***
Окружная полиция нашла Уильяма Грэма только к двум часам дня. В рапорте было написано, что мальчишка провел всю ночь в школьном подвале, привязанным к газовой трубе. Полиция нашла мальца в бессознательном состоянии. Переохлаждение и стресс. — Сказал усатый доктор Браун бледному Брайану. Отец не находил себе места, пока преодолевал на своей легковушке всю дорогу до больницы. Тот самый коп, что так невзлюбил Брайана, и встретил несчастного отца. Выглядел государственный работник виновато. Руки его были спрятаны по карманам, когда он вел полный отчет отцу ребенка — отцу пропавшего ребенка, которому он часами ранее отказывал в помощи. Но Брайану, казалось, не было дела до этого. Выдохнул Грэм старший только когда услышал, что с мальчиком все было в порядке. Что он пришел в сознание и разговаривает со следователем. Раньше правоохранительных органов отца не пустили в палату, но тот и не жаловался. Знание того, что его чадо теперь было в безопасности придало значительное количества уверенности Брайану, и он, устроившись удобнее у автомата со сладостями, начал вытягивать те, что приходились ему по вкусу. Ганнибал же сел у палаты и откровенно старался не кидать презрительных взглядов в сторону отца своего друга. В какой-то миг подросток хотел списать беззаботность Брайана на характерную черту американских отцов, но злость никуда не уходила. Может, Ганнибал считал, что абсолютно каждый человек в радиусе пятидесяти метров обязывался на его подобие, сложив руки на коленях, ожидать встречи с больным. Изнутри блондина съедала вина и непонимание. Непонимание, с чего бы ему ощущать эту вину. Непонимание, почему его грудная клетка словно исцарапана когтями кошки. Подросток знал, что был однажды знаком с этим чувством. Он мог дать ему название — прежде, но не сейчас. Сейчас Ганнибал вспоминал, как часом ранее — в комнате уже найденного друга — его на миг парализовало и пытался осмыслить откуда в нем могли выявиться столь красивые и искренние чувства. Каждому человеку, от родясь, даруется возможность ощутить эти чувства на себе, но не каждый способен вынести их на протяжении всей жизни. У Ганнибала Лектора с рождения эмоциональный спектр был значительно ограничен, а по истечению одиннадцати лет от него не осталось и следа. Эмоции похоронили себя с воспоминаниями, на двенадцатый день рождения мальчика. И сейчас подросток сидел под мигающей лампой, а напротив себя видел картины прошлого. Он смотрел на собственное лицо и не понимал, что происходит в его груди и почему же он готов был плакать за абсолютно незнакомого ему человека? Даже если он и провел с этим человеком несколько месяцев. Ганнибал не понимал и это его ломало. Руки его сжимались в кулаки, а ногти впивались в мясо. Мальчишка смотрел прямо, и всякая обида на Брайана и на людей вокруг исчезла. Кожа меж бровями в некий миг разгладилась, а мышцы расслабились, когда блондин осознал, что ему не стоит вдумываться в это. Он чувствовал, что ответы на заданные вопросы не обрадуют его. Наилучшим решением, порой, есть отступление? Ганнибал этого не знал — прежде ему никогда не приходилось отступать. Но эмоции внутри него были слишком сильны и слишком непривычны. Он мог дать отпор людям, мог дать отпор обстоятельствам, но он не мог вырвать себе легкие, дабы не ощущать удушающие слезы. Брайан вынул из автомата сникерс. Мужчина смотрел на него с блаженством — вот уже вторые сутки его желудок не наполнялся — когда подросток неожиданно встал со своего места. Брайан Грэм не успел раскрыть свое лакомство, как мальчишка медленными шагами двинулся к выходу из помещения. Он прошел ровно перед Брайаном и последний мог с точностью сказать, что глаза малого были красные. И что этими глазами Ганнибал не разбирал дороги. Хлопнула дверь и в помещении остался один только Брайан.***
Следователь допрашивал Уилла не более двадцати минут, но этого времени хватило, чтобы мальчик успел во век насладиться чужим присутствием. Прежде мальчик врал людям, но впервые ему довелось смотреть в глаза правосудию и произносить ложь. Уильям рассказал, как ощутил толчок по голове и затем отключился — мужчина в униформе кивнул. По уголкам губ и напряженным бровям Уилл понял, что подобрал верные слова. Он умолчал о том, что нападающий бил спереди и что лицо его было прекрасно видно. Он так же рассказал, как в полной темноте звал на помощь, но никто не пришел — тут мальчик не кривил душой. В самом деле, он, проснувшись, пытался докричаться до людей, но все было безрезультатно. В конечном итоге голос его только охрип, а холод начал поступать с удвоенной скоростью. И как же мальчик был рад, когда следователь встал, кивнул и удалился из палаты. Первым лицом, которое желал увидеть Уилл при пробуждении, было вовсе не это. Если честно, то и не лицо отца, что выглянуло минутами позже, с момента, как бородатый шатен удалился. Но мальчик не жаловался. Он только улыбнулся и следующие пятнадцать минут пытался успокоить отца и убедить, что все с ним в порядке. Что да, он точно не видел лица нападающего. И да, он чувствует кончики своих пальцев. Затем настала тишина. Уилл все чаще окидывал дверь взглядом, но та никак не желал открываться. Никак не выявляла его взору желаемое лицо. Под ложбинкой начинало подсасывать, когда в голову начали ударять беспорядочные мысли. Неужели он не волновался? Он не думал обо мне? Неужели я был единственным, кто был привязан к этим отношениям? Догадки ломали месяцами выстроенную уверенность. Улыбка пропала с лица мальчика, и последний более не пытался поддерживать не интересующие его темы. По началу Брайан не заметил перемены в настроении своего сына — он не мог налюбоваться живым и фактически здоровым чадом. Не мог насытиться теплом единственного родного человека и вовсе не желал слышать о том, чтобы Уилл еще день ночевал вне стен дома. На пятнадцатой минуте зашла медсестра и мужчина вышел переговорить все тонкости с врачом. Мистер Браун не стал отговаривать отца от желания забрать Уильяма. Пообещал, что Брайан сможет забрать мальчика после капельницы, а затем прописал курс лечения и постельный режим — благо, антибиотиков удалось избежать. Через три часа сын с отцом сидели в машине. Уильям покусывал нижнюю губу и отдергивал подол своей рубашки. Он вовсе не обращал внимания на их с отцом любимую радиостанцию с попсой — это, пожалуй, и побудило Брайана присмотреться к сыну. И укорить себя за невнимательность. Как он мог не сразу заметить подавленное состояние Уилла? Совесть уколола мужчину, но Брайан не стал разговаривать, будучи за рулем. Только когда двигатель заглох, а машина расположилась перед домом, Грэм старший попросил мальчика помедлить с выходом. Он расположил руку на плече сына и повернулся к нему лицом. — Он был со мной все то время, что тебя не было. Пришел сразу после школы, как ужаленный придурок, и простоял всю ночь со мной. Уилла передернуло. В желудке все сжалось комком, но мальчик нашел в себе силы взглянуть на отца. По началу недоверчиво — он не исключал возможности, что папа мог соврать ему — а затем черты лица его смягчились. Он тяжело выдохнул, а в душе полегчало — значит, Ганнибал заботился о нем так же, как и сам Уилл о нем, а то были пустые тараканы самого мальчика. И тем не, что-то не складывалось в голове. — А почему он не пришел? — Ганнибал приехал и сидел со мной, пока следователь с тобой разговаривал. Затем, словно черт его подбил, он выбежал. Может, случилось чего дома. — Мужчина пожал плечами и на миг задумался. — Может, вспомнил, что утюг не отключил. В таком случае, мои соболезнования. Брайан выглядел довольным своим юмором, Уилл же не разделял эйфории отца. Он-то прекрасно понимал, что этот самый «черт» и в самом деле ударил в голову старшего. Но мысли эти не были столь страшны — главное, как казалось Уиллу, Ганнибал беспокоился о нем. Уилл, гонимый сладкими мыслями, вышел из машины и начал строить в голове план скорейшей встречи с другом.