Непростые решения

*** Что будет, если взять кучу атомов различных веществ и, полностью копируя структуру живой клетки, собрать из них новую? Естественно, получится новая… мёртвая клетка. Скопировать и собрать легко (ну, с моими способностями легко), но вот как её сделать живой? Вот как? Я ведь копирую её структуру с точностью до последнего атома! Но она так и остаётся мёртвой, что бы я с ней не делал. Печаль-беда… Как не стараюсь, а создать живое, даже в объёме одной единственной клеточки, или даже одноклеточного организма, не получается. Труп создать – да как два пальца! «Секундное» дело. Хороший, качественный, полностью соответствующий оригиналу, так, что никакая экспертиза не отличит. Так же и развеять его на атомы – дело «секундное». А вот, чтобы живое – никак. Может быть кому-то покажется, что тут есть противоречие с тем, что я делал раньше, ведь я же подправлял зубы и кости отцу, Лане, Питу. Рассасывал рубцы и шрамы, но нет. Нет тут противоречий. Я ведь не создавал новых живых клеток, просто «перераспределял» уже имеющиеся. Так же и с нервными волокнами, хотя с ними слегка посложнее – ведь, по сути, что есть нерв? Нерв – это провод. Проводник в изоляции, по которому передаётся электрический импульс от мозга к конкретной группе клеток, и наоборот. Так, что добавить немного аналогичного по свойствам проводящего материала… реально. С костями и зубами… они ведь, всё же чуть ближе к неживому, чем к живому. От того их и протезируют с относительной лёгкостью. Нарастить недостающий объём вполне возможно. Но только именно костной ткани, а не костного мозга или зубной пульпы. Такие вот дела. И именно поэтому собрать «протез сердца» для меня возможно, а «пересобрать» живой орган – нет. Ну, или, по крайней мере, пока нет. Пока не раскрою секрет создания «жизни» и не стану Богом. Кстати, у моих глаз появилось новое странное свойство: я вижу живое. Сложно это объяснить, но… И не живое. А так же, как живое становится неживым. Очень… эмоционально насыщенный процесс. И не самый приятный. Да ещё и проявилась эта новая способность в таких мерзких обстоятельствах, что… В общем, когда Фордманы уехали от ворот «Надежды», Тина, спрятав чек, ушла, а сам я ещё задержался в клинике – хотел проверить пару мыслей, появившихся во время операции. Ничего революционного, так – рабочие моменты, но достаточно увлекающие. Настолько, что, когда мой ноутбук выдал тревожный звуковой сигнал, я даже не сразу сообразил, к чему он. А, когда сообразил, то сразу же рванул в «скорости» за Фордманами. Что за сигнал? Ну, не знаю, как для кого, а для меня естественно поставить на установленный мной имплант систему подачи тревожного сигнала, в случае любых сбоев или нештатных режимов работы. Сигнал отправлялся через взломанную мной сеть сотовой связи на мой ноутбук. Свои недостатки у этого способа, естественно, есть, но другие мне пока не доступны. В общем… не доехали Фордманы до Смоллвиля. Лесовоз. Просто грёбаный «Пункт назначения» какой-то! Лопнувшая цепь на креплении здоровенных брёвен, скользкая дорога (как раз пошёл дождь, хоть и не слишком сильный), высокие скорости… Отцу Уитни влетевшим в лобовое стекло с пассажирской стороны бревном снесло голову и левую руку с плечом – он умер мгновенно. Матери, сидевшей рядом с отцом на задних сидениях, оторвало правую. Самого Уитни, который был за рулём, спасла подушка безопасности. Мотоциклиста, что ехал чуть впереди машины Фордманонов (наверное, как раз обгонял их) просто размазало по дороге вместе с байком. Машина, что ехала позади машины Фордманов, успела затормозить и просто вылетела с дороги. Я успел прибежать через три секунды после удара бревном по отцу Уитни, пока его машина ещё даже не закончила своё движение. На оценку ситуации «объективное» время не было потрачено, но субъективно, в своём «ускорении» я успел испытать гамму непередаваемо отвратительных эмоций, пока рассматривал застывший момент разыгравшейся на дороге трагедии. Но рефлексировать было не время. Время было действовать. И я действовал. Поостанавливал все брёвна, грозившие смести ещё пять или шесть машин, до которых они просто не успели долететь. Выдернул из-за руля Уитни, тех, кто ехал позади него. Миссис Фордман… Спасать парня на мотоцикле и Мистера Фордмана было уже поздно. Когда время «снова двинулось вперёд», Уитни сидел у дерева на обочине, рядом с ним сидели выдернутые из машины мужчина, женщина и два ребёнка. Слышался скрежет, грохот, визг тормозов. Потом из остановившегося лесовоза выбежал водитель, добежал до машины Фордмана и упал на колени, вцепившись в свои волосы и раскрыв рот в беззвучном крике отчаянья. Или осознания. Глаза Уитни закрылись, и он медленно завалился на бок. Открыл глаза в следующий раз парень уже на кушетке в одной из палат «Надежды». Травм опасных или тяжёлых у него не было, поэтому лежал он в своей же одежде. Однако ссадины и порезы были промыты и обработаны. В том числе и порез на лбу был аккуратно забинтован. Фордман медленно сел, а после и встал со своей кушетки. Было заметно, что его всё ещё немного мутит и пошатывает. Но не очень сильно. Он неспешно огляделся и направился к двери в коридор. Снаружи, в кресле для посетителей его уже ждал «Мистер Гарфилд». - Здравствуйте, Мистер Фордман, - встал он с места и пожал руку мало что понимающему Уитни. - Здравствуйте… - растерянно проговорил тот. - Хорошо, что Вы уже очнулись. Прошу Вас, пройдёмте в кабинет, там нам будет удобнее, чем в коридоре, - настойчиво повёл «юрист» парня к другой двери, той, что располагалась в конце коридора. Уитни безропотно прошёл с ним. Дождавшись, пока Фордман усядется в кресло перед столом, «Гарфилд» занял своё место напротив него и подвинул папку с документами так, как ему было удобнее. - Что последнее вы помните, Мистер Фордман? – задал он вопрос. - Помню? – сосредоточенно нахмурился Уитни. – Мы ехали домой из вашей клиники… - начал он. – Помню, все радовались и были возбуждены. Мать всё держала отца за руку и не могла на него наглядеться… начался небольшой дождь… перед нами на дорогу выехал тяжёлый лесовоз, который всё никак не получалось обогнать, на встречке был слишком плотный поток… ещё какой-то мотоциклист вперёд вылез… а потом… - парень резко побледнел. - Что было потом, Мистер Фордман? – с вниманием спросил «Гарфилд». - Лопнула цепь и с лесовоза посыпались брёвна… мотоциклиста размазало по асфальту сразу. Я попытался вывернуть руль… потом удар. Потом помню себя сидящим у дерева на обочине и нашу машину, перевёрнутую, с торчащим из неё здоровенным бревном… Где родители? Что с ними?! - Успокойтесь, Мстер Фордман. Сейчас до всего дойдём, - остановил успокаивающим жестом начавшего подниматься Уитни «юрист». – Как Вы сами знаете, случилась страшная авария. И первыми на место происшествия, как ни странно, успела пребыть реанимационная команда из этой клиники. - Почему? Как? Вы следили за нами? - Да. Мы следили, - не стал отрицать «Гарфилд». – И, думаю, вы прекрасно понимаете почему. Так ведь? - Сердце… - понял Уитни. - Именно. Эта операция очень важна для клиники. А особенно «полевые испытания» протеза. Вполне естественно, что команда специалистов с аппаратурой для дистанционного снятия параметров работы ехала на небольшом отдалении прямо за Вами. А ещё с полным набором для экстренной реанимации. Вы ведь согласитесь, что это логичное и разумное действие с нашей стороны? - Пожалуй, - вздохнул и опустил глаза Уитни. - И именно это действие, в результате, спасло жизнь Вам и вашей матери. - Матери? А отец? – вскинулся парень. «Гарфилд» пожевал губами. - Мистер Фордман погиб мгновенно. Влетевшим в салон бревном ему снесло голову, часть плеча и руку. Спасти его было уже невозможно. - А мама? - Вот про Миссис Фордман у нас с Вами сейчас и пойдёт разговор, - тяжело вздохнул «Гарфилд» и положил руку на папку с документами. - Что с ней? - То самое бревно, что убило Вашего отца, Мистер Фордман, почти убило и Вашу мать. Оно оторвало ей руку и часть плеча. Поломало рёбра. И один из осколков рёбер пробил ей сердце… - Но вы же сказали, что спасли ей жизнь?! – вцепился в подлокотники офисного кресла Уитни. - Да. Команда реаниматоров и… техников клиники успела в последний момент. И они совершили буквально чудо. - Что… что они сделали? – враз севшим голосом спросил парень. - Действовать надо было быстро, времени на раздумья не было… Они изъяли протез из тела Вашего отца и поставили его Вашей матери. Это позволило выиграть время и довезти её до клиники живой. А здеь… - А здесь? - Команда хирургов и техников за стеной сейчас готовятся начать операцию по полноценному протезированию потерянной конечности, сердца, лёгкого замене сломанных рёбер на искусственные. Но… - Но? - Но клинике необходимо документально оформленное Ваше согласие на операцию. Вы же понимаете? Правда? - Могу я её увидеть? - Она без сознания, в специальном стерильном боксе. И… - И? - Открою секрет. Надеюсь на Вашу порядочность, Мистер Фордман. Точнее на совесть. Операция уже началась. Каждая минута промедления значительно опускала шансы на хоть сколько-то благоприятный исход. Врачи не могли ждать, пока вы очнётесь… Но, если Вы против установки протезов, то мы, конечно, можем сейчас же остановить операцию и свернуть реанимационные действия. Есть немного отличный от нуля шанс, что в таком случае она даже сможет доехать живой до государственного лечебного учреждения… - Нет! – воскликнул Уитни. – Я согласен. Показывайте бумаги… *** В общем, не завидую я парню в той ситуации. Ведь, если бы не знал точно, так как сам всё организовал, то на его месте точно заподозрил бы «нечестную игру» и какой-то подвох. Вот только никакого подвоха не было. К счастью или к сожалению. Пока Тина пудрила Уитни мозги, пытаясь создать хоть сколько-то убедительную картину случившегося, я сидел в соседней комнате и наблюдал за ними. На самом деле «сердце» я ей действительно поставил сразу там, на месте аварии. Правда, от «протеза» её мужа были взяты только прошитые чипы. Всё остальное было выращено новое. Закпорив все повреждённые сосуды, стабилизировав её состояние, я перенёс женщину в «клинику». А следом за ней и самого Уитни. К моменту его пробуждения всё уже было давно закончено: протезы установлены, чипы перепрошиты, контроллеры откалиброваны и проверены. Травмами самого Уитни ведь тоже занимался я. И уже после того, как завершил весь процесс с его матерью. А работы с ней было действительно много: если с «сердцем» технология была уже отлажена, то «руку» пришлось проектировать прямо там, в операционной, не сходя с места. Вроде бы получилось. Нет, никаких «усилений», «встроенного оружия» или «инструментария» в стиле «Киберпанка» я не вставлял. У меня была другая задача: сделать максимально точный и функционально-неотличимый от оригинала аналог. И, мне кажется, я с этим справился. По внешнему виду, по крайней мере, отличить искусственную руку от настоящей было практически не реально. Та же кожа (на самом деле высокопрочное синтетическое покрытие, но на вид и на ощупь неотличима), та же форма, та же функциональность и подвижность. А главное: отсутствие неестественных звуков и шумов при движении, и полная чувствительность. Пришлось повозиться, выстраивая тысячи искусственных "нервов" подводя их к микро-датчикам, встроенным в "кожу" и калибруя сигнал, делая его неотличимым от того, что посылают в мозг натуральные, живые нервные окончания. Энергия… С энергией было посложнее и попроще одновременно. Если для «сердца» я использовал подсмотренный в Уэйн Технолоджис генератор, работающий от расщепления глюкозы из крови пациента, то для работы целой руки его мощности уже бы не хватило. Пришлось ставить аккумулятор. Тоже не простой, естественно, а максимально улучшенный, ёмкий и навороченный, но всё же требующий внешней подзарядки. И подзаряжается он через стандартное микро-USB гнездо в плече протеза. Естественно, гнездо открывается только определённым нажатием на определённые скрытые под «кожей» «кнопки», а в остальное время полностью герметизируется. А индикатор заряда проявляется на запястье, в том месте, где обычно носятся часы. Проявляется тоже, по нажатию. А вместе с уровнем заряда выводится и уровень сахара в крови для облегчения контроля (не дай Бог ещё «сердце» остановится). Я, конечно, ещё буду улучшать и модернизировать конструкцию в будущем (назначаемые периодические «медосмотры» мне в помощь), но уж что сумел, то сумел. По крайней мере жизнь женщине спас. Да… Собственно, там, на той дороге, я впервые и увидел «живое». И как «живое» становится «мёртвым». Трудно подобрать слова для описания этого. Это что-то вроде особого «свечения» вокруг организма что ли… или не свечения? Нет, не смогу. Это надо просто самому видеть, чтобы понять. Одно скажу точно: процесс перехода «живого» в «мёртвое» отвратителен. *** Я стоял в своём амбаре и смотрел на висящую на стене картину. Грир нарисовала и принесла, как мы и договаривались, для легализации денежного перевода. Картина… хм, холст в раме, в центре которого, кажется даже не художественными красками, а обычной, масляной эмалью красного цвета нарисовано сердце. Что-то среднее между детским стилизованным сердечком и тем, как его рисуют в анатомических атласах. Верхняя четверть этого «сердца» вырезана, и из него торчит шестерёнка жёлтого цвета. Удивительно, при всей небрежности и схематичности, нарисовано и, правда, неплохо. Даже красиво. А ещё с огромным зарядом чувств и эмоций, вложенным в эту картину автором. - Что это? – спросил, молча подошедший сбоку Лекс. Естественно, я слышал, как он подъехал, как подходил к амбару, как вошёл. Естественно, и он это знает. От того и не стал делать «привлекающих внимание» действий вроде покашливания, а просто встал рядом. - Картину вот купил, - не отводя взгляда, задумчиво проговорил я. - Дорого? - Пятьсот тысяч долларов, - честно признался я. - Сколько? – взметнулись его брови в удивлении. - Пятьсот тысяч, - повторил я. Лекс вернул брови на место, подошёл к холсту на несколько шагов и внимательнее присмотрелся. Затем отошёл. Наклонил голову к одному плечу, к другому. - Хм… а ведь действительно… - проговорил он. – Что-то такое в ней есть… Имя художника назовёшь? - Нет, - ответил я вроде бы равнодушно, но так, что желания спорить у Лекса не возникло. - А что собираешься делать с ней? – перевёл тему он. - А что я могу с ней сделать? – не понял уже я. - Можешь в доме повесить, можешь в банковское хранилище положить. А можешь экспонировать на каких-нибудь выставках… - Нет, - задумчиво поморщился я. – В доме я это не оставлю, - даже слегка передёрнуло меня, слишком сильные эмоции вызывала работа Тины. И далеко не положительные чувства. – Да и в банке этому делать нечего… - Могу поспособствовать, - пожал плечами Лютер. – В Метропольской Картинной Галерее есть отдел Современного Искусства. - На, - не вдаваясь в подробности, снял картину со стены и вручил её Лексу я. - Надо будет потом оформить страховой договор, - слегка опешив, принял «произведение искусства» он. – Со стоимостью и названием… Как она, кстати, называется? - «Сердце любимого», - ответил я. ***