Меч, груша и молния

— Это всего лишь мальчиш-ш-шка… — прошелестел из темноты пещеры заседаний голос, вгоняющий многих в ступор. Однако Джирайя даже бровью не повел. Он лишь фыркнул, и талисманы на его набедренной сумке зазвенели приятными переливами. Несмотря на бородавки, даже в своем истинном обличии Жабий Отшельник по-прежнему был хорош собой. Высокий, крупный, белые как снег и пушистые волосы устилались за спиной подобно следу из пузырьков за мальком. Между ними с Орочимару, Повелителем Змей, был давний конфликт, и все прекрасно об этом знали. Долголетие демонов позволяло им помнить многое в мельчайших деталях, но так как всем вокруг уже все известно так же, как и тебе, а кому-то даже больше, его же можно было посчитать их проклятием — приходилось обсасывать одни и те же косточки, одни и те же сплетни десятилетия за десятилетиями. Причиной любой из демонов Дзигоку, спроси их кто о вражде трех великих демонов, мог назвать Тсунаде, третью из этой нескладной команды, но не по силе и значению. Но к несчастью, подробности были известны только им троим. Говорили всякое, и одна догадка была страннее другой. Основной теорией оставался любовный треугольник: дело понятное, одна женщина, двое мужчин. Никто из Саннинов эту версию не опровергал, храня полное тайны молчание. Никто из посторонних не осмеливался спрашивать напрямую. Все-таки Орочимару, Джирайя и Тсунаде прославились среди нечисти задолго до появления Мадары на свет. Их непобедимое трио заставляло даже великие кланы дрожать от страха. Но то было, когда все они служили марионетками злу. Вернув себе человечность, через какое-то время Орочимару, Джирайя и Тсунаде крупно рассорились. Теперь вместе их видели разве что на общих собраниях, и то кто-нибудь один всегда отказывался появляться с остальными. В этот раз этим кем-то оказалась врачевательница Тсунаде. Наверняка где-то сидит со своими ученицами и играет в карты. Когда-то Тсунаде принадлежала клану Сенджу — она была человеком. Так иногда бывает, боль и ярость при жизни заставляют душу остаться в этом мире после смерти, а те же чувства после смерти, усиленные ею стократно, превращают ее в озлобленный дух или ходячего мертвеца. Но дух Тсунаде встретился с природным духом Кацуи, принцессы слизней. У всего живого есть свой дух-покровитель, будь то вешняя листва, птицы в вышине или глина под ногами. Обычно они безвредны и так умиротворены и едины с миром, что не могут обрести обличье, не говоря уже про что-то другое. Их присутствие практически неощутимо, как присутствие воздуха в легких. Для живых. Поразительно, но Тсунаде и Кацуя стали подругами. Дух Тсунаде, очень одаренной шиноби, помог Кацуе пробудиться от вечного сна. Они объединились и создали нечто божественное вместе. Это один из самых редких и неповторимых путей появления демонов на этот свет. И хотя долгие годы Тсунаде славилась в обоих мирах как покровительница медицины, и лес на краю гор, где они с Кацуей нашли друг друга в первый раз, начали посещать толпы паломников, желающих выздоровления и благословления, в конце концов судьба всех демонов постигла и ее. Тьма постепенно заполнила ее сознание, дух Кацуи не смог вынести подобного и окончательно слился с Тсунаде, расколов ее душу на тысячи осколков сожаления и скорби. Так лекарь стала убийцей. После восстановления своего разума она долго не могла прийти в себя, много пила и ни с кем не разговаривала. Только попросившиеся к ней в ученицы духи смогли вернуть ее в мир, особенно помогла зеленоглазая Сакура, стройная и прекрасная, как весенняя вишня. А Джирайя и Орочимару… — Это не просто мальчишка, — резко возразил Джирайя, ударив мощный кулаком по столу. — Это потомок Мадары. И именно поэтому… — Именно поэтому мы должны принять его, — продолжил Орочимару как ни в чем не бывало. Он не отрывал неподвижного змеиного взгляда от сжатого кулака оппонента. — «Из уважения к моему предку»? — процитировал кто-то за спиной Джирайи. — Этот малец совершенно не знает, о чем говорит! Как мы можем… — Довольно, — вздохнул Джирайя, поднимаясь с места, чтобы уйти. Взгляд Орочимару последовал за ним. — Уже не имеет смысла обсуждать это. Ответ был послан. Припасем аргументы для ушей смертного, а на этого Змея тратить слова бессмысленно. Это было правдой, о которой известно всем, но произнесенные вот так напрямую слова, казалось, резали без ножа. Однако мертвецки бледное лицо Орочимару оставалось безразличной маской — наверное, приближалось время сбрасывать кожу, та уже отделилась от мышц, создавая пугающий незнакомцев эффект. — От имени совета было отправлено только приглашение в Дзигоку, — подал голос правая рука Орочимару по имени Кабуто. Он дипломатично не сказал «мы отправили», а обобщил, будто решение было общим и даже единогласным. — Не стоит горячиться, Джирайя-сама, окончательный вердикт еще не принят. Молодой Учиха сам расскажет нам обо всем. Он заслужил этот шанс своей настойчивостью. Вам прекрасно известно… — Да, да, он много лет бомбардирует нас письмами, — отмахнулся Джирайя, чувствуя, как гнев закипает в зобу, грозясь раздуться. Несмотря на то, что он был Жабьим отшельником, быть совсем как жаба он не любил, это всегда казалось ему слегка нелепым. Поэтому он сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить препираться с Орочимару и его свитой: — Но мы должны хорошенько все обдумать и принять верное решение. В конце концов… — В конце концов, он прав, — закончил за него Орочимару. Сейчас он глядел на Джирайю снизу вверх и казался до странного беспомощным, руки в широких рукавах безвольно лежали перед ним на столе, черные волосы змеились вдоль вытянутого лица с фиолетовыми отметинами. Наверное, кто-то мог бы назвать его внешность выгодной, не в пример взъерошенному и покрытому бородавками и загаром Джирайе. Эта мысль заставила лицо последнего потемнеть от досады. Орочимару по-прежнему был бледен настолько, что вот-вот, и начнет светиться, а его лицо застыло в выражении, кажущемся теперь скорбным. Кем бы ни был Саске Учиха, глупцом или храбрецом, но он действительно был прав — именно его предок Мадара вернул им всем свободу воли от темных сил. И хотя они не считали себя кому-то обязанными, тем не менее, определенный долг чести у них все равно имелся. И вот тут в дело вступало банальное мастерство слова. Закон — что дышло, как повернешь, так и вышло. Именно так Орочимару убедил совет пригласить мальчика — вывернув все наизнанку и уверяя, что следует принять его предложение в память о Мадаре. Джирайя же, напротив, выступал за то, что именно в память о Мадаре им и следует отказать его последнему потомку. Но Джирайя никогда не был особо красноречив и скорее применял в ход кулаки, нежели язык. Так всегда было в их взаимоотношениях с Орочимару, так вышло и на этот раз. И вот Учиха Саске-кун направляется в столицу демонов, куда еще не ступала нога человека, а Великий Змей предлагает нарушить многолетний запрет. Разве не безумие? Джирайя был уверен лишь в одном — Орочимару что-то задумал. И ему очень хотелось помешать этим планам, какими бы они ни были. Уходя, не бросив на прощание ни слова, Джирайя знал наверняка, что Орочимару смотрит ему вслед. И что нужно немедленно отправиться к Тсунаде. *** Сарутоби не знал, как следует реагировать. Никто из штаба никогда не слышал о человеке по имени Тоби, да и в целом обычных людей здесь не жаловали. Впустить в святая святых Конохи какого-то проходимца советник Данзо уже назвал святотатством, причем вслух. Но дети ничего об этом, разумеется, не знали. По глупости они уже пригласили этого Тоби, и сейчас все четверо ожидали в приемной. Сейчас у хокаге Конохи было только 2 выхода. Либо прогнать взашей, либо принять скрепя сердце и поскорее выпроводить вон. Первый вариант, более предпочтительный, осложнялся тем фактом, что человек был не местный. Отправившись в путь, он мог начать трепаться о случившемся с ним в Конохе. Слухи разносятся очень быстро, когда у них есть две ноги да подвешенный язык. Деревня славилась как самая мирная и приветливая для всех, кто пожелает стать ее жителем — ведь со всех в пределах городской стены собирали немалый налог за «покровительство» штаба, проявляющееся в самом только факте его существование и ничем большем. Людской поток искателей счастья позволял местным шиноби жить на широкую ногу и не заботиться о средствах. Никак нельзя допустить, чтобы тень омрачила доброе имя Великой Конохи. Одна только мысль об этом делала воздух в помещении на градус холоднее. Вздрогнув, Сарутоби объявил: — Пригласите их. На лице у советника Данзо явственно проявилось сильнейшее недовольство, будто его заставили съесть нечто неприятное. Конохамару влетел в комнату с длинным столом, за которым сидели советники и сам хокаге, как будто наконец оказался у себя дома. Он и вправду знал стол, под которым пешком ходил с малых лет, назубок — буквально, следы его укусов все еще можно было разглядеть на потемневшей древесине. — Дедушка! — прокричал мальчик. Улыбка Сарутоби, которую тот натянул для встречи «гостя», потеплела. — Мы наконец поймали эту маленькую др… дружку, я говорю, подружку. Прикажи мадам запереть ее в какой-нибудь клетке, в конце да концов! — Он вовремя себя поправил и потому гордо задрал нос, довольный собой. Тем временем Саске, скрывающийся под личиной простого странника по имени Тоби, деловито оглядывал помещение, будто собирался взять его в аренду. Советники все как один повернули к нему сморщенные старостью и заботами лица. Это выражение Саске уже знал — даже в клане Хьюга на него смотрели более доброжелательно. Что же тут не так? Уже было подумал, что его раскрыли и сейчас из-под земли, ковра и даже горшка с одиноко чахнущей в углу монстерой выскочит Неджи со своим отрядом. Но что-то они затянули с внезапной атакой. Тем временем Сарутоби начал: — Похвально, похвально… — Он уставился на кошку, по-прежнему мирно мурлыкающую на груди у незнакомца, и сухо представился. Саске сделал то же самое, не забыв восхищенно кивнуть в конце — при общении с шиноби, особенно высокого ранга, притвориться обычным человеком проще всего, натянув маску раболепия. Узнав, что они идут не просто к какому-то там хокаге Конохи, а к, сюрприз, родному деду Конохамару, Саске рассудил, что подобные связи могут оказаться полезными. Он не знал толком, стоит ли задерживаться в деревне, но отдохнуть хотя бы одну ночь перед долгой дорогой все же стоило. Может, удастся напроситься на халяву? — А как зовут кошку? — вспомнил вдруг Саске, о чем хотел спросить уже довольно давно, и все застыли, покосившись на него с подозрением. — Тора-чан, моя дорогая! — внезапно раздалось из-за двери, и в комнату ворвалась дородная женщина в кричаще дорогих одеждах. Она бросилась прямо к Саске, и он чудом угомонил инстинктивное желание отшатнуться куда-нибудь на соседнее здание, напомнив себе, что простые крестьяне так не делают. Кошка тут же ощетинилась и запустила когти прямо в руку Саске. Он не сдержал легкого возгласа от удивления, впрочем, Тору-чан тут же наказали — она оказалась крепко привязана к хозяйке красивым и совершенно новым кожаным поводком. И Саске мог поклясться, что из такой же саламандровой кожи делали некоторые части военной брони, требующие гибкости — она была крепче стальной цепи, а вдобавок не горела. Похоже, что побеги Торы-чан раз за разом становятся все более героическими. Между тем, женщина, впившись в Саске взглядом, затараторила, обращаясь то к растерянно застывшему на месте хокаге, то к нему самому: — Кто этот молодой человек? Почему я его не знаю? Это вы спасти мою Тору-чан от голодной смерти в лесу? Не знаю, как вот благодарить. Вы спасли не только Тору-чан, вы спасли мою жизнь! Как же ваше имя, негодник? Как мне называть нашего героя? Саске понял: похоже, от розового банта на шее его отделяет всего пара неосторожных фраз. Он вежливо, но прохладно улыбнулся и вновь представился псевдонимом, а дети, недовольные тем, что вся слава досталась другому, добавили, что он направляется через Коноху в Суну и не задержится надолго. Эта фраза заставила встрепенуться весь сонный полумертвый стол и хозяйку Торы-чан. — Какая удача! Я владею лучшим постоялым двором в Конохе! Вы обязательно должны отдохнуть у меня, господин Тоби. Все за счет заведения! Да у вас даже имена похожие, — некстати добавила она, намекая на свою питомицу. И впрямь, большая удача, подумал Саске, а вслух поблагодарил ее за заботу и согласился отправиться на обещанный отдых хоть прямо сейчас. — А что вы планируете делать в Суне, господин Тоби? — холодно уточнил Данзо, до этого даже не представившийся ему. Саске внутри скривился от презрения, а Тоби снаружи скромно опустил взгляд и поклонился старейшине: — Я просто скромный путешественник. Хочу побывать во всех прославленных городах вроде Конохи и Суны, пока еще не обременен хозяйством и семьей. Быть может, найду себе хозяйку где-нибудь по пути… Саске упомянул об этом специально, чтобы поторопить владелицу Торы-чан. Данзо свел брови и, не мигая, лаконично завершил беседу: — Понятно. — Счастливого пребывания в Конохе, господин, — спохватился Сарутоби вдогонку. Саске обернулся на выходе, чтобы кивнуть на прощание, но скорее растерянной троице детей, чем ему или кому-то из надменных стариков, спрятавшихся за твердью стола. — И почему я думаю, что это совсем не к добру? — неожиданно подала голос рыжеволосая девочка. Атмосфера вмиг переменилась — с уходом незнакомца можно было не цепляться за манеры. — Теперь давай нам задания поинтереснее, дедушка, — потрясал кулаками Конохамару. — Разве это достойное поведение юных шиноби Конохи? — возмущался Сарутоби. — Вас обставил какой-то простолюдин! А ведь вы всего лишь должны были поймать кошку! Никаких заданий, пока не научитесь уму-разуму. Их было слышно даже на улице. Спеша за дамой под открытым окном штаба, Саске невольно усмехнулся. Пока все складывалось удачно, а там видно будет. *** *Саннины — Троица. ***