Эра Аврора, 16 082 год
Холодный свет Эдемы заливал блеском величественный готический дворец. Лёгкие белые башни, словно сотканные изо льна, взмывали вверх, точно готовы были проткнуть остроконечными верхушками небосвод. Снизу за дворцовыми хлопотами следили рельефные статуи разнолицых ангелов. Глаза не могли перечесть многообразие изысканных лепнин, колоннад, острых арок, украшающих фасад здания. Не меньше захватывало дух внутреннее убранство дворца: гигантские мощные колонны, перекликающиеся арочные выступы, уходящие в бесконечные потолки многостворчатыми окнами. Это был целый отдельный мир, в котором можно было затеряться на века. Случайный гость ни за что не различил бы бесконечных проходов, подъёмов, громадных помещений. Только крылатые статуи в изголовье стрельчатых арок могли безмолвно посмеиваться. В таких местах обыкновенно царил покой и чинная тишина, любое слово эхом уносилось по длинным коридорам и съедалось слухом тех самых статуй, что могли померещиться живыми. Словно когда-то они были настоящими ангелами, ныне мертвенно застывшими в искусном интерьере богатого убранства. Нет, если разглядывать эти загадочные фигуры, раскрывается ещё один иной, параллельный мир, текущий своим чередом вопреки безжизненности. Будто это такие же полноправные жители дворца, каждый со своей таинственной историей, часть которой можно было разгадать по выражению каменного лица. Блаженный, расслабленный взор или застывшая болезненная гримаса, лёгкий стан или сильное напряжение, отражённое в каждой вылепленной мышце и венке. Они слышали всё, что происходило в стенах дворца и таили в себе эти воспоминания, гордо умалчивая о всех сплетнях, которыми потешалась прислуга. — Этого не будет! — непримиримо воскликнул Элохим. — Я настаиваю, отец, — отважно воспротивился Иисус. — Вы ослеплены своей ненавистью. Ни одно дитя не заслуживает ненависти. — Элохим, Иисус прав. Вы несправедливы к нашим сыновьям, — робко присоединилась королева Абелль. — Всё, что происходит в стенах дворца, остаётся в сих же. Пускай Исай хотя бы иногда будет покидать покои в сопровождении серафимов. — Ты ненавидела его всей душой, Абелль, — саркастично усмехнулся Элохим, раскинув руки по подлокотникам золотого трона. — Мы были едины в стремлении избавить свой взор от этой язвы. А теперь ты просишь меня позволить ему разгуливать по дворцу и разделять с нами трапезу? — С тех пор минуло семьсот сорок три года, — торопливо оправдалась королева Абелль. Голос её дрожал при попытке возразить, пока взгляд напитывался решимостью и хмурился. — Во мне нет столько желчи, чтобы презирать дитя, коим Исай является. Я искренно чисто возлюбила его, как возлюбила моих родных Иисуса и Ноа. Ох, Ноа… Он по-детски оступился, но они с Исаем сдружились. И я желаю, чтобы мои дети росли подле друг друга. — Ересь, — едко бросил Элохим, не удостоив свою королеву и секундой взгляда. — Вы все глупы и невежественны, коли уже запамятовали о том хаосе, что учинил Исай своим появлением на свет. — Это не его вина… — начал было Иисус, но тут же запнулся, осознав, что не имеет полномочий указывать отцу на его проступки. — Мы видели, какой силой он наделён от рождения. И посему, было бы разумно изучать её, помогать Исаю овладеть ею, но не дожидаться, пока она вновь вспыхнет с новым размахом и всё уничтожит. — Неужто, — высокомерно выдернул Элохим. — Сегодняшнее происшествие лишь доказало мою предусмотрительность. Херувимы доложили о нестабильности погоды на Земле. Вы двое имеете догадки о причине катаклизмов? Ежели бы Ноа не потревожил Исая, тот бы не заливался горькими слезами и не беспокоил своим эмоциональным всплеском мир людей. — Вместо того, чтобы возлагать ответственность на земных духов, которые не в состоянии устранить первоисточник, мы могли бы успокоить Исая и решить эту проблему, — укоризненно произнесла королева Абелль и нисколько не постеснялась своей грубости. — У Вас уже есть наследники, и Вы вольны сотворить со мной всё, что пожелаете. Однако, я не отступлю от своего мнения. — Я солидарен с матерью, — решительно изрёк Иисус и остановился возле королевы, тем самым продемонстрировав, к чьей стороне он склоняется. — Я бесконечно уважаю Вас, отец. Однако, Вам пора начать считаться со своей семьёй. Лик серафимов также настроен против Вашего решения — полагаю, что Вы вправе узнать об этом. Иисус не озвучил своих мыслей прямо, но между произнесённых им слов весьма отчётливо читалось: «Времена уже не те. Если Вы продолжите накалять градус своего деспотизма, то не останетесь безнаказанным.». Потому Элохим сперва ничего не ответил. Он погрузился в глубокую задумчивость и лишь через полминуты выдал: — Ваша взяла. Исаю будет позволено учиться и покидать свои покои в сопровождении двух серафимов. Однако, я не допущу, чтобы он обедал за одним столом со мной. — исчерпывающе произнёс Элохим, всё же сдав позиции. По завершении крайне неприятного диалога, король торопливо направился в библиотеку, отказавшись от сопровождения приближённых. Он не собирался мириться с этим так просто, потому без особых возражений согласился на их условия. Любой правитель должен обладать хитростью, чтобы заставить народ думать, что их воля будет исполнена, когда это невозможно или неугодно. Среди пыльных полок он терпеливо выискивал что-то, что может ему помочь и не сомневался, что найдёт это. Элохим нервно перебирал книжные корочки, следуя от ряда к ряду, и завернув за один из шкафов, неожиданно столкнулся с Таддео Габа. — Что Вы здесь делаете?! — испуганно воскликнул Элохим, встрепенувшись, отчего его крыло задело полку и уронило несколько книг. — Что Вы здесь делаете? — нахально повторил Таддео, исказив интонацию. — Это библиотека Эдемского дворца. Хотите сказать, я не имею права здесь находиться? — высокомерно хмыкнул Элохим, сделав вид совершенно непринуждённый. — Только не тогда, когда разыскиваете способ повернуть время вспять, — раздалось за спиной Элохима как только из-за книжной полки позади него как раз вывернул Лори. — Вам ведь известно, что Вы собираетесь нарушить закон? — Не будь вы так бесполезны, я не был бы вынужден!.. — хамски начал Элохим. — Вы считаете, что мы бесполезны? — скользко усмехнулся Таддео, позволив себе бесцеремонно перебить короля. — Вы ребёнок, Элохим. Десять Вам звёзд или сто. Мы не Ваши подданные и не станем выслушивать Вашей ереси. Преступите закон временного континуума — лишитесь крыльев и титула иже с ними лично от моей руки, а после я за ухо вытяну Вас на главную площадь и наглядно покажу Вашим подданным, что делается с преступниками. Элохим чуть отшатнулся, стукнувшись крыльями о книжные полки. Он хотел было что-то сказать, дабы не уйти из дискуссии униженным, но раньше него заговорил Лори. — Ругаете нас за то, что мы не вмешиваемся в жизни смертных, — иронически усмехнулся Энвер, оскорбившись чужой наглостью не меньше. — Но будь моя воля вмешаться, я бы первым же делом обличил Ваши страшные тайны. Доныне Вам сошло с рук смешение крови ангела и демона и именно оттого, что мы соблюдаем правила, которые нам предписаны. — Не говоря и о других Ваших проступках, — наступательно изрёк Таддео, шагнув вплотную к забившемуся в угол королю. — С Вас недостаточно, Элохим? Безнаказанность развязывает руки? — Будто вы также святы, как о вас и говорят, — защищался Элохим свержено. — Поймите меня как те, в чьи руки дана власть над народом. Мои методы не идеальны, однако, я желаю блага… — Блага женщине, которую сожгли в адском котле за то, что она сохранила жизнь чада, посланного ей небесами? — нагло перервал Таддео, не собираясь сдерживаться. — Или блага ребёнку, которого Вы сделали уродом? Или, быть может, блага миру людей? — Део… — Энвер едва ощутимо коснулся его плеча, стараясь утихомирить напарника, который был не на шутку разозлён обстоятельствами. — Вы прибавляете всем вокруг проблем своим пожеланием блага, — прорычал Таддео, нехотя отступая. — Каждый чёртов раз. И если… Договорить Таддео не успел, поскольку в стороне раздался шум, привлёкший всех гостей библиотеки. Обернувшись, они увидели, как с полок гурьбой валятся книжные тома. Среди погрома стоял юный парень с парой розовых крыльев за спиной и совершенно невинной улыбкой. — Рин, где тебя носили черти? — строго спросил Таддео и совсем отстранился от короля, который будто бы впервые за несколько минут набрал в лёгкие воздуха. — Простите, я потерялся, — Рин с виноватым видом улыбнулся ещё шире. — Представляете, я видел маленького Ноа! Он такой крошечный, ростом мне по локоть… — Ты ещё кто такой и что забыл в моей библиотеке? — искренно распалённый от нервов, Элохим сразу же повысил голос. — Это Рин Картер, наш подопечный. Ради Бога, — Энвер засуетился как курица-наседка, торопливо смерил шагами расстояние до Рина и придержал его за плечи. — Ты опоздал. И сейчас тоже опаздываешь, у тебя занятия в колледже. Идём, я верну тебя в настоящее, Таддео здесь справится сам. — «Настоящее»? — переспросил Элохим непонимающе, когда Энвер второпях увёл Рина прочь. — Разве оно не сейчас? — Для Вас, но не для каждого, — загадочно известил Таддео, не желая рассыпаться в сантиментах перед неприятной личностью. — Я предупредил Вас, Элохим. Ваши выходки фатальны для энергетики Вселенной. Даже удивляюсь, как такая ничтожная вошь может так искусно всё испортить. — Я не ничтожная вошь! — только и смог возразить Элохим. — Выбирайте выражения. — Чего ради? — незаинтересованно спросил Таддео, с пренебрежением скосив взгляд на свои пальцы. — Получается, вы тоже кое-что скрываете, — хитро ухмыльнулся Элохим. — То, что ваш наследник купидон. — Умоляю, не разглагольствуйте о том, чего не ведаете. Мы его не скрываем, — стараясь показать всё своё напускное снисхождение, ответил Габа. — Когда Рин станет хранителем, Высшие сами заменят его лик в воспоминаниях всех, перед кем он показывался до. И не клеймите всех своим жалким подобием: в отличие от Вас, мы не душим потенциал детей, а развиваем его. Всего доброго, Элохим. Надеюсь, мне нескоро предстоит Вас увидеть. С этими словами Таддео отдалился на пару шагов, сложил ладони вместе и растворился за вспышкой голубого света, от силовой волны которого с полок снесло ещё несколько рядов книг. Таким образом, Элохим остался в одиночестве среди мастерски учинённого хранителями погрома. В одиночестве, не считая чёткого знания того, что его хитрость была грубо осечена: теперь он не сможет вернуться в прошлое на чёртовых несколько часов, чтобы Ноа не узнал о Исае, и дворцовый переполох не случился. Ещё больше отравляло то, что он уже добровольно сдался Иисусу и Абелль, позволив им дать Исаю совершенно ненужную ему свободу. Элохим так и стоял среди попадавших книг, яростно проклиная всё, на чём свет стоит, и не желая возвращаться в королевскую кутерьму происшествий, где его ждала семья, в которой он скоро возненавидит каждого также, как ненавидели и они его, раз смели рушить все его планы.*
Эра Аврора, 17 339 год
В стенах Погребального дворца устоялась, воистину, гробовая тишина. Во дворце царила полутьма — свет здесь не любили. Серое, туманное место, где никогда не рассеивались облака. Холодный сквозняк гнал по полу волны тумана, застилающие собой полы в залах. Время от времени тяжёлую тишину беспокоил невнятный шёпот мертвецов, который чем-то был похож на шелест листвы в лесу. Тело Рина водрузили на нечто схожее с кушеткой. На каменную поверхность подстелили алую бархатную ткань. Над ним склонился Смерть, держащий его мягкую ангельскую руку костлявыми пальцами. Рядом, синхронно сложив руки за спиной, стояли хранители времени. Лица Таддео не коснулась ни одна эмоция, Энвер был крайне неприятно взволнован. Ещё чуть поодаль остановился Юншэн Арима, правитель Лимба. Его раскосые глаза, полностью затянутые тьмой, отвергали всякие эмоции, но брови его чёрные были тяжело нахмурены. Последней из присутствующих оказалась молодая девушка с парой чешуйчатых крыльев за спиной. Её серебристые локоны, пышные и длинные, концами уходили в плывущий по полу туман, серые глаза с вертикальными змеиными зрачками сверкали как виток кострового пламени. — Шахат, хоть ты сможешь ответить? — неровно спросил Лори, обратившись к Смерти, лик которого скрывал капюшон чёрной мантии. — Что с ним? — Он умирает. — протрещал протяжный, холодный тон Шахата. — Ты издеваешься? — голос Таддео напитался нервным раздражением. — Что это значит, «он умирает»? — Это значит, что дáвэр схватил его в свои объятия и медленно тянет в Небытие, — Шахат отпустил руку Рина и неторопливо повернулся к хранителю, отчего-то тот ощутил на себе его взгляд, даже не увидев глаз. — Не будь как малое дитя, Таддео Габа. Святые не хватают хворь без причины, и тебе это известно также, как значение слова с м е р т ь. — Ты… Ты можешь как-то остановить это? — наивно спросил Лори, и лицо его покатилось в панику вместе с тем, как руками овладел тремор. — Я однажды помогал тебе, Лори Энвер. Когда ты влюбился в человека и умертвил его своей любовью, — с каждым длинно вытянутым словом Шахата в зале будто становилось немного холоднее. — Покуда я провожаю души людей в мир мёртвых, вы можете помнить, что я ваш верный слуга. Но тела и души святых отбирает Небытие. Никто не в силах заключить с ним сделку. Даже вы, бессмертные. — Ты понимаешь, насколько фатальна потеря наследника стража времени? — Таддео давил на него одним лишь взглядом, и в голосе его будто показалась угроза. — Небытие забирает святых лишь тогда, когда на то получает распоряжение судьбы. — Стало быть, — Шахат чуть поднял голову, и луч мёртвого света обнажил его костяную челюсть из-под капюшона. Оголённые зубы изображали улыбку. — С у д ь б а велела забрать его. — Это исключено, — настойчиво изрёк Габа. — Судьба пожелала ему другого пути. Небытие не имеет права забрать его, понеже Сфера предрекла ему бессмертие. — Юный купидон заживо разлагается, — заскрипел Шахат, начиняя тон иронией. — Его д у х мучительно медленно распадается, что являет его о б о л о ч к а. Так ли его бережёт с у д ь б а? — Довольно спеси, Шахат, — зарычал Энвер, будучи не в силах слушать, как издевательски Смерть тянет буквы, тешась над бессилием хранителей. — Здесь не при чём судьба! Мы оказались в Небытие, и оно возжелало поглотить нас. Однако, нас с Таддео оберегает бессмертие, а Рин ещё не прошёл обряд перехода и оказался уязвим. — Это невозможно, — в разговор вмешалась та самая девушка, что стояла подле короля. — В Небытие дорога только мёртвым. — Стражи времени знают способ переместиться в прошлое и попасть за пределы Вселенной, — заговорил Юншэн Арима, укоризненно дёрнув подбородком. — Они знают день, когда тебя не станет. Знают день, когда не станет всей Вселенной. Неужто ты считаешь, что опытная швея не владеет выкройкой своего платья, Кана? — Увы, — вновь заговорил Лори. — Мы не владеем дорогой в Небытие. Это происшествие было чрезвычайным, и мы доныне не нашли ему объяснения. Наш путь лёг в тот день, когда человечеству отмерили новую эру. Вы, хранители душ, оказались предельно затронуты событиями, которые наполнили ларец душ до краёв и посему прекрасно осведомлены о том, насколько неспокойным было то время. Но, возвращаясь в Нимб, в настоящее, мы не планировали дополнять маршрут такими остановками. Шахат наклонил голову, вновь спрятав в капюшоне своё лицо. Он был задумчив и изучал Рина пустыми глазами, пока рядом разворачивалась дискуссия. Мёртвые кругом шептались, наполняя зал сакральным гудением и звоном. Скрипнула дверь, уходящая высоко к потолку, и в зале появился Джозу с подушкой в руках. Его силуэт проплыл по помещению и остановился возле кушетки. Смерив Рина обеспокоенным взглядом, Арима заботливо приподнял его затылок и подложил под него подушку, которую принёс из своей спальни. — Время. В р е м я утекает как песок, что сочится сквозь пальцы. — загадочно произнёс Шахат, вызвав недоумённый взгляд со стороны Джозу. — Что это ещё значит? — распалённо прорычал Таддео, рывком приблизившись к кушетке. — Он мёртв? — Нет. Ещё нет… — Шахат плавно покачал головой. — Я боюсь, что не в силах помешать этому. Я есть С м е р т ь, и люди не ведают ничего страшнее меня. Я невозмутим, забирая молодых и детей. Но… Та с м е р т ь, что не имеет лика и голоса, уносит души тех, в чьих рядах нахожусь я. И мне неясно, как воспротивиться этому. — Мы обязаны что-то с этим сделать, — решительно произнёс Джозу. — Я чувствую, что ещё есть время, и у нас обязательно получится отыскать антидот этой хвори, если мы сейчас же бросимся его искать вместо того, чтобы рассыпаться в философских суждениях о неизбежности Небытия. — Я уже бросил надеяться, что вы оставите бездействие. — раздражённо хмыкнул Таддео, но в его пустых белых глазах спряталось уважение к Джозу. — Таддео, мы приложим все усилия, — ответственно пообещал король Юншэн. — Вам известно, к кому вы обратились. Будущая герцогиня земель Маори, Карина Шатиади из династии единственных прижившихся в мёртвых землях серебряных драконов, самая талантливая целительница, перенявшая все тайные знания о медицине от своих предков. Мой сын, Джозу, совсем юный, однако, воистину одарённый алхимик, подчинивший своему знанию не один десяток книг о этой науке. А Шахат один из сильнейших ангелов смерти, в своё время стал лучшим выпускником Санта-Ни-Лаза и будет опытным наставником. — Спасибо Вам, Ваше Величество, — Энвер уважительно поклонился, сложив руки за спиной. — Нам экстренно важно сохранить жизнь Рина, иначе случится непоправимая трагедия. — Кана, Джозу, Шахат, отправляйтесь на поиски нейтрализатора недуга прямо сейчас. Постарайтесь не злоупотреблять отведённым временем. Раз уж оно отсчитывает минуты своему хранителю, всё очень дурно. — обеспокоенно проговорил король, окинув каждого названного тьмой, поселившейся в его глаза. Шахат поднялся и низко поклонился королю, Карина смиренно кивнула, и они поспешили покинуть зал. Джозу, в последний раз болезненно оглядев схватившие тело Рина чёрные ветви Тьмы, торопливо последовал за ними.*
«Praeambulum» «Священный Закон есть основательное сплетение всех путей мировых, всех дорог временных и всех мыслительных паутин. Священный Закон претворяет в мир гармонию и несёт детям моим просветление, наставляет на путь истинный и учит его сторониться. Каждая душа должна преклоняться пред словами и истинами, заключёнными в переплёте Священного Закона, каждая душа должна жить, по обыкновению своему, подчиняясь священным предписаниям. Что я несу вам, дети — скрижаль священная, положенная на начало начал мироздания и жизни как общей, так и каждой.» Лори Энвер спускался вниз по Колум-холму, его мысли отчего-то начали цитировать строки, с которых начинался Священный Закон — книга эпох, которую должен был знать и чтить каждый, кто пришёл в этот мир под ликом святых. Оглядевшись, Лори отметил некую связь своих мыслей с обстановкой, в которой он оказался. Второе положение Священного Закона — Вселенная делится на пять секторов, не считая нулевого сектора, Мар-Лэтеграриума, который стал домом хранителей времени. Арканум — второй сектор. Второй по последовательности, второй и по величине сразу после Космоса. И надо сказать, самый разнообразный. В каждой его части всё было устроено совсем по-разному. Сейчас они находились в одном из королевств Арканума, в Лимбе. Лимб владел самой маленькой территорией и вызывал меньше всего интереса у обитателей других мест. Все его просторы покрыты густой дымкой тумана, вся скудная растительность имеет угольно-чёрный цвет. Лимб стоит близ реки Маори или, как её называют, реки мёртвых, тихие воды которой обманчиво спокойны. Напитанные энергией мёртвых, они ядовиты до того, что убивают каждую живую душу, ступившую в русло реки. Вот, почему в Лимбе никогда не бывает гостей. Воздух здесь непозволительно тяжёлый, на каждую живую душу нападает беспокойство. Совсем безобидное метафизически, но крайне губительное морально. Здесь уживается лишь три четы — хранители душ, ангелы смерти и семейство серебряных драконов, дальние предки которых чудом сумели обосноваться в роще Маори, среди голых почерневших деревьев, пылевых кроликов и остроклювых воронов. Таддео и Лори не волновались о прибытии в Лимб, поскольку здешняя энергетика не оказывала неприятного воздействия на бессмертных. Потому Энвер преспокойно мерил шагами чёрную как смоль землю, спускаясь к реке, воды которой ничуть его не отталкивали, и разглядывал тёмное небо. Ему пообещали, что здесь он сможет найти того, кто ему так сильно нужен. Пообещали и не обманули. Приближаясь к берегу, он увидел по пояс залезший в воду силуэт. Лори усмехнулся посетившей его мысли. «Со своими трещит» — подумал он, разглядев, что призрак окружён небольшим косяком единственных обитателей здешних вод — рыб, гордо носящих название «призрачный плавник» за свою прозрачную кожу. — Ремо, — терпеливо позвал Энвер, остановившись возле самого края берега. — Ремо Хартц! — Лори! — парень живо обернулся, засветившись от счастья, и торопливо засеменил к берегу. — Я сперва думал, почудилось, что ты меня зовёшь… Ремо торопливо вылез. Вода овладела его штанами и теперь стремительно сбегала вниз, чтобы по берегу вернуться обратно в родное русло. Раскинув руки, Ремо бросился в объятия Лори и жадно уткнулся в его шею. Лори не сдержал улыбки и прижал его к себе в ответ, запустив ладонь в побелевшие волосы, что лезли Ремо в глаза. Раньше волосы у него были русые. Глаза были зелёные. До того, как он погиб странным образом и вместо того, чтобы превратиться в эфир, как это бывает со всеми людьми после смерти, стал призраком. Не без руки Шахата. Теперь и кожа его, и волосы были белы как снег. Одни глаза переменились иным образом — радужка почернела, а зрачок, наоборот, пожелтел и расплылся, отчего чёрная радужка стала больше походить на контур. — Как же так… — кинув в воду камешек, что красиво пролетел по ней, оставляя за собой круги, Ремо неприятно изумился. — Я надеюсь, всё будет хорошо. Но что сделается, если Рина не станет? — Страшно и думать… Нам никто не объяснил, — Лори лишь покачал головой, задумчиво уставившись на свои руки. — Я не вынесу этого. Выходит, мы знакомы уже сто тридцать девять лет, и он стал мне родным. Только мои чувства — не самое страшное. Мы не знаем, для чего нужен третий хранитель. — И не узнаете… — тихо прошептал Хартц, осознав тяжесть положения. — Если потеряете его… — Узнаем, — Лори снова помотал головой, закинул локоть на колено и запустил ладонь в лазурные волосы. — Узнаем, когда окажемся где-то бессильны, и Вселенная канет в лету. Это… Это недопустимая ошибка. Мы обязаны были оберегать его до тех пор, пока он не станет бессмертным. — Это хуже, чем устроиться гувернанткой и не уследить за чужим ребёнком до того, что он убьётся, — вслух подумал Ремо и тут же мягко коснулся плеча Лори с виноватым взглядом. — Прости. Я несу всякую ересь от волнения… — Ты несёшь истину, — оборвал его Лори, с трудом отыскав в себе смелость посмотреть на него в ответ. — Это именно так и есть. Нам доверили его как нечто настолько же ценное, как любое дитя для своего родителя. Только смерть обычного ребёнка — трагедия его родных, но не всего мира. Не найдя в голове подходящих слов для поддержки, Ремо просто придвинулся поближе и укутал Лори своими холодными объятиями. Он был глуп и неумел в делах святых, его разум до сих пор по-человечески отторгал многие обыденные здесь вещи, однако, несложно было оценить паршивость сложившейся ситуации. Фатальная ошибка, которая по сути была лишь стечением обстоятельств, томительное ожидание без положительных прогнозов и полное неведение могли сломить кого угодно, даже сильнейших. Особенно сильнейших, ведь Лори был одним из тех, кто не имеет права на ошибку. — Расскажи мне что-нибудь, — попросил Лори, желая хоть немного отвлечься. — Как у тебя здесь идут дела? — У меня всё замечательно, — ответил Ремо немного неловко. — Призрачных рыб стало больше с тех пор, как я начал следить за их популяцией. Недавно закончил мастерить парусник и успел несколько раз выйти на нём на воду. — Парусник? — искренно удивился Энвер. Ремо был рождён в первой половине восемнадцатого века и увлечения у него были соответствующие. Его семья, выходцы из Англии, оказались в числе первых колонистов Америки. Желающие разбогатеть, они перебрались в Новый Свет и стали выращивать хлопок. Ремо же с детства увлекался мореходством и рыбной ловлей. Так как колония, в которой поселилась его семья, была основана на востоке, в прибрежном районе Джорджии, Ремо с детства находился вблизи Атлантического океана. Он также знал, что раньше эти земли заняли Испанцы, но к моменту, когда на свет появился Ремо, его земляки отвоевали право на территорию, которую назвали Джорджией. Время было волшебное и вместе с тем очень напряжённое. В Новом Свете собрались все те, кто искал лучшей жизни. Причины у каждого были разные, но средства были едины. Проходило много сражений за желанные земли. Ремо должен был стать одним из первых, кто называл себя наследниками этих земель: в 1776 году многие английские колонии заявили о своей независимости от английской монархии, провозгласив себя американцами. Однако, он не дожил до этого времени, погибнув в 1755 в возрасте двадцати лет. Теперь Ремо был узником Лимба, но таковым себя чувствовал крайне редко. Иногда он думал о том, как здорово было бы посмотреть мир, который не должен был ему открыться. Будучи при рождении человеком, он ещё с малых лет восхищался тем, насколько огромна планета, на которой он появился на свет. Но оказавшись здесь, он открыл для себя совершенно иное. То, к чему не мог прикоснуться, запертый в мёртвом королевстве. И всё же, здесь ему было чем заняться. — Да, парусник. Маленький, зато сердитый. Тебя не было почти пять лет, — немного печально сообщил Ремо, постаравшись скрыть своё разочарование. — Так что у меня было достаточно времени, чтобы смастерить парусник. — Прости, — виновато бросил Лори. — Я постараюсь это исправить и почаще навещать тебя в прошлом. — Я надеюсь, — Ремо грустно улыбнулся и посмотрел на Лори с теплотой. — Хочешь взглянуть на него? Мы могли бы устроить речную прогулку. Чуть севернее отсюда дует хороший ветер. — С радостью. — воодушевлённо ответил Лори. Его немного тяготила беспечность занятия, которое они выбрали, но вместе с тем Лори себя оправдывал: Рину он ничем помочь не сможет. Единственное, что они могли — ждать. И при таком раскладе, было куда лучше занять это время прогулкой под парусом в компании соулмейта, чем попыткой съесть себя от чувства вины. Они обошли часть дворца по берегу Маори. И в самом деле, севернее поднимался довольно хороший ветер для того, чтобы ходить под парусом. Кроме того, русло реки становилось шире, готовое выйти в залив, и прилично отдаляло от них противоположный берег. Пешая прогулка стала приятной возможностью отвести душу за пустыми разговорами — они шли вразвалку, никуда не спеша. Вскоре вдали показался сделанный на совесть пирс, что также был заслугой Ремо. Король Юншэн поначалу был неприятно взволнован появлением человека в таком обличии на своих землях, однако, не дал Шахату своего отказа претворить неприкаянную душу в призрака. Очень скоро Ремо стал своим. Ему было позволено пользоваться всеми здешними благами, и Хартц своего шанса не упустил. Пирс стоял здесь уже около сотни лет, и о нём Энверу, в отличие от парусника, было давно известно. Основными ресурсами здесь выступали чёрные деревья и водоросли, залежи серого гранита, угля и висмута. Больше ничего не было. При необходимости что-то поставлялось из соседних королевств или секторов, но брать у других здесь не очень любили. Богатый опытом земледелия при жизни, Ремо отметился и в королевской оранжерее. Там был искусственно смягчён климат, что позволяло выращивать различные культуры. Ремо любил принимать участие, так и наладил контакт с четой Шатиади. В последнее время, — узнал Лори, — Ремо начинал заглядываться на медицину и алхимию, но пока не решался взяться за более тонкую науку, чем лодочное ремесло или земледелие. Они пошли по пирсу, заскрипели чёрные доски. На воде тихонько качалась маленькая чёрная парусная лодка. Надо сказать, очень аккуратная и искусная. Только взглянув на неё, Лори представил, как самозабвенно Ремо над ней трудился. Как старательно обхаживал свою маленькую хлопковую плантацию, как самолично ткал полотна для парусов. Как вырезал из дерева каждую деталь: мачту, киль, гик, борт. Как впервые натягивал штаг. Таким трудом действительно стоило гордиться. Поднятый парус натянулся под прибрежным ветром. Нос лодки устремился прочь от берегов. По поверхности воды стелился туманный дым, но он не поднимался выше борта. Ремо был жутко воодушевлён, показывая Энверу плод своих творений в действии. Лори держал его за руки и затаённо глядел в противоположный берег, на котором расстелилась роща Маори. Над беспокойно изогнутыми голыми ветвями кружили вороны — там что-то происходило. Парусник прошёл чуть поодаль от мощного особняка, принадлежащего Шатиади, и окончательно отбился от берегов, устремляясь в залив. Постепенно острые верхушки Погребального дворца скрывались в тумане. — Ты доходил до противоположного берега снова? — небезразлично поинтересовался Лори. — Да, — кивнул Хартц, порадовавшись, что Лори спросил. — Но я так и не смог зайти за долину Горбатого Кита. В сорока милях оттуда Северное Королевство, а на десять градусов к западу Эзер-Деус. Это так странно… Я ударился лбом о воздух. Там был очень густой туман, и я перво-наперво подумал, что упустил из виду какое-то препятствие, но оказалось, что я нашёл границу между Лимбом и Северным Королевством. — Там выход к Серому морю и Облачной долине, — пояснил Лори вдумчиво. — Здесь туман, там — уже наземные облака, покуда мягче становится воздух и вода. — Я беседовал с герцогом Шатиади, — кивнул Ремо согласно. — Он объяснил мне, что я едва не добрался до Северного острова, где живут морские драконы. И как раз поделился со мной тем знанием, что на западе, близ Эзер-Деуса и паутинных лесов, находятся селения серебряных драконов. — Эти земли хороши для них, — констатировал Энвер, руководствуясь историческими справками. — Драконы необщительны. Разве что не сиреневые, но и они редко покидают Сиреневый лес. Серебряные драконы благосклонны к другим духам, потому и селения их находятся близ Эзер-Деуса. Касательно Северного Королевства… Не считая Пурпурной бухты, ближе всего здесь до Амирвилля. Довольно крупное поселение. — Вот бы мне посмотреть его… — мечтательно протянул Ремо. — Какое оно? — …Подводное, — улыбнулся Лори. — Аквамариновых драконов неспроста ведь называют морскими. Но больше я вряд ли смогу поведать. Я ещё не бывал там. — Обязательно расскажи, когда побываешь. — тоже улыбнувшись, попросил Ремо. — Обязательно, моя драгоценность. — погладив тыльную сторону ладони Ремо пальцами и притянув её к губам, пообещал Лори.*
Просторное помещение было стеснено чернокаменными книжными полками. На продолговатый каменный стол кучей упала жирная стопка толстых книг в потрёпанных переплётах. Пыль рассеялась по воздуху. За длинными створчатыми окнами, как и всегда, было пасмурно. По оконным рамам медленно полз туман, поднимаясь вверх и ближе к потолку утончаясь. — Он сильный. Очень сильный. Иначе уже покинул бы мир доныне, — произнёс Шахат тягуче. — Не позволяй страху охватить тебя, иначе уже не будешь таким ценным помощником, каким твой отец тебя огласил. — У меня нет никого ближе… — прошептал Джозу, судорожно перебирая беспорядочно упавшие на стол книги, чтобы сложить их в ровную стопку. — Никого… Рин живёт своим предназначением, и мне бы стоило. Но я живу им. И если эта Тварь посмеет отобрать его, клянусь, я прыгну за ним в Небытие и уничтожу там всё, лишь бы его вернуть. — Твой план имеет поистине эпический размах, — колеся взглядом по страницам книги, изрекла Кана. — Однако, никому ещё этого не удавалось за те миллиарды лет, что существует Вселенная. Так что, если ты действительно хочешь ему помочь, стоит выронить свой героический настрой на нечто другое. — Однако, теоретически, это допустимо, — с интересом отметил Шахат. — Стражи в р е м е н и пробрались в Небытие и вернулись оттуда. Будет ли страж д у ш подвержен атаке того, что составляет всю его суть? — Захлопни свою костлявую челюсть, — Кана даже не посмела отвлекать взгляд на Шахата. — Что мертво, то умереть не может. Хранители душ близки со смертью, но не мертвы. Небытие же мертво, бесстрашно и неукротимо. — Это правда, — Джозу поместился на каменный стул и раскрыл одну из принесённых книг. — Рин рассказывал, что они сражались с душами умерших, которые на них нападали. И когда они убивали одну мёртвую душу, она восставала с новой силой. — Д у ш и… Они… Такие… Причудливые, — Шахат вдруг скинул капюшон тёмной мантии на плечи, обнажив лицо, что от левой скулы до правого уха, задевая кончик носа, съел закостенелый череп. Однако, верхняя часть его лица была покрыта серой кожей и показывала приятные черты молодого парня. — Неосознанные… Б е с п л о т н ы е… И так отчаянны в своих попытках быть чем-то большим. — Души людей — это домашние собаки. Игривые, глупые, — хмыкнул Джозу задумчиво, параллельно кропотливо выгрызая из размытых букв смысл написанного. — Души святых, по рассказам Рина, не такие. Они скорее как дикие голодные волки. — Занятно. — Шахат чуть сощурил окутанные тьмой глаза и умилённо улыбнулся, будто в словах Джозу было что-то забавное. — Рину повезло, что вы с ним близки… — упав в глубокие размышления, Кана озвучила одну из мыслей, в которую тут же вцепилась. — Словно это парадоксально, а не вполне предсказуемо, — протянул Шахат, скучающе листая костлявыми пальцами страницы с подозрением, что выбранный им фолиант совершенно бесполезен. — Хранители в р е м е н и с хранителями д у ш всегда шли рука об руку. — Я говорю не о том, Шахат, — напряжённая раздражением, Кана нервозно перелистнула страницу. — Об твою голову только бобы кидать. То, что их дружба имела предпосылки, совсем неважно. Но Рин поделился с Джозу ценной информацией, которая может нам пригодиться. — Он говорил, что там пустошь под тёмным куполом. Что неизвестный голос доносился «отовсюду и неоткуда», словно они оказались внутри какого-то существа, которое, к тому же, говорило с ними на языке мёртвых. И Рин говорил на языке мёртвых, хотя никогда прежде этого не умел и не разбирал собственной речи. Таддео объяснил это тем, что в Небытие не существует латыни, — на лице Джозу нарисовалась сосредоточенность, он кропотливо собирал в сознании всё, что ему было известно, и в спешке это анализировал. — Энвер запретил ему разговаривать. Ему было тяжело и больно дышать. Уродливые твари нападали на них полчищами, и они никак не могли отбиться. — Если воздух тех мест губителен, то фатальная простуда Рина имеет объяснение, — вполне очевидно подытожила Кана, безошибочно вычинив самое важное из рассказа Джозу. — Это также может быть связано с нападавшими чудовищами, если им удалось его ранить. По возвращении в Бытие рана точно регенерировала, но внутри неё могло что-то остаться. — Он не был ранен. Зато пришёл в колледж весь в каком-то странном песке и жутко вонял смертью, — сразу припомнил Джозу. — Был сам на себя не похож: потерянный, тихий. Я стряхнул эту пыль с его сумки. Ничего такого не почувствовал, кроме резкого запаха, который показался мне невыносимым. — Нам известно, в какое русло направить поиски, — выдохнула Карина, захлопнув книгу, вмиг ставшую ей совершенно бесполезной. — Добрую часть литературы можно сразу отсеять. Но она заменит себя писаниями иного толка. — Много писаний о свойствах воздуха в Небытие попадалось тебе на глаза? — спросил Шахат укоризненно. — Нам поручено отыскать иголку в стоге сена. — Предлагаешь отказаться от приказа короля? — чуть раздражённо вымолвила Кана, одарив Шахата недобрым взглядом. — Я не верю в чудо, Шахат. Однако, бездействовать кощунственно даже со знанием исхода. — Я разве заявил, что не нашлось бы того, кто спрятал бы в стоге сена иголку? — метафорично усмехнулся Шахат. — Однако, слишком мала вероятность отыскать её, пока горит спичка. — Спичка — это Рин? — с ужасом догадался Джозу. — Пра-авильно, — длинно вытянул Шахат. — Он был отравлен всё то время, за которое Эдема дважды уснула. Спичка потухает, и мы слышим лишь дымок. — Столь ли необходимо нагнетать обстановку? — желая остановить неукротимые разглагольствования, спросила Кана. — Если ты, Шахат, продолжишь скрипеть как лезвие по стеклу, то я отправлю тебя в Небытие, чтобы ты лично узнал, что же там такое творится. — Я согласен, — деликатно присоединился Джозу. — Будь добр очистить свою речь от излишних красок и сократить свою эпопею до формата телеграммы. — А н а б и о з, — затянул Шахат с улыбкой. — Сложная задачка для смерти. Существо в анабиозе заставляет меня чувствовать себя участником детской игры. Я должен его поймать, а оно говорит мне: «я пока что вне игры!». — Точно! — рьяно всколыхнулся Джозу, опрокинув со стола книгу, что скрылась в тумане. — Шахат, ты прав. Оставайтесь здесь и разбирайтесь с книгами, а я спущусь в лабораторию и приготовлю анабиотическое зелье. Арима устремился прочь, разгоняя туман под своими ногами. Он старался удержать каждую секунду драгоценного времени, что неотвратимо ускользало, хотя лаборатория, в целях практичности, была обустроена вблизи библиотеки. Спустившись на нижний ярус этажа, Джозу распахнул двери огромного помещения, где стоял стойкий запах целой смеси различных веществ. Его стол был немного не прибран после проведения прошлых опытов, но это его нисколько не волновало в данный момент. Он размашисто раскрыл огромную книгу, что уместилась на специальной подставке, и начал торопливо перелистывать страницы. Большой алхимический трактат, написанный в шести увесистых томах, собрал себе всё, из чего состояла эта наука. Книга была так огромна, что Джозу не мог осилить её всю, хотя многое из написанного было ему известно из разных научных писаний поменьше. Страницы он листал судорожно, только вскользь и наискосок пробегаясь чёрными глазами по содержанию. Забавно, что когда-то и люди пытались подчинить себе это знание, но оказались слишком примитивны. Надо отдать должное, они неплохо преуспевали в освоении различных наук для тех, кому уготовано меньше века времени. Впрочем, не об этом сейчас были все мысли Арима. На свободном пространстве вмиг образовалась различная посуда и кучка ингредиентов. Джозу внимательно вчитывался в текст посеревшей от времени страницы и параллельно высыпал в миску древесную муку. На горелке уже томился жир зимней рыбы, который он старался помешивать второй рукой. Древесную муку Джозу залил этанолом. Вскоре на столе образовалась и вторая миска, в ней Арима замешал обыкновенную воду с щёлочью. По лаборатории расползался неприятный запах, но Джозу это нисколько не волновало. Он смиренно терпел, продолжая колдовать над зельем. Получившийся раствор он смешал с остуженным жиром зимней рыбы и добавил в смесь морскую соль. Затем в ход пошла целая система, которую он использовал для дистилляции. Он старался быть столько же быстрым, сколько и осторожным. Все пропорции были соблюдены с пугающей точностью, Джозу дотошно считал каждую крупицу муки, каждую каплю воды и жира. После напряжённых стараний он получил полный сосуд зеленовато-голубой жидкости и облегчение. Крепко сжимая в руках сосуд, Джозу мчался по дворцу и думал об одном: он должен успеть. Рин встретил его в бессознательном состоянии, чего и следовало ждать вопреки тому, что Джозу сильно надеялся увидеть его чудесным образом очнувшегося. Настороженно приблизившись и тяжело дыша, Арима увидел, что ситуация усугубилась: белая кожа Рина стала совсем серой. Почти такой, как у самого Джозу, только на пару тонов светлее. Не обнаружив в себе и намёка на смелость, Джозу коснулся его обмякшей руки и скорбно поджал губы. Энергетика Рина была совсем слабой и передалась ему только тогда, только после прикосновения. Но он по-прежнему был жив. Склонившись над Картером, Джозу торопливо сделал ему инъекцию анабиотического зелья. Во время этого Рин бессознательно дёрнулся, что заставило сердце Арима сжаться и опалить грудную клетку болью. Затем он отстранился, отошёл на пару шагов и стал наблюдать. Кожа Рина снова поменяла цвет, незначительно, но заметно. Теперь серый немного отдавал синим, и докоснувшись до него вновь, Джозу почувствовал, как сильно Рин замёрз. Стало немного спокойнее — зелье оказалось действенным. Арима действительно был весьма талантливым алхимиком и редко встречался с осечками, но всякий раз переживал за каждое своё зелье так, будто неудачи преследовали его всюду. В этот раз задание вышло особенно ответственным, поскольку даже незначительная ошибка будет стоить ему самого близкого друга. Джозу провёл рядом с ним не меньше десяти минут. Просто сидел на краю кушетки и наблюдал — разглядывал застывший лик, тонкий как прядильная нить потухший нимб, что из золотого стал бледно-голубым. Будто был не уверен, что зелье в действительности может сдержать нечто такое страшное как Небытие. Однако, Шахат оказался прав: анабиоз — барьер для смерти. Здесь в том не было необходимости, но в Виа-Лактеа можно было перечислить целый перечень существ ещё более незначительных, чем люди, естественным путём впадающих в анабиоз, чтобы пережить тяжёлые условия. Некоторые моллюски на дне океана проводили в этом состоянии миллионы лет, дожидаясь, пока климат перестанет быть губительным для них. Не говоря уже о насекомых. Самые выносливые из них в самом лучшем случае способны прожить не больше десятка лет, подавляющее большинство не обитает на свете и месяца — просто плевок ничтожности в виде живого существа, нечто с такой продолжительностью жизни. Однако, именно насекомым досталась удивительная способность замедлять процессы жизнедеятельности до такой степени, чтобы поставить своё существование на паузу и без каких-либо последствий продолжить его, когда станет удобно. Джозу очень тщательно мыслил об этом, скользя чёрными кончиками пальцев по ледяному предплечью Рина. Прервался он только тогда, когда двери зала впустили в себя двоих из Ордена Ангелов Смерти в чёрных мантиях. Они были предельно тихими, но Джозу сразу ощутил чужое присутствие и обернулся. — Машхит и Шмуэля, — догадался он невообразимым для любого чужака способом. Любой из здешних распознал бы их также быстро, как и Джозу, но с виду из-за мантий их совершенно никак нельзя было отличить. — Что привело вас сюда? — Мы ищем Шахата, — по залу расползся низкий расщеплённый голос Машхита. — Люди дохнут каждую секунду, а он будто под воду канул. Азраил недоволен. — Передайте Азраилу, что Шахат занят личным приказом короля, — распорядился Джозу. — Вам стоит набраться терпения и подойти к работе с двойным усердием. Эта задача может сожрать много времени. — Знамо дело, — усмехнулся Шмуэля с нотками зависти. — Будто он лучше всех нас. — Полагаю, что так и есть, — прямодушно произнёс Джозу, нахмурившись. — Так ли невосполнима временная потеря одного из жнецов, что по Земле сейчас кругом бесхозно летают мёртвые эфиры, которые не могут дождаться своего проводника? — Нет, — ответил Машхит сдержанно. — Вереница эфиров с нами прибыла в ларец душ. Мы справляемся, не обращай внимания. Шмуэля предельно жалок, оттого и гневается. Я передам твои слова Азраилу, и мы вернёмся обратно. В раздвоенном голосе Машхита слышалась насмешка и укор, направленные в сторону своего союзника, который лишь укушено хрипнул, но ничего не возразил. — В таком случае, вы можете быть свободны. — холодно проговорил Джозу, искренно не желая, чтобы их с Рином уединение кто-то беспокоил. — Я рассчитывал донести до Шахата одну весть, — выпросив ещё минуту времени, когда принц будет заинтересован, зачинил Машхит. — Которая должна дойти и до тебя. Кажется, будто в ларце душ не досчитались одного эфира. — Кто-то снова сбежал? — утомлённо переспросил Джозу на тяжком выдохе. — Час от часу не легче. — Сперва их считал Шмуэля, — пренебрежительно произнёс Машхит. — Затем я пересчитал сам. Подсчёты не сходятся. Я запрошу у Самуэля летописи о переселении, если сбежавшая шавка не отыщется. Однако, никто из наших не припомнит, чтобы число переселенцев было равно числу покинувших ларец душ. — Сейчас это самое последнее из того, что меня волнует, — честно сказал Джозу. — Если эфир решил сбежать, то это его проблемы, покуда он не возродится обратно человеком. — За пределы Лимба эфиру всё равно не убежать, — к тому же припомнил Шмуэля. — Правы речи: вопрос не первой важности. Однако, мы решили доложить. — Плевать, — безразлично махнув рукой, Джозу как бы снял с них всю ответственность. — Стоит начинать волноваться, если эфир не объявится через месяц. Но их, убежавших, всегда тянет обратно. И научитесь уже запирать замки в ларце, иначе наступит тот день, когда эфиры массово разбегутся по Лимбу как овцы по пастбищу. На этом диалог окончился, жнецы душ вежливо откланялись принцу и покинули лазарет, отправившись на выполнение своих обязанностей. Порядки Лимба были несколько различны от тех, что были приняты в остальных секторах. Например, то, как ангелы смерти обращались к Джозу на «ты», вопреки тому, что он титулованный принц. Они также могли обращаться и к королю, ровно как и его сын. Однако, тут уже основную роль играл фактор добровольного уважения. К королю Юншэну на «ты» обращалась только его жена, даже Джозу по собственной инициативе соблюдал все формальности, желая показать, как высоко ставит отца в своих глазах. Или то, что Джозу мог взять на себя решение вопросов, адресованных королю, как его наследник — обыкновенно, такое не допускалось до тех пор, пока престол официально не переходил в руки королевского отпрыска. Однако, Юншэн считал Джозу достаточно взрослым и толковым, чтобы разделить с ним обязанности и подарить ему право распоряжаться тем, что по крови ему принадлежит. Ему осталось ровно полвека до двадцати двух звёзд. Многие здешние закономерности примерялись к миру людей, что было нисколько не удивительно, покуда люди созданы по образу и подобию высших. Но там, где появлялись абсолютные сходства, появлялись и разительные отличия. Здесь, в силу особенностей развития как метафизического, так и умственного, взросление протекало несколько иначе. То, что в мире людей называли «совершеннолетием» было куда сильнее размыто. Однако, возраст, наиболее подходящий под это понятие, у представителей духов-долгожителей или высших ангелов и демонов близился к двадцати пяти звёздам и в полную силу вступал к тридцати. В то же время, во многих отношениях, с подростками, чей возраст близился к двум тысячам лет, уже считались как со взрослыми. Король Юншэн гордился успехами Джозу и видел в нём того, на кого можно положиться. А Джозу, в свою очередь, никогда не позволял в себе разочароваться.