Пленник

Elton John — Believe

      Я обнимаю Ричи сильно-сильно, и чувствую, как он начинает трястись в моих руках. Он плачет и прячет от меня лицо, утыкаясь носом мне в шею. Это — первая моя такая близость с парнем, о которой я не мог даже и помыслить раньше. Я обнимаю его, стоя рядом с ним на коленях, и потом начинаю чувствовать, как тело Ричи обмякает в моих объятиях. Я сажусь на пол, Ричи сползает по моей груди и кладет голову мне на колени. Мы устраиваемся с ним на полу, и я начинаю гладить его по волосам. В горле — раскаленная проволока, царапает кожу, и я не могу связать пары слов в предложение. Ричи плачет на моих коленях, свернувшись на полу и только голову уместив мне под руку. Я глажу его, но меня всего трясет. — Ричи, — тихо говорю я, и он вздыхает, напрягается под моими пальцами. Я осторожно трогаю его волосы, и он весь сжимается. И я понимаю, что до меня никто к нему так не прикасался. От этой мысли меня пронзает боль. — Прости, что решил рассказать тебе это все. Но ты сам хотел знать. — Хотел, — киваю я, хотя Ричи этого, конечно, не видит. Я осторожно запускаю пальцы ему в волосы, пропускаю тяжелые, спутанные пряди сквозь них, и стараюсь не думать о том извращенце, который кончал ему на волосы и заплетал косички. О многом, из того, что я прочитал и услышал, я хотел бы забыть как можно скорее и стараться не представлять себе это все в красках и подробностях. Иногда воображение страшнее реальности, потому что ты не можешь его контролировать. Хотя, и реальность мы тоже не можем контролировать, это она контролирует нас. — Но не ожидал, что подробности окажутся такими? — Ричи ложится на спину, смотрит на меня. Его голова на моих коленях. Моя рука замирает над его лбом. — Не ожидал. — Никто не ожидал. — Да.       Мы молчим. Я осторожно опускаю ладонь и касаюсь большим пальцем бледного лба Ричи. След от соприкосновения с оконной рамой почти прошел, но я осторожно провожу большим пальцем по его коже. Ричи напрягается, смотрит на меня. Я катаю во рту слова, пытаясь подобрать самые безобидные из них. — Как тебе удалось выбраться? — Родители приехали туда. Они, вообще-то, не знали, что это бордель, — Ричи пожимает плечами, и его движение резонирует во мне, — просто проезжали мимо, мама подумала, что это какой-то клуб или гостиница, и они хотели заехать поужинать. Они, конечно, не ожидали такого увидеть. Отец в шутку стал присматриваться к девушкам, разговаривать с миссис Тозиер о ее бизнесе и все такое. А я спускался в тот момент вниз. У меня должен был быть выходной, хотя на самом деле, после той истории, — Ричи зарывает глаза, — выходных у меня не было. Я мог понадобиться кому угодно, в любой час ночи, любому пьянице, кто мог бы заплатить за меня хотя бы доллар. Я спускался вниз, когда увидел Салли. Она улыбнулась мне, и пока миссис Тозиер была занята разговором, поманила к себе пальцем и попросила подняться с ней наверх. — Ты милый, — сказала она мне, — я думала, тут только девушки работают. — Не только. — Сколько тебе? — она села на мою кровать, закинув ногу на ногу, и закурила. На ней была короткая, не для ее возраста кожаная юбка и высокие сапоги. Я не мог понять, сколько ей лет — двадцать или сорок. Но мне было все равно. — Чет… Восемнадцать, — почему-то не стал врать я. — Прелесть. А тебе нравятся женщины постарше?       Я пожал плечами. Я не знал. Мне не нравился никто. — Сколько ты стоишь? — она курила и смотрела мне в глаза, — ты мне нравишься. — Я думал, Вы приехали с мужем. — Он мне муж только по документам, но это так. Так сколько? — она кивнула на свою сумку, явно намекая на кошелек. Я снова пожал плечами. Как по мне — я не стоил и цента. К тому же женщина. Я никогда не спал с женщинами. Я понятия не имею, что с ними надо делать. — Я заплачу в десять раз больше, чем тебе платят обычно, если ты мне отлижешь. Как тебя зовут?       Я помолчал, обдумывая ее предложение. Подумал, что это не может быть хуже членов и согласился. — Ричи. — Ты очень милый, Ричи, — она улыбнулась, маня меня к себе пальцем, — ты давно здесь? — С рождения. — Хочешь пойти с нами? Мы можем тебя забрать.       У меня даже не было сил рассмеяться. В такие сказки я не верил. Я не милая собачонка в приюте или милый ребенок в детском доме, чтобы его могли забрать. Я опустился перед Салли на колени, как по привычке, и она удивленно подняла брови. — Ты странный. Но ты мне нравишься. Когда все закончилось, она вышла из моей комнаты, поправляя юбку, и я думал, что больше никогда ее не увижу. Но спустя полчаса, пока я лежал и смотрел в потолок, ко мне поднялась миссис Тозиер. На ее лице не было никаких эмоций. — Собирай свои пожитки, — резко сказала она, — даю тебе три минуты, и чтобы я тебя тут больше не видела.       Я не успел ничего сказать, когда она вышла из комнаты, хлопнув дверью. Внизу, как всегда, было шумно. Крики, песни, хохот. Я покидал в какой-то пакет свою одежду, ту, что осталась от времен, когда я работал на богатых клиентов, и из которой я давно уже вырос. Выглядел я жалко. Во рту и на языке был странный привкус, но явно не от того, чем я до этого занимался. Это был привкус свободы и страха. — Они реально тебя выкупили? Как вещь? — Да, — Ричи прикрывает глаза, и я осторожно убираю с его лица прядь волос. Ричи снова вздрагивает, потому что ему любое мое прикосновение кажется ударом, — я не спрашивал, за сколько. Но я счастлив. Впервые в жизни был счастлив, когда оказался в их доме. — Они делают ужасные вещи. — Да, но не по отношению ко мне, — Ричи открывает глаза и смотрит на меня. Его лицо перевернуто по отношению к моему, потому что он лежит у меня на коленях, но я все прекрасно читаю по его взгляду, — а я устал от этого. Самое ужасное, что я привык к тому обращению, которое там у меня было. Ко всему можно привыкнуть. — И они заставляют тебя называть их родителями? — Так проще и им, и мне. У меня есть своя комната. Огромный дом. Все вещи, о которых я раньше только мог мечтать. — Твой Папаша тебя бьет. — Это бывает очень редко и по делу. На самом деле, он не так уж часто и злится. А Мама во мне душе не чает. — Ты спишь с ней?       Моя рука, как и вопрос, застывают в воздухе. Ричи уже перестал плакать, но щеки у него все еще мокрые. Я хочу отереть их, но боюсь к нему прикоснуться. — Ты осуждаешь меня за это?       Ричи не отвечает ни «да», ни «нет», но мне и так все понятно. Я осторожно опускаю руку ему на щеку и стираю следы от слезы. Это меньшее из того, что я могу для него сделать. — Нет, — отвечаю я, и у Ричи напрягается линия скул под моими пальцами, — и… Как тебе? — Никак, — Ричи пожимает плечами, — я рад, что меня больше никто не трогает. И мои раны зажили. Долгое время я не мог сидеть после такой работы. Ну, и кое-что другое.       Он не продолжает, и я благодарен ему, что хотя бы от этих подробностей он меня избавляет. — Но ты… Ты по девушкам? — спрашиваю я, и Ричи слегка хмыкает. — Нет. Я… Ни по кому. — Как это? — Мужчины вызывают во мне отвращение, женщины — жалость. Я не могу делать с ними то, что делали со мной, но Салли, — я замечаю, что сейчас Ричи не называет ее мамой, — делает все сама. От меня в этом деле проку мало. Но ей нравится. Я ничего не требую. — Но ты… Я же видел, что тебя возбуждает. Ну, значит, тебя заводит… Заводят парни? — я осторожно начинаю гладить Ричи по волосам снова, и он прикрывает глаза. Потом молчит какое-то время, и я только слышу его дыхание. — Нет. Я могу возбудиться, но это скорее реакция тела, а не головы. Я не чувствую возбуждения в голове. Член встает, но на этом и все. От внешней стимуляции, не внутренней. И я не могу кончить.       У меня глаза округляются. Потом я вспоминаю все наши с ним встречи, вспоминаю его возбуждение, но заканчивал всегда только я. — Ты серьезно? Но как?.. — Могу потом сам, чисто механически. Это не приносит никакого удовольствия. Наверное, что-то сломалось здесь или здесь, — Ричи складывает два пальца вместе, указательный и средний, и поочередно подносит их сначала к виску, потом к паху, — но так было всегда. — Мне… — Жаль? — Да.       Мы снова молчим. Я глажу его по волосам, и думаю, что так, наверное, много раз делала его мама. Ричи сгибает ноги в коленях, руки кладет на живот. Но у меня еще остаются вопросы. — Почему… Почему после всех тех ужасов, про которые ты мне рассказал… Ты… Ты решил… — я откашливаюсь, — отсосать мне? — Почему? — Ричи снова смотрит на меня из-под темных, прямых бровей, — ну, это делал я. Не ты имел меня, а я тебя. Большая разница. И я контролировал процесс, тебя. И для меня это давно уже стало чем-то обыденным. — Понятно, — я глотаю ворох слюны и невысказанных слов, — Ричи? — М? — Нам нужно убираться отсюда. Я понимаю, твои родители сделали много хорошего для тебя, но не для тех девочек, которых они похищали. Зачем вообще? — Они никогда не говорили мне этого, — Ричи начинает дергать вверх-вниз молнию на куртке, и грудные мышцы начинают у него двигаться под тонкой кожей, — но я слышал, и видел сам, что эти девочки странные. Ну, больные. — Что значит — больные? — спрашиваю я, и чувствую, как пальцы на ногах в кроссовках начинают замерзать. — Ну, с диагнозами. Слабоумные. Или с задержкой в развитии. Они бы все равно… Не принесли пользу обществу и, скорее всего, скоро умерли, но у них здоровые органы и их можно… — я понимаю, что Ричи говорит не своими словами, а заученную фразу, но мне все равно становится дико. — Ричи! Это все равно дети! — Я знаю, — тихо говорит он, — я тоже был ребенком. — Если их поймают, тебя тоже посадят в тюрьму, — я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо и уверенно. Ричи болен сам, психически, и хотя я не могу винить его в этом (а кого вообще можно винить в такой болезни?), я стараюсь воззвать хотя бы к той крупице логики, что в нем есть, — как сообщника. И там будет так же плохо. Ричи молчит, задумчиво жует губы. Я знаю, что он сейчас может мне сказать. И я прощупываю почву, как будто иду по болотистой местности, и в руках у меня только палка, которую я могу воткнуть не в то место и увязнуть в тягучей жиже по самую глотку, — твои родители делают с ними то же, что делали с тобой те люди — лишали их детства и жизни. — Нет, — Ричи качает головой и его глаза расширяются, — нет. — Да. Они добры к тебе, как и те, кто приходил к тебе и делал с тобой ужасные вещи, а дома были примерными отцами. Надо выбираться отсюда. И только мы можем помочь друг другу. — Ты говоришь неправду, — Ричи закрывает лицо руками, и я стараюсь подняться, намекаю ему, что и ему надо освободить меня и дать мне встать на ноги. Он не хочет слышать этой правды, но я должен до него достучаться. — Я рад и благодарен им, что они вытащили тебя оттуда, — я кладу Ричи руки на плечи и заставляю его сесть, — но ненавижу за то, что они делают с другими. Надо выбираться. Только вместе, Ричи.       Ричи садится на полу, освобождая мои ноги. Я уже придумываю в голове сто и один план побега. Я уверен, если Ричи мне поможет, у нас все получится. Мне только надо, чтобы он дал свое согласие. По крайне мере, он знает этот дом и куда ведут отсюда пути… — Хорошо, — говорит Ричи, и я поворачиваюсь к нему. Он сидит, обхватив руками колени, и в его позе читается поза маленького мальчика, который так и не вырос, хотя ростом и стал выше многих своих сверстников. Длинные волосы падают ему на шею, и я вижу его лицо только в профиль, — но ты сделаешь для меня одну услугу. — Если ты имеешь в виду полицию, я буду говорить там, что меня похитил твой отец, а тебя я встретил в подвале. Покажем твой шрам… Тебе поверят! — я от радости даже вскрикиваю. Кажется, я достучался до него! Нашел заветный ключ к его мыслям! Сердце быстро забилось. — Родители вернутся через пару дней. У нас будет возможность уйти незамеченными, — Ричи тянется рукой к кресту на груди, сжимает его в пальцах. Мне хочется верить, что он сейчас говорит правду. После того, что он мне рассказал, и мы пережили с ним в эти ужасные часы откровений, Ричи не может меня подвести, не может меня бросить, — но это будет завтра. — Завтра? — я чувствую себя сброшенным со скалы. Мне хочется схватить Ричи за плечо и развернуть к себе. Сам я уже вовсю подпрыгиваю от нетерпения, желания как можно скорее убраться из этого дома, — мы не можем так рисковать и так ждать! Зачем?! Надо убираться как можно скорее! Или ты хочешь, чтобы они вернулись, и мы остались тут?! Навсегда?!       Ричи поворачивается ко мне, встает с пола, отряхивает черные джинсы. Я смотрю на его тонкие кисти рук, как он нервными жестами берет черную ниточку с джинсов и начинает крутить ее в пальцах. — Не хочу, — тихо говорит он. Я весь горю от нетерпения. — Так чего ты тогда хочешь?!       Ричи смотрит на меня и следующим предложением выбивает у меня весь воздух из груди. — Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. По-настоящему, Эдди. И не как в твоих фантазиях. Пожалуйста.