Курим и молчим

- Не торопись, моя маленькая, - просит Макс. - Дай мне тебя... почувствовать... Ой. Да. Там есть что чувствовать - это ведь реально как... как... Володя сидит на нем, опустившись по самое основание, складки юбки рассыпаются по коленям, и Максу очень хочется полезть под юбку ладонями, но ему сказали - держать? - Можно я... потрогаю тебя... под юбкой? - Можно, можно... - шепчет Володя, потому что говорить он уже не может, только выдыхать и совсем слегка двигаться, чтобы чувствовать, как снова и снова опускается он до основания. - Потрогай... Он чуть приподнимает край, обнажая бедро, и закусывает губу от острого приступа возбуждения. - Ты чувствуешь меня, да? Чувствуешь?.. - Да... чувствую... очень... - Макс уже не может произносить осмысленных фраз: просто забирается ладонями под юбку и гладит бедра, а потом дотягивается чуть назад, чувствуя, как Володя сидит на нем, так, что пальца между ними не просунешь. И не надо. И вот сейчас хочется, чтобы Володя начал двигаться. Макс непроизвольно дергает бедрами и глухо стонет, закрыв глаза. - О боже, - стонет Володя, потому что толчок выходит очень ощутимым, почти до боли. - Тише... Я сама... Максим, пожалуйста... - Прости, милая... - Макс реально пугается, что он все испортил. Но он видит, видит Володины глаза, его улыбку, и понимает, что не все так страшно. Да. Бывает. Но он же, Макс же, первый раз? - Хорошо... хорошо, родная моя... любимая... То ли он берет, то ли его берут, но это реально просто уносит нахуй. Он держит Володю за талию, не мешая его движениям, и каждый раз, когда тот приподнимается и опускается, у Макса в голове происходит маленький салют. Володя находит угол, при котором удобно, и начинается двигаться, чувствуя с каждым разом, как замирает все внутри, когда он опускается почти полностью. У самого стоит откровенно, это уже даже юбкой не скроешь, это настолько явно видно, что таращит это отдельно, очень таращит... - Ты моя нежная... моя прекрасная... Хрен знает, какую романтическую чушь Макс несет, но ему хочется, и пошло все! Володя захлёбывается этой нежностью, этими движениями, этими прикосновениями и чувствует, что все... На него вот-вот накатит. Приходится упереться рукой в кровать основательнее, а другой... другой хочется коснуться себя же, но он не трогает, и смотрит на Макса с его ошалевше-нежным взглядом. - Скажи ещё что-нибудь, - просит Володя, сжимая его внутри и чувствуя пульсацию. - Скажи. Ещё. Что-нибудь... - Я так хотел тебя сегодня, - выдыхает Макс. - Хотел взять тебя... вот так... а ты взяла меня... я в тебе... я в тебе по самое не могу, ты чувствуешь... я хочу кончить в тебя... пожалуйста... можно мне? Володя кивает, он больше не может говорить, он только кивает и стонет, чувствуя, что его просто накрывает раньше, и кончает, похоже, Максу на живот. Руки трясутся, и совсем не от напряжения, но похоже, и от него тоже, а внутри, внутри все переворачивается. Он спрашивает "можно"? Можно? Какая прелесть, а... И когда Макс чувствует, что Володя выплеснулся, его срывает тоже. От общей интимности всего, от горячечного возбуждения... а еще немножко от того, что он представляет на секунду: я сейчас кончу в свою девочку, и она залетит от меня. Какая херота! Да и ладно. Он финиширует с резким хриплым выдохом, удерживаясь изо всех сил, чтобы не дергать бедрами. Он чувствует, как его все еще сжимают внутри, и когда все заканчивается, шепчет: - Я в тебя... кончил... как в девчонку... ааааа..... Володя ложится, почти падает на него, прижимаясь к груди, и дышит, слушая, как колотится сердце у Макса и в ушах стучит свое. Он жмурится, прижимаясь к нему, и чувствует себя очень нежно и правильно одновременно. Пальцы не слушаются, но он всё-таки закусывает один, чтобы не сорваться от этого щемящего момента. Потому что у него реальное ощущение, что в него кончили как в девчонку. Они лежат какое-то время молча, обнявшись, и слушая, как колотится пульс. - Охуеть, - наконец говорит Макс. - Это даже не медовый месяц, это какой-то... Я охуел, правда. Ты потрясающ...ая, - усмехается он. - И да, я всегда носил резинку в кармане, но теперь не ношу. Потому что нам с тобой она не нужна, а больше никого никогда. Хорошая моя, - выдыхает он шепотом, касаясь губами Володиного уха. - У тебя... очень красивые ноги... я от них так завелся... Ты как? - Я... шикарно, - отвечает Володя, чуть приподнимаясь и глядя на него. - Я сам... сама не ожидала, что у меня "ноги". Но вот посмотрела, и правда... А что до резинки... Если бы я хотела, я бы тебе напомнила, но я не хотела. Володя всё-таки приподнимается и слезает с Макса, сжимая бедра и чувствуя остаточную пульсацию - это очень сладко. Фраза про "никого никогда" отзывается очень сильно, но он даже не может найти слов, чтобы ответить, просто кивает. Он чувствует себя странно, даже непонятно как, но определенно хорошо, только похоже им придется пойти поесть все-таки, потому что... Потому что надо немного переключиться. Только слова все никак не находятся. Он сидит на коленях на кровати в юбке и молчит. Макс сползает с кровати, подходит сзади и обнимает его за плечи. - Пойдем поедим, - улыбается он. - Вот сейчас я бы съел слона. У нас там случайно нет слона? А то вкусно пахнет... очень. А потом шепчет на ухо: - Тебе надо... ополоснуться? Или... так пойдем? - Пойдем, - всё-таки находится Володя. Прижимается на несколько секунд, потом поднимается. - Нет, слона у нас нет, я не поймала сегодня, но думаю, остальное тебя тоже устроит. И да, я сейчас на пару минут в ванную зайду всё-таки... В духовку загляни, там все тёплое. Володя заходит в ванну только для того, чтобы протереться полотенцем: испачкать юбку обидно будет. А потом идёт на кухню, притащив заодно Максу полотенце и махровый халат, потому что есть на кухне без одежды все-таки холодно. - Чай будешь? - спрашивает Володя, снова включая чайник. Достает запеканку. И тоже садится за стол, потому что есть хочется и ему. - Ух ты, - потирает руки Макс. - Это реально феерично! Неужели сам... сама? А какая нафиг разница, решает Макс потом, машет рукой и жрет. Вот реально жрет. Да, он будет и чай, и... что там на плите? О, супчик! - Супчик я тоже буду, - говорит он. - Черт, только щас я понял, как я заебался сегодня, и как мне весь день хотелось жрать! И я удивлен, что меня хватило на... Тут он роняет ложку, нагибается под стол... и видит ноги в юбке. Выныривает, идиотски улыбаясь, и сообщает: - Нет. Я не удивлен. - С едой мне немного Маня помогала, совсем чуть-чуть, - все-таки признается Володя. Наливает Максу суп, в какую-то чашку, кажется, для этого и предназначенную, потому что глубокие тарелки они не так давно расколотили, и возвращается на место. - В качестве ответной помощи, так сказать, - Володя пьет чай, и сидит рядом, прекрасно зная, что Максу видны его колени. - А потом я пару часов просто ждал тебя и немного извелся. Розы пахнут на всю кухню, и это просто прекрасно. - Очень немного, - улыбается Макс. - Нет, я честно тебе скажу: еще в лифте я думал - щас ввалюсь с цветами, что-то перехвачу и в отруб. А ты... Он специально роняет вилку, наклоняется и какое-то время пялится там на Володины коленки. А потом выныривает и говорит: - Носочки. Боже мой, носочки! Ну ладно. В следующий раз у меня будут планы на эти носочки. Володя даже смущённо поджимает ноги, потому что "планы на носочки" звучат очень многообещающе. Он даже не спрашивает, что Макс имеет в виду, потому что тот и так сейчас отвлекается. Очень сильно отвлекается, глядя на него. - Ты хоть поешь... А то я тебя отвлекаю, похоже, своей юбкой. Но мне приятно, что ты так смотришь. - Да поесть я всегда успею, - смеется Макс. - А такое зрелище... Он дожевывает еще кусок запеканки и притворно вздыхает: - Вот что ты делаешь, Володька, а? Мне же завтра вставать хуй знает во сколько, в десять уже выезд. Ох... тьфу. Настроение сразу портится и наваливается усталость. Ну вот нахуй он начал про это вспоминать? - Мне тоже вставать... что такое? На работе не так что-то? - Володя замечает изменения настроения. - Вообще, такие игры планировать надо, но я как нашел, не смог удержаться... - Это совершенно классно, Володь, - кивает Макс. - Ты поел? Пойдем в комнату? Только... вот так как есть иди, хорошо? В комнате Макс усаживается рядом с Володей на кровать и задумчиво гладит его ноги. По всей длине до края юбочки. И говорит: - Планировать скучно иногда. А тут! Да ты что. Я бы тоже еле дотерпел. Тогда вон, когда я в сумке пакет нашел... да ты что! Так что... - он провел ладонью чуть за край юбки, нырнув под нее, - все ты правильно... сделала, - он наклоняется и целует Володину коленку. - А это я так. Мне завтра в десять Лидию Михайловну на совещание везти. И не дай бог опоздать. Но ничего. Все Лидии Михайловны мира не стоят одной твоей ножки. Он пересаживается на край кровати, берет Володю за ногу и начинает гладить стопу, прямо через носок. А потом прижимается щекой. А потом аккуратно подцепляет носок и стаскивает. И целует пальцы ноги, осторожно, по одному, чуть прихватывая губами… - А... - Володя выдыхает, сам не понимая, от чего больше фигеет, от ощущений или от самого факта того, что Макс делает. Ну ноги-то, ноги целовать... Но это очень приятно, настолько приятно, что он несколько секунд просто дышит, ощущая все это очень сильно. - Максим... - осторожно выдыхает он, в голове куча глупых вопросов, но ни один из них не озвучивается. Потому что невозможно целовать ТАК, если тебя не прёт. - Ы? - шутливо откликается Макс. - Не хочешь ли ты меня спросить, радость моя, что я делаю? И если да, я тебя тоже хочу спросить - почему задницу целовать можно, а ноги нельзя? У меня вот нет ответа на этот вопрос, поэтому я... Он берет вторую Володину ногу и с нее тоже снимает носок. - Я же говорил, что у меня большие планы на эти носочки? И тоже целует пальцы, потом свод стопы, потом опять пальцы, проходя между ними кончиком языка. - Ты такая сладкая... везде... Володя рвано выдыхает, потому что это слишком... слишком интимно, что ли. Слишком чувствительно. Он упирается руками в постель, чуть откидываясь назад, и смотрит на Макса из-под упавшей челки. - У меня тоже нет ответа на этот вопрос... Но меня ещё никто так не целовал... Ты первый... - Это... очень... хорошо, - выдыхает Макс. Его откровенно таращит, он поводит плечами, и халат падает с них. Макс отпускает Володю, развязывает пояс и сбрасывает халат на пол. И смотрит на Володю потом. А потом наклоняется к ногам, еще раз целует стопы по очереди, а потом поцелуями начинает продвигаться все выше и выше. До края юбочки. И спрашивает: - Я хочу... поцеловать мою девочку... под юбочкой. Можно? От лёгких поцелуев Володя возбуждается не хуже, чем от чего-то откровенного, а когда Макс останавливается у самого края и спрашивает разрешения, Володе требуется несколько секунд, чтобы ответить - во рту пересохло. - Можно... Поцелуй меня там, пожалуйста. И опирается на локти, откидываясь назад на постель. Макс сперва зажмуривается от предвкушения, а потом открывает глаза и ведет ладонями по ногам выше, ощущая гладкую кожу, заворачивает юбку... и смотрит. Потом кладет ладони Володе на бедра и разводит ноги. И приникает губами к внутренней поверхности бедра. - Какая ты сладкая... - выдыхает Макс. - Какая ты... Он поднимается выше и проводит языком по паховым складкам, там, где недавно ласкал пальцами. Целует низ живота - боже милосердный, нигде нет волос, все убрано просто в ноль, вот это ничего себе! - и наконец опускается к члену. Осторожно накрывает его губами, ныряя кончиком языка под крайнюю плоть. Член у Володи еще не сильно напряжен, вот и прекрасно, можно поласкать языком закрытую головку под кожицей. - Моя девочка... - шепчет он в перерывах между поцелуями. - Моя замечательная... Володя дрожит, окончательно упав на постель, потому что держаться он больше не может, смотрит в потолок, где отражаются блики с улицы, прижимает ладонь к губам и молчит. Прижимает не для того, чтобы молчать, а для того, чтобы чувствовать собственный трепет.