Bridal Bouquet

Мне кажется, проходит вечность с того момента, когда я подошла к телефону, но мелодия не прекращается, а имя всё так же горит, мозоля глаза. Я не знаю, как поступить: сбросить и выключить телефон или же ответить, чтобы умереть от остановки сердца — настолько я боюсь разговаривать с Хораном. Я мысленно перекрещиваю себя и, задержав дыхание, тянусь к телефону. С закрытыми глазами проводя по экрану, прижимаю его к уху и от волнения кусаю ноготь на большом пальце, начиная быстро ходить по кухне туда-сюда. — Привет, — спокойный и даже бодрый голос бармена бьёт плёткой по сердцу. — Я тебя не отвлекаю от важных дел? Оглядываю место готовки, будто уже забыла, чем занималась до этого, и пожимаю плечами, не в силах сказать ответ вслух. — Наверное, нет, — мой голос сильно дрожит, поэтому на последнем слове я сглатываю, делая речь неразборчивой. — Я не занята. — Габби, — Найл нервно усмехается, а я чувствую, как холод обнимает меня скользкими щупальцами, — я хотел поговорить. Видимо, лайки в Инстаграме — это не лучший способ подкатить. У меня дёргается уголок губ, но это похоже не на улыбку, а на судорогу. Я не могу что-либо ответить, так что Найлу приходится слышать мои редкие вздохи, потому что я не в силах даже нормально дышать. Что он может мне сказать? Я не хочу снова ему отказывать, а парень точно собирается мне что-то предложить. А если он начнёт рассказывать о своих чувствах, то я открою окно и проверю, могу ли я ходить по воздуху, как Иисус. Может, Хоран мазохист и любит, когда ему делают больно, из-за чего позвонит мне ещё раз? — Знаю, что юмор в данной ситуации не поможет, — теперь бармен звучит виновато, и это худший исход событий. — Я помню, что наша последняя встреча прошла не очень гладко, но я уверен, что можно что-то исправить. Я имею в виду, что мы могли бы обсудить это при встрече. Мне кажется, мы неправильно закончили. Я дрожащими руками делаю сеточку из полосок теста на пироге, ведь его уже давно ждёт разогретая духовка. Телефон зажат между щекой и плечом, а я молчу, то ли пытаясь подобрать слова, то ли просто не зная, что сказать. — Найл, я не думаю, что нам стоит… — Ты не выходишь из моей головы, — он делает точный выстрел прямо мне в голову. — Уже прошло столько времени, а я всё думаю о том, как ты уходила в тот день. Снова ответное молчание. Если бы у меня были слова, я бы обязательно что-то сказала Найлу, но в данный момент я могу лишь открывать и закрывать рот, будто пытаюсь схватить губами воздух. — Может быть, это неправильно, — Хоран продолжает, словно не ждёт от меня ответ. — А что вообще может быть правильным в такой ситуации? Мы же можем принять в расчёт тот факт, что ты поспешила. Габби, я никогда не принуждал тебя к чему-либо, никогда не торопил. Если тебе нужно время, то, конечно, оно у тебя есть. Столько, сколько тебе нужно. — Найл, послушай меня, — вздохнув, смотрю на сырой пирог, уныло стоящий передо мной. — Это было взвешенное решение, и я не могу отказаться от своих слов. Всё, о чём ты говоришь, не происходит со мной. Поверь, если бы я могла, если бы у меня была способность управлять своими чувствами, я бы сделала это для тебя. — Ты понимаешь, что это немного нечестно? Зачем тогда всё это было? Ты даже не дала повода задуматься, что что-то не так, а потом оттолкнула меня, словно тебе это ничего не стоило. — Это неправда, Найл. Я долго думала над своим решением и всё-таки решила закончить быстро, чтобы мы оба потом не мучились в этих недоотношениях, потому что они ни к чему не вели. Сначала мне казалось, что мне нужно время, но дело не в нём, а в том, что я, чёрт возьми, не могу ответить взаимностью. В трубке повисает тишина, кроме неопределённой тревоги я чувствую подступающие к глазам слёзы. Поперёк горла стоит колючий ком, словно кто-то вилкой царапает мне гортань, и я стараюсь дышать и много моргать. Не представляю, что сейчас делает Найл, где он находится и о чём может думать. Мне бы хотелось, чтобы Хоран возненавидел меня, бросил трубку и больше никогда не вспоминал обо мне, но, если посмотреть иначе, я не хочу, чтобы его наполняли негативные эмоции, тем более ненависть. — У тебя кто-то есть? Парень спрашивает так просто и спокойно, будто он подсел ко мне за столик в кафе и пытается познакомиться, вкидывая самые типичные вопросы. Не могу найти ответ, чтобы он был поистине правдивым, ведь есть парень, который мне нравится, но мы не вместе; вроде у нас всё наладилось, но я только что закрыла дверь перед его носом, потому что дико зла на него… И я ужасно ревную его, хотя не имею на это никакого права. — Я… Я не знаю… — сжимая пальцами переносицу, крепко зажмуриваюсь. — Всё сложно. У нас с ним всё очень сложно, и я не знаю, чего хочу. — Значит, есть, — Найл грустно выдыхает, и это ощущается как порез лезвием на сердце. — Всё дело в нём. Я даже не подозревал, хотя это было так логично. — Логично то, что я могу тебе изменить? — Нет, что за такой девушкой, как ты, всегда будут бегать парни, в хорошем смысле я имею в виду. Что ж, я пожелаю тебе с ним удачи, как минимум, понять, чего ты хочешь. — Найл, я хочу, чтобы ты знал, что я до последнего была верна. Знаю, что мы толком и не встречались, но даже так я никогда не мутила ничего с другим парнем за твоей спиной. — Я понимаю, Габби, — Хоран грустно усмехается, а я не понимаю, как он может быть таким стойким и спокойным. — Прости, что потревожил тебя. Что-то стукнуло мне в голову позвонить тебе. — Нет, Ни, не будь таким идеальным сейчас, — ною в трубку, стуча кулаком по столешнице. — Лучше ты будешь противным, а после звонка я назову тебя козлом и буду спрашивать себя, как меня угораздило встретиться с таким, как ты. Он усмехается в трубку, отчего моё сердце сжимается до размеров с горошину и будто перестаёт биться. — Это говорит о том, что у тебя есть совесть. — Неправда, Найл, я ужасно бессовестная. Я буквально взяла протянутое мне сердце и разбила его. — Конечно, всё было менее драматично, но ведь главное, что мы оба честны друг перед другом. Как же ему не повезло встретить меня. Что такого плохого он сделал, где согрешил, что судьба послала ему, такому милому, доброму и искреннему, беспощадную меня? Кажется, Хоран отчасти прав и у меня серьёзно есть совесть, потому что в данный момент мне хреново и хочется плакать. А может, оно всё накопилось и этот звонок стал последней каплей. — Мне так жаль, Ни, — говорю шёпотом, чтобы случайно не издать всхлип. — Прости меня, пожалуйста. Если бы мне было под силу всё изменить. — Мы же можем ещё поддерживать связь? Я буду совсем не против, Габби, если ты заглянешь в бар в мою смену. И на мои комментарии можно отвечать, это не смертельно и бесплатно. Издав грустный смешок, зажимаю рот ладонью и часто мотаю головой, как будто отказываю истерике охватить меня. — Не делай этого. — Не делать чего? — Будто всё хорошо, Найл, — жадно втянув воздух, так же громко выдыхаю. — Словно ты не злишься на меня, словно я ничего не сделала. Ты можешь послать меня и сказать, что я стерва. Со шлюхой будет перебор, да и называть меня так уже клише, но «мерзавка» или «гадина» вполне подойдут. — Но я так не думаю, в этом и суть, — голос Хоран звучит как-то ласково и успокаивающе. — Я не хотел выяснять отношения, мне просто хотелось услышать твой голос. Что б меня. Дерьмо. — Я только что предложила тебе абонемент на поливание меня грязью, но ты отказался, поэтому я воспользуюсь им сама. Я конченная дура, Ни, раз не смогла дать тебе того, что ты хочешь. Настоящая сволочь. — Не стоит, Габбс, всё в порядке, правда. Ещё раз прости, что отнял у тебя время. Надеюсь, твои проблемы решатся и ты во всём разберёшься. А я всегда готов сделать для тебя лучший Лонг-Айленд в Лондоне. До встречи. Парень кладёт трубку и остаётся громким эхом в моей голове. Положив телефон, накрываю лицо руками и сдерживаю себя от крика, потому что всё внутри так и рвётся наружу, изнывая от боли. Протираю влажные глаза, ставлю пирог в духовку и, запомнив время на часах, ухожу в гостиную. Несколько минут хожу вокруг рояля, обняв себя за плечи, и пребываю в трансе: в голове так много мыслей и рассуждений, что я не знаю, за что схватиться. Сажусь на табурет с мягкой обивкой, опускаю пальцы на клавиши и даю себе время, чтобы вспомнить ноты и сконцентрироваться. В голове никак не укладывается, что Найл позвонил. Это будто что-то невозможное, как случайная встреча с Томом Крузом в «Теско», пока он выбирает лучшую банку консервированного гороха. Слова Хорана всё ещё звенят в ушах, словно кто-то продолжает кричать их мне, как наказание. Кто бы мне сказал, что разбивать сердце другому может быть так больно — я бы никогда больше не флиртовала с парнями. Провожу подушечками пальцев по холодным клавишам и начинаю играть первые аккорды «Лунной сонаты», одной из любимых композиций, и в данный момент она как никогда передаёт все мои эмоции. Первые ноты даются тяжело, но мне это нравится, потому что звучание обретает какой-то иной смысл, специально заложенный мной. Просторная гостиная наполняется мрачным, печальным звуком и от стен отражает безрадостную и суровую мелодию. Я слегка покачиваюсь, следуя за руками и пропуская через себя каждый аккорд, и на удивление пальцы легко и плавно передвигаются, словно плывут по клавишам. Через кончики пальцев из глубины души стремится поток перепутанных и неразборчивых чувств, мелодия подхватывает его и превращает в неслышимые слова, словно через музыку я пытаюсь разговаривать с невидимым слушателем. Делюсь самым личным и тайным, пытаясь выговориться через музыку, и чувствую, как оно выплёскивается наружу в виде чрезмерной экспрессии в мелодии и кома в горле. Мне казалось, что я оправилась от расставания с Найлом, но после его звонка я убедилась, что раны ещё можно расковырять. Когда перед глазами образуется прозрачная пелена, я смаргиваю её и останавливаю игру, чтобы переключиться на что-то другое. Руки сами начинают «Ноктюрн в ре бемоль мажоре» Шопена, и я быстро подхватываю это настроение. Только сейчас осознаю, как сильно мне нравились грустные мелодии, ведь всё, что знаю и умею играть сейчас, я учила в подростковые годы — подросток из меня очень депрессивный. На мгновение закрываю глаза, когда подхожу к завершению, потому что дальше не помню нот, и устало опускаю голову, зажимая ладони между коленей. Проскрипев ножками табурета по полу, захожу на кухню, чтобы проверить пирог, и останавливаюсь у большого окна, которое выглядывает во двор. Присаживаюсь на подоконник и, разблокировав телефон, решаю написать пост в Инстаграме, нужно лишь выбрать что-то стоящее и интересное. Невольно осматриваю улицу, ища своё вдохновение, и натыкаюсь на серую Ауди на стоянке у дома. Несколько раз моргаю, чтобы вдруг избавиться от иллюзии, прижимаюсь к стеклу и окончательно убеждаюсь, что это может быть только машина Гарри. Он что, так и не уехал? Слезаю с подоконника и отхожу от окна, затем возвращаюсь и снова смотрю на авто. Зачем-то убеждаю себя, что Стайлс решил пойти пешком, оставив машину тут, а вернётся за ней завтра. Но эта идея кажется такой глупой, что я ещё больше начинаю думать, что парень до сих пор стоит за дверью. Эта назойливая мысль заставляет меня подойти к двери и осторожно надавить на ручку, словно я пытаюсь незаметно пробраться в логово страшного монстра. Высунув голову, оглядываю пустую, слабо освещённую лестничную клетку, и мой взгляд падает вниз на сгорбившуюся фигуру Гарри. Он сидит на плитке, поджав к себе колени, и, опираясь на стену, крутит на среднем пальце кольцо. — Господи, Гарри, — я подлетаю к нему и опускаюсь на корточки, — вставай, пол же холодный. Подхватываю его под локоть, хоть парень в состоянии подняться самостоятельно, и тяну его в квартиру, чему он не сопротивляется. Меня переполняет волнение, потому что он мог заболеть, просидев на холодной плитке столько времени, а Гарри мягко улыбается, будто я показываю ему видео с милыми котиками. — Поверить не могу, что ты сидел тут столько времени, — закрываю за нами дверь и, вздохнув, потираю уголки глаз. — Ты торчал там, чтобы только поговорить со мной? Ты головой ударился? — Извини, но до тебя по-другому не достучаться. — Ужас, — со вздохом откидываю голову назад и прохожу мимо Стайлса, — я сейчас по-быстрому сделаю тебе чай, чтобы ты согрелся. Не хватало ещё, чтобы ты отморозил свои… — Габби, — Гарри резко разворачивает меня к себе, прерывая на полуслове, и от неожиданности я впечатываюсь спиной к стене, — что случилось? Он опирается вытянутой рукой о стену справа от моей головы, а я смотрю на него снизу вверх, как маленький мышонок, загнанный котом в угол. Вся моя уверенность и былое раздражение куда-то улетучиваются, когда Стайлс ведёт себя так, в меру нагло и властно. — Случилось то, что я прихожу в кафе, а ты, — усмехнувшись, пожимаю плечами, — мило беседуешь с Френни, далеко не как друзья. Слушай, я понимаю, что ты свободный парень и хочешь ещё развлекаться, но не надо впутывать в это меня, ладно? Не хочу быть одним из твоих вариантов. — Так ты видела меня с ней? — аккуратные брови Гарри сходятся на переносице, образуя морщинку. — Ты была там? — Ага, — поджимая губы, опускаю взгляд и вижу, как забавно сочетаются мои цветные носки и его чёрные ботинки. — Я хотела сделать что-то вроде сюрприза, думала купить нам кофе и ролини, чтобы вместе позавтракать у тебя на работе. А я прихожу и встречаю тебя с ней. Целоваться с ней намного интереснее, чем болтать со мной о работе или скидках на роллы, не так ли? Кстати, в то утро я хотела рассказать тебе об одной интрижке у нас на работе. — Габби, не неси этот бред, пожалуйста, — от злости челюсть и скулы парня сильно напрягаются, а зелёные глаза буквально становятся темнее. — У нас ничего не было, она сама прилипла ко мне. — Думаешь, я слепая или словила шизу? — Да, Френни полезла целоваться ко мне, я не спорю, но этого не случилось, слышишь? Я бы никогда не изменил тебе подобным образом, да чёрт возьми, я даже не думал об этом. — Но почему тогда ты стоял рядом с ней и терпел? — Потому что я не хотел грубить ей, думал, что она увидит мою отстранённость и отвяжется. Клянусь, Габбс, она жутко приставучая и, чего я не знал, очень наглая, — он берёт моё лицо тёплыми ладонями. — Посмотри на меня. Я не вру, малыш. — От тебя пахнет? — Что? — Гарри на секунду теряется. — Это была всего лишь капля виски, ты же видишь, что я трезвый. — Нет, — покачивая головой, принюхиваюсь, потому что в нос бьёт запах горелого, — пахнет… — Габби, я не пил… — Дерьмо, это мой пирог! Выбираюсь из ловушки парня и подлетаю к духовке за доли секунды, в панике начиная лишнюю суматоху. Открыв дверцу, прихваткой размахиваю дым из духовки и вытаскиваю противень, размещая его на плите. Верхний слой пирога покрылся чёрной корочкой, от него сильно пахнет гарью и углём, а из духовки до сих пор идёт дым. Включаю вытяжку, открываю окно, чтобы быстро проветрить, и возмущённо взмахиваю руками. — Из-за тебя сгорел пирог Дина Винчестера. — Он не выглядит так ужасно, — склоняясь над испорченным десертом, Стайлс разглядывает подсушенную вишню. — Может, это ещё съедобно. — Тогда ты пробуешь первым. Устало забираюсь на высокий стул и, опустив руки на колени, роняю голову. Гарри внимательно оглядывает кухню, потому что я устроила здесь небольшой погром, и беззвучно усмехается. На столешнице рассыпан крахмал, на шкафчике блестит от тёплого освещения дорожка ягодного сока, а ровно под ней лежит половинка вишни. Не будь я в таком отчаянии, я бы смутилась и начала наводить порядок, но сейчас мне без разницы. — Габбс. — М? — Это всего лишь пирог. Хочешь, приготовим новый? — Дело не в пироге, — потираю ладони о домашние шорты, которые, оказывается, запятнаны вишней. — Просто так много всего сразу свалилось, а в итоге я разозлилась на одного тебя. — Давай поговорим об этом, — Стайлс подходит совсем вплотную, но я не поднимаю взгляд. — Расскажи мне про интрижку, или же мы можем обсудить то, что мучает тебя больше всего. — Больше всего меня волновала твоя встреча с Френни, а сейчас как-то спокойно на этот счёт. Гарри подушечками пальцев касается моей щеки и, подцепив прядь волос, не попавшую в пучок, заправляет её за ухо, чем заставляет посмотреть на него. От этого жеста я невольно сжимаюсь и кусаю нижнюю губу. Его взгляд внимательно бегает по моему лицу, на щеке постепенно появляется умопомрачительная ямочка, потому что губы тянутся в слабой улыбке, и парень морщит нос, чтобы скрыть её, но получается очень хреново. — Поклянись, что у вас ничего не было. — Прости, я не могу. Однажды мы переспали, но это было давно, и я не могу это исправить. — Какая мерзость, — скривившись, скрещиваю руки на груди. — Мне не нужны подробности, которые были до, просто хочу, чтобы сейчас у нас всё было хорошо. — Ничего не было, Габбс, по крайней мере я испытывал только отвращение и желание провалиться сквозь землю, а у нас всё хорошо, клянусь. — На мизинчиках? — поднимаю руку и выставляю мизинец. — Давай на мизинцах, — усмехаясь, Гарри обхватывает мой палец своим. — Клянусь. Пока он смотрит на наши руки, я не могу отвести взгляд от его красивых глаз, в которых горит невидимый огонёк. Не понимаю, как я могла злиться на него, когда он вызывает во мне столько хорошего и мощного, что у меня сейчас лопнет грудная клетка. Стайлс перехватывает мою ладонь, сжимая её пальцами, и переводит взгляд на меня. — Ты очень красиво играешь, — его голос становится тише. — Немного грустно, но красиво. — Ты подслушивал, — качаю головой и опускаю наши руки к себе на колени. — Через дверь всё прекрасно слышно. — В голове не укладывается, что ты сидел там и просто ждал. А если бы я не вышла? — Но вышла же, — парень улыбается и наклоняет голову на бок. — Кстати, я тоже умею играть на пианино. Он, отпустив мою руку, направляется к роялю, а я следую за ним. Гарри с интересом разглядывает клавиши, двигает табурет, но не садится, будто не решается. — Можно? — вскидывая брови, Стайлс указывает на рояль. — Конечно. — Не то чтобы я умел играть что-то из Моцарта, — он устраивается на табурете и размещает длинные пальцы на клавишах, — но кое-что знаю. Заинтересовавшись, опираюсь локтем на крышку рояля и с нетерпением поджимаю губы, пока Гарри настраивается на игру. Усмехаясь, он один раз качает головой и начинает очень знакомую мелодию, из-за которой мне хочется закатить глаза, но я лишь широко улыбаюсь. Стайлс играет саундтрек из «Сумерек», а вид у него такой, будто ему удалось осилить Франца Шуберта. Он задумчиво хмурит брови и от стараний поджимает губы, волосы падают вперёд, но только у меня появляется желание убрать их. Когда Гарри играет, он полностью приковывает свой взгляд к клавишам, чтобы случайно не промахнуться, поэтому у меня есть возможность разглядывать его и любоваться, не будучи пойманной. Эта мелодия знакома ещё с подростковых лет, когда все считали Эдварда Каллена самым горячим парнем, а теперь её играет Стайлс в моей гостиной для меня. Иначе я не знаю, зачем он взялся играть именно это. Есть что-то запредельно горячее, когда парни играют на музыкальных инструментах, тем более если это делает Гарри, ловко перебирая пальцы и привлекая внимание к множеству татуировок на руках. Кусая губы, чтобы не показывать слишком широкую и довольную улыбку, подпираю подбородок кулаком и тихонько вздыхаю. Стайлс аккуратно прерывает мелодию, протягивая последний аккорд, и поднимает на меня хитрый взгляд, будто знает, что я всё это время восхищалась им. — Неплохо, — смущённо отводя глаза, провожу рукой по волосам и обнимаю себя за талию. — Если бы мне было семнадцать, я бы влюбилась и создала фандом в твою честь, а так да, неплохо. Усмехнувшись, Гарри поднимается и теперь возвышается надо мной, из-за чего я смотрю на него снизу вверх. — Список, где не зачёркнуто только моё имя, всё ещё висит на твоём холодильнике. — Просто у тебя красивый почерк, — пожимаю плечами и бегаю взглядом по белой футболке парня, чтобы не встретиться с его глазами. — Жалко немного. — А я уже влюбился. — Конечно, — становлюсь язвой, скрывая миллион бабочек в животе, из-за которых так приятно в животе, — я играю намного лучше тебя. Гарри издаёт тихий смешок и подходит так близко, что я начинаю ощущать его дыхание на своей коже. Он осторожно касается кончиками пальцев тыльной стороны моей ладони, ведёт выше по руке, пуская приятные мурашки по телу, и внимательно следит за своими действиями. Сглотнув, стараюсь контролировать дыхание и себя, чтобы не выдать что-нибудь неожиданное. Например, схватить за воротник его рубашки и притянуть к себе для поцелуя. — Гарри, — мой голос немного подрагивает, когда он достигает рукава моей футболки, поэтому говорю тише обычного, — глупо, наверное, получилось. Я имею в виду, что не стоило принимать ситуацию в штыки и прятаться. Ты ведь знаешь, что я скрывалась у Луи? Так по-детски, что мне стыдно. — Не бери в голову, ладно? — Гарри перемещает ладонь с моего плеча на щёку и поглаживает большим пальцем скулу. — Я был в таком же недоумении, когда она бросилась на меня, поэтому твои опасения очень даже оправданны. Ты правда была у Томлинсона? — Он тот старший брат, который защищает меня от плохих парней. — Я плохой парень? — Ты ещё спрашиваешь, — хмыкнув, смотрю в сторону и игнорирую сильное трепетание в груди. — Ты совершенно не имеешь понятия о личном пространстве. Ты настолько часто нарушал моё, что почти стал его частью, потому каждый раз, когда тебя нет рядом, мне кажется, что чего-то не хватает. — Дурацкая привычка, — ухмыляясь уголком губ, Стайлс опускает вторую ладонь на талию, — нравится наблюдать за твоей реакцией. И вот он делает это снова, а я никак не могу понять, почему Гарри так сильно влияет на меня. В местах, где он касается меня, даже через ткань футболки ощущается сильный жар, будто я начинаю гореть, а ноги предательски подкашиваются и совсем не держат меня. Я понимаю, что если не предприму никаких попыток облегчить себе задачу, то от меня останется лишь лужица, и прислушиваюсь к шуму на кухне, который издаёт работающая вытяжка. — Думаю, что квартира проветрилась, — издаю нервный смешок, который больше похож на рваный выдох, и выбираюсь из плена рук Гарри. — Нужно выключить вентиляцию. Спешу на кухню, а Стайлс следует за мной с неподдельным недоумением, хотя его можно понять. — Что происходит? — с усмешкой спрашивает он. — Нужно выключить вытяжку, — закрываю окно, отключаю вентиляцию и беру противень с испорченным пирогом, — и посуду помыть. Гарри с деланным понимаем кивает, скрещивая руки на груди, и опирается бедром о кухонный островок. Он сдерживает улыбку, что совсем у него не выходит, и наблюдает за моими суматошными действиями со слабым прищуром. На пару секунд зависаю над мусорным ведром, потому что жалко выбрасывать целый пирог, на который убила больше часа. Мне никогда не приходилось выбрасывать еду (не считая пересоленного пюре), поэтому сейчас я смотрю на обугленное тесто и засушенную вишню со слезами на глазах. Больше ничего нельзя сделать, как и невозможно исправить пирог, ведь он уже несъедобный. — Я не могу его выкинуть. — А я думал, ты что-то нашла в ведре. — Я стала так часто портить еду. Кошмар какой-то. — Ну, — пожав плечами, Гарри потирает затылок, — ты можешь съесть его, и это будет последний пирог в твоей жизни. — Вот уж спасибо. Выбрасывая испорченную выпечку с закрытыми глазами, быстро закрываю дверцу шкафчика и отворачиваюсь от него, чтобы быстрее забыть случившееся. Вздохнув, собираю всю посуду в посудомоечную машину и, осторожно поглядывая в сторону парня, протираю все поверхности. Стайлс учтиво молчит, помогая мне с сортировкой посуды, и сам выбирает режим мытья. Мы были в шаге от нашего второго поцелуя, но из-за моего долбанного смущения я всё испортила и создала ещё больше неловкости. Скорее всего, Гарри это понимает, поэтому ничего и не говорит, но меня это ни капли не успокаивает. Я всего-то никогда не оказывалась в таких ситуациях, из-за чего не знаю, что должна делать, а это ставит меня в тупик, из которого я пытаюсь убежать. — Габбс? — М? — тихо отзываюсь я, сидя на полу и оттирая с плитки пятно от вишни. — А ну-ка, посмотри на меня. Он говорит таким взволнованным голосом, будто у меня на лице есть что-то страшное и жуткое, из-за чего я резко поднимаю голову и вопросительно вскидываю брови, как бы спрашивая: «Всё хорошо?». Но на губах Гарри растягивается широкая самодовольная улыбка, которая доказывает, что я повелась на его обман. — Да ты смущаешься, — Стайлс присаживается на корточки передо мной. — Что такое, Томлинсон? — Ох, заткнись, — делаю вид, что я очень увлечена пятном, от которого уже ничего не осталось. — Мои щёки горят лишь от усталости. — Тогда посмотри мне в глаза и скажи это снова. Замерев, бегаю взглядом перед собой, но не решаюсь его поднять. От одной мысли, что мне нужно посмотреть в наглые зелёные глаза, мурашки бегут по телу и сердце начинает биться быстрее. Гарри никуда не уходит, испытывая меня сверлящим взглядом, а у меня в груди нарастает паника: что я должна сейчас делать? Я даже выгляжу не самым лучшим образом, о чём свидетельствуют заляпанные шорты и ураган на голове, о какой уверенности может идти речь? — Да, я смущаюсь, Стайлс, — отпускаю тряпку и опираюсь на две руки перед собой. — Я не знаю, как себя вести, потому что всё кажется таким неловким. Мы сначала поцеловались, а потом случилась эта странная ситуация. Не то чтобы я никогда не целовалась, — издаю смешок, — просто раньше это не имело такой серьёзности и значимости для меня. Неуверенно поднимаю голову и сдуваю прядь, спадающую на лоб. Гарри смотрит на меня тепло и ласково, отчего моё сердце пропускает удар, и выдаёт слабую улыбку. — Просто будь собой, Габби, — он заправляет эту прядь за ухо. — Всё хорошо, нет ничего такого в том, что я снова хочу тебя поцеловать. — Только не сейчас, — качая головой, развожу ладони в стороны. — Не хочу, чтобы это случилось после того, как я потрогала тряпку. Стайлс мягко усмехается и, вставая, протягивает мне руку. Я опускаю ладонь в его и поднимаюсь, поправляя футболку, растянутую на груди. Закинув тряпку в раковину, убегаю в ванну, чтобы помыть руки и умыть лицо, и пытаюсь привести себя в порядок в зеркале, для чего даже распускаю растрёпанный пучок и укладываю волосы пальцами. Выходя из ванной, сталкиваюсь с Гарри в проходе и остаюсь стоять в дверном проёме. — Я вижу, что ты в чём-то сомневаешься, Габбс, и меня это убивает. Что заставляет тебя быть неуверенной? Нахмурив брови, заглядываю в зелёные глаза и пытаюсь увидеть в них, насколько серьёзно он это спрашивает. — Всю мою жизнь мне досказывали, что есть кто-то лучше, чем я, — пожимаю плечами. — Поэтому я всегда сомневаюсь. — Например, Шарлотта. — Нет, — поспешно мотаю головой, а затем вздыхаю. — Да, с её успехами в журналистике и быстрым выходом замуж. А сейчас у тебя стоит выбор между девушкой модельной внешности и домашним гоблином в старой футболке и заляпанных шортах. — Между надоедливой липучкой и девушкой с очень большим сердцем и специфическим чувством юмора, у которой терапией является готовка, когда я очень люблю поесть. Я не выбираю, Томлинсон, потому что я не в чёртовом магазине. Я точно знаю, что мне нужно. — Мой юмор, — делаю шаг вперёд, переступая через порог, — нормальный. — Из всего, что я сказал, ты услышала только это, да? — Гарри тепло улыбается и опирается рукой на дверной проём возле моей головы. — Это не значит, что мне он не нравится. — Меня просто пугает неизвестность, — прислонившись затылком к стене, обнимаю себя за талию. — Кто мы друг для друга? Мы же не можем зваться друзьями. Эта неопределённость не даёт мне чувствовать землю под ногами. — Слово «друзья» вообще не должно стоять в предложении о наших отношениях. Оно нам ужасно не подходит. Стайлс смотрит на меня сверху вниз потемневшими глазами, подсвечиваемыми слабым светом из кухни и ванной, он находится опасно близко, и я не пытаюсь этому противостоять. Мне становится очень трудно дышать, а в животе затягивается тугой узел просто оттого, что Гарри стоит рядом. Думал ли кто-нибудь так же часто, как я, насколько он красив, насколько привлекателен в своих рубашках, насколько его глаза выразительны и глубоки? Это похоже на зависимость, тогда смело считайте меня наркоманом, потому что меня всё устраивает. Скольжу рукой по стене вверх и выключаю свет в ванной, отчего черты его лица покрывает тень, заостряя их. — Поцелуй меня, — прошу на выдохе. — Я только хотел тебя об этом спросить. Парень выдаёт довольную улыбку, нежно берёт моё лицо тёплыми ладонями, приподнимая подбородок, и обхватывает своими губами мои. Непроизвольно делаю вдох, раскрывая губы, и пробираюсь руками под раскрытую рубашку, чтобы обнять его за талию. Гарри сминает мои губы в нежном поцелуе, ведёт ладонью по щеке и зарывается пальцами в волосах на затылке, слабо оттягивая их у корней. Когда Стайлс целует меня, всё становится на свои места, кажется очень правильным и единственно верным. Я совру, если скажу, что испытывала когда-то чувства более мощные, чем те, что испытываю к Гарри. Он так неожиданно ворвался в мою жизнь, что я даже не успела это осознать, а теперь не хочу, чтобы он когда-нибудь её покидал — я слишком привыкла нему и слишком сильно привязалась, почти приковала себя к нему наручниками. Возможно, я боюсь признать свои чувства, потому что они меня немного пугают из-за того, что происходят впервые, но сейчас об этом даже думать не хочется, потому что тепло кожи и стук сердца Гарри ощущаются под моей ладонью. Его сильное тело прижимает меня к стене, пальцы играют с волосами, путаясь в них, а вторая рука поднимает подбородок, чтобы получить больше от поцелуя. Я вожу кончиками пальцев вдоль позвоночника, желая оставить сквозь ткань футболки горячие следы, и с любопытством исследую тело парня, запоминая его изгибы, чтобы навечно отпечатать их в памяти. Под ладонями чувствуются мышцы, рельеф, напряжённая спина, я по памяти вспоминаю места татуировок и веду туда рукой. Внутри меня происходит мясорубка: всё сладко тянет и ноет, сжимается и затягивается в узлы, а сердце с силой бьётся о рёбра, словно пытается достучаться до сердца Гарри. Мне хочется простонать, но любой мой выдох ловит Стайлс, припадая к губам сильнее и более жадно. Его губы мягкие и тёплые, из-за чего я не сдерживаю себя и облизываю их языком. Гарри превращает поцелуй в глубокий и страстный, перемещает руки на талию и, сжав её, крепче прижимает меня к себе, будто между нами ещё есть эти последние сантиметры. Выгибаюсь ему навстречу, невольно, но мягко прикусывая его нижнюю губу, и провожу руками по широкой груди и шее, чтобы наконец зарыться в мягкие волосы. Внизу приятно сводит, и я прижимаю друг к другу колени в попытке устоять на ногах. Стайлс сбавляет обороты, нежно целует верхнюю губу, затем нижнюю и немного отстраняется. — Насчёт твоих шорт, — он хочет усмехнуться, но получается рваный выдох, а затем опускает руку на бедро, где кончаются шорты, и сжимает его, — это самая сексуальная вещь, которую ты делала. — Пачкалась соком? Моё дыхание сбитое, я ещё не могу прийти в себя, поэтому не уверена, что Стайлс понял мои слова. — Ты даже представить себе не можешь, насколько ты в них сексуальная, Габби, — парень забирается пальцами под шорты и ведёт вверх по бедру, вызывая дрожь в теле. — Когда ты в них наклоняешься, бегаешь по квартире, тянешься за вещью на верхней полке, мне сложно держать себя в руках. Это сводит меня с ума, и я ещё никогда не чувствовал себя таким слабым и зависимым. Эти слова срабатывают как спусковой крючок. Во мне что-то с треском ломается, и мне хочется улыбаться и плакать одновременно. Если бы только Стайлс знал, что значат и что делают его слова со мной. Если бы я могла рассказать ему, как от тёплого взгляда зелёных глаз внизу живота ложится приятная тяжесть, напоминающая огромное пушистое облако, как сердце ускоряет свой ритм и мечется в грудной клетке от желания касаться его, пропускать сквозь пальцы его кудрявые волосы и дышать с ним в унисон, я бы даже показала это, потому что мне чертовки важно, чтобы он знал о моих чувствах. О моём возбуждении кричит всё тело, шёпот Гарри лишь сильнее натягивает мои струны, которые он умело дёргает. Его рука на оголённом бедре обжигает кожу, оставляя горящую дорожку, а потемневшие зелёные глаза смотрят прямо в душу, отчего я чувствую себя обнажённой. — Ты перевозбудился, Стайлс, — аккуратно глажу его щёки, — а может, у тебя температура, потому что ты очень горячий. — Горячий, говоришь, — склонившись ближе, Гарри уже касается моих губ. — Безумно. Он снова целует меня — на этот раз так, будто это наш последний в жизни поцелуй, — подхватывает за бёдра и поднимает вверх, на что я успеваю лишь вздохнуть. Ногами обхватываю его талию и обнимаю за шею, а Стайлс, прислоняя меня к стене, выводит поцелуй на новый уровень, где я теряюсь в пространстве и просто позволяю ему управлять ситуацией, держа меня в своих руках. Он сжимает руками бёдра, скользит ими вперёд и назад, а я прижимаюсь к его торсу и буквально чувствую, как парень напрягается от моих резких движений. Мы оба на пределе, назад пути нет, но и останавливаться совершенно не хочется, поэтому я терзаю его губы быстрыми и ненасытными поцелуями. — Спальня, — еле шепчу через поцелуй, — слева по курсу. Гарри улыбается, и это вызывает в груди эйфорию, похожую на фейерверк. Кажется, у меня сбились базовые настойки эмоций, потому что сейчас я испытываю всё подряд и не успеваю привыкнуть к одной эмоции, как она сменяется на другую, более мощную. Моя голова идёт кругом, я в прямом смысле этого слова не чувствую под ногами опоры, ощущая чувство полёта и невесомости, а сердце пропускает удары, чтобы после забиться с тройной силой. Держа одной рукой, Стайлс забирается ладонью под футболку и несёт меня в спальню. Его рука касается разгорячённой кожи, вызывая мурашки, и поднимается вдоль позвоночника, отчего футболка задирается всё выше. Я собираю его волосы в кулак, сжимая их от неудержимого желания и удовольствия, и по очереди целую губы, спускаясь к подбородку. Открытая шея манит бархатной кожей, поэтому я нахожу языком пульсирующую вену и оставляю на ней несколько мокрых поцелуев. Когда мы добираемся до кровати, Гарри опирается одним коленом на матрас и осторожно опускает меня на спину. Он снимает рубашку, отбрасывая её в сторону, и возвращается ко мне, даря короткие поцелуи. Спустившись к шее, парень проводит носом по горлу и мягко касается чувствительной кожи губами. Он действует бережно и аккуратно, изучая новые места, одной рукой упирается в матрас, а второй сжимает талию и ведёт от бедра к колену. Я горю изнутри, пламя вспыхивает всё сильнее, оставляя от лёгких лишь пепел, отчего моё дыхание к чёрту сбито, и что-то внутри так требовательно ноет и скулит, будто скучает по этой близости с парнем. Автоматически прогибаю спину, сталкиваясь с его грудной клеткой, и завожу руки за спину, чтобы оголить его спину, задирая край белой футболки. — Классные носки, — Гарри оставляет мокрую дорожку из поцелуев на шее, добираясь до ключиц. — В детском отделе купила? — Отвали, — усмехаюсь вместе со стоном, отчего округляю глаза, потому что прозвучало очень странно. — Дурак. Они офигенные. Он не спорит. Его рука, задирая мою футболку, гладит рёбра и касается груди, чем вынуждает меня поджать губы и от наслаждения закатить глаза. Блаженно прикрыв веки, льну к этой ласке, движениями тела молю не останавливаться, но Стайлс медлит и оттягивает желанный момент. — Я всё ещё могу остановиться, — Гарри выдыхает мне в изгиб шеи, обжигая горячим дыханием. — Пока это ещё в моих силах. — Не разговаривай со мной так, будто я девственница. — А вдруг? — Закрой рот, — усмехнувшись, провожу рукой по сильной спине. — Ты более привлекательный, когда молчишь. Стайлс поднимается на локтях, нависая надо мной, его волосы падают вперёд, щекоча мне щёки, и я заправляю кудрявую прядь за ухо. Моё сердце и душа падают вниз, когда Гарри смотрит на меня с лаской и любовью в полумраке комнаты. Мы ведём немой диалог, и он кажется интимнее, чем любые слова, которые могут прийти в голову в данный момент. Застыв, я не могу пошевелиться, а парень испытывает меня до последнего, ведя ладонью от колена до бедра, а там забирается под шорты и касается нижнего белья. От нежных горячих прикосновений я прикрываю веки, ещё пытаясь зацепиться за хитрые глаза напротив, и запрокидываю голову назад с тихим выдохом. Гарри медленно наклоняется к моему уху и, оставив поцелуй, чувственно шепчет: — Расслабься, ладно? — Я абсолютно расслаблена. — Твои пальцы впились в мою кожу, — слышу в его шёпоте довольную улыбку, и это возбуждает сильнее, чем картинка его голого тела в голове. — Спокойнее, Габбс, я сделаю всё так, как этого хочешь именно ты. — Тогда предприми что-нибудь, потому что я сейчас кончу, даже не раздевшись. — Обожаю твою красноречивость. Стайлс возвращается к моим губам, раздвигает их языком и целует жадно, властно и пылко. Он доводит меня до крайней точки безумия, в которой я забываю, где мы находимся. Когда Гарри поднимается, я чувствую слабый холод, но парень, заводя руки за голову, быстро стягивает футболку и опускается обратно. Я заворожённо смотрю на его торс, усыпанный татуировками, вижу, как напрягаются мышцы груди и рук, когда он упирается в матрас по обе стороны от меня, и медленно дрожащей рукой касаюсь бабочки на животе. На шее висит серебряный крестик, который я сжимаю пальцами и пытаюсь рассмотреть в темноте — сейчас это кажется важным и нужным, словно я пытаюсь лучше узнать парня. Затем касаюсь груди с многочисленными надписями и замечаю, что Стайлс следит за каждым моим движением, словно я делаю что-то волшебное. Он ловит мою ладонь и, опустив её на покрывало над моей головой, переплетает наши пальцы, прежде чем снова поцеловать меня. Нависая надо мной, Гарри прижимает наши руки к матрасу и целует прерывисто, но страстно, а я ощущаю вес его тела, горячую кожу и постоянные попытки быть ближе, из-за которых он подаётся навстречу моему телу. Мне нравится исследовать его изгибы, когда границы дозволенного увеличились втрое. Блуждая по спине, спускаюсь к пояснице и, добравшись до ремня, ищу его пряжку. Провожу пальцем по торсу, где начинаются джинсы, перед тем как расстегнуть ширинку, и Гарри неожиданно подаётся бёдрами вперёд, отчего я осознаю, какую власть я сейчас имею. Ему приходится встать с кровати, чтобы снять джинсы, и, пока он расстёгивает ремень, я снимаю футболку, невольно прикрывая ладонью грудь. Это получается само собой, но не ускользает от внимания парня. — Помнишь, как мы с тобой встретились утром после свадьбы Луи? — Стайлс притягивает меня к себе и усаживает на колени. — Ты тогда стояла передо мной в одном полотенце. — Это попытка избавить меня от смущения или стёб над моим стеснением? — Нет, малыш, — он опускает ладонь на щёку. — Просто всегда хотел сказать, что тогда не пытался воспользоваться твоим положением и не пялился на тебя внаглую. Я старался смотреть тебе только в глаза, потому что понимал, что ты чувствовала в тот момент. Это заявление переворачивает мир с ног на голову, полностью меняет представление о Гарри и приводит в лёгкий шок, что я не могу найти ответных слов. Я всегда буду поражаться его желанию заботиться обо мне. — Я только сейчас узнал, что у тебя на животе есть родинка, — парень кладёт руку на рёбра, почти на то место, о котором говорит. — И это стоило того, чтобы сейчас оказаться здесь. Двумя руками обнимаю его за шею и поцелуем пробую сказать то, что не могу передать словами, вкладывая это в осторожные движения губ. Ёрзаю на его бёдрах, придвигаясь чуть ближе, и чувствую его возбуждение даже через ткань шорт, которая совсем не спасает. Гарри поджимает губы и покачивает головой, когда его пальцы сжимаются на талии. Я всегда была убеждена в том, что первый секс с Александром Моррисом был самым лучшим в моей жизни. Но, будем честны, со стороны я была похожа на неподвижное полено, над которым старательно пыхтел Алекс, чтобы спасти ситуацию. Наверное, его успехи в этом деле и моя неопытность создали такое впечатление, но ни один парень не смог превзойти мой первый раз. Сейчас же я уверена, что в следующий раз (если такое случится) Стайлсу придётся постараться, чтобы превзойти самого себя. Я почти жалею, что не хранила себя до встречи с ним, но в сравнении с прошлым опытом всё кажется намного ярче и сильнее. Он окунает меня в океан незабываемых впечатлений, показывает, каково на ощупь удовольствие, и превращает эту ночь в самую долгожданную в моей жизни. — Ты такая красивая. — Гарри… Он резко переворачивает меня под себя, прижимая весом тела к мягкому покрывалу, и медленно раскачивается на локтях, создавая между нами приятное трение. Я просовываю руку между нашими телами и, коснувшись резинки боксёров, опускаюсь ниже, из-за чего с губ Гарри срывается стон, и он упирается лбом в моё плечо. Забывшись в этом моменте, я уже не помню, как мы избавились от шорт и нашли презервативы.

+++

Меня вырывает из крепкого и сладкого сна череда уведомлений, которые звучат будто за пределами вакуума, где нахожусь я. Мне очень сложно пошевелиться, меня что-то сильно прижимает к кровати, и я, вспоминая события ночи, могу предположить, что Гарри случайно придавил меня во сне. Его горячее дыхание обжигает кожу на лбу, сильные руки обнимают меня, и, когда открываю глаза, вижу на его шее уныло висящий крестик. Хочется раскинуть руки в стороны и потянуться, но Стайлс собственнически прижал меня к груди, что я даже не могу удобнее положить руку, потому что, кажется, она уже затекла в таком положении. Парень ещё спит, уткнувшись носом в мою подушку, и размеренно дышит, отчего его грудная клетка медленно поднимается и так же отпускается. Его лицо выглядит мягким и безумно милым, ресницы едва заметно дрожат, а губы слегка приоткрыты. Бережно касаюсь пальцами щеки парня, веду вниз по шее и останавливаюсь, когда нахожу багровое пятно на мягкой коже. Меня бросает в краску, и я вся сжимаюсь от воспоминаний и осознания, что это сделала я. Спрятав руку под одеяло, обнимаю Гарри за талию и утыкаюсь носом в его плечо, неосознанно вдыхая дурманящий запах мужского тела. Наши ноги переплетены под одеялом, и это заставляет меня поёжиться от сладкой тяжести внизу живота. Но вырывает меня из сладкой неги очередной короткий звонкий сигнал нового сообщения. Кто-то очень хочет добраться до одного из нас, но я понятия не имею, где находится хотя бы мой телефон. Сообщение приходит снова, и я не выдерживаю, аккуратно выбираясь из крепкой хватки парня. На полу нахожу свою футболку, чтобы укрыть обнажённое тело, и ищу мобильный, который испортил мой хороший сон. Единственное, что мне удаётся найти, — это телефон Гарри, что лежит рядом с его скомканными джинсами. Парень лежит на боку, спиной ко мне, его волосы рассыпались по подушке, а одеяло обнажает его мощную спину. Пока никто не видит, поднимаю телефон Стайлса и вижу уведомления на «Фейсбуке». Грёбаное любопытство берёт надо мной верх, и этому также способствует то, что однажды я случайно подглядела пароль. Точно не знаю, но числа похожи на дату рождения, поэтому я сделала вывод, что пароль посвящён его старшей сестре. Сажусь на пол, опираясь спиной на кровать, и в ногах приятно тянет, как напоминание о сексе с Гарри. Включив звук, открываю переписку и немного настораживаюсь, когда обнаруживаю, что она с незнакомой девушкой, с которой у Стайлса ранее не было сообщений. Зои: Доброе утро. Меня совсем не напрягает, что она ставит сердечки для пожелания хорошего утра. Совсем нет. Зои: Мы классно провели время, ты так не думаешь? Зои: Может, у тебя есть свободный денёк? От злости я сжимаю корпус телефона и совсем не боюсь, что стекло может треснуть под таким напором. Кажется, что во всей комнате слышно, насколько моё сердце громко бьётся, потому что я ожидаю какой-нибудь подвох. Зои: Мы провели прекрасную ночь, Гарри. Зои: Я очень хочу повторить. И в конце подмигивающий смайлик с языком, словно она пытается заигрывать с ним через телефон, а меня тянет тошнить от пошлости и распутства, которые сочатся из текста. Забираюсь на кровать, усаживаясь на край рядом с парнем, и опускаю ладонь на его плечо. Он ещё крепко спит, будто даже атомной бомбой его будет не поднять, и тихо сопит в подушку, сжав в руках уголок одеяла. Аккуратно заправляю прядь его волос за ухо, чтобы она не тревожила его сон, спадая на лицо, и возвращаю руку на плечо. Я не должна была залазить в его телефон, но уже это сделала и очень сильно жалею. Эта девушка ни разу не писала ему. Одну ночь я скрывалась от Стайлса у брата, и неизвестно, что он мог тогда делать. Неужели она упомянула именно её? Я выбрала себе самого проблемного парня.