Свет в сумеречной тьме (Lux In Tenebris Crepusculum)

Гарри мрачным взглядом окинул столовую, полную беспечных, ничего не ведающих учеников. Глаза на секунду задержались на дальнем столике, где обычно обедали Каллены (вернее, лишь делали вид), и Гарри прошел к своему месту за столиком ребят, усевшись рядом с Беллой. Майк и Эрик о чем-то увлеченно спорили, но он и не думал вникать в суть разговора и делать вид, что ему это интересно. Всю ночь Гарри думал о прочитанном и так не смог уснуть. Каллены – вампиры. Очуметь можно. Прав был Снейп, когда называл его безголовым идиотом. «… обладают силой непревзойденной, способной сразить мантикору, и быстры, как ураганный ветер. Кожа их хладна как лед и тверда как камень, а под солнцем сияет аки граненый алмаз чистейшего качества…» Гарри точно помнил, что они изучали вампиров на четвертом курсе ЗОТИ, но, если честно, из всего материала точно помнил только то, что они питаются кровью, очень сильны, быстры и мертвы. Уж как-то не до вампиров ему было на четвертом курсе. Особенно перед вторым испытанием. Из такого «колоритного» описания у Гарри в голове раньше складывалась неясная картинка ожившего мертвеца с длинными клыками, почему-то заостренными ушами, и острыми когтями, которыми те выкапывают себе ход из могил по вечерам. Теперь он почерпнул достоверной (он на это надеялся) информации, и был вооружен ей до зубов. Конечно, еще оставались вопросы, и ответы на них Гарри тоже желал знать. Например, почему у Калленов были не красные глаза? Одним из первых признаков «как распознать вампира» в этой книге была указана алая радужка глаз, и Гарри также об этом знал и даже смел надеяться, что будь у них красные глаза, он понял бы сразу, кто перед ним. Ночью он пытался вспомнить, какого цвета глаза у Калленов, но всех вспомнить не смог – лишь золотистые глаза Эдварда, в которых иногда появлялись черные вкрапления, намертво отпечатались на внутренней стороне его век. Цвет был определенно необычным для человека, но еще более необычным он был для вампиров! Как такое было возможно, он пока не знал. Вообще-то, насчет остальных пунктов (вроде нечеловеческой силы или скорости) Гарри тоже не был уверен, ведь ни один из Калленов никогда не демонстрировал ничего подобного в школе или даже вне ее. В пользу этой новой теории (хотя в голове Гарри это было уже утвержденным фактом) говорило только несколько признаков, указанных автором книги: холодная кожа (он вспомнил то случайное прикосновение к руке Эдварда), то, что они никогда не ели (Гарри убедился в этом во время обеденного перерыва), то, насколько точны и выверены были их движения и тот факт, что Гарри никогда не видел их под лучами солнца. Хотя последний пункт провернуть в Форксе было сложновато, он половину жителей города не видел под солнцем, но это можно было легко проверить, просто произнеся два волшебных слова: Люмос Солем. Но так палиться было бы слишком неразумно… даже для него. Еще можно было пустить кому-то кровь… Только не в школе, полной учеников. Это было бы, опять-таки, слишком опасно и неразумно. Из этого же вытекал и следующий вопрос: что вампиры вообще забыли в школе, и как Карлайл допустил это? Можно было предположить, что они таким образом скрашивали долгую однообразную жизнь, но, серьезно? Неужели век вампиров настолько долог и скучен, раз они проводили свое время в школе? А доктор Каллен? Он произвел на Гарри впечатление весьма благопристойного, мудрого и милосердного человека, даром, что вампир, так почему он позволил членам своего клана свободно разгуливать по школе – неизменному рассаднику разнообразных травм? Гарри не верилось и не хотелось верить, что в этом был какой-то стратегический умысел. Странных жертв и смертей в этом городе уже давно не наблюдалось – это стало ясно после похода в местную библиотеку, где Гарри прошерстил все криминальные сводки в газетах за последние пару лет. По сему выходило, что Каллены либо питались не здесь, что было логично для такого маленького города, в котором они вроде как осели, либо они питались донорской кровью из пакетов, что так же имело смысл, ведь Карлайл работал в больнице. Это тоже следовало прояснить. И у Гарри уже начал назревать нехитрый план, как это осуществить. К счастью, у Поттера не было каких-либо предрассудков против вампиров, равно как и против оборотней и других магических рас, несмотря на то, что и те, и другие поддержали Волдеморта в свое время. Он понимал, что люди, вампиры и прочие существа не отвечают за поступки других себеподобных, и не собирался судить о Калленах лишь по тому, что пишут в книжках. Но осторожностью все же пренебрегать не стоило.

***

«Более века я жил в тайне. До сих пор я рискую… Но я должен узнать ее», – думал Эдвард, глядя на спящую в своей кровати девушку. Наблюдать за Беллой по ночам, когда она спала, стало любимым делом Эдварда. Ночью она была еще более беззащитной и уязвимой, чем когда-либо, и это дарило Эдварду чувство собственной вседозволенности – и тем сильнее он возвышался над монстром внутри в собственных глазах, когда каждый раз находил в себе силы преодолевать себя, не приближаясь к девушке более чем на метр. Ее запах обволакивал и одурманивал его каждый раз, когда он делал жадный глоток воздуха, который был ему не нужен, и горло опаляло нестерпимым жаром, но он сглатывал ядовитую слюну и дышал-дышал-дышал дальше. В тот день, когда Белла едва не угодила под фургон, он увидел в мыслях Элис, что полюбит ее, и, конечно, не мог, не хотел в это верить, но шло время… И Эдвард бы не стал так же категорично утверждать это сейчас. Он не мог утверждать, что любил ее, пока нет, но что-то странное и теплое уже поселилось в его груди – и он не мог отделаться от мимолетных видений Элис, в которых он видел, как просто ему будет полюбить Свон. Его тянуло к ней с силой невероятного притяжения, с которой притягивает планета маленькую комету, пролетающую мимо. Это было сродни падению – свободно и без малейших усилий. А вот не влюбиться было бы очень сложно, Эдвард чувствовал это, сдерживая себя, как мог: становился непроницаемым, держался на расстоянии в школе, и все равно из раза в раз приходил к ее окну ночью – все это изнуряло так сильно, будто он был обычным смертным. Прошло уже больше месяца, а ему с каждым днем становилось все сложнее. Но для него это имело небольшое значение, так как он все еще ждал того дня, когда сможет это преодолеть, и ему станет легче. Это должно было быть тем, что имела в виду Элис, когда говорила, что он не сможет держаться от нее на расстоянии. Но боль лишь увеличивалась, хотя пока Эдвард мог ее контролировать. Он не хотел причинять ей вреда. Наоборот, в большинстве случаев ему хотелось ее защитить, и меньшее, что он мог сделать для этого, если ему и правда было предначертано любить ее – избегать ее. Это было легко делать в школе, на людях, когда рядом с ней или с ним самим были люди. Он мог притворяться, что игнорирует ее, мог не смотреть в ее сторону, но все это было лишь притворством, обманом, а не тем, чего он хотел добиться в действительности. Но стоило наступить ночи, вся его сила воли, что он затрачивал, чтобы не приближаться к ней, иссякала, и он едва мог справиться с собой. Там, за закрытыми глазами, за каждым тяжелым молчанием, он все еще улавливал каждый ее вздох, каждое ее слово. Все это нещадно терзало его, и в порыве философских страданий Эдвард разделил свои мучения на пять категорий. Первые две были хорошо ему знакомы. Ее запах и ее тишина. Или, если сказать иначе – его жажда и его любопытство. Жажда была теперь самым примитивным из его мучений. Он старался не дышать на уроках в присутствии Беллы, но каждый раз, когда воздух попадал в его легкие, ощущения были такие же, как и в первый день: огонь в горле, безумное желание и грубое неистовство, жажда вырваться из оков. Чудовище внутри Эдварда ревело, рвало и метало, ведь он был так близко к желаемому… Любопытство было одним из самых верных его спутников. Вопросы никогда не покидали его пытливый разум, ему было интересно, о чем она думала каждую секунду. Когда он слышал ее тихие вздохи, когда она наматывала прядь волос на палец, когда тихо посапывала в подушку, обнимая очередной томик Бронте или Шекспира. Самым неожиданным его мучением стал Майк Ньютон. Посредственный и скучный, этот парень каким-то образом раздражал Эдварда даже больше надоедливой Джессики Стэнли. Он постоянно ошивался рядом с Беллой, пытаясь завладеть даже крохами ее внимания. Но больше всего выбешивало то, что в действительности он никогда не замечал настоящей Беллы за тем образом, что он нарисовал себе в голове. Он не слышал тех маленьких откровений, каждой ее крошечной небрежности, которую она допускала в их разговорах. Не слышал той любви и снисхождения, той зрелости, с которой она порой говорила. Он не слышал вежливость в ее голосе, когда она изображала интерес к его дурацким историям, и не видел скрывающуюся за вежливостью доброту. Самым мучительным из всех страданий было безразличие Беллы. Она игнорировала Эдварда точно так же, как он игнорировал ее. Она не предпринимала попыток заговорить с ним, не считая ее вежливых утренних приветствий на совместных уроках. Эдвард не знал, думала ли она о нем, и это приводило его в дикое бешенство. Единственное, что держало его в узде – те пристальные взгляды глубоких карих глаз, которыми она все еще его одаривала. И пусть он не отвечал ей на каждый, из видений Элис он видел их все. И еще одним его мучением, обособленным от других, был парень по имени Гарри Блэк. Он не слышал его мыслей. Элис не видела его в своих видениях. И он, кажется, был тем, кто спас Беллу из-под фургона, каким-то образом притянув ее к себе так, что даже два вампира с острейшим зрением не могли его увидеть. Гарри Блэк был самой сложной загадкой за всю его жизнь. Он был словно неразгаданная рукопись Войнича, кодекс Рохонци, Криптос Санборна, называйте как хотите. На то были свои причины. Пусть он казался самым обычным парнем на первый взгляд, Эдвард чувствовал, что есть внутри него что-то такое, что нельзя увидеть даже совершенным вампирским зрением или услышать острым слухом. Розали едва не устроила скандал, когда он признался семье, что не слышит его мысли и мысли Беллы, а Элис только подлила масла в огонь своим признанием, что он не поддается и ее способностям тоже. Они едва не собрали вещи, чтобы тут же скрыться в неизвестном направлении, но все решилось в последний момент благодаря Карлайлу. Конечно, Розали и сама не хотела начинать все с начала в новом городе, так что было решено немного подождать и понаблюдать за этими двумя. Эдвард в тот момент испытал необъяснимую волну облегчения, хоть и понимал, что может быть опасен как минимум для Беллы. И тут же понял, что до сих пор не узнал запах Гарри. Когда он спросил об этом свою семью, то не увидел в их мыслях ничего особенного – так же было и с Беллой. Она пахла для них совсем как обычный человек, довольно приятно, но ничего особенного. Лишь Карлайл заметил нечто особенное в его запахе. Он отвел его в сторону (что, в принципе, было излишним: приватность – понятие весьма условное в доме вампиров, особенно, когда там живет телепат) и воспроизвел в мыслях осмотр в больнице. Эдвард погрузился в это четкое воспоминание, и будто сам оказался там. Благодаря идеальной памяти воспоминания вампиров всегда ощущались им гораздо ярче и четче, чем воспоминания людей. Эдвард увидел глазами Карлайла невысокого темноволосого парня, сидящего на кушетке и ожидающего своей очереди. – Мистер Блэк, как себя чувствуете? – поинтересовался Карлайл. Его рентгеновские снимки были в порядке, но стоило осмотреть пациента и на наличие менее травмоопасных повреждений. В нос Эдварда ударили фантомные запахи больницы из воспоминаний Карлайла: запахи лекарств, болезни, хлорки, антисептика, приглушенный аромат крови и – сидящих перед ним пациентов. Белла только что ушла, но даже после ее ухода остался еле заметный шлейф ее тонкого аромата. Эдвард с удивлением отметил, что не чувствует раскаленного жара в горле, и понял, что так слышит ее запах Карлайл. Да, запах был приятным, но нисколько не вызывал в нем той жажды крови, которую обычно чувствовал сам Эдвард. В этот момент он как никогда ему завидовал. – Отлично, сэр. Немного побаливает плечо, но, думаю, просто неудачно упал, – вежливо ответил Блэк. Уголки его губ слегка приподнялись в смущенной улыбке. – Позвольте, я осмотрю? – Конечно, – серьезно кивнул парень. – Но я, правда, думаю, что там ничего серьезного. Гарри снял с себя толстовку и футболку, нисколько не стесняясь своего тела. Взгляд Эдварда скользнул по светлой коже, не тронутой солнцем, поджарым мышцам рук и груди, худому впалому животу и очерченным мышцам живота. Карлайл же сначала заметил несколько белесых заживших рубцов на его теле. Они были резаными, но явно не от ножа – такие шрамы Карлайл видел тысячи раз. Эти рубцы были более рваными, и Карлайл потратил пару секунд, пытаясь вспомнить, какой инструмент мог нанести такие повреждения. Эдвард почувствовал еще один запах из воспоминаний отца, когда он приблизился к юноше. Свежий, слегка горьковатый и … прохладный, как сырая трава после дождя, как лесной воздух после грозы… За этим запахом все еще чувствовалось тепло человеческого тела, и этот запах опять сбил с толку Эдварда. И, судя по всему, Карлайла тоже. Гарри не пах как обычный человек. Но он не был и певцом крови. Его запах не вызывал жажды крови, хоть и был довольно приятным. И это было самое странное. На плече зрел синяк, видимый пока только острому вампирскому зрению, Карлайл легко коснулся этого места и ощупал теплую бледную кожу. Плечи Гарри едва заметно напряглись при касании, но тут же расслабились. – Болит вот здесь? – уточнил Карлайл. – Да, но несильно. – Будет синяк, но в целом, все в порядке. Я выпишу вам мазь. Гарри оделся, и Карлайл вытащил небольшой фонарик из нагрудного кармана, чтобы проверить реакцию зрачков на свет. Гарри снял очки, и его лицо вдруг стало таким открытым и беззащитным без них… Эдвард отметил, какие яркие у парня глаза. Зеленые, сочные как летняя трава, глубокие, как море, добрые и по-детски распахнутые, но в то же время будто умудренные опытом и печалями столетнего старца. Карлайл заметил молниевидный шрам на лбу, но ничего на это не сказал. Очевидно, у мистера Блэка была не самая сладкая жизнь - парня было жаль. – Все в порядке, – заключил Карлайл. – Но мы не смогли связаться с вашим опекуном. – О, это неудивительно, он сейчас путешествует, и вполне может быть там, где не ловит связь, – ответил Гарри. – Понятно. Мы можем связаться с кем-то из ваших родственников? – Это вряд ли. У меня их нет. – Вы живете здесь совсем один? – доктор отвлекся от планшета и взглянул на Гарри. Возникла мысль, что следовало бы присматривать за ним хоть иногда. – Да. Летом мне исполнится восемнадцать, а мой опекун мне полностью доверяет. – Что ж, хорошо. Похоже, вы очень ответственный молодой человек, мистер Блэк. Гарри улыбнулся Карлайлу в ответ очень мягкой улыбкой, в его глазах читалась благодарность. «Должно быть, ему не часто доводилось слышать похвалу от взрослого человека, если его опекун так много путешествует», – подумал Карлайл, давая документы на подпись юноше. Перед тем как выйти из приемной, Гарри еще раз поблагодарил Карлайла и искренне улыбнулся. Эдвард хотел бы, чтобы этот человек однажды улыбнулся так и ему. Такой светлой и мягкой была эта улыбка, что дарила искру совершенно человеческого тепла даже через воспоминание отца. – Значит, он тоже обладает особенным запахом? – задумчиво произнес Эдвард. – Похоже на то. Но, насколько я могу судить, он не певец крови. По крайней мере, для меня. Я уже встречал своего певца крови, и могу утверждать, что это не он, – кивнул Карлайл. – В школе его запах, должно быть, перебивается другими, более привычными нам запахами людей, – отозвалась Элис из своей комнаты. – Я не слышала его запах, даже сидя в одном классе. – Может, это и к лучшему, – предположил Джаспер, все еще испытывающий сложности с переходом на их вегетарианскую диету. – Возможно, – согласился Эдвард. Но он все равно должен был узнать его запах сам, лично. Будет проблемно, если Блэк тоже окажется певцом крови для него. – Наслаждайся пробежкой, – самодовольно сказала Розали Эдварду, намекая на все предыдущие разы, когда он сбегал из дома на целую ночь и мчался в неизвестном направлении. Такое в последнее время действительно имело место быть – каждый раз, когда ему нужно было подумать или сбросить напряжение. Но он не собирался бегать сегодня. Вместо этого он хотел навестить дом Гарри Блэка, чтобы узнать его запах. В школе это могло стать затруднительным и небезопасным для других людей, а так… Что ж, риск все еще был, и Эдвард не хотел подвергать опасности Гарри, так что следовало для начала подкрепиться стадом лосей или медведем. А лучше и тем, и другим. Еще до полуночи он пресытился, выпив больше, чем было необходимо. Правда, все же пришлось перед ночным визитом зайти домой сменить рубашку – эта была немного испорчена медведем. – Спешишь на ночное рандеву, Эдвард? – усмехнулся Эммет напоследок, заметив, что рубашка на брате была совершенно новая. Эдвард ничего не ответил. Он спорил с собой весь путь до Форкса, но все же его менее благородная сторона победила в споре, и он двинулся вперед со своим несостоятельным планом. Монстр внутри не дремал, предвкушая новый аппетитный запах (и вкус), но был взят под жесткий контроль. Было уже за полночь, но Гарри, кажется, еще не спал. Из окон на первом этаже лился мягкий желтый свет. Очень удачно дом располагался у самого леса, а ближайшие соседи были за поворотом небольшого пролеска, так что дом стоял практически в уединении. Эдвард бесшумно обошел дом, прислушался к тому, что происходило внутри, и убедился, что парень был один. Окна гостиной выходили во двор слева от входа, и Эдвард удобно устроился на ветке одной из сосен, где его было бы незаметно, но при этом ему открывался неплохой обзор на гостиную Блэка. Некоторые ветки мешали, но в целом, благодаря вампирскому зрению, Гарри был как на ладони. Он сидел на диване, подогнув под себя ногу, и читал какую-то огромную книгу. Она полностью закрывала бедра парня по колено, так что Эдвард бы решил, что это какая-то энциклопедия, но страницы у этой книги были подозрительно желтые и неровные. Это было скорее похоже на какой-то старый фолиант, и Эдвард удивился тому, откуда Гарри мог его взять. А главное – для чего? Текста, к сожалению, Эдварду не было видно, и он даже подумывал подобраться поближе к окну, чтобы увидеть написанное, но Гарри внезапно отложил фолиант на столик перед собой и начал выполнять странные движения своими руками. Он складывал ладони вместе, неуверенно загибал и двигал пальцами, снова и снова сверяясь с книгой, будто в ней было наглядное пособие по выполнению этих странных упражнений для пальцев. Он все двигал и двигал руками, отрабатывая уже знакомые Эдварду движения все увереннее, и иногда полушепотом комментировал свои действия. – …повернуть правую руку против часовой стрелки, чтобы ладонь оказалась вверху, и сжать кулак… – бормотал он себе под нос, раз за разом отрабатывая движения. Эдвард не понимал, зачем это нужно, но пару раз даже попробовал выполнить все эти движения сам. И внезапно свет в доме Гарри отключился. Эдвард даже привстал на своей ветке. Гарри сидел на месте. Выбило пробки? Но Гарри все так же сидел на месте, и не выглядел испуганным или хотя бы удивленным. Он выглядел довольным, будто все шло так, как и должно было быть. Это была… не самая типичная реакция на внезапное отключение света, и Эдвард подобрался ближе, чтобы увидеть, что парень собирается делать дальше. Гарри сделал еще пару движений рук, на этот раз совершенно иных, и… свет включился обратно. Что? Эдвард не мог поверить своим глазам. Должно быть, это было простое совпадение. А может, он знал, что свет в это время должен выключиться и включиться обратно. Или это особая система включения и выключения, по типу хлопков? Все это звучало до жути нелепо и глупо, но… Правда звучала куда нелепее. Свет включился и выключился в буквальном смысле по мановению руки этого человека! Эдвард едва не рассмеялся своим мыслям. Может, он сходит с ума? Учитывая, что уже двое людей не поддаются его дару, это была вполне жизнеспособная версия. Но если предположить, что Гарри действительно особенный? Он обладал такими же способностями, как они, вампиры? Но ведь он определенно был человеком, Эдвард точно слышал его сердцебиение, а Карлайл слышал его запах, и он был отличным от вампирского, хотя… следовало признать, имел нечто схожее с ним. Гарри повторил этот трюк еще пару раз, и Эдвард убедился, что это была не случайность. Кто же он? Человек с необычными способностями… Эдвард слышал о тех, кто якобы умеет ходить по воде, предсказывать будущее, излечивать болезни с помощью какого-то чуда, но ни разу ему не доводилось встречать их лично. Неужели Гарри был одним из них? Кстати вспомнился случай на парковке, когда Беллу будто оттолкнуло что-то невидимое и притянуло ее прямо к тому, кто стоял позади нее – Гарри. Все это было очень странно, но оттого становилось лишь любопытнее и интереснее. Выходит, он не ошибся, когда сравнил его с рукописью Войнича и кодексом Рохонци, парень действительно был совсем непрост, и на разгадку его шифра Эдварду понадобится немало сил и времени. Через какое-то время парень, заметно уставший и отчаянно зевающий, поднялся наверх, в свою спальню, прихватив книгу с собой, и Эдварду пришлось сменить дислокацию. Окна хозяйской спальни выходили на задний двор. Окно было слегка приоткрыто, и легкий ветер трепал прозрачную занавеску. Кажется, парень и не думал закрывать шторы, даже не предполагая, что за ним могут наблюдать. Конечно, обычным людям было бы мало что видно, но Эдвард совершенно точно не был обычным человеком. Гарри сходил в душ, и вышел из него в одном полотенце, повязанным на бедра. Эдварда несколько смутило увиденное, и он поспешил отвести взгляд, спасая остатки своей совести и джентльменского достоинства. Хоть Блэк и был парнем, подглядывать за нагими людьми он не собирался в любом случае. Когда парень лег и свет угас, Эдвард приготовился ждать, прислушиваясь к размеренному дыханию Гарри. Вскоре оно стало совсем тихим. Эдвард спрыгнул с дерева и вскарабкался по фасаду дома за доли секунды. Окно так и не было закрыто до конца, несмотря на то, что на улице было все еще довольно прохладно. Держась руками за карниз, Эдвард посмотрел сквозь стекло и, убедившись, что парень действительно спит, неслышно проник внутрь. Комната Гарри была главной, это было понятно по двуспальной кровати и личной ванной, дверь в которую располагалась рядом с гардеробной. Сама комната была не очень большой, и все же Эдвард поразился тому, как разительно она отличалась от комнаты Беллы. В ее комнате было столько вещей, говорящих о своем владельце: фотографии на стенах и полках, китайские фонарики, десятки книг и CD-дисков на полках, старые детские рисунки, гирлянда, какие-то напоминания, тетради и учебники на рабочем столе, ноутбук, в конце концов… Комната Гарри отличалась аскетичностью. Было понятно, что он лишь недавно переехал, но разве обычные подростки первым же делом не украшают комнату по своему вкусу? Наискосок от кровати стоял пустой туалетный столик, оставшийся, судя по всему, еще от прежних хозяев, напротив кровати – большой книжный шкаф, заполненный книгами лишь наполовину. Книги в нем выглядели довольно старыми, но присматриваться Эдвард не стал. Кроме этого в комнате стояла лишь кровать и прикроватная тумбочка. А на ней только электронный будильник и очки. Эдвард тихо и осторожно подошел к кровати Гарри. Он лежал на животе, и его голова была повернута к окну, левая рука лежала на подушке, а правая – под ней. Лицо Гарри было расслаблено и почти безмятежно – только небольшая складка между бровей говорила о том, что его сон был неспокоен. Рука Гарри вдруг дернулась, и он перевернулся на спину. Эдвард замер на месте, готовый в любую секунду прыгнуть в приоткрытое окно, и вдруг понял, что не дышит. Не сделал ни вдоха с тех пор, как проник в эту комнату. Видимо, эта привычка выработалась у него от его частых визитов к Белле. Он потряс головой, снова чувствуя отвращение к самому себе. Ему нужно было сделать вдох. Всего один, чтобы сразу бежать из этого дома и из этого города либо позволить себе остаться еще ненадолго. Он заколебался на доли секунды, но, убедившись, что его монстр сидит в крепкой клетке его контроля, несмело втянул воздух в свои легкие. Сначала ему показалось, что он ничего не почувствовал. Только запах леса за стеклом и свежего ночного ветра, что задувал в приоткрытое окно. И он сделал еще один глубокий вдох, склонившись над спящим чуть ниже. Чувство пришло вместе с озарением – ведь это именно то, о чем говорил Карлайл! Горло не опалило диким огнем, и безумный монстр внутри него не оскалил свои клыки. Но этот запах… он и правда был совершенно отличным от того, что привык слышать Эдвард. Пожалуй, трава после грозы – самое точно описание, что он смог бы дать этому аромату, но и оно не раскрывало всю суть этого запаха. Эдвард все еще чувствовал что-то человеческое в нем, теплое, как кровь, но оно не вызывало такого голода и желания, какой вызывал запах Беллы. В нем хотелось искупаться, забыться, возможно, узнать, какова на вкус эта кровь, но никак не выпить его до дна в безумном голодном порыве. Возможно, лишь пригубить пару капель из чистого любопытства, не более… Эдвард облегченно вздохнул и выпрямился. Это знание принесло успокоение в его беспокойный разум. Он глубоко вздохнул, позволяя запаху Гарри распространиться по его телу и раствориться в нем. Гарри вдруг зашевелился, его зрачки заметались под закрытыми веками – видимо, ему снился кошмар. – Седрик… – еле слышно выдохнул он, и Эдвард услышал, как его сердце начинает биться сильнее. Он покинул комнату до того момента, как Гарри проснулся и судорожно выдохнул. Но его глаза почти сразу закрылись, и скоро парень снова уснул. Эдвард видел это со своего наблюдательного поста, облюбованного им ранее. Он вспомнил, как Белла точно так же произнесла его имя во сне, когда он впервые пришел к ней. Только она во сне просила его остаться, а Гарри, кажется, снились кошмары. Кем был этот Седрик? Судя по всему, Гарри сильно испугался за него во сне, значит, этот человек был ему дорог. Неожиданное воспоминание пронзило разум телепата, и он едва не свалился с ветки, неосторожно покачнувшись на ней. – Седрик… – губы парня, смотрящего на него, приоткрылись в тихом выдохе, полном боли. А через секунду брюнет уже выскочил из аудитории, как если бы ему стало плохо. Ведь Гарри произнес это тогда, когда увидел его в школе в первый раз. Почему? Картинка едва не поплыла перед взглядом Эдварда, и перед его глазами возникло еще одно воспоминание, любезно подложенное идеальной вампирской памятью, чтоб ее. – Седрик! – Эдвард услышал отчаянный оклик в толпе. Он повторился еще раз, и еще, и даже ему самому стало любопытно, кто и кого окликал с таким чувством. Он кинул зонт на переднее сиденье машины и обернулся в сторону голоса. Неизвестный парень стоял в движущейся вокруг него толпе, и смотрел прямо на него своими огромными испуганными глазами, но, решив, что тот попросту обознался, Эдвард сел в машину и уехал. Это случилось в Сиэтле пару месяцев назад, и тогда Эдвард не придал никакого значения этому инциденту, так что вскоре забыл о нем, но теперь образ растрепанного, как ему тогда показалось, мальчишки, ясно стоял перед его глазами. Сомнений быть не могло, это был Гарри. Эти темные, торчащие во все стороны волосы, яркие губы, от прилившей к ним крови, и огромные испуганные зеленые глаза. Как он мог не узнать его сразу? При том, что Гарри, кажется, узнал его в первый же миг. Хоть и оба раза назвал его чужим именем. Кем был этот Седрик? Каким-то парнем, похожим на него? Родственником? Другом? Возлюбленным? И если и так, то что с ним случилось, что Гарри каждый раз так реагировал на него? Вопросов становилось все больше, и Эдвард раздраженно-устало откинул голову к стволу дерева. С Беллой в школе у них были такие же натянутые и непонятные отношения. Они могли игнорировать друг друга неделю, а потом вдруг разговориться посреди урока словно старые друзья. Каллен видел, что это раздражало девушку, и она злилась на перемены его настроения точно так же, как он злился на себя, когда не мог сдержаться и заводил разговор. Он все еще обещал себе держаться подальше от нее ради ее же безопасности, но порой это было невыносимо. Ее запах манил к себе, а невозможность услышать ее мысли делала только более желанной в собственных глазах. На следующий день после объявления танцев Эдвард услышал весьма занимательный разговор в столовой. После уроков он поймал девушку на парковке. Пикап Свон все еще был в ремонте, и она собиралась идти домой пешком. – Ты снова со мной разговариваешь? – кажется, она была немного раздражена. Эдвард подумал, что сложно будет поменять ее мнение. Но он решил быть с ней честным. – Я не притворяюсь что тебя не существует, – он собирался сохранять непринужденность в разговоре с ней, чтобы не выдать истинных чувств. – Я говорила вовсе не об этом, – ответила девушка, не сбавляя шага. – И, в таком случае, ты, кажется, решил просто довести меня до нервного срыва своими переменами настроения? Злость прошибла Эдварда словно удар током. Как она вообще могла такое подумать? Его взбесило то, что он вдруг почувствовал себя таким оскорбленным. Она не знала о тех переменах, что происходили в нем в последние дни, но он все так же злился на ее слова. – Белла, это просто абсурд, – огрызнулся он. Девушка, ничего не ответив, упрямо шла вперед. Эдвард почувствовал себя виноватым. Не стоило ему так огрызаться, в самом деле. У него не было права на злость, в отличие от нее. На секунду он представил, каково было ей, когда он то вдруг заговаривал с ней, то снова переставал обращать на нее внимание. Конечно, с его стороны все это было совсем не так, но с ее… должно быть, так и было. В таком случае у нее было полное право послать его куда подальше. – Постой, – окликнул ее Каллен. Девушка не остановилась, поэтому он пошел за ней. – Прости за мою грубость. Но с твоей стороны все же неправильно было бы говорить так. – Почему тебе не оставить меня в покое? – уже спокойнее, но все еще раздраженно спросила Свон. «Поверь мне, – хотелось сказать ему. – Я старался». Губы парня сжались в виноватой полу-улыбке. «Ах да, и еще. Я почти уверен, что уже безоговорочно в тебя влюблен», – мысленно добавил он. – Я просто хотел тебя кое о чем спросить, но ты не дала мне и рта раскрыть, – ответил Эдвард, замечая реакцию девушки. – У тебя раздвоение личности? Эдвард подумал, что это было похоже на правду. Его сознание сейчас было неустойчивым, так много новых эмоций бурлило в нем. – Ну хорошо, – девушка вздохнула. – О чем ты хочешь меня спросить? – Я хотел спросить насчет дня весенних танцев… Эдвард видел, как на лице девушки проступает потрясение, и легкий смешок сорвался с его губ. – Ты смеешься? – девушка обреченно взглянула на него. «Да». – Ты дашь мне закончить? Она молча ждала, закусив нижнюю губу. На секунду это отвлекло Эдварда. Странная, незнакомая реакция появилась в его давно забытой человеческой сути. Он попытался выкинуть ее из головы и продолжил дальше играть свою роль. – Я слышал, что ты собираешься в Сиэтл в этот день. Можно ли тебя подвезти? – предложил он. Ему казалось, будет лучше, если он разделит с ней ее планы, чем будет просто узнавать о них. И даже не от нее. Девушка уставилась на него с отсутствующим выражением лица. – Что? –Ты не возражаешь, если я отвезу тебя в Сиэтл? – медленнее повторил Эдвард. При одной только мысли, что он останется с ней наедине в машине… его горло разгорелось пожаром. Он глубоко вздохнул. – С кем? – кажется, девушка все еще не могла осознать услышанного. Ее глаза были широко открыты, и в целом она имела несколько смущенный вид. – Со мной, конечно, – медленно ответил Каллен. – Почему? Эдварда удивляло то, насколько ее поразило предложение составить ей компанию. Должно быть, она приписала его прошлому поведению самые ужасные причины. – Ну, я планировал поехать в Сиэтл через пару недель, так почему бы и не в этот день? – как можно непринужденнее ответил парень. – К тому же, твой грузовик ведь еще не починили? – Нет, но к тому времени он обязательно будет на ногах, спасибо за заботу. – А сможет твой грузовик доехать туда на одном баке бензина? – Я не понимаю, почему тебя это так волнует, – проворчала Белла. Но это все же не было «нет». Эдвард слышал, как участилось ее сердцебиение и дыхание. – Разумное использование полезных ископаемых должно волновать каждого, Белла. – Если честно, Эдвард, я не понимаю тебя. Я думала, что ты не хочешь со мной общаться, – не выдержала девушка. По телу вампира пронеслась легкая дрожь, когда она произнесла его имя. Как можно было не перегнуть палку и быть честным одновременно? Он не знал. – Я сказал, что будет лучше, если мы не будем общаться, а не что я этого не хочу, – ответил он искренне. – Это все прояснило, спасибо, – саркастично ответила Белла. Она остановилась и посмотрела в глаза Каллену, видимо, в надежде, что увидит в них ответ на свой невысказанный вопрос или хотя бы насмешку. Но ничего такого она не увидела. Эдвард был честен. Ее сердцебиение запнулось на секунду и снова пошло. – Будет более… благоразумным, если ты не будешь моим другом, – ответил Эдвард, тщательно подбирая слова. Он не мог оставить ее, но все еще надеялся, что она будет достаточно разумной, чтобы самой остановить его в нужный момент. – Но я устал притворяться черствым, устал держаться вдалеке… – признался он, теряя всякое чувство меры, глядя в ее глаза цвета молочного шоколада. Дыхание девушки остановилось, и ему потребовалась пара секунд, чтобы восстановиться – это взволновало ее. – Так ты поедешь со мной в Сиэтл? – с затаенной надеждой уточнил шатен, стараясь придать голосу большей невыразительности, понимая, что все же перегнул палку. Девушка согласилась. Волна необъяснимой радости вдруг окутала Каллена, но он ни словом, ни взглядом не выдал этого, вежливо растянув губы в полуулыбке. Напоследок он хотел предложить Белле довезти ее до дома, но тут же одернул себя, посчитав, что это будет излишним. Буквально на следующий же день к Эдварду подошел Гарри Блэк, чем немало удивил Каллена. До того они не общались, и Эдварду казалось, что парень не горит желанием как-то изменять эту ситуацию. Когда Блэк спросил, может ли он присоединиться к ним с Беллой в поездке, все стало на свои места: наверняка Белла позвала его с собой – Эдвард видел, что эти двое довольно неплохо общались. Но чаще он был один: в коридорах, в библиотеке и в классе, иногда садился один в столовой, несмотря на то, что компания Беллы всегда звала его к себе за стол. Эдвард не ожидал, что он соберется ехать с ним, ведь он производил впечатление не самого общительного парня. Но шатен тут же дал свое согласие, ведь особых причин отказывать у него не было, а еще это был неплохой шанс лучше его узнать. Гарри все стоял на месте, и телепат понял, что его место в конце ряда кто-то занял. Он предложил сесть рядом с ним, совершенно не возражая против его компании. На предыдущих уроках французского брюнет показал себя прекрасно, хотя у парня и были некоторые проблемы с произношением, язык он знал отлично и не допустил еще ни одной ошибки. По воспоминаниям Джаспера телепат заметил, что в испанском Гарри тоже был хорош, что совсем не вязалось с его знаниями в остальных предметах. Но, возможно, ему просто нравилось изучать языки? Он спросил об этом самого Гарри, но тот лишь удивленно посмотрел на него. – Ты делаешь большие успехи в французском, а от брата я слышал, что и по-испански говоришь очень хорошо, – объяснил свое предположение Каллен. – Мм, – покивал Гарри. – На самом деле… я бы не сказал, что языки меня так интересуют. Мой опекун хорошо говорит на них, – попытался объясниться он. – Вот я и научился. – На каких языках ты еще говоришь? – спросил Эдвард по-французски. Удивление на секунду отобразилось на лице Гарри, но он тут же задумался, и уже хитрая смешинка, непонятная Эдварду, промелькнула в зеленых глазах. – Я не знаю ни одного языка, но мое сердце говорит на всех языках мира, – с легкой улыбкой ответил он по-испански. И добавил серьезнее уже по-английски, – но я немного знаю латынь, если это считается. – Считается, – с деланной серьезность ответил Эдвард. Говорить с Гарри ему понравилось. Было заметно, что перед тем, как ответить, он взвешивает каждый свой ответ, словно решает, говорить ли ему правду или нет, но каждый раз он отвечал честно – ровное сердцебиение подсказало вампирскому чутью. А еще Эдварду нравилась тишина рядом с ним. Такое же было с Беллой, и это невероятно тянуло к ним обоим – не знать, о чем думает твой собеседник. Поначалу это сбивало с толку, и Эдвард, профессиональный чтец мыслей и эмоций, был вынужден опираться лишь на человеческие реакции, чтобы разгадать то, о чем думал его собеседник. Ночные прогулки до дома Свон или Блэка стали теперь для него обыденностью, хотя какая-то часть его джентльменской совести все еще считала эти визиты недопустимыми. За следующую неделю, что он бывал тайным ночным гостем Гарри, Эдвард заметил, что тот ложится довольно поздно, и спит беспокойным сном, словно каждую ночь ему снятся кошмары. Он стал приходить к нему после трех – в это время парень уже гарантированно спал, а до того наблюдал за спящей Свон. В семье его визиты, конечно, заметили сразу, но никто ему ничего не говорил. Большинство полагали, что он навещает лишь Беллу, и лишь Элис догадывалась о его «маньячных замашках», как она назвала это у себя в голове, видя иногда темные пятна в своих видениях. Связать их с новеньким Гарри Блэком не составляло труда. Эдвард и сам понимал, что это уже немного «чересчур», но поделать с собой ничего не мог. Это было выше его сил. Вдыхать чудеснейший запах крови без вреда для себя и окружающих было райским наслаждением после адского пожара в горле от блаженнейшего запаха Беллы. Это было мучительно. И невыносимо. Каллену начинало казаться, что ниже ему уже не опуститься. Всю неделю после того разговора Гарри ходил по школе задумчивый и смурной. Они общались с Эдвардом только на уроках, и как-то незаметно Гарри совсем перебрался за его парту. Эдвард не возражал. Он замечал, какими задумчивыми и недоверчивыми взглядами иногда одаривал его Гарри, и ему казалось, будто он лягушка на лабораторном столе исследователя. Обычному человеку наверняка было бы неуютно под такими взглядами, и Эдварду тоже было немного не по себе, но лишь от того, что он не знал, о чем именно думал парень в эти моменты. Догадался ли он о его сущности? Или заметил его ночные визиты к нему? А может – в голову забрела совсем уж бредовая мысль – он тоже может слышать чужие мысли, и теперь слышит его? Хотя, она не выглядела так безумно на фоне того, что видел Эдвард. После того случая со светом, он лишь однажды видел, как в доме Гарри летали (скорее, даже левитировали) вещи, и он точно убедился в том, что не спятил окончательно, и дело было в самом Гарри. Он был необыкновенным. Сомнения о том, стоит ли рассказывать об этом семье, мучили его, но пока он упорно молчал. Элис видела смутные образы будущего разговора, но из-за того, что он касался Гарри, и Эдвард все еще не определился со своим решением, видения были очень смутные и расплывчатые – она тоже пока ни о чем не подозревала. Зато она вполне точно предсказала даты солнечных дней, и Карлайл взял небольшой отпуск за свой счет, чтобы «съездить с семьей на природу». Конечно, они никуда не ездили, но и в городе тоже не показывались. Это время было опасно для их тайны, и Эдвард даже был вдвое внимательнее в своих ночных прогулках. А в воскресенье, ясной светлой (от света многочисленных небесных светил) ночью, когда он по привычке бесшумно пробрался в комнату Гарри, его ждало небольшое открытие. На зеркале появилось несколько фотографий. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть их. Потрясение вышибло весь воздух из его легких, и Эдвард замер, оцепенев. С одной из фотографий на него смотрел человек с его собственным лицом.