприятным. Гермионе скорее хотелось попрощаться с Джорджем и вернуться в Хогвартс. Ей оставалось пройти узкую тёмную улицу и повернуть в арку, как вдруг позади она услышала шаги, точнее стук каблуков… Она обернулась, просто потому что привыкла думать наперёд, тем более — находясь в Лютном переулке. Женщина с натянутым на голову капюшоном шла следом. Гермиона прибавила шаг и почувствовала, как сердце ускорилось, потому что незнакомка сделала то же самое. Кулак крепко сжал палочку, пока Грейнджер уверяла себя, что за ней идёт не та, что причинила Драко столько боли. Не та… не Мортифера. И, как назло, никого вокруг… Откуда-то взявшаяся злость укусила Гермиону в затылок, вбрасывая адреналин в вены. Атмосфера накалялась из-за того, что шаги позади стали быстрее. Сколько секунд ей понадобится, чтобы догнать Гермиону? И это не страх. Это гнев, потому что Грейнджер стала невольной участницей в жизни того, кто презирал и искал избавления от мук и от рук Мортиферы. Будто его эмоции передались и ей. Не зная всей истории, довольствуясь лишь обрывками, кровавыми и ужасными, что он ей дал — но и этого достаточно! Господи, достаточно! Гермиона резко свернула за угол. Обернувшись, она прикусила язык от того, что не успела встать стойку, чтобы парировать. В неё летело заклятье. — Петрификус тоталус! — закричала женщина. Но протего Гермионы вышло настолько мощным, что когда в него влетела ударная волна, улицу осветил синий цвет. Грейнджер уловила очертания лица. Женщина скалилась, но из-за капюшона не было видно её глаз. — Тварь! — раздалось надрывно, с досадой. И у Гермионы от этого голоса заскрипело на уровне барабанных перепонок… Что-то знакомое. Что-то едва уловимое, то, что она уже слышала… Незнакомка вновь замахнулась палочкой, и в этот момент Гермиона обернулась, потому что кто-то резко оттолкнул её в бок, заводя себе за спину. Боже. Запах вишни обжёг лёгкие… Драко поднял руку, как тогда, у ивы, когда Гермиона в первый раз заговорила с ним. И в этот же момент женщину отбросило прямо в стену, выбивая из её лёгких воздух. Её кренило в сторону. Она расслабила руку, и древко с глухим звуком упало на землю. Грейнджер слышала, как он дышал. Ртом. Хрипло. С агрессией. Видела, как он ступил вперёд, как в его ладони, повёрнутой к небу, разгорелось зелёное пламя… — Драко! — она сделала рывок, обнимая его сзади, одной рукой сжимая запястье, чтобы убрать руку. Чтобы не случилось непоправимое. — Это не она… это не она… Дыхание спотыкалось на каждом слове. Гермиона обошла его, заглядывая Малфою в лицо. А там… Полная, всепоглощающая злость. Взгляд, разрывающийся гневом. Она испугалась. Впервые в жизни так сильно испугалась рядом с ним. Видя, в каком он состоянии. Видя, как он чуть не убил… — Это Майнд… — шепнула она, поглаживая его за плечи. Обернулась, чтобы подбежать к женщине, которая всё ещё была без сознания, и стянуть с неё капюшон. — Смотри… это не она… не она. — Она может быть под оборотным, — солдатским тоном произнёс он. Сквозь зубы. И — быстрый шаг вперёд. Грейнджер загородила женщину собой, не позволяя ему обойти. Порыскав в сумочке трясущейся рукой, не выдержала и притянула акцио нужное зелье. Пробка отлетела в сторону. Гермиона нагнулась, чуть приподняла голову Майнд за подбородок и влила в открытый рот зелье против оборотного. Теперь они оба сделали шаг назад, чтобы убедиться. Драко усилил люмос в руке, и после нескольких долгих для них секунд удостоверился, что это на самом деле не Мортифера. — Какого чёрта она напала на тебя? — прорычал он. Люсиль застонала, привлекая внимание к себе. Грейнджер отпихнула ногой палочку подальше от неё и присела перед ней на корточки. — Теперь хотите сесть в тюрьму? — спросила она. — Штрафа вам было недостаточно? Майнд сплюнула вперёд, но сил не хватило, чтобы плевок долетел до Гермионы. Она испачкала свою мантию. — Вы с Поттером испортили мою жизнь! Драко щёлкнул зажигалкой, прикуривая. Грейнджер посмотрела через плечо, на то, как он, прижавшись спиной к стене, втягивал дым, с прищуром уничтожая взглядом женщину. Она смотрела так же. Словно хотела прожечь в нём дыру. — Ты, — зашипела она. — Как ты можешь находиться рядом с таким выродком, как он? Гермиона распрямилась, сделала шаг назад, к Малфою. — Ну с вами-то я как-то рядом нахожусь… — парировала она в ответ, слыша, как Драко хмыкнул. — Он мне ничего плохого не сделал, в отличие от вас. Майнд заскулила, приподнимаясь и хватаясь за бок. — Я всего лишь хотела тебя оглушить, — сказала она, не глядя Гермионе в глаза. — Увидела тебя, такую счастливую, как ни в чём не бывало ходишь здесь… Гермиона вытянула руку вперёд, давая понять, чтобы она прекратила плеваться ядом. — Достаточно, — она пнула палочку к ней, и Люсиль тут же притянула её к себе. — Уходите. И как вы уже подметили, у меня хорошее настроение, чтобы вести вас в министерство и тратить время. Но если ещё хоть раз… — шаг к ней. — Поня… поняла! — женщина перекатилась вперёд, чтобы оттолкнуться руками и подняться с земли. — Я поняла… Хлопок, и она исчезла. И только после этого Малфой погасил люмос, погружая эти квадратные метры в темноту. Наверное, Грейнджер сошла с ума, но она действительно ощущала какое-то счастье в груди. То ли от мамы, то ли от того, что она встретила его… то ли от того, что он попытался спасти её… Чёрт возьми, что это было? Как теперь ему верить? Верить в то, что у него в груди вместо сердца кусок льда? Она не видела его лица. Лишь маленький уголёк, когда он делал затяжку. О чём говорить и как этот разговор начать? Неужели он всё-таки её послушал и решил встретиться сегодня в Косом переулке? Хотелось бы залезть в его голову и всё там прочитать. Как книгу. И в конце концов захлопнуть её, избавив себя от дезинформации. — Я тут подумала, — она наконец зажгла люмос. Неяркий, так, чтобы видеть его реакцию. — Может, вернёмся в школу на поезде? Мы ещё успеваем на последний рейс. Просто погово… — Сдурела? — он отбросил окурок куда-то в сторону. — Зачем шлялась здесь одна? Чего она не ожидала, так это его агрессии. Они вновь сделали кучу шагов назад друг от друга. А ведь вчера всё было так замечательно… Она не могла смириться. Как сильно, как тошнотворно хотелось всё с ним наладить. Наверное, было бы лучше, если бы не хотелось. Но Грейнджер хотелось — до стягивающих рёбер в груди. До на износ бьющегося в конвульсиях сердца хотелось, блять, всё наладить. Но чёртова гордость и злость на него били по коленям. Били в виски и стреляли в рот ненужными фразами: — Знаешь, что? — она ткнула пальцем ему в грудь. Прямо туда, где у него ничего не было. — Пошёл ты! Понял? — Поздно показываешь свои когти, Грейнджер, — ухмыльнулся он, чем сильнее её распалял. — Я тебя совершенно не понимаю, Малфой… — Гермиона выдохнула, отворачиваясь от него, чтобы он не заметил, как дрожали губы. — Однажды папа сказал мне, что человек может помочь столько, сколько ему позволит тот, кому помогают. Ты предупреждал меня, что я пожалею, что пути назад не будет, и тогда я поняла, что действительно очень… — она сглотнула, — очень нужна тебе. Но, Боже… — она обернулась, чтобы взглянуть на него в последний раз. — Посмотри на себя. Ты же сам не знаешь, чего ждёшь. Убегаешь от меня, не отпуская моей руки! Грейнджер зачем-то посмотрела вниз, на ноги. Привыкла, что после битвы всегда оставалась грязь. Но из головы вылетело, что битвы как таковой и не было… Она вышла из переулка, совершенно забыв заглянуть в лавку Джорджа, и отправилась напрямую к выходу из Косого переулка. Выйдя на шумную улицу Лондона, она поплелась на вокзал. Она никогда не возвращалась в школу последним рейсом. И именно сегодня захотела сделать что-то новое с ним… Глупо? Возможно… Но как хотелось… как порыв воздуха в лицо, удачно сложившихся обстоятельств. Но Гермиона забыла, каким он был. Бесчувственным. На платформе девять и три четверти никого не было. Единственный проводник на все вагоны, присев на ступеньке, доедал сэндвич. Гермиона быстро шагнула в вагон и поняла, что он оказался слизеринским. Она здесь тоже никогда не ездила. Чёртовы совпадения… Выбрав первое купе и упав на сиденье, она поняла, что ни чем они и не отличались. Такие же твёрдые и неудобные. Только цвет обивки был другой. Первый гудок оповестил о скором отбытии. Гермиона бросила сумку напротив и вытянула ноги, пытаясь расслабиться. Светлые колготки успели немного запачкаться от слякоти Лондона. С помощью палочки она очистила засохшую грязь. Делала всё, чтобы отвлечься. Сняв куртку, положила рядом, потом передумала и повесила её позади на крючок. Отщипнула пальцами катышки на юбке, которых, казалось, вовсе не было, и ей просто мерещилось, господи… Все мысли застряли там… В том самом тёмном переулке. С ним. И как всё надоело. Как хотелось не думать. Как было бы легче без неё… Гермиона закатала оба рукава. Смотрела то на метку, то на моли, колышущиеся на коже. Красиво… И застонала от этих замечаний. Застонала от того, что буква «М» на сгибе локтя ассоциировалась только с ним, а не с цветами. Эта буква принадлежала ему! И Грейнджер тоже… И эта метка. И её тело. И её желание. Всё его. Дьявол. От Грейнджер ничего не осталось. Она склонилась вперёд от резкого движения поезда. Он медленно начинал разгон. За окном удалялся перрон. Пару часов в одиночестве. Всего-то… Пару часов наедине с мыслями. Всего-то… Всего-то стоило опять забить голову всем тем, что потянет её на дно. И всего-то ей стоило уловить на периферии взгляда движение за стеклянными дверьми купе. Это он. Всего-то… Он стоял неподвижно, смотрел прямым выстрелом прямо в глаза. Даже за стеклом ощущалась сила притяжения. Вот только вперёд. К его телу. И в груди больше не сверлило. Не болело. В груди пусто, как и в башке. Он рядом, а больше ничего и не надо. Она лишь мазнула взглядом по собственной метке, чтоб её, проклиная за такой «подарок», и отвернулась к окну, слыша, как открылась дверь, чувствуя, как наполнилось её личное пространство его запахом. Всего-то… — Однажды, когда меня травили ядами для проявления во мне сил… Лёгкие сжались. Сердце будто прыгнуло в горло, но она не осмеливалась переводить на него взгляд. — Я так боялся умереть, — хмыкнул он. — А теперь жалею, что тогда не удалось. Может, поэтому я так отчаянно думаю, что у меня ничего не выйдет. — Если ничего не делать, ничего и не получится, — для ответа нашлось только это. Гермиона медленно повернулась к нему. Драко сидел напротив, уже успев снять пальто и остаться в чёрном пиджаке, надетом на такую же угольную водолазку. Белый цвет волос контрастировал, словно отсвечивал. Даже цвет глаз выглядел темнее. Красивый, сука, до неприличия. Красивый и недостижимый. — Я просто не хочу, чтобы ты на что-то рассчитывала, — он пожал плечами и потянулся к карману, доставая пачку сигарет. — Возможно, я скоро умру. И это его замечание — настолько правдивое, настолько в цель. Это — непростительное в голову, черта мелом между ними, кровь на бинте с антисептиком. Это то, что их отличало, и то, что никогда в жизни не даст им быть достаточно рядом. — Ты так спокойно говоришь о смерти, — давясь этой мыслью, сказала она. — Тебе не страшно? — Нет. Всего-то… Драко перекатывал сигарету между пальцами ловко и быстро, словно смакуя время прежде, чем её закурить. И всё его безразличие в словах резало ей вены. Так не должно быть. Так неправильно… — Не говори так, — прошептала она, пугаясь своей неуверенности. — А что? — он невесело посмотрел на неё. — Будешь скучать? И мысленное «да» слишком быстро всплыло в голове. Она его проглотила, не дав вырваться наружу. — Женись на ней… Малфой замер. Лишь в кулаке сжимал сигарету, разламывая её пополам. Смотрел на неё нечитаемым взглядом. Грейнджер лишь видела, как плавилась сталь в его глазах, как нагревалась и кипела. Сказанное было ужасной ошибкой, и она тут же попыталась её исправить: — Это единственный выход не умереть. — Была бы на моём месте, — он увёл взгляд и потянулся за пачкой, смахнув на пол сломанную сигарету, — ты бы так не считала. — Я знаю, что ты не можешь рассказать о ней и показать, но мне было достаточно того, что я увидела… — Этого недостаточно! — рявкнул он, и Гермиона вздрогнула. — Недостаточно понять насколько… насколько Мор… насколько станет ужасен этот человек, если дать ей в руки то, что она хочет. И это обухом по голове. Мортифера хотела силу Драко. Что будет, если он подчинится ей? С его возможностями… Мурашки пробежали по спине до самого загривка. Она никогда не думала в этом ключе. Господи. Удавка давила на последний позвонок, и тот крошился, разлетался по всей свалке жизни Гермионы. Она давно превратилась в руины. Кровь струилась рекой из пробитой насквозь кожи, и она не могла заставить себя бороться. Она устала. Вы-дох-лась… Гермиона отвернулась к окну так и не ответив ему. Слова излишни. Да и не нашлось что сказать. Ей вдруг внезапно стало холодно. Словно своим приходом он заморозил здесь всё. — Ты была не права, там, в Лютном переулке. — О чём ты? — переспросила она, наблюдая, как за окном гроздьями валил снег. — Ты сказала ей, что я тебе ничего плохого не сделал. Когда она посмотрела на него, Драко всё ещё не решился прикурить. Он был абсолютно расслаблен, но когда прикусил губу, Гермиона уловила в его лице какой-то надлом. — Ты продавал личную информацию в газеты? — хмыкнула она. — Или издевался надо мной перед всеми? — Не очаровывайся моими поступками, — резко перебил Малфой, глядя в упор исподлобья. — Ты многого не знаешь. Грейнджер пододвинулась на середину сиденья, чтобы оказаться прямо напротив него. Намеренно задела своими коленями его колени, вызывая у него непонятные эмоции. Она их раньше не видела. Он не отодвигался. Лишь еле уловимо нахмурился, разглядывая острые чашечки, проступающие сквозь колготки. — Так расскажи мне… И последнее, что она себе позволила — это забрать из его второй руки зажигалку. Обычная, с откидной крышкой, на бензине. Кажется, Гермиона видела такие в сувенирных лавках. Сталь, уже нагретая его рукой, такая тёплая, даже скользила. Она поднесла зажигалку ближе к нему и чиркнула, зачем-то подставляя вторую руку, чтобы не сдуло огонёк в купе с закрытыми наглухо окнами… Она сошла с ума… И Драко, не отрывая своего липкого взгляда, чуть нагнулся, прикусив фильтр зубами. Даже глаз не прикрыл, когда сделал пару затяжек, прикуривая от огонька. Гермиона давилась от того, что воздух в глотку не поступал. Потому что он… …он коснулся её руки, притягивая зажигалку ближе к лицу. Чёрт возьми, нежно… Вся эта иллюзия разбилась, когда он выдохнул дым вверх, откидываясь обратно на спинку. Но уже поздно. Боже. Поздно. Весь её внутренний процесс самоуничтожения был запущен только его прикосновением. — И что ты хочешь знать? — ухмыльнулся он одним уголком губ. «Всё». Это преступление — уточнять, что она хотела знать. Грейнджер хотела знать всё. — Что бы ты хотел сделать первым делом, когда освободишься от непреложного? Наверное, эти вопросы были заготовлены у Гермионы давно. Она просто их тихо обходила стороной в своей голове, но знала, если выпадет возможность… такая, как сейчас — она ею воспользуется. — Это невозможно. — Малфой! — настаивала она. — Просто… представь. Что бы ты хотел сделать? Сигаретный дым скользко ложился ему на язык. Он ловко втягивал его и выпускал изо рта. Пропускал через нос, дыша, как дракон, жаром, наполняя купе вишней. Она даже не знала, можно ли здесь курить. Ей всё равно. Она готова наблюдать за этим сколько угодно. — Я никогда не видел моря. Всего-то… Ей хотелось ответить, что у моря его глаза… его глубина и мощь одиночества. Хотелось, чтобы он залез ей в голову и сам это ощутил в её старых воспоминаниях — когда она стояла на берегу, слушая шум бушующего моря во время дождя. Определённо, это его стихия. Драко совершенно такой же. Не подпускал к себе до конца, оставляя её довольствоваться берегом. До глубины она вряд ли достанет… если только не утонет. Не впустит в лёгкие его воду — яд. И не опустится на глубину, чтобы снизу, с внутренней стороны, взглянуть на его жизнь. Посмотреть на мир его взглядом. И как же хотелось… Всего-то… Всего-то прикоснуться. Обжечься о его кожу и грубый взгляд. Хотелось мучить себя этим, уверяя всех, что это всё метка. Это всё она и её тяга к нему. Господи, как хотелось. — Не смотри на меня так… — его голос хриплый. Виноват ли в этом дым или она? — Как? — вырвался шёпот. Предательский. Неуверенный и надломленный. Потому что невозможно больше терпеть. Тянет… И ей не стоило даже отвечать, она чувствовала знакомое покалывание, чувствовала наглое вторжение в её голову. И выдохнула. Протяжно и долго, назло ему посылая все свои смелые видения, которые кружили сейчас в голове. То, как он окутывал её тело дымом. Пачкал её своими ладонями, взглядами, словами… Грязными. Лучшими для них обоих. Просто, как он сказал, чтобы не очаровываться. Не переходить грань. Стоять на берегу, но… Ей всего-то стоило оттолкнуться к нему навстречу. Услышать сдавленный выдох из его горла, увидеть, как кадык дёрнулся вверх, когда Малфой сглотнул в тот момент, когда Гермиона села на его бёдра сверху. Сошла с ума. — Грейнджер… — вдох. — Малфой… — выдох. Гермиона чувствовала, как он положил руку на её талию, Гермиона знала, что в ней сигарета. Словно она — как попытка, как шанс остановить всё это. Просто втянуть очередную порцию никотина, расчерчивая дымом границу между ними… но он этого не сделал. Драко только гортанно застонал, когда она двинулась ближе к паху, и, наконец, сдался. Грейнджер тонула. Медленно опускаясь на дно. В её легких-ветках — его море. Его рычание — прямо в шею, когда он откинул сигарету, сжал талию и теперь тянул носом не дым, а её запах. Боже… — Чем ты пахнешь? — он совсем сломлен. Просто водил носом по её раскрытой шее, дыша и дыша ею. — Это… — она задохнулась, чувствуя нарастающее возбуждение, — это детский шампунь… Он хмыкнул куда-то в сгиб плеча, отодвигая свитер вниз, оголяя кожу, чуть касаясь губами. И она умирала от его: — Мне нравится… Всего-то… Его честность. Впервые услышанная — как непростительное. Как, чёрт возьми, шаг за ту самую границу мелом. Гермиона дрожала. Ей страшно. Ей до ужаса страшно останавливать всё это. Она чувствовала, как быстро твердел его член, когда тёрлась об пах, вырывая из него горячие выдохи прямо к себе в плечо. — Грейнджер… — голос ломаный. — У меня сейчас нет приступа… Мне не больно. Ты можешь этого не делать… И прежде, чем схватить его обеими руками за лицо, отодвигая голову назад, вновь ныряя в его море, она ответила: — Больно мне… Первое, что произошло, когда она дала разрешение на всё это… Треск. Громкий треск разрывающихся белых колготок на ней. Грейнджер прикусила губу от того, как ткань обожгла кожу ног прежде, чем разъехалась от натяжения его пальцев, вцепившихся в них. Он просто-напросто завёл обе руки ей под юбку, чтобы вцепиться в бёдра и дёрнуть на себя ткань, разрывая её. Ещё раз и ещё, превращая колготки в рваные дыры на ногах. Она стонала. Стонала от этой сладкой пытки. От того, как его горячие руки вползали в созданные им отверстия, оглаживая её кожу. Она и раздета, и нет. Она закрыта, и в то же время — нет. Драко сжал задницу, пропуская пальцы через бельё, притягивая ближе к себе. Господиблятьбоже. В первый раз секс был необходимым спасением для него. Они просто неслись друг другу навстречу как два товарных поезда на огромной скорости. Никто не управлял тем, что происходило после удара: они столкнулись, и во все стороны полетели обломки. Но сейчас. Сейчас необходимости спасения для Драко не было. Было лишь её горячее, тянущее желание. Желание целовать его, притягивая ближе, зарываясь пальцами ему в волосы. Чувствуя горький привкус его слюны. И убиваться этим. Пачкаться. — Приподнимись, — прошептал он, не прерывая череду коротких злых поцелуев. Она подчинилась, вновь углубляя язык в его рот. Чувствуя, как он расстёгивал пряжку, как стягивал вниз брюки, чтобы вновь усадить на себя. На горячий член. Его пальцы оттянули край белья и сразу же, без усилия, погрузились внутрь неё. Грейнджер застонала, запрокинув голову назад. Заскулила виктимно и жалобно, сама насаживаясь на пальцы. Чувствуя хрип из его горла, пока он оставлял укусы на её шее. Когда они встретились глазами, Гермиона уловила лихорадочное желание в его взгляде, оно граничило с осознанием ошибки, которую они сейчас совершали. Ей захотелось закрыть ладонью его глаза, чтобы просто не испытывать эти муки. Вместо этого она назло ему потянулась рукой вниз, чтобы взять его член, провести большим пальцем по головке, размазывая смазку, наблюдая за тем, как раздувались его ноздри от невозможности сдерживаться. И она опустилась. Сама. Медленно. Невыносимо медленно для обоих. Они тонули вместе, погружались на дно их общей жизни, сведённой обстоятельствами. Тонули в поцелуе. Она отвечала губами так, как умела, так, как её тянуло к нему — сквозь вишнёвый дым табака, сквозь грубые толчки, сквозь его море… Драко обхватил её за плечи и толкнул на сиденье, придавливая весом. Собой. Всем своим огромным желанием взять всё в свои руки. Он мучил её, толкаясь то быстро, то медленно. И самая огромная пытка для неё — его взгляд. Прямой. Неотрывный. Грейнджер вдруг поняла, глянув за его спину, что они даже не закрыли шторы в купе. Попыталась нащупать палочку на противоположном сиденье, но её кисть приклеили обратно, закинув руку вверх, чуть отстраняясь. — Боишься, что нас могут увидеть? — шепнул он и грубо толкнулся в неё, вырывая из уст хриплый стон. Он игрался. И это только всё усугубляло. Грейнджер находила в себе новые чувства, которых раньше не было. Этот азарт, быть пойманными так грязно занимающимися сексом в школьном поезде. Где, чёрт возьми, даже курить нельзя… Она на грани. Жарко. Подставляя открытую шею для его укусов. Ему тоже нравилось, она поняла это ещё в первый раз. Она закинула ноги ему на талию, крепче сжимая и прижимая его к себе, блаженно закатывая глаза, чувствуя, как проступали слёзы от скорой разрядки. Драко нагнулся к её уху, прикусив мочку, посылая по телу караван мурашек. Сердце предательски неслось, оставляя ей одышку. Выбивая из лёгких воздух. — М-м, — она пальцами притянула его голову к себе. — Ещё… сделай так ещё… И он сделал. Подчинился. Облизнул ухо, чуть ухмыляясь, щекоча дыханием мокрую кожу. И… дьявол… Мышцы внизу живота сокращались, Грейнджер чувствовала, как плотнее стенки влагалища обхватывали член. Он это тоже чувствовал. — Ты первая, Грейнджер… — он вбивался как таран, грубо, с оттяжкой. — Давай! Вдох, и взрыв. Мокро. Громко. До хриплого воздуха из глотки. — Бля-ять… — прямо в её ухо. Он изливался прямо в неё. Гермиона чувствовала жаркую, тугую струю в себе. Чувствовала, как она выходила из неё с каждыми замедленными последними толчками. Чувствовала, как после оргазма Драко не высовывал член. Чувствовала его сокращения. Чувствовала его сбившееся дыхание, а потом… потом всё исчезло. Из неё. Грейнджер потянулась за палочкой, но он вновь её остановил. — Я сам… Малфой лёг сбоку, просунув руку ей под шею, оставаясь держаться на локте, глядя на неё сверху вниз. Наверное, лицо раскраснелось. Наверное, она жутко растрепалась, от чего Гермионе стало неловко. Драко повёл взглядом по её свитеру, к юбке, и занёс руку. Гермиона ощутила, как между ног стало сухо. Ей хотелось отвернуть голову. Это всё казалось чересчур нежным для него. Словно это не тот, кого она знала. Малфой положил руку на её бёдра и провёл вниз, по рваным дырам. И голой кожи больше не было. Он привёл её колготки в первозданный вид. И стало очень тепло. — Ты, кажется, замерзла, — шепнул он. — Я согрел твою одежду… Всего-то… Её передёрнуло. По костям, венам и артериям. Втирая в десна всю сладость его поведения. Погружая её в какую-то дрёму. Кажется, хотелось спать… — Нам ещё час ехать. Можешь закрыть глаза. Всего-то… Гермиона проснулась от того, что поезд резко дёрнулся и стал замедляться, послышался гудок. Резко поднявшись, она ощутила на себе пальто, которым он её укрыл. В купе было пусто, и она посмотрела по сторонам, на дверь, за которой стоял он… Драко курил в открытое окно. И словно почувствовав на себе взгляд, он медленно обернулся. За все эти секунды Грейнджер умирала от желания узнать, с каким же взглядом встретится. Будет ли он так же ненавидеть её? А та мнимая нежность после секса была лишь иллюзией? Уголок его губы дёрнулся вверх, и этим он разбил ей сердце. Это не злая усмешка. Она выучила все оттенки его улыбок. Господи, это сон. Наверняка она ещё спит. — Идём? — он открыл купе и заметил, что Грейнджер застыла. Драко переспросил: — Или ты поедешь обратно в Лондон? Дыхание слетело с ритма, пока она поднималась и одевалась. Глянув в маленькое зеркальце напротив, поймала в нём счастливую улыбку. — Идём… Пока они шли к Хогвартсу, у неё тянуло под ложечкой от абсолютно нормального желания просто поговорить. Так и происходило. Гермиона жаловалась, что уроки по рунам давно не приносили ей знания, что всю эту программу она выучила заранее. Говорила про сыча, который выздоровел, привязался к Хагриду и живёт теперь с ним. Говорила, как он растолстел, потому что Рубеус откармливал его от невозможности отказать «этим милым глазкам». Говорила про его новое имя — Перышко. Говорила. Говорила. Говорила всю дорогу до ворот. И как только они зашли в школу, произошло то, чего она боялась. Иллюзия лопнула. Малфой отвернулся и зашагал в сторону подвалов. Она смотрела ему в спину, заметив, что стояла с вытянутой рукой, словно хотела его остановить. Но в это время в голове знакомо защекотало. «Никому о нас не рассказывай, Грейнджер». Он обернулся и на секунду посмотрел на неё бесцветным взглядом. «Спокойной ночи…» Всего-то…ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ДО…
— Вы чуть не опоздали, — проводник скомкал бумагу из-под сэндвича и наглым образом откинул её в сторону. — Заходите внутрь, — он посмотрел вверх. — Кажется, сегодня будет большой снегопад. Она не ответила. Лишь брезгливо оглядела худощавого мужчину, который вытирал руки о рабочую форму. — В какой вагон зашёл парень с белыми волосами? — спросила она, оглядываясь по сторонам. — Они с девушкой в последнем, слизеринском. Кулаки сжались. Она одарила проводника ложной улыбкой и зашла в вагон. Сев у окна, достала из внутреннего кармана пальто любимый маленький кинжал. Сталь поблескивала от света лампы, и она злорадно ухмыльнулась. — Игра началась…