Меч, груша и молния

Прошло много дней, прежде чем Саске добрался до места, и не без приключений. Так, стоило отойти от Конохи всего на несколько ри, как он столкнулся с бандой грабителей — к несчастью для них. А неподалеку от Кумогакуре, уже на полпути или даже дальше, случилось восстание нежити из военного кладбища. Саске же было готовился умереть с честью, но как ни странно, нежить внезапно поредела, а затем и вовсе сошла на нет. Он списал это на везение — порой темная энергия иссякает сама собой и ходячие мертвецы сами собой падают наземь, правда, обычно не в таких количествах. А может, попался искусный шиноби, удачно проходивший мимо, который помог, не ожидая благодарности. Впрочем, неважно — теперь Саске был не одинок в своей миссии. Заполучив верный клинок, он стал еще увереннее в своей цели. Найти. Отомстить. Найти и отомстить. Большего не нужно было. Дальше он и не загадывал. Город демонов находился за всеми мыслимыми и немыслимыми границами человеческого мира — там, где заканчивались великие пустыни Суны и начинались скалы, прозванные Мертвецкими, бесконечные каменные острия, вперенные в пустое тусклое небо. А затем — сплошные горы стеной, и что за ней — неизвестно. В Суну Саске не пошел — по слухам, там его могла задержать разбушевавшаяся нечисть, а ему было не до этого. Не без труда пройдя пустыню при помощи одной лишь чакры (обычным людям такое точно не под силу), он готовился было к не менее выматывающему походу по скалам, когда от тени ближайшего валуна отделился неясный силуэт и направился прямиком к нему. Каким же было его изумление, когда он увидел не ужасного монстра, а вполне обычную на вид и весьма миловидную девушку. Стройную словно молодая сакура фигурку обвивали длинные спереди и сзади полы красного кимоно, розовые волосы у лица казались слегка выгоревшими на солнце, а высокий лоб венчала зеленая точка в виде маленького ромбика, наверное, в цвет глаз. — Лесной дух, да? — без обиняков спросил он. Девушка не успела и рта раскрыть, поэтому теперь выглядела несколько… пораженной такой дерзостью: — А ты и впрямь наглец, верно? — парировала она встречным вопросом. — Без лишних слов, за мной. Она и правда повернулась на каблуках и бодро зашагала к тому же валуну. Саске удержал себя от идеи вырубить ее (а это очень легко сделать сзади), просто чтобы посмотреть, возможно ли это по отношению к демону и хватит ли ему для этого умений. По факту, демонами называли целую кучу различных существ. При этом среди них были как собственно демоны они, так и все прочие духи, покровители и иные создания. До влияния тьмы лесные духи жили себе в коноховских лесах и не помышляли о вреде людям. А теперь все они под одну гребенку высланы очень и очень далеко от родных лесов… — И этот вход что, никто не охраняет? — Саске скептически уставился на открывшуюся под нетерпеливой ножкой своей проводницы яму прямо в песке. У него возникло опасение, что демоны могли таким образом попытаться от него отделаться, а девушку отправили на это задание, чтобы усыпить бдительность. Или показать свое пренебрежение к нему — мол, да с этим человечишкой даже лесной дух справится в два счета. Если он и впрямь добровольно прыгнет в зияющую черноту, они окажутся совершенно правы… — Тут ведь никто не ходит, — девушка равнодушно пожала плечами, а затем нехотя признала: — Раньше здесь стоял страж, но так вышло, что он… — Оказался в Суне, охотясь на местных, — догадался Саске. Так вот, откуда взялся бушующий демон за пределами Дзигоку. Девушка вместо ответа вперилась в него взглядом, а затем резко сообщила: — Я Сакура, кстати. Саске посмотрел на нее несколько оценивающе, но быстро понял, что не стоило — даже столь небольшой опыт общения с противоположным полом не из клана Хьюга, как у него, позволял весьма прозрачно понять, что такие девушки не в его вкусе. Не то, чтобы были причины для размышлений в эту сторону, но Саске хотелось и самому себе, и всем демонам разом казаться взрослым и уверенным, а разве не это делают парни — направо и налево оценивают девушек, которые этого не просили? Он открыл было рот, чтобы назвать свое имя, но Сакура усмехнулась: — Я вышла встречать тебя, вообще-то. Думаешь, не знаю имени Учихи Саске? — А что, если я — кто-то другой? — заинтересовался Саске. И вправду, вдруг он — не он вовсе, а какой-нибудь случайный прохожий? Но Сакура неопределенно повела обнаженным плечом и сообщила валуну напротив: — Да нет, ты это ты. У тебя его глаза. Не успел Саске обдумать сказанное ею, как девушка с неожиданной силой толкнула его прямо в подземный проход. Тот с шумом закрылся, подобно ненасытному чреву поглотив их обоих в своих глубинах. Они падали и падали в темноте, и Саске казалось, что Сакура даже падает и то, сложив руки на груди и закатив глаза. И он вдруг понял, почему она не в его вкусе — потому что в чем-то она была его женской версией. А затем он открыл глаза. *** В круглой зале сидения поднимались вверх подобно ступеням. Все стремилось к кружку в центре, ярко освещенному и беззащитному, стремилось, как будто это точка мирового отсчета. Так как это был зал суда, в нем были позолоченные трибуны друг напротив друга и большой гонг для оповещений. Демоны кричали и переругивались с теми, кто сидел на противоположной стороне зала, обсуждение давно не велось столь шумно. На самом деле, в демоническом обществе все было даже слишком спокойно и обыденно. С чем-то серьезным и реальным совет не сталкивался уже много лет. Тем более, предметом обсуждений стал человек. И не какой-нибудь абсолютно любой человек, а Учиха. Последний из проклятого рода. Хотя, все шиноби теперь прокляты. Все до одного. И все-таки, заседание шло уже много часов, все порядком устали, и Орочимару не преминул этим воспользоваться. Он настаивал на том, чтобы выслушать самого Учиху — как минимум, лишним не будет. И ведь именно его судьбу они решают, разве он не имеет права на голос? Змей всегда был хорош в том, чтобы вплетать нити своих хитроумных уловок в на вид невинные или даже достойные поощрения пространные суждения об очевидном — вроде свободы слова или жажды справедливости. Тсунаде раздраженно цыкнула и кивнула Сакуре, ожидающей ее приказа у двери. Это она подсуетилась и послала свою лучшую ученицу навстречу с мальчиком, умудрившись опередить Орочимару — тот не посмел предложить кого-то из своих подручных, так как с задачей встретить и сопроводить Учиху Саске в Дзигоку справился бы в одиночку и ребенок. Джирайя никогда не умел воевать с Орочимару, хотя все и считали их закадычными врагами. Жабий отшельник всегда и во всем шел напролом, а в танце с изворотливым змеем терялся и начинал оступаться невпопад. А еще Тсунаде порой казалось, что он его будто стесняется. Она же подобных чувств не разделяла — в конце концов, она сама не ощущала никакой неловкости с Джирайей, а что ощущал он, ей было неведомо. Когда-то они были великой троицей, их имена внушали благоговение или ужас, они никогда не расставались. Это было во времена захвата тьмой. А когда к ним вернулись их души и память, выяснилось, что они — словно 3 магнита, повернутых не тем полюсом, все больше и больше отталкиваются друг от друга, и это никак не исправить. Как в глупой пастушьей песенке, тот любил эту, эта любила его, а он любил только себя. Джирайя не скрывал ни дня, что Тсунаде нравится ему не только как товарищ по команде. Тсунаде все еще оплакивала Кацую и была совершенно растеряна его настойчивостью — она не чувствовала того же и честно в этом призналась. А хладнокровный Орочимару разомлел от жара пламенных признаний Джирайи, хоть те и были направлены совсем не на него. Узнав об этом, Джирайя чуть не убил бывшего друга — по какой-то причине свои ухаживания к Тсунаде он предательством чувств бескорыстного товарищества не считал, а вот Орочимару заклеймил как своего злейшего врага. Иногда Тсунаде посмеивалась над ними обоими, гадая, правда ли, что она нравилась Джирайе, или же тот просто хотел выглядеть мачо перед Орочимару да перестарался. — Идет, — зашептались демоны, сидящие ближе к двери. Через несколько мгновений Сакура вывела прямо в центр зала юношу с черными волосами, глазами и мыслями. Резкий мускусный запах молодого представителя человеческого рода мужского пола пахнул на собравшуюся из-за него в душном помещении нечисть. Перепутать было невозможно — это действительно Учиха Саске. То ли одно только имя, то ли окружавшая его аура, но присутствие Саске до слез резало глаза тем, кто по глупости сел на первом ряду. Тсунаде посмотрела на Орочимару. Змей пожирал глазами доступные его взгляду белую шею, мощные плечи, голые лодыжки под перевязью бинтов. Она вздохнула. Этот мальчик уже попал в ловушку, так же, как когда-то его предки ловили демонов жуткими капканами с заговоренными шипами. Жертвы умирали в муках, неспособные сопротивляться, недостаточно разумные, чтобы выбраться. Содрогнувшись, Тсунаде нашла в зале Джирайю. Казалось, он тоже наблюдает не дыша. А юноша, ставший причиной временного помешательства целого города демонов, гордо вскинув очаровательно пустующую голову, начал с того, что они ему обязаны — не ему конкретно, но Мадаре, чья кровь течет в его жилах. Не нужно было принюхиваться, чтобы поверить в правдивость этих слов, однако его тон искренне поразил не только Тсунаде, но и большинство присутствующих. Все полагали, что несчастный сирота, бомбардировавший их письмами долгие годы, чуть ли не на коленях приползет просить о великой услуге, и неважно, как он бахвалился на бумаге. Никто и не думал, что Учиха Саске и впрямь столь же высокомерен и глуп, чтобы вести себя так перед толпой демонов. И впрямь, достойный наследничек… Потом Саске сообщил, что ничего сверхъестественного не хочет. Всего лишь чтобы они нарушили запрет, который наложил его же дражайший предок и на котором держится хрупкий мир между демонами и людьми. Ради него нарушили. Сказал, и спертый воздух зала заседаний словно стал ледяным на мгновение. После его краткой, но пламенной речи воцарилось молчание. И когда Тсунаде уже показалось, что сейчас что-то случится, причем что-то нехорошее, послышалось шипение: — Позвольте мне сказать если не за всех, то хотя бы за часть из нас, — Орочимару говорил тихо, но все слушали только его одного. Краем глаза Тсунаде увидела, как Джирайя закатил глаза. — Прежде всего, мы благодарим тебя, Учиха Саске, за визит. Саске с достоинством кивнул, и на какой-то миг Тсунаде почудилось, что его бравада сейчас соскользнет с него маской и на красивом благородном лице проступят яркими красками обуревающие его чувства. Но этого не случилось. Орочимару сложил руки перед собой и протянул, опустив немигающий взгляд: — Мы в Дзигоку почитаем перемирие, которое заключили с представителем вашей расы — с тем, чья кровь течет в твоих жилах, как ты любезно нам напомнил… Несмотря на очевидность его действий для всех, кто знал о его намерении позволить Учихе Саске нарушить запрет, это и впрямь сработало так, как Орочимару того хотел — стоявший к нему полубоком юноша слегка дернулся и, видимо, хотел что-то возразить, но вовремя сдержался. — Однако, — прошелестел Орочимару, уставившись прямо на него, — твоя настойчивость изрядно нас впечатлила. Мы, — он как бы ненароком окинул взглядом весь зал, будто безмолвно спрашивая, осмелится ли кто-то возразить ему, — склоняемся к тому, чтобы рассмотреть твое предложение. Поднялся такой гвалт, что даже невозмутимый Саске инстинктивно сделал шаг по направлению к выходу. Ожидавшая его там Сакура замахала рукой, и он в мгновение ока оказался рядом. Она вывела его в безопасное место, пока увлеченные спором демоны не начали бросаться огненными шарами и ядовитыми иглами. *** Все устаканилось только спустя три дня. Все это время Саске провел в компании Сакуры, Ино и других учениц Тсунаде, опасавшейся возможного покушения. Некоторых демонов всерьез беспокоила перспектива нарушить перемирие, а как известно, нет тела — нет дела. Вот только они забывали, что убийство человека тоже входит в нарушение перемирия, и даже хуже. Если кто-то там, среди людей, знает, куда и зачем направлялся последний Учиха, а тот не вернется… последствия могут быть весьма непредсказуемыми. Все знали, что у шиноби давно чешутся руки. Создания войны, в мирное время они неизбежно угасали светлячками к рассвету, и неважно, с проклятием или без. На четвертый день пребывания Саске в Дзигоку его вновь привели в зал заседаний. Орочимару добился удаления Джирайи, и его место пустовало. В змеиных глазах золотом плескалось предвкушение, от которого Тсунаде стало физически тошно. Неизвестно, было ли это заметно со стороны, но Сакура пробралась через трибуны, чтобы встать рядом с ней. Ее легкая рука успокаивающе легла на плечо, волосы окутывал весенний аромат цветения и пьянящей нежности. Она поняла, и дышать стало легче: что бы ни произошло с Учихой Саске, теперь это не их забота. Все в его слабых человеческих руках. Его выбор. К сожалению, он, кажется, уже давно его сделал. Как можно остановить того, кто уже шагнул в пропасть и теперь падает вниз? Процедура всегда проходила одинаково — на словах. Желающий заключить сделку с демоном должен явиться на торги. Торги за его душу. По факту демоны заключали сделки где, как и когда хотели — но до того, как это оказалось строжайше запрещено перемирием. Не всем было интересно становиться служкой смертного, пусть и на краткий срок. Но некоторым сделки приносили особое удовольствие, как на охоте, необходимую энергию жизни или, к примеру, новое тело. Или хотя бы свежее мясо. Как и Джирайя, Тсунаде прекрасно понимала, почему Орочимару так хочет молодого Учиху. Заполучить первый за много десятилетий контракт, да к тому же на потомка Учих, вдобавок, пышущего юностью и ненавистью — лакомый кусочек для многих в Дзигоку. А у Орочимару подходил период сбрасывания кожи. Конечно, он мог обойтись и без переселения, но его старое тело уже начало давать сбои, а когда еще представится такой шанс? И, как и Джирайя, Тсунаде знала, что в таком сосуде Орочимару сможет добиться большего. Старость притомила его, он давно не был столь же активен, как раньше. А не так давно он поссорился с Большой Обезьяной, повредил руки в глупой стычке, и те больше не слушались так, как прежде. Они опасались… даже не просто переворота — захвата власти. Орочимару был на это способен, а забрав душу Учихи Саске, он станет… -…непобедимым. — Саске поднял глаза на трибуны, с его положения находившиеся как бы в тени. — Но мой брат не всесилен. Я хочу… — Твой брат ведь тоже Учиха, — послышалось вдруг. Запахло жареным — значит, говорила извергающая лаву Мей. — Почему мы должны послушать тебя, а не его? Это был справедливый вопрос, который по какой-то причине не задал никто раньше. Вероятно, были слишком заняты перепалками друг с другом. Саске криво усмехнулся. У Мей потрескались губы — так бывало, когда она раскалялась до предела. Тсунаде спрятала улыбку в плечо Сакуры. — Потому что он уничтожил весь мой клан, — просто и коротко ответил Саске. В его словах на удивление не было ни капли чувств, они ощущались сталью под языком. — Это он разрушил клан Учих. Он убил всех, даже детей и стариков. Выжил только… — Только ты, мы знаем, — грубо прервал его каменистый Эй. Его лицо и обнаженный торс, словно слепленные из кусков горной породы, сливались с темнотой зала. — А кстати, почему? Взгляд Саске на краткий миг помутнел, как запотевшее стекло. Потом он с прежней безэмоциональностью сообщил, будто заучивал все это заранее: — Никто не знает, почему я выжил. Старейшины клана Хьюга предположили как-то, что у него остались какие-то… братские чувства по отношению ко мне. Но я не согласен. Думаю, я просто не представлял для него угрозы. В тот день я просто последним вернулся домой — весь день тренировался в ущелье. Наверное, он просто устал убивать или решил не задерживаться и поскорее скрыться. Я не могу сказать точно. «И я никогда его за это не прощу», — читалось между строк. В письмах Саске говорил, что мечтает отомстить брату за смерть своего клана. Что не остановится ни перед какими препятствиями на пути. «Я сделаю это с вами или без вас, так что решайте, хотите ли получить с этого свою выгоду или предпочтете упустить такую возможность», — говорилось в одном особо странном опусе с присущим ему подростковым максимализмом. Даже элитным почтовым птицам клана Хьюга лететь в Дзигоку очень долго, и его жители не знали, что в день отправки письма была годовщина. У Саске была только одна фотография его семьи: отец стоит нахмурившись, мать с улыбкой приобняла смеющегося младшего, а рядом… старший брат, одежда в пыли после очередного выполненного с блеском задания. Памятуя о проклятии, Учихи очень рано отправляли своих детей на миссии — пока те не ослепли. Саске так и не посмел смять или испортить единственную фотографию родных, убрать с глаз долой спокойное и до сердечной боли прекрасное лицо Учихи Итачи, который спустя пару лет убьет отца и мать прямо в их собственном доме. — А почему ты не обладаешь шаринганом? — встрял какой-то безымянный тип из свиты прихвостней Орочимару. О шарингане и его завораживающей силе знали все демоны, и даже те, кто появился на свет после смерти Мадары, благоговели перед этим мифическим оружием шиноби — глазной технике клана Учиха, при должном умении позволяющей управлять нечистью как послушным стадом баранов. Тем же, кто воочию видел алые глаза Учих, было жутко даже произносить диковинное название. Глаза, практически канувшие в лету. Ведь величавшийся благодаря людской молве «последний представитель клана» Саске так и не дождался своего шарингана. Обычно он с тренировками развивался у шиноби при вступлении в возраст подростка. Саске уже можно было назвать молодым мужчиной — об этом говорила и физическая развитость, и почти незаметный пушок над губой. Сложно представить, чтобы кровь Учих ждала своего часа до пенсии носителя. Очевидно, ему никогда не пробудить свой шаринган, но всех интересовала причина. Орочимару напрягся в своем похожем на трон кресле почетного члена совета. Тсунаде похолодела — если Орочимару заполучит шаринган в свои кольца, он… — Это также мне неизвестно, — отмахнулся Саске. — У меня нет ответов. Захотите, можете задать все вопросы лично Итачи, когда мы заключим контракт, найдем его и заставим заплатить за содеянное. Гнетущая атмосфера и вовсе сгустилась черными тучами. Он произнес это с нескрываемым наслаждением, будто прямо сейчас был готов голыми руками разодрать Итачи глотку. Его кулаки с силой сжались, причем один — на рукояти меча. «Такая юная душа, а столь испорчена», — зашептались на трибунах. Не то, чтобы демоны не понимали жажды мести — как раз напротив. Но за столько лет затворничества видеть смертного, одержимого проливанием крови, тем более родственной и при всех вышеназванных обстоятельствах. На лицах, мордах и духовных образах демонов отразились смешанные чувства — и все же сочувствие и ненависть странным тандемом побеждали. Оба — в пользу Саске. Саске знал, что без шарингана, без средств, без клана и без оружия ни за что не победит Итачи, даже будучи тот полностью слеп. Но Итачи, надо полагать, своего добился и оставался вполне зрячим — ведь он уничтожил свой клан не просто так. Вернувшись с одной миссии, Итачи стал еще тише и отстраненнее обычного. Его срок приближался — слепота наступала у Учих неумолимо и очень медленно. Никто не придал этому особого значения, даже их двоюродный брат Шисуи, его лучший друг. Шисуи вечно твердил, что они должны отправиться на охоту вместе, но их не ставили в напарники — лучшие в своих семьях, они попросту мешали бы друг другу, кроме того, их помощь требовалась шиноби послабее. А однажды Шисуи ушел на миссию и не вернулся. Итачи извел себя до крайности, испугав даже маму и маленького Саске, затем сорвался из дома без разрешения и спустя несколько недель поисков принес в горы истерзанное тело. Очевидно, Шисуи упал со скалы в горную реку. Талантливый шиноби и надежда клана, он никогда не проигрывал, если дело касалось владения техниками, включая шаринган. Казалось, такая смерть просто не поддавалась никакой логике. Но он был старше Итачи и, как затем со слезами на глазах проболталась его мать, начал слепнуть… Обычно об этом сообщали главе клана, и миссии изменяли согласно физическому состоянию шиноби. Шисуи же по какой-то причине скрыл это от всех, кроме самых близких. Даже от Итачи — видимо, не посчитав его таковым… Саске беспокоился за старшего брата. Он каждый день ждал его на веранде, подготовив свои тренировочные кунаи на всякий случай — вдруг Итачи согласится показать пару приемов. Но брат давно с ним не играл. И в тот день Итачи лишь ткнул его пальцем в лоб, как бы говоря — не мешайся на пути у старших. А потом сел рядом, тоже свесив ноги на колючую траву, и бесцветным голосом поинтересовался, знает ли братик одну легенду. Саске уже вышел из возраста «почитай мне сказку» и предпочитал не болтать, а действовать — прыгать по деревьям, целиться в мишени, ловить птиц, в общем, активничать. Но внимание брата, всегда такого занятого и недоступного, было слишком приятно, и он попросил рассказать эту легенду, про себя решив, что неважно, слышал ли он ее уже ранее или нет — дослушает до конца и поблагодарит Итачи за труды. Устало усмехнувшись, Итачи поведал странные вещи — якобы в одном из странствий он услышал о способе спастись от проклятия. Любознательный от природы Саске задавал много вопросов, но на большинство Итачи не знал ответов, а может, не желал раскрывать их ребенку. «Ты бы хотел освободиться, Саске?» — спросил его Итачи. Тогда Саске показалось, что это было сказано с теплотой в голосе, но впоследствии он решил, что так звучало злорадство. «Конечно», — лучезарно улыбнулся ни о чем не подозревающий ребенок, болтая не достающими до земли ногами. — «Братик, и мама, и котенька, и даже папа, когда не злится — все такое красивое и чудесное. Я бы хотел видеть все это подольше». Итачи ничего не сказал, только снова больно ткнул в лоб, похоже, вложив в это движение немало чакры. Саске с криком схватился за больное место, а когда смог отнять руки от лица, брата уже и след простыл. Впоследствии Саске раз за разом прокручивал тот вечер в голове, так что он навечно врезался в память, словно лица героев на скале у Конохи. В основном потому, что Итачи сказал ему, пока с клинка капала свежая кровь их родственников и родителей, и рыхлая почва, будто изголодавшись, впитывала ее в себе, становясь черной. Так же красные глаза брата превращались в сплошную тьму, когда он рассеивал технику. Тогда Саске считал, что это выглядит очень круто, и с нетерпением ожидал дня, когда сможет так же. «Теперь останусь только я, последний носитель проклятия шарингана», — голос Итачи был потусторонним, пустым, но бил по ушам плачущего на коленях Саске, как самый тяжелый молот. — «А ты… оставайся слабым, младший брат, и смотри в оба. Однажды мы еще встретимся, но возможно, уже не в этой жизни. Лучше держись от меня подальше, иначе я не стану сдерживаться. Прощай, Саске». Он говорил что-то еще, но в тот момент оглушенный и заплаканный Саске понял только, что бессилен что-либо сделать. Даже продолжать рыдать он вскоре не смог — слезы просто перестали течь, а всхлипы лишь вызывали рвоту. Хьюги нашли его около трупов мамы и папы, свернувшимся в калачик между ними. Они не говорили, сколько дней прошло, спросили только, почему он не спустился с гор и не позвал на помощь. Саске ничего не оставалось, кроме как честно признаться: брат всегда строго-настрого наказывал не уходить из имения клана без спроса, и уж тем более, не спускаться с гор в одиночку. Когда подрос, Саске отвесил себе немало пощечин за такой ответ. — Но у тебя нет шарингана сейчас? — на всякий случай уточнил кто-то из первого ряда. Саске повернулся к нему и одарил холодным взглядом: — Если бы я мог повелевать демонами, стал бы я ждать столько времени вашего решения? Фраза прозвучала язвительно и явно свысока. Попавший под раздачу демон надулся от возмущения, все на секунду притихли. Откуда-то из задних рядов послышался смешок.  — Это нелепо, — вдруг у Саске словно кончилось терпение. Он взмахнул белоснежными рукавами и обратился к Орочимару: — Если вы собираетесь мне отказать, так и скажите, и я просто уйду восвояси. К чему тянуть и тратить время? Змей воспользовался любезно предоставленным шансом забрать контроль в свои руки: — Он прав. Голосуем. Кто за то, чтобы сделать исключение для Учихи Саске, дабы восторжествовала справедливость в память о клане Учиха и Мадаре? Шелест одежд и тихий стук подошв, исходящий от меняющих позу затекших ног, разбавили атмосферу уютом обыденности, и дышать стало чуточку легче. Учиха Саске, будто будучи этим недоволен, принялся буравить взглядом всех, на ком мог остановить свой взор. — Хорошо, — Орочимару явно был доволен. Перевес голосов оказался на его стороне. — Тогда начнем торги. Но прежде… пусть молодой Учиха с-с-скажет сам за себя. От волнения Орочимару начал шипеть — не сильно заметно для окружающих, но Тсунаде знала это придыхание. Сакура рядом с ней прошептала: — Саске-кун… Это значило «перед тобой любезно открыли клетку, Саске-кун, так войдешь ли ты в нее, позволишь ли запереть за собой?». Это значило «не делай этого». Это… — Кого бы ты хотел видеть тем, с кем заключишь контракт? — Голос Орочимару, всегда масляный и тягучий, сейчас превратился в благоуханное масло, растекающееся по коже теплой волной. Они с Саске смотрели друг на друга, не отрываясь, и казалось, Змей сейчас сделает выпад и со стоном проглотит мальчишку целиком. Как любой шиноби, Саске с младых ногтей знал имена всех демонов, что были на слуху. И великие саннины, разумеется, были в этом списке, и Орочимару среди них. Его свободно ниспадающие по бокам вытянутого лица черные волосы напомнили Саске кого-то из детства — в их семье была женщина, носившая прическу так же, но он никак не мог вспомнить, кем именно. Его змеиный взгляд с вытянутыми зрачками говорил — я дам тебе все, чего ты только захочешь, и отберу стократно. Саске было не жаль ничего. Главное — совладать с дьяволом. Отомстить Итачи. А потом — пусть делает с ним все, что угодно. Саске почти ощущал это. Воздух пах грозой и погребальными благовониями. Все застыли, наблюдая за их бессловесным диалогом. Саске облизнул сухие губы и сказал: — Если я могу выбрать, то я выбираю тебя. Сакура больно сжала руку Тсунаде. Он ее не послушал, не стал противиться змеиным чарам. Рот Орочимару, порочный и безгубый, расплылся в плотоядной улыбке. Собрав волю в кулак, Тсунаде высказалась прямо со своего места: — Но ты не можешь решать. Это суд демонов, и все решит ставка. Орочимару мгновенно перевел немигающий взгляд на нее. Если бы он умел убивать на расстоянии незаметно, ее уже хватил бы удар. — Это верно, — послышалось со всех сторон. С присутствующих словно сняли сонное заклятие, зал оживился, напряжение резко сошло на нет: — Давайте уже проведем торги и разойдемся по домам. Тсунаде поднялась на ноги. Все посмотрели на нее. Орочимару беспомощно пытался сдержать гнев за маской молчаливой улыбки. — Если позволите, я проведу торги. Первая ставка? — Она деловито окинула взглядом зал, как бы ища поднятые руки, копыта, ветви или лапы. Первая ставка считалась решающей. По правилам, тот, кто действительно хотел заполучить душу, должен был предложить ставку с самого начала. И если заключающий контракт ее принимал, его судьба считалась решенной. Но если кто-то перебивал ставку, повторять ее запрещалось — наверное, это правило существовало лишь ради азарта и ничего более. Забавно, что изначально торги были всего лишь издевательством над бесценной душой, над чудом жизни. Когда-то только творения зла были способны на такой дерзкий акт, противный всему сущему. Но войны закалили нечисть вплоть до самого захудалого природного духа. Торговаться за душу — немыслимо хотя бы по той причине, что она никому не принадлежит, даже себе самой. Но демоны — торговались. Они получали взамен жертву, которую невозможно найти иначе — смертного, добровольно отдавшего себя их власти. Это была сила слишком неодолимая и притягательная. — Я делаю ставку, — гордо заявил Орочимару, и все притихли снова, беспрестанно перешептываясь. Весь его вид как бы говорил — кто посмеет перебить меня и бросить мне вызов? Воцарилась долгая пауза, во время которой Саске, несколько раз посмотрев по сторонам и заметив, что с ним стараются не встречаться глазами, уже готов был выступить вперед и принять предложение Орочимару, как вдруг откуда-то из-за трибун, где даже не было сидячих мест, раздался веселый голос: — Я тоже делаю ставку. Целый суд демонов как по команде обернулся к тому, кто это сказал. Саске вгляделся в тени. «Немыслимо», — пронеслось у него в голове. — Я предлагаю себя, Учиха, — повторил на всякий случай говорящий, подходя ближе к краю последней площадки. Вокруг него тут же образовалась пустота, поэтому разглядеть его стало проще. Уши, хвосты, фляжка на поясе — явно не с водой… — Слышал, тебе нужна помощь демона? Я готов. — Да как ты смеешь, Наруто-кун… — Орочимару буквально закипал от злости. Он вскочил с места, будто собираясь размотать все свои кольца и расплющить наглеца, стоявшего, вот сюрприз, на трибунах со стороны Джирайи. — Кицуне? — недоуменно спросил Саске. Видимо, он не вполне верил в реальность происходящего так же, как демоны на трибунах, поэтому его вопрос, обращенный к Наруто, прозвучал несколько по-детски: — И зачем мне кицуне? — Я тоже демон, — возразил Наруто с улыбкой. — И я тебе пригожусь, вот увидишь. Он вдруг подмигнул Учихе, да так дерзко, что у присутствующих при этом сперло дыхание от возмущения его бесстыдством. Саске не знал, что и сказать. Он покачал головой, но выражение его лица еле заметно изменилось. Сакура потянула Тсунаде за рукав, и та поспешно вмешалась: — Кто-то еще? Ставка раз, ставка два… Что ж, последняя ставка сыграла, Учиха Саске. Все демоны прекрасно знали правила. Торги — лишь фикция, красивый обряд. Душа за душу — вот и все, что тут можно выменять. Играла роль лишь очередность. Считалось, что тот демон, кто слишком сильно алчет заполучить душу, поспешит сделать ставку — и проиграет. Потому что это недостойное поведение для демона. И тот, кому больше других не важна эта ставка, побеждает. Но демоны уже очень много лет не проводили никаких торгов. Возможно, поэтому сбить ставку Орочимару оказалось так просто. Нужно было лишь немного смелости и… быть Наруто. Саске выглядел потрясенным, хоть и старался не подавать виду. Он лишь кивнул и ускользнул в темный проем, из которого его привела Сакура, не оборачиваясь на обратившегося в каменное изваяние Орочимару. Уже через 10 минут, а может, и меньше весь Дзигоку судачил о том, что Учиху Саске увели у Орочимару из-под носа, причем не кто-нибудь, а один из учеников Джирайи. «Джирайя опять одержал победу, а ведь его там даже не было!» — восторгались праздные наблюдатели. За их непрерывной войной наблюдать порой было не менее интересно, чем участвовать в сражениях самому. Орочимару так взбесился, что после даже слег на несколько дней от изнеможения. Говорили, что его приходили проведать саннины. С лица Джирайи не сходила ухмылка, а у Тсунаде был цветущий вид. *** *Ри — единица японской системы измерения, равная 3927 м. *Кумогакуре — Деревня, Скрытая в Облаках, одна из деревень шиноби, как Коноха (Скрытая в Листве). ***