the execution of all things

Конечно, идти на концерт прямо сейчас было ужасной идеей. Лайт не понимал, почему подобные мероприятия всё ещё проводились, если существовал риск, что кто-то с коктейлем Молотова войдёт и устроит погром, но, с другой стороны, он должен был поговорить с Мисой. Кроме того, Эл практически сводил его с ума, и в довершение всего новости о беспорядках заставляли искать что-то, что могло бы его отвлечь. Конечно, наивно было полагать, что концерт Мисы окажется этим чем-то. Там обнаружились старые друзья Лайта: Камода и ещё несколько человек. Они стояли у входа; Камода размахивал большим плакатом, на котором огромными, броскими буквами значилось «МИСА-МИСА», а остальные держали в руках только что купленные товары и светящиеся палочки, дожидаясь начала концерта. Лайт заметил их слишком поздно, чтобы успеть скрыться в дальнем конце зала, так что Камода тоже увидел его и подошёл. — Привет, Лайт, — он помахал свободной рукой. — Прошло много времени. Ты поправился? Лайт не понимал, что Камода имел в виду, пока не осознал, что в последний раз тот пытался поговорить после того, как в Лайта выстрелили. Камода был одним из тех, кто думал, что Лайт попал в автокатастрофу, а затем исчез. — Да, — не слишком уверенно подтвердил Лайт. — Прости, что я не ответил на твоё сообщение. На самом деле Лайт не ответил на его сообщение, потому что в то время был лишён воспоминаний и почувствовал отвращение, узнав, что Камода — ярый сторонник Киры. Очевидно, теперь это не было такой уж проблемой, но его отношения с Камодой всё ещё оставались натянутыми с тех пор, как он сошёлся с Мисой, и, кроме того, с тех пор, как Лайт отдалился от него, потому что стал Кирой. — Нет проблем, — Камода шутливо толкнул Лайта плечом, но сейчас этот жест показался ему слишком чужеродным. — Почему бы тебе не пройти вперёд и не присоединиться к нам? Оттуда лучше видно девушек, знаешь ли! Так Лайт и оказался рядом с Камодой и старыми университетскими друзьями, когда концерт наконец начался. Становилось всё громче: всё больше людей собиралось внутри, и болтовня не утихала, но даже несмотря на такой шум Камода шагнул ещё ближе к Лайту и начал говорить что-то вполголоса. — Я не видел тебя в университете. Ты собираешься вернуться? Лайт нахмурился, глядя на пустую сцену. — А, нет, — признался он. — Я действительно бросил учёбу. Я нашёл работу. Рот Камоды непроизвольно открылся. — Что-о?! Но ты был таким хорошим студентом! Лайт пожал плечами. — Это хорошая работа. — Ещё бы, — проворчал Камода. Затем его лицо сделалось более мрачным. — Думаю, я больше не увижу тебя. — Вероятно, нет, — согласился Лайт. Камода потёр затылок рукой. — Это отстой. Эй, мне жаль, что всё так обернулось, — продолжил он сразу. — Вся эта история с Мисой. Я был дерьмом. Мы могли бы делиться ею, знаешь? Не стоит отказываться от тебя навсегда даже ради самой сексуальной красотки на свете. Лайт не был уверен, что действительно знал. То, как Камода говорил о Мисе, всегда его раздражало. Раньше он чувствовал некую ревность, которую списывал на мальчишеское соперничество, но теперь это просто вызывало неприятный осадок. Может быть, всё дело было в том, что он встречался с Мисой и не находил в этом ничего особенного. — Спасибо, — только и сказал он, а спустя секунду выбежавшие на сцену девушки избавили его от дальнейшего разговора. Миса стояла впереди и махала толпе; лишь только увидев Лайта, она издала отчётливо слышимый даже сквозь шум возглас ликования, и на мгновение движения её рук стали безудержными. — Привет всем! — воскликнула Миса, выходя в центр сцены. Мако и Серена чуть позади неё позировали, опустив руки на бёдра. — Спасибо вам, что вы пришли! Как вы знаете, сегодня очень особенный день. Как и всегда, огни начали гаснуть, и теперь зал освещался только подсветкой самой сцены, но в этот раз её сияние почему-то казалось зловещим. Зал был погружён в темноту, и неоновое свечение палочек просто терялось в толпе, а девушки на сцене выглядели не больше чем силуэтами на фоне экрана. — Сегодня все собрались вместе, чтобы попытаться сделать мир лучше! Я уверена, что вы все видели это в новостях. Если кто-то был там, чтобы убедиться, что все знают, что всё изменится, то это для вас! Лайт словно похолодел, когда услышал вокруг разрозненные возгласы предположительно от тех, кто участвовал в продолжавшихся беспорядках. Ему вдруг стало очень неуютно находиться здесь среди этих людей, среди тех, кто думал, что это именно то, чего бы хотел Кира. Пальцы правой руки покалывало. Сам концерт вышел коротким — или, по крайней мере, Лайту так показалось. Он почти не воспринимал музыку — те же самые песни, которые слышал годами; всё это звучало как однообразный, бессмысленный шум. В самом конце выступления свет поменялся на тёмно-синий, и теперь девушки на сцене выглядели так, как будто находились под водой. Они пели новую песню, что-то на английском, чего Лайт не имел и малейшей надежды понять, даже если бы слушал внимательно. Может быть, что-то о лодке? После этого они все снова принялись махать руками и убежали за кулисы под аплодисменты, а Лайт устремился вперёд. Он знал дорогу, и охранники Мисы знали его, знали, что он её парень, поэтому пропустили. Он нашёл Мису в гримёрной их группы поправляющей макияж. — Миса, — тихо позвал он, и она вскочила. — Лайт! — воскликнула она, сжимая в руке свою помаду. — Я видела тебя! Тебе понравилось выступление? — Всё было хорошо, Миса, но… Тебе не стоит поощрять беспорядки, Миса, — сказал Лайт. Её радость угасла. — Тебе это не понравилось? Лайт усмехнулся. — Конечно, мне это не понравилось, Миса. Даже если ты сторонница Киры, ты должна знать, что это не то, чего Кира хотел бы. Похоже, это задело Мису больше всего. Она скрестила руки. — Откуда тебе знать? Мы даём миру понять, что не будем счастливы, если позволим всему вернуться на круги своя только потому, что Кира исчез. Но Кира не исчез, хотел возразить Лайт. Я Кира, и я знаю, что не хочу этого. — Так вы хотите поддержать Киру тем, что сами станете преступниками? — Лайт не собирался прекращать этот спор. — Разрушив город? Причиняя людям боль? Миса закатила глаза. — Никто, кто имеет значение, не пострадает, Лайт. Лайт не мог вообразить, как Миса могла говорить настолько безумные вещи с такой уверенностью. Пока он просто смотрел на неё, ошеломлённый, Миса подбежала к нему и коснулась плеча. — Поверь, это хорошо, — пообещала она. — Ты не представляешь, что будет дальше. Я люблю тебя. Я не хочу спорить. Разве мы не можем просто быть счастливы? От этого Лайт чуть поморщился и отвёл глаза. Вместо ответа на её вопрос он сказал только: — Мне нужно кое о чём с тобой поговорить. Миса удивлённо склонила голову: — О чём? — Я знаю, я сказал, что всё закончится, но кое-что произошло. Я продолжу работать с Эл, — сообщил он ей. — Я не собираюсь останавливаться. — Что? — Миса практически вскрикнула, драматично отпрыгнув назад. — Как ты можешь работать с ним? Он чудовище. Он мучил нас. Он убил Киру! — Он не монстр, Миса, — уверил Лайт. — Он сделал то, что должен был. В любом случае Киры сейчас нет, так что я могу с ним поработать. Миса всхлипнула. — Но… но ты же обещал мне! Я так много хотела тебе показать! Но ты всё испортил. На её лице проступило отвращение. — Ты плохой парень. Лайт рассмеялся, не понимая. — Потому что это я на самом деле что-то меняю? — О нет, — огрызнулась Миса. — Ты всё делаешь по-старому. Это ударило Лайта, словно пощёчина, как и её последовавшее за этим: — С меня хватит. Выходи из моей гримёрки и не возвращайся! — она сопроводила свои слова брошенным в Лайта тюбиком губной помады. Тот отскочил от его груди и со стуком упал на пол. Лайту едва удалось сделать шаг назад, как пара крепких мужчин в красивых костюмах выволокла его из здания. Он всё это время убеждал их, что его не нужно тащить силой, что он уходит, но им было всё равно. Они вышли наружу через чёрный ход и швырнули его на задницу. Что ж. Это могло бы пройти лучше. Лайт поймал себя на том, что возвращался в гостиницу. По какой-то причине после всего, что случилось, ему не хотелось идти домой. Но Ватари здесь не оказалось, поэтому никто ничем не опрыснул его, прежде чем он вошёл в офис. Эл сидел там, где и всегда сидел, и всё ещё смотрел эти чёртовы новости. — Ты что, не можешь посмотреть что-нибудь другое? — в отчаянии проговорил Лайт, подходя к столу. — Это крайне противоречило бы моим интересам, — невозмутимо ответил Эл. Закатив глаза, Лайт спросил: — Это каким? — Не скучать. Ну конечно. Лайт сел рядом с Эл и, вздохнув, уронил голову на стол прямо перед собой, слушая, как ведущий новостей говорил что-то на другом языке. Либо у Эл были включены субтитры, либо он прекрасно всё понимал, чему Лайт совершенно не удивился бы. — Концерт прошёл не очень хорошо? — подал голос Эл, с любопытством глядя на Лайта, который так и лежал лицом вниз. — Это преуменьшение года. Миса и половина толпы её зрителей едва не кричали о том, как им нравятся беспорядки. Эл издал звук, явивший собой нечто среднее между фырканьем и хихиканьем. — Ну, она Второй Кира. Не похоже, чтобы её идеалы изменились. — Она должна знать, что Кира бы этого не хотел, — возразил Лайт. — Я знал, что она всегда была склонна немного переусердствовать, но это просто нелепо. — В самом деле, — согласился Эл. — Нелепо. — И, — Лайт вдруг перешёл от раздражения к замешательству, — кажется, меня бросили? Последнее заставило Эл сесть ровнее — Лайт услышал это так ясно, как если бы мог видеть. — Лайта бросила Аманэ Миса? — Не говори так, — недовольно потребовал Лайт. — Но да. Со стороны Эл послышался приглушённый смех. — Это забавно. — Здесь нет ничего забавного. — Лайт так не думает? Она тебе даже не нравилась, но бросили тебя. Лайт возмущённо фыркнул. — Это не смешно, потому что касается меня. Эл, кажется, криво ему улыбнулся. — Значит, если бы это касалось кого-нибудь другого, это было бы смешно? — Да, — Лайт знал, что сейчас выглядел глупо, но, что же, пусть так. Он повернулся к Эл; Эл кивнул с видом полного понимания. — О, хорошо. Лайт снова выпрямился и толкнул его в плечо. — Прекрати. И прекрати смотреть новости! На этот раз звук смеха Эл вышел звонким. — Как хочешь. Они оба приступили к работе, и беспорядки и разрушения в Токио на экранах сменились различными материалами по делам. На какое-то время всё вернулось к тому, как было в течение прошлой недели, за исключением лишь немного возросшей оживлённости Эл. Видимо, новость о том, что на концерте Мисы всё пошло наперекосяк, очень ему понравилась, потому что он с гораздо большим интересом взаимодействовал с делом Лайта и самим Лайтом. А Лайт, в свою очередь, чувствовал от этого воодушевление и занимался своим делом с энтузиазмом. Они раскрыли его к полуночи. Этой ночью Лайт спал в своей комнате здесь, посчитав, что уже слишком поздно возвращаться домой. Весь следующий день он работал с не меньшим рвением, решив компенсировать хаос, происходящий в связи с Кирой, тем, чтобы самому делать что-то хорошее, и он нашёл в новом деле зацепку в рекордно короткие сроки. Однако Эл остановил его, когда он вытащил очередную папку из коробки с холодными делами. Лайт поначалу не понимал, но затем Эл объяснил: — Я думаю, что Лайт уже преуспел в этом. Не хотел бы он поработать со мной над текущим делом? Лайт был так счастлив, что мог бы подхватить Эл и покружить его, но, вероятно, это едва ли возможно было понять правильно, так что он просто уверенно кивнул. Вот так они и начали по-настоящему работать вместе. Лайт не копался в холодных, забытых делах; он ловил преступников здесь и сейчас. Это было захватывающе и совсем не похоже на то, что испытываешь, когда пишешь имя в тетради и видишь, как вершится правосудие; это были преступники, которых Лайт вычислял, против которых Лайт находил улики, свидетельствующие об их вине. Благодаря неопровержимым доказательствам — а ещё самому имени L, прилагающемуся к обвинению, — никто, кого они ловили, не мог оставаться на свободе. Это было невероятно, и Лайт впервые подумал о том, что это действительно может сработать. Он мог бы работать с Эл, чтобы заменить бессонные ночи, проведённые наедине с манящим запахом чернил на бумаге, ночами, снова и снова проводимыми рядом с Эл. Но, несмотря на всё, что Лайт чувствовал, сам Эл по-прежнему не казался особенно увлечённым ни одним из случаев, которыми они занимались. На самом деле спустя несколько недель он выглядел почти уставшим от этого, и Лайт не мог до конца понять, почему. Разве это не было хобби Эл? Почему сейчас для него это скорее походило на вырывание зубов? Лайт стал догадываться, когда по прошествии первых двух недель Эл начал новое дело со своего рода игрой: они должны были раскрыть его в течение семидесяти двух часов. Для этого не было никаких причин. Не было ничего срочного и неотложного; это условие казалось совершенно случайным. И на одном таком случае ничего не прекратилось; они уложились в отведённое время, и Эл, будто бы оживлённый, решил, что они должны покончить со следующим делом в течение сорока двух. Эти странные правила продолжались, будь то раскрытие дела в определённые сроки или некоторые произвольные ограничения. Эл не заставлял Лайта подвергать себя каждому из них, например, работать над делом без еды и сна, но отказывался уступить, когда Лайт говорил ему, что он смешон. Прошёл месяц, прежде чем случилось немыслимое. Однажды Лайт прибыл в штаб и обнаружил отсутствие Эл. Предположив, что тот просто остался в своей спальне — или где-нибудь ещё поблизости, — Лайт приступил к работе. Но спустя несколько часов Эл вошёл через парадную дверь с довольно растрёпанным видом. На нём была его обычная одежда и белая медицинская маска. — Лайт, — поприветствовал он. — Прошу прощения, что заставил тебя ждать. Лайт оглядел его с головы до ног. — Где ты был? — А. Я исследовал одну зацепку. Лайт изумлённо переспросил: — Лично? Эл посмотрел на него, чуть приподняв брови. — Лайт знает, что я делал это раньше. — Во время расследования дела Киры и никогда после, — возразил Лайт. Эл пожал плечами. — Что ж, я счёл это необходимым. Хочешь знать, что я выяснил, или нет? Самое интересное было в том, что это тоже не оказалось единичным случаем. Эл продолжал находить причины, чтобы сбежать в одиночку, никому не сказав, куда, и всякий раз, когда он возвращался, он приносил часть информации о деле. Это немного сводило Лайта с ума — отчасти потому, что его никогда не приглашали, а отчасти потому, что он наконец понял, почему Эл это делал. Тем не менее он держал свои подозрения при себе — даже в тот день, когда, войдя в офис, обнаружил в нём нечто новое. На стене напротив небольшого возвышения с палаткой висел откровенно массивный аквариум, который, должно быть, весил сотни фунтов. Эл гипнотизировал его взглядом, и на него падал холодный голубой свет. Лайт неслышно приблизился к нему. — Что это, чёрт возьми, такое? Эл не обернулся, а просто стоял, заложив руки за спину, и его ответ прозвучал беззаботно: — Это аквариум. — Хорошо, да. Это аквариум. Зачем тебе аквариум? Расцепив руки, Эл указал пальцем на стекло. — Смотри. Внутри можно было увидеть золотых рыбок — и больше ничего, кроме них; они все имели изумительный золотой окрас, за исключением одной-единственной чёрной. — Сколько их там? — спросил Лайт. — Семь, — в голосе Эл послышалась гордость. — Это к удаче. Лайт тихо усмехнулся. — Нам не нужна удача. После этих слов Эл наконец повернулся, и он выглядел почти… обиженным? — Всем нужна удача, Лайт, — сказал он. — Удача очень ценна. Лайт моргнул, а затем поинтересовался: — У них есть имена? Эл покачал головой: — Им и не нужно. Они и без этого будут служить своей цели. Это немного озадачило. Лайт был суеверным человеком, он это признавал, но Эл совсем не был похож на того, кто верил бы во что-то столь туманное. Но вот он стоял перед огромным аквариумом, который, похоже, купил потому, что золотые рыбки приносили удачу. Лайт боялся, что ему никогда не понять, что творится у Эл в голове, до конца. Тем не менее, оставшись рядом с Эл и наблюдая за рыбками, резвящимися в аквариуме, он вынужден был признать, что это хорошее дополнение к интерьеру. Он мог наслаждаться его видом.