За левым глазом Эл ощущалась боль — злая, пульсирующая, угрожающая перетечь на остальную часть его головы и вывести его из строя на остаток дня. Он прижал пальцы к виску, надавливая, что, как известно, очень мало помогало притупить головную боль, но что он проделывал целую минуту, прежде чем признать тот факт, что эта боль никуда не исчезнет в ближайшее время.
Отдельные события прошлой ночи возвращались вспышками или накатывали волнами; ряд воспоминаний пронизывал его разум, усиливая пульсацию в висках.
Лайт бросает его на землю, когда раздаётся выстрел. Лайт кашляет кровью, попадающей на его лицо, и теряет сознание. Губы Лайта, перепачканные кровью, синеют.
Эл потряс головой, и это движение оказалось необдуманным: её снова пронзил приступ боли. Говоря с Лайтом, он мог списать всю предыдущую ночь на досадную ошибку.
Но он не мог согласиться с этим: в своей работе он сталкивался и с большими потерями, чем Лайт, и он не мог утверждать, что вся ночь оказалась бессмысленной. Кира — или, по крайней мере, один из них — был мёртв. Настоящие ответы, к которым стремился Эл, заключались в том, что он имел при себе.
Личные вещи Хигути, изъятые из машины и непосредственно у его трупа, были конфискованы и осмотрены. Самой примечательной среди них оказалась тетрадь, запечатанная в полиэтиленовую плёнку на месте происшествия людьми Ватари и теперь безобидно располагавшаяся на столе Эл. Слова «
Death Note» на обложке были на английском, что, по мнению Эл, являлось недостаточно… утончённым, когда речь шла об орудии массового убийства.
Эл открыл пакет, предназначенный для хранения вещественных доказательств, с тихим шуршанием.
Казалось, эта вещь ничем не отличалась от обычной тетради. Кожа, и бумага, и переплёт были совершенно обычными, если бы не обстоятельства её обнаружения.
На внутренней стороне обложки были написаны правила, которые Эл быстро просмотрел, прежде чем перейти к страницам — они были заполнены именами, часть из которых Эл по памяти распознал как имеющие отношение к расследованию.
Эл оторвал глаза от тетради, намереваясь позвать Ватари, чтобы тот сравнил имена жертв Киры с именами, написанными здесь, но высокая скелетообразная фигура перекрыла ему обзор. Кресло Эл отодвинулось на фут или нескольким больше назад, натолкнувшись на выступ и почти сбросив Эл на пол.
Фигура возвышалась над ним, сгорбившись, что лишало Эл представления о её истинном и без того нечеловеческом росте, и, казалось, состояла лишь из костей, сплетённых вместе, как кривые ветви огромного толстого дерева. Она насмехалась над ним, обнажая клыки, её лицо явно напоминало летучую мышь, но всё же было способно передать подобие человеческих эмоций.
Эл не мог оторвать взгляд от чудовищного существа перед ним. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в горле внезапно пересохло, и язык прилип к нёбу; вместо этого он облизнул губы, прежде чем повторить попытку.
— Ватари, — прохрипел он. Ватари уже смотрел на него из-за стола в углу, и встревоженность ещё больше отпечаталась на морщинистом лице. Похоже, он не видел призрака — или что это было, — поэтому Эл сказал ему: — Мне нужно, чтобы ты занялся исследованием дома Хигути. Я хотел бы получить преимущество, если японская полиция ещё этого не сделала.
Ватари нахмурился.
— Ты уверен?
— Да, — кивнул Эл, наконец повернувшись и посмотрев на своего наставника. — Иди.
Поднявшись, Ватари шагнул к нему. Эл был уверен, что он прекрасно знал, что всякий раз Эл нуждался в исполнении в точности тех поручений, которые предоставлял.
— Если что-то случится, ты знаешь, что можешь мне об этом сказать, — напомнил ему Ватари, не ожидая ответа.
В тот момент, когда Ватари ушёл, Эл вновь развернулся, чтобы посмотреть на фигуру. Она совершенно не сдвинулась с места, всё ещё стоя там, где стояла.
— Шинигами? — проговорил Эл наполовину вопросительно, наполовину ошеломлённо.
Шинигами ему не ответил, а только недобро выдохнул через свои приплюснутые ноздри.
Эл устремился вперёд, возвращаясь за стол, и поднял упавшую тетрадь. Шинигами следил за его движениями своим остекленевшим глазом.
— Это ваше? — спросил Эл, держа тетрадь за угол между пальцев.
Одна из пугающе длинных рук шинигами проскрипела со звуком дерева, согнутого под тяжестью ветра. Его огромная когтистая ладонь изогнулась вверх, и словно по волшебству — это не было уловкой или ловкостью рук; Эл всегда был невероятно проницательным, чтобы разрезать иллюзии, точно бумагу, добираясь до сути, — тетрадь появилась там, где её не было мгновением раньше. Она была бледно-серой, и на её обложке значилась надпись на языке, не похожем на все, какие Эл видел раньше.
— Нет, — голос шинигами казался очень древним, будто покрытым пылью. В интонации едва ли угадывалось что-то большее, чем тень раздражения, но, что бы она ни таила в себе, она была ощутимо… женской по своей форме. Эл не был уверен, имело ли место подобное разделение у шинигами. — Вот моя.
Тетрадь в руках Эл вполне могла быть одним из самых смертоносных орудий на земле, и, конечно, он был потрясён тем фактом, что шинигами вытащил ещё одну буквально из воздуха, как будто это само собой полагалось. Однако он не позволил этой мысли взять над ним верх. И если эта тетрадь не принадлежала шинигами, тогда…
— Тогда кому принадлежит эта тетрадь? — спросил он.
Рука всё ещё оставалась вытянута, и шинигами снова повернул запястье. Тетрадь выскользнула из его пальцев, как будто падая, но вместо этого растворилась в воздухе, когда шинигами указал пальцем на Эл.
— Тебе, — ответил он.
— Мне? — тон Эл олицетворял собой неверие. — Я никогда этим не пользовался.
Шинигами покачал головой.
— Ты был первым, кто прикоснулся к ней после того, как её предыдущий владелец скончался.
Эл посмотрел на него из-под своей чёлки.
— Предыдущим владельцем был Хигути?
Шинигами кивнул.
— Если тетрадь принадлежала Хигути, а теперь принадлежит мне, то почему вы здесь? — спросил он настойчиво.
— Тетрадь смерти нельзя оставлять без внимания в человеческом мире. Тот, кто её уронил, должен присутствовать здесь, чтобы забрать её, когда человек, поднявший тетрадь, умрёт.
Формулировка «
человеческий мир» не осталась незамеченной Эл. Если есть человеческий мир, то, вероятно, существует и мир шинигами или совсем другие миры — это была концепция, способная разрушить прежнее понимание вещей до основания, но Эл не мог погрузиться в это сейчас.
— Тогда почему вы не забрали её, когда Хигути был застрелен?
Выражение лица шинигами не несло в себе ничего, и его монотонный голос очень мало о чём говорил, когда он медленно ответил:
— У меня не было такой возможности.
Что-то в заявлении шинигами казалось искренним, но в лучшем случае это было очень туманное чувство — или и вовсе иллюзия. Тем не менее Эл запомнил эту мысль, вновь возвращаясь к тетради. Прежде он сомневался в её подлинности, но большая часть этих сомнений развеялась в свете сущности его нынешнего собеседника.
Возвращаясь к разделу правил, он указал на их текст.
— Это на английском?
Ещё один кивок. Похоже, шинигами не были особенно склонны к разговорам.
— В чём отличие? В вашей тетради используется другой язык.
Шинигами пожал плечами.
— Я не знаю. Я не имею к этому отношения.
— Тогда кто их писал?
— Я полагаю, какой-то другой шинигами, — ответил он. — Или, может быть, эти слова уже присутствуют там, когда шинигами получают тетради.
Эл ещё раз просмотрел правила. Если все они истинны, то последствия использования тетради очень серьёзны.
— Вы знаете, можно ли их подделать? — Эл поднял глаза, глядя на шинигами.
И снова его выражение было практически нечитаемым. Возможно, им не был свойственен тот же диапазон мимики, что человеку.
— Нет, — проговорил он. — Они точны. Я полагаю, они были написаны для того, чтобы люди, владеющие тетрадью, понимали, как это работает.
Тогда, если верить шинигами, срок заключения Лайта и Аманэ Мисы доказывал, что они невиновны. В это было трудно поверить, и всё же Эл не мог не почувствовать облегчения, зародившегося где-то внутри.
— Одно из правил говорит о смерти любого, кто прикоснулся к тетради, если она будет уничтожена, — продолжил Эл. — Это подвергает меня риску?
— Я так полагаю.
— А вас больше никто не видит? Потому что тетрадь принадлежит мне?
Шинигами покачал головой.
— Нет. Любой, кто коснётся тетради, сможет меня увидеть.
Это было только на руку Эл. С ощущением завершённости он закрыл тетрадь, опустив обратно в защитную оболочку и плотно запечатав. Позже он сделает копии страниц тетради, чтобы оперативная группа могла их просмотреть, когда они вновь соберутся, но пока будет лучше спрятать её: у Эл существовали и другие проблемы.
— Последний вопрос, — шинигами никак не отреагировал, просто ожидая. — Вы знаете, кто Второй Кира?
Несколько секунд шинигами просто смотрел на него; его словно стеклянный глаз чуть сощурился. Это был пронизывающий взгляд, от которого всякий бы вздрогнул, но Эл встретил его, и сам неотрывно вглядываясь в нечеловеческое лицо.
Наконец он ответил на выдохе:
— Нет. Я ничего об этом не знаю.
Сложно сказать, было ли это истиной. Эл чувствовал некоторую степень неискренности, слышал фальшивый тон, который непременно выдал бы человека, — на этом всё. Жесты, которые он обычно отыскивал, было трудно зафиксировать на инопланетном лице шинигами, а искусственность, которую он определил, можно было с той же уверенностью списать на особенность существа, просто не знающего, как разговаривать с человеком.
Эл отвёл от него глаза.
— Хорошо.
Это не было критически важным сейчас; у него будет время, чтобы ещё расспросить шинигами. Всё, что ему нужно было сделать, — только ждать.
Он был очень терпеливым человеком.
___________________
Следующие две недели прошли незаметно. Его время распределялось между оперативной группой и шинигами; в течение дня группа собиралась и начинала поиски Второго Киры. Команде выдали копии листов тетради, созданные самим Эл, в то время как сама тетрадь оставалась запечатанной и никем не тронутой. Никто из команды не видел шинигами, который всегда был здесь.
Ночью, когда члены оперативной группы возвращались домой к своим семьям, омрачённые тем, что им не удалось найти никаких следов Второго Киры, Эл снова обращал своё внимание на шинигами. Кажется, он неохотно отвечал на большинство его вопросов о тетради, но были вещи, которые Эл узнавал: существовало царство шинигами, которым управлял своего рода король, правивший с самого его зарождения. Правила тетради — лишь небольшой свод предписаний, созданный этим царством, которому обязаны были следовать шинигами, хотя Эл пока не удавалось изучить особенности этих правил.
Он также узнал, что у шинигами есть имя.
— Моё имя Рэм, — сказал он во время одного разговора.
Эл склонил голову набок. В штабе расследования было темно, оперативная группа давно ушла домой на ночь, и даже Ватари удалился в свои комнаты. Обычно в этот период Эл оставался наедине со своими мыслями, и у него было много времени, чтобы погрузиться в свою работу, но, кажется, Рэм также не требовалось сна, чтобы функционировать. Он уважал это в нём.
До этого момента Эл довольствовался тем, что мысленно называл Рэм просто шинигами, но чем дольше он с ним говорил, тем больше осознавал, насколько это не было естественным. Вполне логично, что у него — или у неё? — было имя.
— Рэм, — повторил он. — Есть ли что-нибудь ещё, что я должен знать о вас?
Он задумался на мгновение, как и всегда; шинигами — Рэм — никогда не желал говорить что-либо, не поразмыслив над ответом некоторое время.
В конце концов он ответил:
— Можешь считать меня женщиной.
Это вызвало у Эл интерес.
— Я могу вас ею считать? Значит ли это, что на самом деле это не так?
Судя по тому, как сузился её глаз, вопрос Эл, кажется, вызвал в Рэм раздражение.
— Нет причин для дифференциации шинигами по половому признаку. Мы не размножаемся.
— Но вы женщина? — снова спросил Эл. Это был разговор, который, вероятно, заинтересует Ниа. Эл не собирался позволять ей прикоснуться к тетради; кроме того, что это оставалось очевидным риском, у него было очень мало сомнений в том, что они с Мелло будут задавать Рэм вопросы неделями.
— Да, — подтвердила Рэм. — Я считаю эту идею интересной. Почему бы мне ей не быть?
Эл счёл это в достаточной мере логичным, чтобы поверить.
— Полагаю, у меня нет причин усомниться в этом. Я знаю человека, который делал то же самое.
На каждый клочок информации, который Эл удавалось вырвать у Рэм, приходился ещё один разговор, в котором не было ничего интересного. Рэм была в лучшем случае сдержанна, и процесс узнавания им того немногого, что она ему предоставляла, напоминал вырывание у человека зубов; даже в этом случае трудно было сказать, потому ли это происходило, что Рэм действительно что-то скрывала. Вполне возможно, что шинигами ничего не знала, — в конце концов, зачем ей было лгать?
И всё же Эл не оставляло необъяснимое чувство, что она не раскрывала ему всей правды. Когда она замолкала после вопроса, погружаясь в долгое молчание, которое в конечном счёте нарушалось только её глухим голосом, заявляющим, что она
ничего об этом не знает, Эл подозревал, что Рэм действует очень осторожно.
___________________
— У тебя действительно нет подозреваемых? — спросила Ниа, подогнув ноги под себя, когда они поочерёдно вставляли кусочки одного цвета в общую головоломку.
— К сожалению, боюсь, что нет, — ответил ей Эл. Конечно же, не считая шинигами. — Правила тетради освободили Лайта и Аманэ от любых подозрений.
Ниа наклонилась вперёд с открытым, заинтересованным выражением лица.
— Ты действительно в это веришь? Кажется, всё складывается немного… идеально, не так ли?
Эл вставил следующий фрагмент.
— На данный момент это всё, что у нас есть.
Понимающий взгляд скользнул вверх и вниз по фигуре Эл, стоящего на полу на коленях.
— И это не имеет ничего общего с тем, что сделал Лайт?
— Нет. Даже в этом случае очень не похоже на то, чтобы Кира принял удар за кого-то, не так ли?
Ниа улыбнулась.
— Верно. Он собирается вернуться? Ты не был у него.
Эл поморщился.
— Это место не совсем то, что мне стоило бы посещать, верно? Кроме того, я ненавижу больницы. Там нет никакой чистоты.
— Это правда, — согласилась Ниа, опуская на место ещё одну деталь. — Может, ты отправишь ему открытку?
— Я никогда не был силён в таких вещах. Было бы слишком шаблонным послать ему букет?
Ниа фыркнула.
— Боюсь, он может неправильно это понять.
Эл должен был признать это. В любом случае Лайт вернётся к ним через несколько дней.
— Отвечая на твой вопрос — да, — продолжил Эл, внимательно разглядывая пустой пазл перед ними. — Лайт будет продолжать заниматься делом столько, сколько он пожелает, возможно, до тех пор, пока Второй Кира не будет пойман.
— Хм, — Ниа протянула руку вверх, накручивая на палец свой светлый локон. На её лице появилась лукавая улыбка. — Он не самый эффективный участник вашей команды. Ты уверен, что суть не в том, что ты хочешь просто держать его рядом?
Ниа всегда была немного его головной болью; возможно, не в той степени, как Мелло, но эти двое были единым целым, и если один из них усложнял жизнь Эл, то другой наверняка не отставал от первого слишком сильно. Эл мрачно посмотрел на Ниа — его взгляд предполагал, что он не был намерен оправдываться перед ними. Он не имел привычки объяснять собственные мотивы никому, даже им.
Совершенно не проникнувшись взглядом Эл, Ниа звеняще рассмеялась.
— Не злись. Это был просто вопрос.
Эта линия в их разговоре длилась достаточно долго, по мнению Эл. Пока он думал об этом, его взгляд скользнул прямо за Ниа, сосредоточившись на фигуре, скрывающейся в задней части гостиничного номера. Это была Рэм, постоянное присутствие которой он по большей части игнорировал, когда они были не одни, — не то чтобы это было сложно, потому что она казалась вполне удовлетворённой тем, что остаётся в полной тишине, пока ей не зададут вопрос.
В настоящее время Эл не хотел делиться с Ниа информацией о существовании шинигами. Они с Мелло оба были любопытными, и, если бы им представилась возможность увидеть Рэм, несомненно, они бы приняли для этого меры. У Эл было достаточно забот, чтобы беспокоиться также о том, чтобы они не украли тетрадь у него из-под носа, даже если бы это вызвало в нём лишь незначительное раздражение.
Протянув руку вперёд, Эл выбрал фрагмент, который, как он был уверен, он выбрал правильно, и передвинулся, чтобы вставить его на его место. Как ожидалось, он идеально подошёл.
Без каких-либо объяснений Эл поднялся на ноги. Ниа посмотрела на него с разочарованием, но не выглядела удивлённой, что Эл уходит вот так внезапно. Она подняла куклу, сидящую рядом с ней, — грубое факсимиле её брата, вырезанное из дерева и сшитое в единое целое.
— Тебе лучше быть осторожным, — грубым голосом сообщила Ниа, уродливо имитируя Мелло. — Существует ещё один Кира. И он ещё не попался на крючок.
Эл ответил протяжным вздохом.
— Спасибо, Мелло, — саркастически проговорил он, уходя. — Я знаю, что делаю.
Смех не-Мелло раздавался ему вслед.
