Пленник

Just Like Vinyl - Dick

— Ты сейчас это серьезно? — я понимаю, что все еще смотрю на Ричи, не двигаясь, и мне кажется, что я вывернулся наизнанку и смотрю сам на себя, не в силах переваривать услышанное слова. И я спрашиваю первое, что приходит мне на ум, — что, прямо тут? — А ты хочешь вернуться в подвал? — Ричи окидывает комнату рукой, потом осекается, — прости, я не то имел в виду. То есть, если ты откажешься… Я пойму. Но в подвал тебе придется вернуться. Когда приедут родители. Я просто… Может быть, с тобой будет все не так. — Ты для этого меня и похитил? — спрашиваю я, и Ричи неопределенно поводит плечами, опускает взгляд. Он не смотрит мне в глаза. Он все еще без линз, и мне непривычно видеть реального цвета радужку его глаз, — ну, теперь мне хотя бы понятно. — Ты же, вроде, этого хотел? Ну, в те разы… — Я не знаю, — я подношу руки к вискам, они начинают пульсировать, — в тот момент все было совсем по-другому. Я не контролировал себя, свое тело… Я просто хотел. И я не знал твоей истории. — Для тебя это-то меняет? — Ричи вскидывает бровь, — теперь тебе неприятно?       «Мне неприятно, что у тебя проблемы с головой, и меня это пугает. Если до этого я мог придумать тебе прошлое сам, такое, как нравится мне, то теперь это сделать невозможно. Я знаю твою историю. Она меня не отталкивает, но она меня пугает. Я не знаю, как прикоснуться к человеку, которого насиловали несколько лет. И не потому что мне противно — потому что это неправильно, и я не должен этого делать».       Я молчу. Ричи смотрит на мое лицо, пытается понять, о чем я думаю. Но это сделать практически невозможно — я и сам не могу уцепиться за свои мысли. Дыхание сбивается, когда я вспоминаю наши с Ричи утехи. Ванна, порка. Поцелуи. То, что было в комнате с клеткой… Кровь начинает циркулировать чуточку быстрее, приливает к коже. Ричи замечает это. — Я не хочу тебя принуждать. Но… — Но ты попросил об этом. — Да. Попросил, — он убирает руки в карманы, — потому что до этого я просил всегда об обратном.       Мне неловко от его слов. С какой-то стороны, мне уже становится все равно. Если цена свободы — один жалкий секс с человеком, который не будет совершать насильственных действий, и с которым у меня и так этот секс чуть не произошел, то это даже не большая цена. Но я смотрю на Ричи, в голове прокручиваются его слова, его слезы после рассказанной истории. Как прикоснуться к нему после этого? Как не вести себя с ним, как все его клиенты? Ведь он ждет нежности. Но у меня нет к нему чувств. Где-то на подкорке сознания всплывает образ Стэна, но тут же гаснет. Потому что дело вовсе не в нем, а во мне самом. Я просто не знаю, как заниматься сексом по-настоящему, не в своих фантазиях, где мной руководили и командовали, но предложить подобное Ричи — вверх неуважения к нему. Мне жалко его, но он меня и пугает. Я не хочу брать на себя ответственность за то, как у нас с ним это все пройдет, даже если теоретически допустить подобную мысль. Я снова перевожу взгляд на Ричи — он больше не вызывает во мне такого острого чувства возбуждения, потому что за моими фантазиями скрывалась правда, которую я теперь узнал. И я даже не знаю, как к нему подступиться и стараюсь оттянуть момент истины до последнего разными вопросами. — А… Как ты хочешь? — тупо спрашиваю я, и Ричи вдруг округляет глаза. До меня доходит страшная мысль — у него никто и никогда этого не спрашивал. — Я не знаю. — Понятно, — я начинаю чуть покачиваться на носках, как маятник, — просто я же. Ну, я же девственник. — Я в курсе, — Ричи кивает, — именно поэтому я и прошу тебя об этом. Об этой… Услуге. От того, как Ричи называет секс услугой, мне становится не по себе. Я завожу руки за спину, начинаю щелкать пальцами. — Зачем тебе это? — Хочу хоть что-нибудь почувствовать. — А если у меня не получится? — мне неловко, потому что на свой главный вопрос я еще не получил ответа. Кто кого? Ричи как будто не замечает моего смущения. — Ну, в любом случае, хуже, чем было, уже не будет, верно?       Мне приходится согласиться. Я собираюсь еще что-то спросить, но Ричи останавливает меня жестом руки. — Только я не буду раздеваться. — Но… — Просто не могу. Не проси. — Ладно, — я неуверенно чешу голову. Это выглядит так странно, что я даже не знаю, что сказать. Ричи отходит к кровати, шмыгает несколько раз носом, садится на покрывало. Складывает руки между коленями. — До этого ты вел себя поувереннее, — я пытаюсь, чтобы мой голос звучал весело и бодро, но меня всего колотит. Я понятия не имею, что надо делать. Озираюсь, смотрю на тумбочку. На ней только светильник и томик какой-то книжки, она лежит обложкой вниз, названия не видно. Я не знаю, как спросить про презервативы, и… — До этого ты тоже вел себя по-другому. — Может, не стоит торопиться? — я неуверенно мнусь перед Ричи, не зная даже, как просто сесть с ним рядом, не говоря уже о том, чтобы начать что-то делать. Я неуверенно сажусь рядом с ним, но мы даже локтями не соприкасаемся — что у меня, что у Ричи они прижаты к телу. Это самый неловкий момент во всей моей жизни. Я чувствую, как у меня от стыда и абсурдности ситуации даже шея краснеет. Я начинаю щелкать пальцами, Ричи поворачивает ко мне голову. — Я думал, ты мечтаешь убраться отсюда как можно скорее. — Да, не буду врать. Но я не могу… Не могу поступить так с тобой. — Если бы я не рассказал всего этого, ты бы так себя сейчас не вел, — Ричи не задает вопрос, но я киваю, соглашаясь с ним. — Верно. Не вел бы. Но и ты бы тоже. И ты все-таки рассказал. — Рассказал, — он глубоко вдыхает, а я не знаю, куда деть глаза, — если тебя смущает… То я не заразный. Я лечился. — От чего? — я резко поворачиваюсь к нему, и Ричи крутит шеей. — Ничего смертельного. Не спид. Можешь не бояться. И сейчас я абсолютно здоров. — Ладно, — признаюсь, это не та информация, которую я хотел услышать. Я даже не подумал об этом, хотя стоило бы. Ричи кладет руки на колени, начинает крутить пальцы. В воздухе просто царит неловкость.       И как прикоснуться к этому парню, который просит с ним заняться любовью, потому что это будет первый раз, когда его не насиловали? Меня начинает мутить, скорее, от голода, потому что я очень давно не ел, но думаю, что причина не только в этом. Я смотрю на Ричи боковым зрением, и он наклоняет голову, так, что волосы закрывают ему половину лица. Вижу, как под кожей топорщатся шейные позвонки. Такой худой. И жалкий. И я… Я не могу так с ним поступить. Раньше я думал, что самое страшное — это насилие, которое исходит от другого человека. Но когда нужно применить насилие к самому себе, переступить через себя, становится намного сложнее. — Я так не могу.       Ричи разворачивается ко мне, сгибает ногу в колене, кладет на покрывало между нами. — Почему? Я думал, я тебе нравлюсь. — Да потому что это неправильно. Ты… Все, что ты рассказал… И это… Ну, ты даже не раздеваешься, я… — я начинаю глубоко дышать, размахивая руками, — это неправильно. — Я тебя понял, — вздыхает Ричи, и тут же выдвигает нижнюю челюсть вперед, начинает кусать губы, со злостью, сильно. Я хватаю его за руку. — Не надо. Успокойся. — Ты хотел меня до той поры, как я тебе рассказал о себе. — Это случилось всего полчаса назад, мне нужно переварить это все, да и вообще, — я чуть сильнее сжимаю пальцы на его запястье, и эта легкая боль приводит Ричи в чувство, — я не собираюсь тобой пользоваться. Я не они. — Красиво сказано. — Я серьезно, — меня начинает это раздражать. Он мной манипулирует, но я так просто не сдамся. Ричи — болен, серьезно, его нужно лечить и спасать отсюда, но я не смогу рисковать своей жизнью, чтобы вытащить его отсюда, если он сам не захочет. Он начинает действовать и нормально думать, только когда я застигаю его врасплох. Мне приходится соображать в два раза быстрее, и поэтому в миг я оказываюсь у него на бедрах, — ты хочешь так? Хочешь, чтобы я вел себя с тобой так? Хочешь, чтобы мы поменялись ролями? — Ричи широко раскрытыми глазами смотреть на меня, молчит, и я пользуюсь его замешательством, чтобы взяться за полы его кожаной куртки, — ну, отвечай. Хочешь, чтобы я тебе теперь отсосал в ответ? Чтобы ты меня трахнул? Чего ты хочешь? Командуй. Контролируй меня. — Я… — Заткнись, — и я целую его.       Ричи явно не ожидает такого. Он будто существует в замедленной съемке обычно, но как только ситуация выходит из-под его контроля, когда я застигаю его врасплох — в нем что-то ломается и он становится совсем другим. Я начинаю целовать его, и в голову лезут картинки, от которых я бы хотел избавиться,       (множество членов во рту Ричи они все кончали ему в рот ебали его в рот, а теперь я его целую члены члены много членов которые касаются его губ), а теперь я целую эти губы.       Мне все равно, мне нужно придумать, как сбежать отсюда. Если Ричи захочет уйти со мной — прекрасно, я даже сдержу свое слово и не скажу в полиции, что он меня похитил. Ему нужно лечение и помощь, а не тюрьма, но на большее он может не рассчитывать. Хоть он и самый настоящий пленник здесь, я не смогу ему помочь, потому что я не специалист, и мне просто нужно заставить его стать моим союзником. Возможно, я бы и согласился переспать с ним до этой истории, но я не хочу становиться одним из тех его клиентов. Даже если бы это было с его согласия и даже просьбы. Но немного подыграть ему все же я должен. Это уже вопрос нашей с ним безопасности.       Но думать некогда, когда я сижу на бедрах Ричи, так плотно и близко прилегаю к нему, что оно подо мной вибрирует, а его губы плавятся. Он как будто бы хочет отстраниться, но я прижимаю его к себе за шею и глубоко целую.       Подумать только, что мои первые поцелуи произошли в такой обстановке, и с парнем, по которому плачет лечение. — Эдди…       Он выдыхает мне прямо в рот, и я еще сильнее опускаюсь ему на член. Между нами одежда — безопасность, и Ричи как будто бы немного смелеет. Как будто бы снова надевает маску того опасного парня, который грозил мне пистолетом и вымывал из меня грязь в ванной. Вспоминаю эти моменты и завожусь. Мне нужно показать ему, что я готов к сотрудничеству, пусть и не совсем к такому, которого он от меня ожидает. — Давай, — шепчу я, и слегка прикусываю его за губу. Я не применяю грубость — нет, только не с этим человеком, не даю себе воли, но просто веду себя так, как мне хочется. Слегка приподнимаюсь и усаживаюсь обратно, двигаю бедрами по кругу, задевая молнию и ремень на джинсах Ричи. Он запрокидывает голову, предоставляет мне шею, и я начинаю целовать его в предоставленное место.       Я чувствую, что Ричи тоже возбуждается; его джинсы сильно натягиваются в паху, он ерзает подо мной, кладет руки мне на задницу и словно хочет насадить меня на себя, но я дразню его и не разрешаю снять с себя одежду тоже, раз он не спешит оголиться. Я слегка стягиваю с его плеча кожаную куртку и начинаю вылизывать языком это место под плечевой костью.       Ричи дрожит и дергается. Он сомневается. Я не оставляю ему времени на сомнения и активнее начинаю двигаться на нем. Это так похоже на настоящий секс — с той лишь разницей, что мы оба в одежде, но она только добавляет дополнительного трения и вызывает настоящие искры в глазах.       «Надо выбираться отсюда», — думаю я, привставая и присаживаясь так, что член Ричи окажется почти у меня под задницей. — Так нравится? — я запускаю пальцы ему в волосы, — нравится? — Да.       Ричи тяжело дышит, как после забега, и откидывается на локти, а потом и вовсе ложится на кровать. Я сажусь полностью на него, широко расставив согнутые в коленях ноги по обе стороны его тела. Но как только я кладу руку ему на грудь, на футболку, Ричи перехватывает мои запястья и не позволяет задрать ткань. — Не надо. — Я не буду смотреть. — Нет. — Просто доверься.       Ричи мнется, я снова задеваю его вставший член. Не могу представить, что он чувствует в данную минуту — эта невозможность кончить свела бы меня с ума. Я запускаю руки ему под футболку, сердце стучит где-то в голове, сильно-сильно, и я чувствую, что сам уже на грани. Но что будет, если я опять кончу, а Ричи нет? Если он не может кончить так, то с чего он взял, что получится от проникновения? Его или моего?       Я осторожно скольжу руками по его груди, задевая огромный шрам. Ричи дергается, пытается меня остановить, и я не хочу его злить. Вынимаю руки, смотрю ему в глаза. — Это не страшно. — Конечно, нет, — говорит он, — по сравнению со всем остальным. — Тебе помочь? — я смотрю ему на ширинку джинсов, Ричи неуверенно пожимает плечами, — я не… Могу рукой. — Ладно.       Но Ричи не двигается, никак не проявляет инициативу. Это странно, сам я тоже не привык ничего делать. До этого я подчинялся ему, теперь мне приходится брать ответственность на себя. Оставаясь в том же положении, я слегка расстегиваю молнию на его джинсах, замечаю край белья. Ричи втягивает воздух сквозь плотно сжатые зубы. — Может, так будет удобнее. Но торопиться в этом деле не стоит, — я привстаю с Ричи, и кое-как, быстро, дрожащими руками снимаю с себя джинсы. — Я… Я, кажется, передумал, — шепчет Ричи и смотрит на меня глазами, полными ужаса, потому что за все то время, что я пробыл здесь, белье мне так и не выдали. — Доверься.       Я сам удивляюсь силе и уверенности своего голоса, а потом переступаю через джинсы, свернувшиеся на полу, и осторожно сажусь Ричи на бедра. Он прикрывает глаза. — Я… — Так нормально, это несерьезно, — говорю я, — это как будто не по-настоящему, но тебе нужно привыкнуть.       «И мне», — думаю про себя я, потому что сам еще боюсь сделать что-то не то. Это странно и слегка стыдно — теперь мы смотрим в глаза друг другу. Я не повернут к нему спиной, включен свет и у меня нет повязки на глазах. Я бесстыдно усаживаюсь ему на бедра, обнаженный ниже пояса, а у Ричи расстегнуты джинсы, и я касаюсь до него только через белье. — Так нормально? — но Ричи вместо ответа просто закрывает лицо руками и глубоко дышит, и для меня эта реакция красноречивее любых слов. Я улыбаюсь и беру член в руку. Смотрю на Ричи, но он закрывает лицо. Ему стыдно. Ему стыдно, когда на него кто-то смотрит. Я хочу убрать его руки от лица, но понимаю, что еще не время. Не все сразу. Его тело — открытая рана, и мне нужно быть предельно осторожно.       Я начинаю осторожно касаться своим членом его, и разделяют их только ткань белья Ричи. Он что-то пытается сказать, но руки плотно сжаты к лицу. — Все нормально? Ричи?       Он не отвечает, кивает, и левой, свободной рукой, я слегка глажу его по выступающим тазобедренным костям. Ричи трясется. Я слегка приспускаю резинку его белья, вижу головку члена. Касаюсь ее большим пальцем, слегка, подхватив каплю смазки, и потом снова начинаю касаться своим членом его, задевая этот маленький островок оголенной кожи.       Впервые в жизни я не концентрируюсь на собственном удовольствии. Я смотрю, как у Ричи напрягаются мышцы живота, как вверх-вниз ходит грудная клетка, и это видно даже через ткань футболки. Я продолжаю двигаться на нем, тереться о его член своим, пока он закрывает лицо руками.       Я слегка откланяюсь назад, приподнимая свою толстовку, чтобы она не мешала, и начинаю делать размашистые движения бедрами вперед-назад, чтобы захватить как можно больше площади. Прохожусь от самого основания, скрытого черной тканью до резинки, смотрю, как слегка намокает его белье, потом задерживаюсь на голой коже, перемешивая смазки. — Эдди.       Ричи не стонет; он просит. Просит остановиться или продолжить, но он вздрагивает, и я боюсь, что делаю только хуже. — Прекратить? — Нет, — он не убирает рук от лица, — я… Я хочу… — Давай. Это не страшно.       Это нельзя назвать сексом, нельзя назвать любовью, потому что мы не любим друг друга, нельзя даже назвать мастурбацией, потому что ни одно слово не подходит как описание для той степени близости, что сейчас происходит между нами с Ричи, но это нечто совсем другое. Чему нельзя найти слово. Что соединило двух абсолютно незнакомых людей, и заставило испытывать такие эмоции. — Давай, — повторяю я, — все нормально. Ты контролируешь это. Я ничего не требую от тебя. Отпусти себя. — Я… Я… — Ричи мечется по постели, волосы закрывают ему лицо, и как только я делаю еще одно движение бедрами по Ричи, не убирая руку с его члена, я чувствую, как мои пальцы становятся липкими и мокрыми.       Он шумно выдыхает.       Сердце стучит у меня так сильно, что я даже не слышу никаких других звуков. Я смотрю на свои пальцы, липкие, влажные, склеивающиеся друг с другом, и хоть это совсем небольшое количество, у него получилось. — Ричи, — шепчу я, не в силах сдвинуться с него, хотя и боюсь задеть его член, — получилось. У тебя получилось.       Ричи не отвечает. Он тяжело хватает воздух, все еще не убирая рук от лица, но по тому, как двигаются его плечи, я понимаю, что он плачет.       Я сам не могу вместить в себя всех тех чувств, но мне приходится первым прийти в себя, потому что я слышу, как на улице тормозит машина возле дома. Слышу голоса.       И один из них — детский.