«Марионетки нервничают, когда их не дёргают за ниточки.»
[Когда реальность накренилась]
Саске продолжал быть затворником, игнорируя все посторонние звуки, которые издавали остальные обитатели дома. Фугаку выглядел пораженным. Похоже, наказание, которое он повесил на младшего сына, не возымело никакого эффекта. Да, теперь Саске не грубил ему, но только потому, что был нем как рыба. Он лишь бросал многозначительный скучающий взгляд, а потом возвращался к чтению пыльных свитков. И что ему в голову взбрело так глубоко погрузиться в историю клана Учиха? Фугаку только качал головой, когда жена пыталась уговорить его смягчить наказание, поговорить с сыном, найти компромисс и разобраться в проблеме. Но мужчина считал, что такое поведения для юноши непозволительно. Что он о себе возомнил? В детей с юных лет вбивали бамбуковыми палками уважение к старшим, покорность и скромность. Видимо, у Саске был слишком крепкий позвоночник, и удары мало чем ему помогли. Микото продолжала утаивать то, что видела неделю назад. Она отлично знала, как шаринган был важен для любого Учиха. Но и подумать не могла, что у ее детей когда-нибудь появятся настолько могущественные глаза. Тем временем Саске не отрывал взгляд от чернильных символов, пожирая глазами каждое слово. «…После смерти Учиха Таджимы пост главы клана занял его старший сын — Учиха Мадара. Его правление в истории клана Учиха стало значимым и самым благоприятным в период Сэнгоку Джидай… …Заключение мирного соглашения с кланом Сенджу позволило создать Деревню, скрытую в Листве. Так появилась «Коноха»…» — Это не сильно отличается от того, что было, — Саске никогда не лез в политику, а к истории относился скептически. Если математика — довольно точная наука, то история — лишь сборник мнений разных личностей. И трактовать события можно совершенно по-разному. «…В результате всеобщего голосования, в котором принимали участие оба клана, было решено, что первым Хокаге станет Учиха Мадара… Вторым Хокаге стал Тобирама Сенджу. Между Учихой Мадарой и Сенджу Хаширамой был заключен договор, по условиям которого очередность правления лидеров должна переходить членам кланов по очереди. И хотя режим Тобирамы Сенджу был отмечен в истории как диктаторский и тоталитарный, в то время Коноха обрела непревзойдённую военную мощь и преимущество над другими скрытыми деревнями…» Саске знал, что Тобирама был спорной личностью. Его уверенность в кардинальных методах была настолько непоколебимой, что Совет, призванный помогать Хокаге в принятии важных для селения решений, был распущен и прилюдно обезглавлен, чтобы показать уровень власти Хокаге. Далее Саске наткнулся на кое-что по-настоящему интересное: «…В более ранних версиях рукописей личного дневника Учиха Мадары были описаны пространственно-временные техники, которые так и не смогли разобрать. Позже рукописи считали потерянными, потому что в клановом хранилище Учиха подобной информации более не встречалось…» — Или кто-то их изъял после смерти Мадары. Кто-то властный. Тот, кто не хотел, чтобы Учиха имели такие мощные техники… — Саске разогнул спину, потянувшись. Он чувствовал себя исследователем, окружив себя чем-то настолько старым, что принадлежало к прошлому веку. — И, конечно же, это был Тобирама. Это было всего лишь предположением. Но то, что Тобирама ненавидел Учиха — не секрет. Даже в этом мире его считали тираном и смутьяном. Если у Саске получится найти рукописи Мадары, он сможет их прочесть с помощью Мангекё. И тогда, возможно, сможет вернуться в свой мир. Для того, чтобы отомстить Итачи; чтобы вернуть себе душевное равновесие и восстановить клан. Если и уцелели какие-нибудь документы с того времени, то они должны были храниться в архивах Конохи. Только вот проблема, к этой информации имеют доступ только Хокаге и члены Совета. — Или доверенное лицо может пробраться туда и взять то, что мне нужно. Ученица Хокаге ведь достаточно компетентна для этого? — его разговоры со своим внутренним «я» начинали отдавать шизофренией, но доверять никому, кроме себя, нельзя было. Особенно здесь. — Я могу получить то, что хочу, нужно лишь притвориться… Как она назвала меня? Чараске? Ему все-таки пришлось отвлечься на шум снаружи. Фугаку говорил слишком громко, что-то выясняя. Итачи отвечал не менее экспрессивно, шагая из комнаты в комнату. Как только все утихло, Саске решил пройтись до кухни. Уже был поздний вечер, и он не ел ничего с самого утра. Чувство тошноты было самым нелюбимым. Сил для чего-то существенного не осталось, поэтому он взял два зеленых яблока, оставленных в плетеной корзинке на столе, и уже собирался уходить, как мягкая рука матери коснулась плеча. — Милый, ты весь бледный. Давай я что-нибудь приготовлю. То, что ты любишь. Хочешь томатный суп? Микото выглядела более взрослой и потускневшей, чем несколько лет назад, когда он видел ее в последний раз. Холодной и мертвецки-бледной. — Нет, мам, — Саске постарался проглотить ком в горле. Находиться здесь было физически больно. Как издевательское напоминание о том, что случилось той ночью. — Саске… Я так переживаю за тебя, за Итачи. Отец злится на тебя, твоего брата вызвали на срочную миссию… Не могу спать спокойно, — она потянулась мягкими руками к его ребрам, сжимая пальцы за спиной. Микото уткнулась лицом в крепкое плечо, прикрыв глаза. Ей было горько видеть разлад в семье, особенно то, когда Фугаку вымещал свою ярость на их детях. — Он вернется, — Саске положил широкую ладонь поверх спины матери, поглаживая. Он не мог смотреть на то, как угольные ресницы усеяны слезинками. Он слишком любил свою мать. — Я люблю тебя, — женщина сжала пальцами ткань футболки на спине, сминая грубую вышивку герба. Она медленно успокаивалась, слушая биение сердца напротив и ощущая исходящее от сына тепло. Он был жив. Он был рядом, прижимал ее к себе так же крепко и трепетно, считая секунды. — Что это я… Ты не маленький уже, тебе такое не нравится. Если захочешь чего-нибудь, скажи мне. Хорошо? — она утерла слезы тыльной стороной ладони и отстранилась от Саске. Микото подарила ему свою самую мягкую улыбку. — Хорошо, — Саске направился в свою комнату через неоправданно длинный коридор, с особой аккуратностью проходя мимо кабинета отца. Та комната больше не вызывала у него детский трепет и восторг как раньше. Он бросил яблоки на кровать, зарывая пальцы в спутанные волосы. Больно. Где ему взять силы на то, чтобы вытерпеть все это? Ее родные, теплые глаза были такими настоящими, реальными. Как не поверить? — Фальшивка! — Саске пнул свиток, невовремя оказавшийся под ногами, и он развернулся, с глухим звуком ударяясь о противоположную стену. Через несколько дней произошло что-то странное. Саске слышал незнакомые голоса в доме, громкий вскрик матери и четкие указания отца. Еще он узнал две чакры: Шисуи и Сакуры. Что эти двое тут делали? Ладно, чертов Шисуи был другом Итачи, но какого хрена тут забыла Харуно? Саске вышел из комнаты, предварительно накинув кофту с рукавами. Утро выдалось дождливым и на редкость промозглым. Все телодвижения происходили в комнате Итачи, который неподвижно лежал на собственной кровати поверх покрывала, пока над ним колдовала Сакура. Саске нахмурил брови, подходя ближе и становясь в дверном проеме. — Что происходит? Фугаку стоял у окна, скрестив руки на груди, внимательно наблюдая за промыванием глубокой раны, уродующей живот Итачи. Он медленно перевел взгляд на младшего сына, а после кивнул Шисуи: — Уведи Микото. Шисуи тут же подошел к женщине, приобняв ее за подрагивающие от волнения плечи. — Микото-сан, давайте уйдем отсюда. Вам нужно успокоиться. Микото рассеянно мазнула глазами по сыну и тут же отвернулась, не в силах смотреть на это ужасное зрелище. Когда людей в комнате стало меньше, Фугаку заговорил: — Акацуки вызвали для ликвидации одной из экспериментальных лабораторий. Произошел взрыв, и все подопытные сбежали, но у некоторых активировались Проклятые печати, — это то, что он узнал от самого Итачи до того, как он ушел на миссию. Саске буквально почувствовал, как печать на шее кольнула. Итачи уже видел эту печать у него, но, видимо, не придал этому особого значения. К тому же, у каждого из пособников Орочимару были разные печати, и их внешний вид отличался. Возможно, только это спасло Саске от еще больших расспросов. — Сакура, ну что там? — Фугаку был в нетерпении. Ему хотелось знать подробности. — Он в стабильном состоянии, но за ним нужен присмотр. Я вылечу основные повреждения, но истощение чакры останется, — Сакура была сосредоточена, ловко манипулируя пальцами. Она сделала все возможное для того, чтобы здоровью Итачи ничего не угрожало. Но с последствиями все же нужно было бороться и дальше, чем уже займутся медики более низкой квалификации. — Хорошо. Спасибо, — Фугаку выдохнул, чуть расслабившись. Он приблизился к Итачи, положив ладонь ему на лоб. Его лихорадило. Саске не знал, как относиться к происходящему. С одной стороны, этот Итачи никак не провинился перед ним, был примерным семьянином, хорошим братом и сыном. Но… В итоге он решил, что ему просто не стоит лезть во все это. Саске вернулся в свою комнату, вновь приступая к чтению. Через некоторое время в дверь постучали. — Войди. — Я давно тебя не видела. Ты решил затворником стать? — Сакура выглядела уставшей и обессиленной. Ее чакра болталась на уровне чуть ниже среднего, делая ее вялой. — Что ты здесь забыла? — Саске все еще был в смятении, поэтому действовал так, как было привычнее — закрылся в колючий панцирь и надеялся на остроту своего языка. — Как грубо, — Сакура закатила глаза. — Шишо сказала, что между ней и твоим отцом недавно произошел конфликт, она хотела бы его загладить. Поэтому послала меня в знак уважения. — Как мило с ее стороны, — он фыркнул. — Эй, все в порядке? — Сакура села рядом с ним на кровать, наклонившись ближе и положив ладонь поверх его руки. — Почему ты спрашиваешь? — Саске внутренне поежился от прикосновения. Он не был фанатом физического контакта. — Ну, твой брат был при смерти совсем недавно. Я думаю, это повод. — Мне плевать, — Саске усмехнулся. Она всерьез решила, что он расстроился, потому что Итачи мог умереть? — Ла-адно, я поняла. Что ты тут читаешь? Саске прикусил язык. Черт. Как он мог забыть? Если он хотел попросить Сакуру об одолжении, то должен был быть с ней более обходительным. — История моего клана. Мне не хватает кое-чего еще… Я бы взял это сам, но не могу выйти за пределы квартала, — он засучил рукав, открывая вид на печать, опоясавшую запястье. — А что именно тебе нужно? Я могу принести, — Сакура нахмурилась, касаясь кончиком пальца печати. Она никогда таких не видела, поэтому могла лишь предполагать, как она работает. — Техники Мадары Учихи. Его рукописи, они должны быть в хранилище. Цунаде доверяет тебе, ты могла бы войти туда без проблем. Он видел неуверенность в ее взгляде, их лица были достаточно близко друг к другу, чтобы ее тяжелый выдох потрепал его рваную челку, спадающую к щекам. — Что я получу взамен? — Все, что захочешь, — Саске пересилил себя, чтобы приблизиться к ее губам. Он вторил себе, что это было нужно. Но никак не мог отрицать, что юркий язык, скользнувший в его рот, был скорее приятной неожиданностью. Ему очень повезло, потому что Сакуре не нужно было много времени на раздумья. Она была достаточно властной и уверенной, чтобы опрокинуть Саске на кровать, оседлав его бедра; достаточно проворной, чтобы стянуть с него кофту; и достаточно горячей, чтобы кровь в венах мгновенно закипала. — Тебе придется пожалеть об этих словах. Она редко была инициатором их близости. Но в последний месяц Саске показался ей слишком холодным и отстранённым, а желание, со временем все больше и больше мешающее ей концентрироваться, склоняло ее к активным действиям. Сакура ведь так надеялась, что он трахнет ее прямо на кухне, войдет резко и грубо, искусав все плечи. Но вместо этого он просто ушел, хлопнув дверью. Вот идиот… Саске начал отключаться от здравого смысла, чувствуя мгновенное облегчение. Прилив эндорфина заставил его быть жадным и дерганным. Он неуклюже расстегнул молнию на ее кофте, а юбку просто задрал к животу, чтобы наконец вцепиться в ее задницу пальцами. Он перевернул ее на спину, нависая сверху. Сакура тяжело дышала, царапая его плечи. Она знала, как сильно ему это не нравилось, но желание разозлить его настолько, чтобы потом получить по полной программе, горело адским пламенем в ее бесстыжих глазах. В очередной раз вцепившись в мягкую кожу слишком сильно, Сакура глухо вскрикнула, когда получила увесистый шлепок по бедру. Саске оторвался от ее губ, хмурясь. Если так продолжится, ему придется ее связать. — Не кричи, нас услышат. Ее грудь под этим кричаще-красным бельём оказалась безумно приятной на ощупь. На вкус это была сладкая ваниль с вишней. Он проследил за тем, как Сакура заткнула свой рот ладонью, чтобы не закричать, когда соски оказались зажаты между пальцами. Они были вздернутыми и опухшими после всех манипуляций. Сакура продолжала нетерпеливо цепляться за его растрепанные волосы, когда зубы сжимались на шее, а после губы втягивали тонкую кожу. Это было грязно, интенсивно и липко. Ее бедра сжимались вокруг его колена, промежность терлась о ткань хлопковых штанов. Саске чувствовал весь жар, исходящий от нее, и постепенно сходил с ума от напряжения. Он снова вернулся руками к груди, с усилием стискивая ее. Раздраженные нервные окончания терлись об его мозолистую ладонь, заставляя кровь кипеть. Саске заметил, что это развлечение было неловким и волнительным. Это был новый способ наказать ее. И это было действительно весело до тех пор, пока седзи не распахнулись, а Шисуи не уставился на них осуждающим взглядом. Саске озлобленно вытолкал его в коридор, а Сакура стыдливо прижала к себе одеяло. Ну почему они попались именно сейчас? — Стучаться не учили? — Саске был похож на змею, у которой отобрали кролика, которого она так хотела сожрать. — Как у тебя вообще совести хватило развлекаться? — Шисуи оторопел от того, что увидел. Ему и в голову не приходило, что эти двое могут заниматься сексом, пока все дома, еще и при свете дня. — Тебя не спросил, — Саске фыркнул, закрывая за собой створки дверей. Он вернулся на кровать, облокачиваясь на изголовье. — Ты такой раздражительный в последнее время. Я делаю что-то не так? Если да, то скажи, потому что я устала от твоей грубости, — Сакура села на кровати, свесив ноги вниз. Она внимательно следила за своими пальцами, поправляющими лямки бюстгальтера. Ей показалось, что зеркало прямо напротив кровати — это несколько смущающе, но в данный момент очень удобно. — Ты не слушаешься, — Саске снова был хмурым, казалось, никакие радости жизни не способны натянуть на его лице даже подобие улыбки. — Ха-а? Не слушаюсь? Я тебе не собака. Чараске! — она уже хотела встать, чтобы поправить свою юбку, но ее резко схватили за талию, потянув назад так, что она прижалась спиной к его прохладной груди. — Что ты?.. Саске наклонился вперед, крепко прижимая Сакуру к себе. Скользящими движениями его ладонь добралась от талии к шее. Мозолистые пальцы сжались достаточно ощутимо, чтобы зеленые глаза заметно расширились. Сакура вскинула руку, пытаясь ослабить хватку. Не то чтобы это действие было слишком болезненным, но подобное — признаки явного доминирования, что было для нее неприемлемым. — Я хочу, чтобы ты была послушной. Ты поняла? Ты же не хочешь проблем, а? Сакура? — шаринган вспыхнул красным, он смотрел ей прямо в глаза через зеркало, гипнотизируя. И одного вида было достаточно, чтобы Сакура не могла оторвать взгляд. Пальцы на шее чуть расслабились, поглаживая кожу. Ее соблазняла опасность, исходящая от него, она сделала прерывистый вдох, успокаиваясь. — Когда тебе нужно, чтобы я принесла это? — Как можно скорее, — он позволил ей наконец дышать свободно, перемещая руку на ее обнаженное бедро. Не прерывая зрительный контакт, Саске скользнул кончиком носа вниз по ее шее к основанию, крепко прижимаясь губами к мягкой коже. В один момент все прояснилось. Он мог проворачивать нечто подобное прямо через Сакуру. И что важнее, теперь Саске знал, как ею управлять. — Хорошая девочка.