Давай дружить?

Брайан Грэм был одним из тех американцев, которые никогда не находятся в спокойствии. Вечно в ритме жизни, в поисках счастья в другом городе — мужчина редко засиживался в одном месте. Уилл, как следствие, никогда не имел друзей больше, чем на полгода. Ганнибал за пол года дружбы стал больше, чем всякий друг мог стать; даже без вариантов для сравнения, Уилл был уверен, что его чувства к Ганнибалу уже давно переросли дружеские. Уильям не спешил рассказывать об этом — дни шли своим чередом, и Ганнибал, как обещал, всегда находился рядом с ним. Соприкосновения, взгляды стали иметь большее значение, и Уилл все чаще тянулся к руке старшего, все чаще искал контакта. Ганнибал никогда не отказывал ему в этом (чего поначалу мальчик боялся). Порой, Уилл мог чувствовать инициативу со стороны старшего: Ганнибал мог позволить себе приобнять Уилла за плечи, иногда рассеяно притянуть за талию — Уилл знал, что эти жесты были далеки от необдуманных, знал, что каждое свое действие Ганнибал контролирует. Эти знания доставляли ему удовольствие. От Молли изменения во взаимоотношениях мальчиков не ускользнули: каждый взгляд, соприкосновение и улыбку девочка сопровождала острым взглядом. Никакого разговоров между ней и Уиллом не было — последний чувствовал неуверенность своей подруги. Молли чувствовала, что бы она ни сказала, Уилл будет на стороне Ганнибала. Она не ошибалась. До четырнадцатого февраля. День всех влюбленных обещал быть теплым: снег успел растаять, но люди все еще боялись снимать шарфы и шапки. Школьный коридор был обклеен розовыми плакатами, а у каждого класса стоял ящик, внутрь которого кидали анонимные признания. Школьники в этот день улыбались чаще обычного, а учителя в большинстве закатывали глаза. Уилл тоже улыбался и считал секунды до окончания урока. Молли сидела рядом с мальчиком, столь же наполненная радостью: она после уроков должна была встретить с одним из старшеклассников и в течении всего урока поправляла волосы. Уилл периодически смеялся над ее попытками привести себя в порядок и незаметно прихорашивался сам — ему с трудом удалось сдержать себя от того, чтобы не схватить маленькое зеркальце Молли и не поправить свои кудри. — Ты должен знать, Уилл, — В руках ее было то самое зеркальце и она вновь поправляла свою челку. Девочка говорила тихо, ее тон был серьезный. — Если вы чересчур увлечетесь, Ганнибала могут посадить. Уиллу требуется пара секунд, чтобы найти смысл в словах подруги. Глаза его комично округляются, а к щекам приливает краска, когда смысл сказанных слов все же доходит — мальчик ударяет одноклассницу по голеням под партой и шипит. Молли смеется, но оставляет тему и возвращается к собственному занятию. — Но, если честно, — через пару секунд Уилл нарушает тишину. Звучит мальчик неуверенно и смотрит он куда угодно, но только не на подругу. — Я не думаю, что Ганнибал позволит себе поцеловать меня, не говоря уже о \большем\. Эти мысли начали преследовать его с момента, как Ганнибал предложил провести день всех влюбленных вместе. В тот вечер Уилл сидел за кухонном столом, а Ганнибал готовил домашние роллы. Уилл жаловался старшему на математику, и на Молли, которая не дает слушать уроки математики из-за конкретного старшеклассника. Ганнибал тогда спросил, говорит ли Уилл тоже о старшеклассниках. — Мне не о чем рассказывать, — пожал тогда плечами Уильям, исподлобья наблюдая за реакцией старшего подростка. Реакция не разочаровала. Сковородки были оставлены в секунду, и Ганнибал повернулся лицом к Уиллу, облокотившись о стойку. — Значит, говоришь, не о чем рассказывать? — Неа. Вообще ничего интересного. — Как думаешь, если один старшеклассник пригласит тебя на свидание, тебе появится о чем посплетничать с Молли на уроках математики? Уилл вскидывает бровями и принимает удивленный вид. — Ты думаешь меня какой-то старшеклассник хочет пригласить на свидание? — Думаю, ты узнаешь об этом, если после школы подойдешь к торговому центру. — Ты говоришь, что он использовал слово свидание. Любой человек знает, что на свидании целоваться нормально. Даже нужно. Во всяком случае в нормальных отношениях. — пожимает плечами одноклассница. Уилл же закатывает глаза на акцент на «нормальные отношения». Не впервые Молли ненавязчиво намекает на то, что ее взгляды на отличающие отношения оставляют желать лучшего. Уилл ее понимает — по телевизору он множество раз видел, как представителей слегка «других» людей гнобили; мальчик уверен, что ему лучше не говорить о сорте его отношений с Ганнибалом его отцу. Брайан во многих ключах был если не понимающим, то безразличным родителем, но Уилл не боялся безразличия. Безразличие было привычным. Куда больше мальчика пугала перспектива разозлить Брайана — отца тяжело довести до серьезных эмоций, но Уилл чувствовал, что эта тема была одна из тех, о которой лучше будет молчать рядом с ним. Просто потому что даже Брайан не сможет поменять мнения Уилла. Потому в некоторой степени мальчик благодарен Молли — просто за то, что она продолжает его поддерживать и смеяться вместе с ним, даже после раскрытия всей правды. — Да, но на ярмарке он явно сказал, что не планирует переходить границы, или что-то в этом духе. — Удрученно шепчет мальчик. — Не велика потеря. Молли пожимает плечами чересчур равнодушно и Уилл старается не вчитываться в более глубокий смысл в ее словах. Остаток урока проходит в напряженной тишине, которая рассеивается с довольными возгласами школьников, стоит учителю объявить об окончании математики на сегодня. Уилл, вместе с остальными ребятами не задерживается в кабинете; мальчик не прячет свою улыбку и не останавливается у ящика с признаниями — его собственная валентинка находится сейчас в торговом центре и ждет его. Школьные учебники с трудом помещаются в ящик Уилла — наполненный множеством старых тетрадок ящик занимает добрые пять минут у Уилла, чтоб закрыть его полноценно. За это время Молли успевает сложить свои собственные книги в аккуратную стопку в своем ящике — в двух рядах от его собственного — и встать рядом. — Нам в одну сторону идти. В моей записке было сказано ждать в кафешке, которая находится в том же центре. Уилл только угукает и закидывает почти пустой портфель себе на плечо. Дорога к торговому центру проходит в болтовне — порой, Уиллу кажется, что Молли способна заболтать само дерево. Девочка рассказывает своему другу о всех сплетнях выпускников (как выяснилось позже, недавно выпускники навещали школу). Хотя Уилл честно старается вслушаться в слова, голова его все равно забита предстоящим свиданием. Губы его периодически расплываются в улыбке — мальчик чувствует себя героем мультфильмов. Такой же счастливый, беззаботный и впереди у него только лишь приятные приключения. Свидание, если быть точнее (всякий раз, когда Уилл произносит свидание ему хочется захихикать, но он сдерживается. Старается сдерживаться, во всяком случае). Разговаривать Молли прекращает только когда они поднимаются на второй этаж центра и глаза ее начинают бегать по помещению в поисках ее спутника — она успевает только воодушевленно пожелать удачи Уиллу, прежде чем поскакать в сторону ее старшеклассника. Своего старшеклассника Уилл не находит. Ноги его на автомате тянут в сторону автоматных игр — место, где они провели первые добрые пол года знакомства. Зал заполнен только на половину; в день всех влюбленных девушки явно отдавали предпочтение соседним кофейням. Тут же находились одинокие мальчики-подростки, для которых четырнадцатый февраля ничем не отличался от других дней. Способ, чтобы убить еще один день. Уилл не знает планов Ганнибала на этот день — мальчик не отказался бы и этот день провести за автоматами, но он знает старшего хорошо. Ганнибал слишком горделив и не позволит себе провести свой особенный день в месте кишащим подростками-задротами (не учитывая факта, что он собирался этот день провести непосредственно с подростком-задротом в лице самого Уилла). Словом, Уилл понятия не имеет о намерениях старшего — это и будоражило его больше всего. До такой степени взволнованный своими мыслями, мальчик не сразу замечает рядом с собой рыжеволосую девушку. Его отвлекает от мыслей ее голос: тихий, с хрипотцой, которая бывает только у постоянных курильщиков. — Ты ведь Уилл Грэм? Девушка выше самого Уилла, но не старше семнадцати. Она кажется ему знакомой, но мальчик не может понять откуда и просто кивает. — Я Мишель. Работаю тут. — Девушка подсказывает и Уилл теперь вспоминает, что да, он частенько видел ее у кассы всякий раз, когда он бывал тут с Ганнибалом. Тем не менее, прежде он никогда к ней не подходил; обтянутые джинсы и откровенный разрез на рубашке вызывал румянец на щеках у подростка и он предпочитал не смотреть в ее сторону лишний раз (гормоны мальчика-подростка вещь травмирующая). Сейчас же она стоит перед ним в тех же джинсах и топике, ее рыжие локоны спадают на плечи, но Уилл не замечает ничего из этого. Он концентрируется на ее взгляде — нахмуренном. Под ее взглядом Уилл забывает о прежней веселости. Под ее взглядом ему хочется нахмуриться и сделать вид, что нет, вообще-то он не Уилл Грэм. — Мы прежде виделись? — Молчание нарушает неуверенный даже для собственных ушей голос Уилла. В ответ девушка молчит и продолжает смотреть на него. В ее глазах Уилл находит слишком много эмоций, но понимает он только гнев и… удивление? Он наклоняет голову в бок и откровенно смотрит на нее в ответ — читает ее эмоции и впитывает в себя ее неприязнь и хмурится еще больше. Он видит откровенную неприязнь, но вместе с тем чувствует сочетание неловкости и сожаления, и эти эмоции начинают его переполнять до краев, пока от его собственных чувств не остается и следа — он забывается и делает шаг вперед, потом еще один и щурится в ответ — пытается найти ответ, увидеть больше, узнать больше… Мишель качается головой и это выводит мальчика из транса. — Ты… ребенок. — Девушка констатирует факт. Уилл непроизвольно поправляет ее: — Мне двенадцать. Слова проходят мимо — Мишель стоит, но словно не слышит его. Губы ее приоткрылись и плечи расслабились; гнева теперь Уилл не чувствует, только лишь удивление. Мальчик не уверен, что такие изменения ему больше по душе, но молчит — выжидает. — Я тебя представляла чуть постарше. Непонимание, должно быть, написано на его лице, и Мишель поясняет: — Мне Маркус о тебе рассказывал. Я думала ты примерно одного возраста с… — Девушка прикусывает нижнюю губу — Уилл отслеживает движение девушки и чувствует неуверенность, которая принадлежит не ему. — С кем? — Ганнибалом. — Имя с уст произносится с ноткой настороженности и Уиллу это звучание совсем не нравится. — Я думала вы близки, по рассказам остальных. Думала, это ты его надоумил так поступить, но ты совсем еще ребенок для такого. — Вновь карие глаза рассматривают его так, словно пытаются найти подсказку, что нет, ему все-таки не двенадцать. Уилл хмурится. — На что я его надоумил? Мишель наклоняет голову в бок и брови ее приподнимаются в удивлении. — Ты не понимаешь о чем я говорю или делаешь вид? Тишина становится ей достаточным ответом — она выдыхает и выпрямляется. Уилл же старается понять, на что же он мог надоумить Ганнибала; что же Ганнибал мог совершить, чтобы привлечь внимание юной особы. Столь неприятное внимание, если уж быть честным — девушка явно питала не теплые чувства по отношению к его старшему другу. Это и вызывало вопросы: Ганнибал один из тех парней, которым дисциплина и вежливость были первостепенными добродетелями человека. Как-бы Уилл не желал говорить, что знает своего друга хорошо, он вновь чувствует себя близким незнакомцем, совсем как когда он стоял на крыльце своего друга и осознал, что находится у Ганнибала впервые после нескольких месяцев дружбы. — Ясно, ты в самом деле не знаешь. — С ноткой обреченности молвит девушка. Пальцы Уилла начали дергать рукава от нервов. — О чем ты, Мишель? Правда страшила его с каждой секундой все больше, но куда больше его пугало незнание. Он выбирал меньшее из двух зол. — Я о Маркусе, о том, что он не совершал второго преступления. Он не похищал Джо. Ты должен это знать. Голос девушки достаточно тих, но Уилл улавливает каждое слово и хмурится. Да, он подозревал, что настоящий преступник все еще был на свободе, но не делился ни с кем этими мыслями, просто потому что Маркус сам сдался полиции. Кто бы стал слушать теории сумасшедшего мальчика? Видимо, Мишель. — Я не понимаю, почему тогда он признал свою вину? — Озвучивает свой вопрос подросток. — В том-то и дело, что он не сам признал свою вину. Ганнибал заставил Маркуса взять вину за оба преступления. Произнесенные слова не сразу обретают смысл. Они сначала повисают между ним и Мишель: в пространстве между ними, и только затем доходят до слуха Уилла. Уилл слышит, и наконец пазл соединяется во едино — ужасающий пазл, картина которого вызывает мурашки по коже мальчика. — Да, Уилл, ты все правильно понял, — Мишель с сожалением смотрит на напротив стоящего мальчика. — Тут должно быть другое объяснение… Рука Мишель на его собственной чувствуется абстрактно. Уилл не отдергивается, но с трудом присутствует. Сердцебиение учащается, а дыхание сперлось, словно после марафона. — Ты прекрасно понимаешь… — Нет, я не понимаю и не верю. Уилл, наконец-то, отдергивает свою руку с достаточной силой, чтобы Мишель отшатнулась на два шага, прежде чем поймать равновесие. Девушка продолжает говорить — Уилл видит это по губам, но он не слышит. Не желает слышать. В голове его туман, и мальчик чувствует, что стоит ему проясниться, как правда обрушится на него с новой силой. Он знает это — знает, что правда его погубит. Он предпочтет быть побыть в одиночестве, нежели позволить чужим глазам наблюдать за его распадом на атомы, потому спешит на выход из центра, а затем и на выход из торгового центра. Мишель остается стоять на месте: девушка теперь уже не столь уверена, что ей стоило делиться правдой с подростком, но она и не догоняет его. Короткий вздох и она возвращается к своим обязанностям.

***

Дорога до дома проходит незаметно, а сам дом пустует — Уилл, когда входит, оказывается единственным его обитателем. Он рад этим обстоятельствам: мальчик не знает, как он держался бы при отце. Сил для этого у Уилла нет — все, на что хватает его — это пара шагов к дивану. Глаза Уилла устремляются на стену, но он ее не видит; перед его глазами только лишь одно лицо — лицо его друга. Лицо Ганнибала сменяется на темные углы школьного подвала, на тени и рога, которые преследовали мальчика на протяжении долгих недель. Долгое время Уилл старался избавиться от этих картин в своих снах, и с момента, как ему удалось он старался больше не вспоминать о той ночи. Этой ночи не было. Это был страшный сон, о котором ему нужно было забыть как можно скорее. Желание забыть было столь велико, что Уилл решил не сдавать Маркуса — Уилл знал, что старший не заслуживал обвинений. Та ночь в подвале была ответной реакцией Бенджамина на посягательства на личное. Уилл это понимал. Полиция нет, и Уильям знал, что быстрым решением всей проблемы (как и возможностью забыть всю его историю с Маркусом) было просто не говорить ничего полиции. Желание забыть было столь велико, что Уилл не стал ничего говорить даже после пропажи Джо. Да, мальчика избили, но Уилла это не касалось. Так думал сам Уилл, пока Мишель не раскрыла ему глаза. Теперь все вело не просто к Уиллу, нет — теперь все вело к тому, что его пренебрежение стоило инвалидностью Джо и тюремным заключением Маркусу. Его безразличие стоило ему другом. Ганнибал. Лишь мысль, что за всем этим может стоять никто иной, как Ганнибал вызывала рвотные позывы. Ганнибал, который всегда был рядом и клялся в том, что Уилл должен ему доверять. Ганнибал, которому Уилл доверился и обманулся. — Маркуса больше нет, Уилл. Ты в безопасности, я обещаю. Уилл качает головой и старается отбросить эти воспоминания. Слезы скапливаются на углах его глаз и мешают видимости — он не сдерживает их, не пытается. Скатывается первая слезинка, за ней вторая, а в груди его разрастается дыра, и Уилл жмурится и плачет. Он плачет тихо, в свой кулак. Так, чтобы не потревожить пустые стены дома. Плачет, чтобы стало легче, но слезы льются, а легче не становится. Становится только тяжелее, и как же он желает в этот момент никогда не слышать слов Мишель. Он бы отдал все, чтобы продолжить жить в неведении, но с доверием. Доверие — последнее из его проблем, но Уилла беспокоит только оно. Уилл не слышит стука в дверь. Не замечает открывшейся двери и чужой фигуры за спиной. Не обращает внимания на прогнувшийся от веса диван рядом, но поддается теплой руке, которая притягивает его к себе и обнимает. Уилл обнимает в ответ и продолжает плакать в уже ставшим родным плечо Ганнибала. Ганнибал не спрашивает ни о чем, как и Уилл не задает вопроса о том, как ему удалось войти. Они сидят в тишине: Ганнибал держит Уилла в объятиях, а Уилл всхлипывает в пиджак старшего. Время понятия абстрактное и Уилл не уверен, сколько его проходит к моменту, когда он все же отстраняется с последним всхлипом. Ему не стыдно за свои слезы, но Ганнибал и не осуждает его. Уилл видит в его глазах только понимание и это его разочаровывает больше. Было бы куда легче, если бы Ганнибал отбросил эту маску заботы. Словно только осознавая в чьих руках он находился, Уилл отстраняется резко и встает на ноги — отходит на пару шагов от старшего. Глаза его горят от выплаканных слез, но он смотрит в карие глаза напротив, когда выдыхает со словами: — Я все знаю. Что-то в лице Ганнибала ломается. Уилл отводит свой взгляд в сторону, не желания сейчас понимать старшего подростка. Ему достаточно своей собственной ноши в груди. Он слышит вздох Ганнибала, прежде чем его голос, который звучит на октаву ниже. — Откуда? Уилл качает головой и прикусывает губу — старается сдержать рвущийся наружу всхлип. Голос его ломается, но он не обращает на это внимания. Старается не обращать внимания. — Это не имеет значения, Ганнибал. Имеет значение то, что… — Язык у мальчика не поворачивается сказать правду. Словно, если он скажет, то ситуация станет куда реалистичней. Вместо этого Уилл продолжает говорить: — Я доверял тебе. Верил, что ты мой друг, думал, что могу положиться на тебя, но все это время ты врал мне. Держал меня за дурака, использовал, и… — Ганнибал так же встает с дивана и явно желает приблизиться к мальчику, но Уилл делает шаг назад. — Нет, не смей приближаться! Он ставит руки между ними, хотя знает, что они не помогут, если Ганнибал захочет приблизиться. — Я не подойду, но выслушай меня, — Просит Ганнибал, и когда видит, что Уилл готов слушать, продолжает. — Я все это делал только лишь ради тебя, Уилл. Все, начиная с самого начала. Каждое мое решение было направлено на защиту тебя, начиная с Молли и заканчивая с Джо, все это я делал во благо тебе. Уилл замирает. — О чем ты? Вопрос повисает между друзьями и когда Уилл понимает, что Ганнибал не спешит объяснять, то повторяет свой вопрос куда требовательней: — Ты сказал Молли. При чем тут она? Губы Ганнибала сжимаются в тонкую линию и подбородок приподнимается в самоуверенный манер. Уиллу это ничуть не нравится — сердце его готово выпрыгнуть из грудной клетки. Он старается не думать о своих подозрениях. — Что ты с ней сделал, Ганнибал? — Ничего. — Просто пожимает плечами Ганнибал. — Попросил об одном одолжении, ничего более. Сердце мальчика ёкает, но он не обращает на него внимания. Старается, во всяком случае, если возможно не обращать внимание на разбивающееся сердце. Все нутро Уилла кричит не узнавать большего, что информация эта может стать гвоздем в его гробу, но мальчик сглатывает и спрашивает: — Какое одолжение? Помрачившей вид Ганнибала подтверждает его страхи. — Когда ты вышел из больницы, я не мог находиться рядом, но и оставить одного тебя я не мог. — Ганнибал с сожалением смотрит на Уилла, но он не видит этого. С каждым словом Уиллу все тяжелее дышать, но он продолжает жадно вслушиваться в слова. — Я не хотел. Чтобы ты оставался в одиночестве, не после тех событий и я оказался прав. Вы с Молли хорошо спелись вместе. Слова его друга подтверждают все догадки мальчика и разбивают остатки его надежд. Сгусток горечи остро ощутим, но Уилл не позволяет эмоциям взять вверх. Не сейчас, чуть позже он обязательно выплачет все, но не сейчас. — Так значит из-за тебя Молли начала со мной общаться. — Слова даются ему тяжело, но он выговаривает их без запинки. — Но какое отношение Джо имеет ко мне? — Все очень даже просто. Это месть, Уилли, месть за тебя. — Глаза старшего смотрят словно в душу мальчика и он не в силах отвести своего взгляда. Ганнибал говорит убежденно, ноток сожалений словно и не было. — Ты отказался тогда выдавать Маркуса, как я должен был позволить ему уйти безнаказанно? Око за око. Он причинил боль дорогому мне человеку, и я ответил ему той же манерой. Я не прощаю таких вещей, такую вульгарность. Воздух встает поперек горла и мальчик не уверен, что хочет вдыхать его. Куда легче было бы сейчас потерять сознание от нехватки кислорода, нежели стоять перед своим другом и осознавать, что его слова доставляют чувство удовлетворения. Ненормальное чувство удовлетворения, о котором он не скажет никому. Даже самому себе Уилл не готов признаться в нем. Все теперь встаёт на свои места. Каждое событие словно кусочек паззла встает на свое собственное место и теперь, собрав всё воедино, он видит всю картину. Видит, но не пугается, как ему следовало бы — и Уилла это страшит куда больше. Страшит, что он злится на Ганнибала вовсе не из-за всех ужасов, которые он совершил, а что он не поделился ими с ним самим. Страшит, что все действия Ганнибала оправданы в его глазах. Страшит, потому что знает, что если он завтра скажет об этом своему отцу, то Брайан в следующую же секунду отправит его по психиатрам. Он ничего из этого не говорит. Он вообще ничего не говорит — продолжает стоять на месте и смотреть на друга напротив. Что-то в его взгляде, должно быть, меняется, ибо напряжение с плеч Ганнибала спадает. — Я знал, что ты поймешь. Уилл вновь молчит — боится подтвердить. Ганнибалу, впрочем, никогда прежде слов Уилла не нужно было, чтобы прочесть его как открытую книгу. Иронично, ведь именно это и стало некогда причиной их дружбы. — А теперь скажи мне, Уилл — Ганнибал делает шаг вперед. На этот раз Уилл не убегает от него — остается на месте. — Откуда ты узнал обо всем? Кто тебе сказал? Тон Ганнибала спокоен и сладок — обещает умиротворение. Уилл знает, что это фальшь. Знает, что это маска Ганнибала, одна из десяток других, и что за ней таится нечто совсем иное, но уголки его губ приподнимаются и он отвечает: — Мишель. Может, это ошибка и Уиллу не стоило отвечать, но теплота, с которой глаза Ганнибала загораются точно стоят того. Мальчик старается не думать о последствиях. Ганнибал кивает и теперь уже Уилл неуверенно делает шаг навстречу, чтобы вновь оказаться в объятиях своего друга. Обида в душе еще присутствует, но боль поутихла, и дышать становится чуточку легче. Родной запах Ганнибала ощущается едва, но его достаточно Уиллу, чтобы сделать глубокий вдох и удовлетворенно выдохнуть. — Чтобы ты не сделал, обещай, что будешь рядом. Ганнибал не отвечает и только лишь сильнее прижимает Уилла к себе. Чуть позже Ганнибал отводит младшего в спальню и уходит только когда слышит сопение своего друга. Уилл еще долгое время будет сожалеть, что не простился с другом как следует.