Пролог
День выдался сумрачным и ненастным: серые, словно волчья шкура, облака низко висели над городом, снег падал на землю тяжёлыми хлопьями, и в лавках торговцев почти с самого рассвета горели масляные фонари. Словно предчувствуя беду, матушка не хотела отпускать Лю Сяня в лес с отцом, но тот, жалея своего больного старика, всё же выпросил у неё разрешение. Когда они вдвоём шли через обычно оживлённую главную улицу, вокруг не было ни души. Всё, на что бы ни взглянул Лю Сянь, утопало в снегу: мощёная булыжником дорога, крыши с изогнутыми краями, заборы, сливовые и персиковые деревья в садах, грозные драконьи головы на городских воротах. Лишь мелькавшие ярко-красные огни бумажных фонарей напоминали, что в этом запорошённом снегом городе были и другие живые люди. — А что, сяо Сянь, — весело поддразнил его отец, когда они брели по дороге, ведущей в лес, — верно, хорошо теперь тем, кто сидит у тёплого очага? Ну и погодку ниспослали нам Небеса в самый канун Вершины зимы. — Да уж, — потерев кончик озябшего носа, улыбнулся Лю Сянь. — Вот принесём дров побольше и тоже отогреемся. Зимой, да ещё в трескучий мороз, дрова в Шу были особенно в цене, и семья старого дровосека могла бы безбедно жить до самой весны. Однако едва они оказались в лесу и приступили к работе, вокруг разыгралась настоящая метель. Снег повалил большими белыми комьями, а налетевший с севера свирепый ветер завыл, как рвущийся с цепи бешеный зверь, осыпая отца и сына облаками ледяной пыли. Лю Сяню впервые стало страшно в лесу, каждую тропинку в котором он отлично знал едва ли не с рождения. Под неистовым напором ветра старые деревья гнулись и жалобно скрипели, и без того глубокие сугробы становились всё больше, а из-за снега, летящего на них со всех сторон, трудно было понять, где оканчивалось небо и начиналась земля. Как бы ни было жутко, Лю Сянь упорно махал топором, счищая со стволов толстые ветки. Худая старенькая одежда плохо удерживала тепло, руки, шея и лицо мальчика покраснели от холода, а пальцы на ногах замерзли так, что Лю Сянь перестал их чувствовать. — Сяо Сянь, надо возвращаться, — отец тронул его за плечо, — в такую непогоду опасно рубить дрова. — Мы же собрали только две вязанки, папа, — с досадой ответил ему Лю Сянь. — Выручки хватит на муку и рисовое вино, но баранину за гроши не купишь. Матушка расстроится, если в этот раз на праздничном столе не будет пельменей. — Что ж, тогда попросим её сварить наши отмороженные уши, — подмигнул ему отец. Лю Сянь знал, что в последнее время старику нездоровилось. Проклятая лихорадка мучила по утрам, а ночью он всё чаще заходился сухим кашлем. Хотя матушка не жалела средств на лечение, отцу с каждым днём делалось всё хуже. — Хорошо, — глядя на худую сгорбленную фигуру, Лю Сянь покачал головой, — давай соберём то, что есть, и вернёмся. Взвалив вязанки на плечи, они брели по непролазным сугробам, пошатываясь и спотыкаясь. Из-за снега и ветра шли они очень медленно. Зимняя обувь досталась Лю Сяню от матушки и потому была не по ноге. Высокие войлочные сапоги хлябали, всё время норовя остаться в снегу. Вьюга меж тем и не думала униматься, небо заволокло так, что ясный день превратился в сумерки. — Взгляни-ка, папа, уж не наши ли это следы?! — Лю Сянь испуганно указал на снег под ногами. Большие сугробы явно были исхожены совсем недавно. В такую пору в лесу не могло быть других людей, а это значило, что они с отцом бродили по кругу. — Плохо дело, сынок, — оглядевшись, нахмурился отец. — Из-за снега на коре зарубок наших нигде не видно. Кто его знает, может, мы теперь уже у самой дороги, а может, забрели ещё дальше в чащу. Отец хотел продолжить путь, но сильный порыв ветра сбил его с ног, швырнув в огромный сугроб. Старик упал и попытался подняться, но под тяжестью вязанки не смог. — Папа, осторожнее! — сбросив свою ношу, Лю Сянь тут же подскочил к нему. — Я помогу подняться. Однако не успел он поставить отца на ноги, как услышал сдавленный стон. Испугавшись, Лю Сянь осторожно усадил его на снег. В завершении всех их бед, отец, кажется, повредил ногу, потому что сразу же стал растирать лодыжку красными, закостеневшими от холода руками. — До чего же мне, неуклюжему, сегодня не везёт, — пробормотал он виновато. — Прости, сынок, но, похоже, придётся тебе одному поискать дорогу. Глаза Лю Сяня заволокло слезами. Он стыдился плакать, но был всего лишь заблудившимся десятилетним мальчиком, испуганным и продрогшим до костей. — Я не брошу тебя тут, папа! — упав на колени, он уткнулся лицом в ветхое отцовское мяньпао. — Даже если отыщу дорогу домой, как я найду потом это место?! — Я буду громко кряхтеть, а ты иди и слушай, — старик ласково потрепал его по спине. — Не надо плакать, дитя, будь сильным. Всех волков в округе давно истребили, бояться мне нечего, а у тебя зоркие глаза, ты сможешь отыскать зарубки. Как вернёшься, беги к соседям, пусть пустят собак по моему следу, они и приведут ко мне подмогу. Падающий снег уже покрыл голову, грудь и почти всё тело отца, сделав его похожим на белую статую. Лю Сянь понимал — старику не выбраться из леса, он просто заснёт и замёрзнет, а соседские собаки смогут отыскать лишь закоченевшее тело. — Папа, поднимайся, нам пора идти, — Лю Сянь изо всех сил вцепился в его рукав, — ты очень худой, я закину тебя на спину. Мы обязательно вернёмся к матушке вместе! Лю Сянь плакал, на морозе собственные слезы казались ему горячими и горькими, точно сосновая смола. — Ступай, не теряй времени понапрасну, — не двигаясь с места, отец с улыбкой закрыл глаза. — Твоя матушка ещё молода и красива, пусть найдёт себе доброго мужа и живёт счастливо. Как бы ни плакал и ни упрашивал отца Лю Сянь, больше упрямый старик не проронил ни слова. Вьюга выла, заглушая рыдания, но никакие мольбы не могли заставить отца двинуться с места. Утирая слёзы, Лю Сянь поднялся на ноги. Дрожа от холода, он растерянно смотрел по сторонам, не узнавая лес. Сначала Лю Сянь пытался идти от дерева к дереву, ощупывая занесённые снегом стволы, но вскоре совсем выбился из сил. Завывание вьюги уже не казалось таким жутким, голова потяжелела, и Лю Сянь почувствовал, что его начинает клонить ко сну. Понимая, что замерзает, он не пытался позвать на помощь: в охваченном снежной бурей лесу не было ни души. Бесцельно побродив по сугробам, Лю Сянь остановился. Колени подгибались, и он едва сдерживался, чтобы не упасть на землю. Вдруг Лю Сяню показалось, что сквозь завывание ветра доносится чьё-то тихое пение. Песня была грустной, а мотив не походил ни на один, что ему доводилось слышать. Яростный вой ветра вторил словам песни, и было даже неясно, кому принадлежит голос — мужчине или женщине. «Верно, я просто засыпаю, — подумал Лю Сянь, устало опускаясь в снег, — совсем скоро наступит моя смерть…» Сквозь смёрзшиеся ресницы он вдруг заметил расплывчатые очертания силуэта, медленно приближающегося к нему сквозь бурю. Был ли это человек, демон или животное, Лю Сянь не знал. Он хотел позвать на помощь, но глаза его закрылись, а сознание провалилось во тьму, как в глубокий колодец.Глава 1. Учитель, я отправлюсь за вами хоть в преисподнюю.
Спустя двенадцать лет после описанных событий. Чу Ваньнин вновь придирчиво осмотрел содержимое своего мешочка цянькунь: смена белья, особый душистый мыльный корень, пара гребней, кисти для письма, книги и кое-какие снадобья. Он решил, что для начала путешествия этого вполне хватит, а всё остальное, включая еду, можно купить по пути. Время отъезда стремительно приближалось, и впервые за много суматошных дней после возвращения Чу Ваньнин пребывал в отличном расположении духа. Солнце не успеет достигнуть зенита, а они с Мо Жанем будут уже далеко отсюда. Дорога займёт примерно два дня, одну ночь они проведут в какой-нибудь недорогой, но приличной гостинице, а к началу второй достигнут живописной долины у подножия хребта Миньшань. Это место славилось своими купальнями с целебной горячей водой — другого такого в Сычуани было не найти. Чу Ваньнин задумчиво отвёл за ухо непослушную прядь, выбившуюся из перехваченного простой белой тесьмой тугого пучка на затылке. Станут ли они говорить с Мо Жанем о чём-нибудь, деля одну повозку на двоих, или же, стараясь скрыть неловкость, он как всегда обратится в холодный безмолвный камень? Чу Ваньнин обернулся и взглянул на пруд, словно этот простой безмятежный пейзаж за окном мог унять волнение, так некстати всколыхнувшее его душу. Хотя после всего пережитого им было, что обсудить, Чу Ваньнин немного опасался затрагивать некоторые темы. Даже если постараться забыть, что они дважды спали в одной постели, после создания Небесной иглы у Мо Жаня явно остались вопросы, а ответить на них честно Чу Ваньнин просто не имел права. Уловив колебания ци снаружи, он сначала решил, что Мо Жань пришёл раньше времени, однако, прислушавшись к ощущениям, быстро понял — на широком крыльце павильона Алого Лотоса, тяжело пыхтя, топтался совсем другой человек. — Юйхэн, — чуть приоткрыв дверь, Сюэ Чжэнъюн виновато кашлянул, — позволишь мне войти? Чу Ваньнин решительно не понимал, почему Сюэ Чжэнъюну пришла в голову столь странная идея — явиться прямиком в его павильон для прощания. Обычно всё происходило у Главных ворот, где никто не был сконфужен внезапным и не особо уместным визитом во время сборов в дорогу. — Глава Сюэ, ты и так почти внутри, — Чу Ваньнин постарался хоть немного смягчить свой голос, — так к чему эти церемонии? — Что ж, вижу, ты уже собрался, — войдя, Сюэ Чжэнъюн первым делом устало опустился в плетёное кресло баоцзы. Глядя на то, как запросто взмокший от жары гость завладел его любимым местом, Чу Ваньнин ещё раз отдал должное завидной непосредственности Сюэ Чжэнъюна — какими бы неловкими ни были обстоятельства, всегда и везде этот человек чувствовал себя как дома. — Кстати, спасибо, что нашёл время сопроводить А-Жаня на горячие источники, — промокнув лоб платком, Сюэ Чжэнъюн несколько раз торопливо обмахнулся веером. — С момента вашего возвращения у него точно весенний ветер по лицу гуляет. Сюэ Чжэнъюн весело рассмеялся собственной шутке. Уловив известную двусмысленность этого простонародного выражения, Чу Ваньнин холодно поджал губы. — Я дал слово, которое обязан сдержать, — сверкнувший гневом взгляд феникса не заставил себя ждать, — не за что тут благодарить. Хотя открытый и добросердечный Сюэ Чжэнъюн вряд ли понял, чем так задел своего друга, меньше всего Чу Ваньнин хотел, чтобы со стороны его согласие на поездку выглядело поблажкой или потаканием «любимчику». Даже если Мо Жань и был ему дороже всего на свете, знать об этом не следовало ни самому упрямому мальчишке, ни тем более кому-то ещё. — В самом деле, вот только… — спрятав улыбку, Сюэ Чжэнъюн озабоченно почесал подбородок. На его спокойное простодушное лицо точно упала незримая тень. — Вот только что? — взгляд Чу Ваньнина из сурового сделался напряжённым. «Мо Жань опять передумал? Решил выставить на смех в отместку за невыполнимое испытание? — тревожные мысли пронеслись в голове с быстротой диких лошадей. — Ну конечно, жалкий дурак, как можно было поверить, что кто-то, что он!..» — Юйхэн, сегодня у меня были просители, — негромкий, но твёрдый голос Сюэ Чжэнъюна вырвал его из разверзшейся было бездны, — несколько мелких лавочников из городка Шу, что на правом берегу Ханьшуй. Дело у них сложное, скрывать не стану. Расположение этого городишки таково, что… Прервав его на полуслове, Чу Ваньнин безотчётно поднял руку. — Постой, Сюэ Чжэнъюн, — стараясь привести в порядок самые противоречивые чувства, Чу Ваньнин внимательно заглянул ему в глаза, — так ты хочешь, чтобы я как можно скорее отправился в Шу? Никогда в жизни Чу Ваньнин не ставил личные желания выше своих принципов и представлений о справедливости — и тем унизительнее ему было вдруг ощутить себя ребёнком, долгожданный подарок которого отняли, а его самого грубо вытолкали за дверь. — Ох, Юйхэн, все Семь Небес свидетели, что «хочешь» тут совсем не подходящее слово, — понимая, что огорчил его, Сюэ Чжэнъюн соскучился лицом и тяжело вздохнул. — Я бы с радостью отправился туда сам, но лишь как помощник. В таком деле нужен заклинатель с выдающимся запасом духовных сил. Видишь ли, у этих людей не так много денег, но добрая слава нашего ордена и безупречная репутация школы привели их сюда, на Пик Сышэн. Ты самый сильный из наставников, за других в этом сложнейшем испытании я не поручусь. Знаю, как ты устал, Юйхэн. Знаю, что уже дал обещание, нарушать которые не в твоих правилах, но если всё же решишь перенести вашу поездку… — «Я буду безмерно признателен», знаю, — закончил за него Чу Ваньнин, прекрасно понимая, что тот хочет сказать. От тона, каким был задан вопрос, по стенам наполненной зноем комнаты будто пошла изморозь. — А Мо Жань, что он думает об этом? — Ничего, — Сюэ Чжэнъюн виновато потупился, пожимая плечами. — Я не стал расстраивать мальчика, пока не узнаю, как ты намерен поступить. «Что ж, прекрасно, — холодно усмехнулся про себя Чу Ваньнин. — Каким бы ни было решение, для Мо Жаня вина за него останется лишь на моей совести». Спасти людей или праздно потратить время, теша себя иллюзией того, чему никогда не суждено случиться? Быть рядом с тем, кого любишь, или, отказавшись от счастья просто видеть его каждый день, без раздумий исполнить свой долг совершенствующегося, «сильнейшего из наставников школы»? У него с самого начала не было выбора. — Хорошо, глава Сюэ, я сегодня же отправлюсь в Шу, — спокойно кивнул Чу Ваньнин, привычно спрятав истинные чувства под маской отчуждённости. — Вещи уже собраны, так что ждать не имеет смысла. Объясняться с Мо Жанем тоже было лишним. Чу Ваньнин живо вообразил себе этот разговор: «Прости, я не мог поступить иначе». «Ну разумеется, я же для вас пустое место, какие-то лавочники из Шу этому учителю намного важнее». Представив злость Мо Жаня, ощутив его боль от нового разочарования, Чу Ваньнин мысленно вздохнул. Возможно, кто-то другой на его месте поступил бы иначе. Недавно они с Мо Жанем прошли через сложнейшее испытание, и отказ от нового был бы вполне оправдан… Но Чу Ваньнин не был бы самим собой, повернись он спиной к людским страданиям. С Мо Жанем всё будет хорошо. В конечном счёте, именно ненависть к учителю долгое время подпитывала его силы — пускай всё вернётся на свои места. — Благодарю, друг мой, я знал, что на тебя можно положиться, — Чу Ваньнин так крепко задумался, что едва разобрал обращённые к нему слова, и потому промолчал. Видимо, ощутив вину за то, что так безжалостно разрушил его планы, Сюэ Чжэнъюн осторожно кашлянул и на всякий случай уточнил: — Так мне самому поговорить с племянником? Упоминание Мо Жаня, как ни странно, возымело на Чу Ваньнина отрезвляющее действие. Он собирался было ответить, но тут бодрый, хорошо знакомый ему голос заставил обоих обернуться. — В этом нет нужды, дядя, по правде говоря, я был тут и всё слышал. Мо Жань стоял в дверях и, опустив голову, разглядывал трещины в полу. Чу Ваньнин не видел его лица, но был уверен — сдерживать раздражение Мо Жаню помогало лишь присутствие дяди и, возможно, жалкие крупицы почтения к статусу «уважаемого наставника». Кулаки сжаты, шея напряжена, плечи расправлены — всё в его позе говорило об упрямом нежелании принять неизбежное. — Мо Вэйюй, как ты посмел здесь появиться?! — сверкнув на него глазами, Чу Ваньнин строго свёл брови. Ни один ученик и даже наставник школы не имел права посещать павильон Алого Лотоса без разрешения хозяина. Сюэ Чжэнъюн был исключением, и то лишь потому, что знал о расположении хитроумных ловушек и механических стражей, охранявших резиденцию. Чу Ваньнин доверял ему, считая своим другом. Однако Мо Жань также то и дело нарушал запрет ни под каким предлогом не приближаться к дому учителя. Обычно подобное легко сходило ему с рук, но сейчас Чу Ваньнин пребывал далеко не в лучшем расположении духа. — Мне повторить вопрос? — тонкие пальцы словно сжали невидимую Тяньвэнь. — Разгуливая в столь опасном месте, какой пример ты подаёшь остальным воспитанникам?! — Я всего лишь пришёл за учителем, — Мо Жань тут же вскинул голову, — в час Змеи, как вы мне и велели. Я мог бы и дальше ждать снаружи, но там нестерпимо жарко. Поднявшись на крыльцо, я лишь искал тень, только и всего. Никто не собирался вас подслушивать, это вышло случайно. Вспомнив, что сам позвал его, Чу Ваньнин испытал неловкость. Взмокший от пота, вынужденный послушно стоять на солнцепёке, потому что учитель умудрился забыть о его приходе, Мо Жань действительно не сделал ничего дурного. Кроме того, вопреки желанию он, вероятно, отправится на источники в одиночку, а учитель вместо поддержки чуть было не отчитал его в присутствии дяди как безответственного мальчишку. — Мо Жань, ты всё слышал, — стараясь скрыть смущение, Чу Ваньнин отвернулся, и хотя он больше не выглядел сурово, тон его голоса почти не изменился. — Можешь ехать на источники один или пригласить кого-то из друзей. Если же ты всё ещё заинтересован в моей компании, придётся дождаться более подходящего времени. Мне жаль. Прекрасно осознавая, как бездушно и сухо прозвучали его слова, Чу Ваньнин ничего не мог с собой поделать. Невнимательный к людям, бесчувственный, жестокий — что бы о нём ни думал Мо Жань, кто бы упрекнул его в этом? Никто из находящихся в комнате, кроме самого Чу Ваньнина, не знал, какая буря страстей бушевала в его душе. Но подобно золотой цикаде, сбрасывающей панцирь в надежде отвлечь внимание воробья, он изо всех сил старался выглядеть холодно и невозмутимо, и оттого каждая его фраза разила, как тонкое копьё. — Вам жаль? А мне нет, — несмотря на широкую улыбку, Мо Жань вовсе не казался довольным, — потому что я еду с вами, в Шу, в преисподнюю, да куда угодно! Он упрямо поджал губы и, скрестив руки на груди, вызывающе уставился на Чу Ваньнина. — Ты ещё слишком слаб, — резко ответил тот, покачав головой, — ни о каком новом испытании не может быть и речи. Об упорстве и настырности Мо Жаня можно было слагать песни, и Чу Ваньнин прекрасно знал это, потому прозвучавший следом ответ его совсем не удивил. — Вот учитель и присмотрит там за мной, — ловко парировал Мо Жань, довольно усмехнувшись. — Старейшина Танлан считает, что искажение ци мне не грозит, и потом, я почти восстановил силы. Обещаю не лезть, куда не просят, просто буду рядом и, если придётся, снова помогу по мере сил, только и всего. Хотя возражений у Чу Ваньнина имелось так же много, как шерстинок в бычьей шкуре, упрямое желание Мо Жаня находиться рядом глубоко тронуло его сердце. Однако Чу Ваньнин не был бы собой, не сумей он собраться и в нужный момент внять голосу здравого смысла. Обычно, ведя учеников на сложные задания, учитель даёт шанс каждому отличиться и проверить собственные силы, но если Ши Мэй и Сюэ Мэн останутся в школе, какой смысл тащить с собой лишь одного из троих? Поступи Чу Ваньнин так, и всё выглядело бы как признание, что Мо Жань на особом счету, или что его способности значительно превосходят остальных. Даже если отчасти это было правдой, Ши Мэй и Сюэ Мэн точно также заслуживали внимание своего наставника. — Юйхэн, скажи уже наконец своё слово! — первым нарушил молчание Сюэ Чжэнъюн. Глава Сюэ, конечно, волновался за племянника, но на решение Чу Ваньнина повлиять не мог. Мо Жань же просто стоял и ждал, при этом обращённый на учителя взгляд был полон решимости. — Хорошо, — точно желая проверить его твёрдость, Чу Ваньнин продолжил, немного поразмыслив: — Я возьму с собой всех троих. Это задание станет для них полезным уроком. Мо Жань явно ждал другого ответа, вот только Чу Ваньнин имел свои представления о том, что будет правильно для его учеников, а что нет. — Но, как же… а впрочем, поступай, как решил, — несмотря на тревогу, Сюэ Чжэнъюн всё же предпочёл не вмешиваться. — Уверен, ни один из наших воспитанников не посрамит честь Пика Сышэн. В ответ на его напутствие Чу Ваньнин почтительно прижал руку к груди, тем самым заканчивая разговор, но не привыкший отступать Мо Жань и теперь не желал сдаваться: — Учитель, прошу прощения за дерзость, — Мо Жань вновь изобразил притворно-беззаботную улыбку, отчего на его щеках появились озорные ямочки, — но если дело такое опасное, разумно ли рисковать сразу тремя учениками? Возьмите лучшего и ни о чём не тревожьтесь. Этот ученик уже доказал, на что способен, так стоит ли уважаемому наставнику полагаться на кого-то ещё? Его пустое хвастовство возмутило Чу Ваньнина. Как мог тот, кто понапрасну растрачивал силы и вечно шёл на поводу собственных страстей, всерьёз считать себя лучшим?! Чу Ваньнин крайне редко хвалил своих учеников, однако для Мо Жаня, впрочем, как и для Сюэ Мэна, отсутствие учительского одобрения явно легко восполнялось непомерной гордыней и самодовольством. — Пусть этот ученик напомнит учителю, по чьей вине ему пришлось взбираться на вершину Чонгкун, теряя драгоценное время на поиски бестолкового мальчишки. А заодно подскажет, где этот учитель потерял свою обувь, которая очень бы пригодилась ему во время спуска. От наигранной улыбки Мо Жаня не осталось и следа. — О, если бы кое-кто давал ученикам выполнимые задания, — сердито заявил он, повысив голос, — этот досто… ученик с честью выполнил бы всё, что от него требовалось! Наконец-то Мо Жаню представился шанс выплеснуть свою досаду и ярость. Чу Ваньнин знал — долго сдерживать себя вспыльчивый от природы Мо Жань мог с большим трудом, так что новая склока между ними была неизбежна. — От него требовалось унять гордыню и услышать голос разума, что здесь невыполнимого? — вопрос Чу Ваньнина прозвучал холодно и спокойно, но Мо Жань выглядел так, словно получил хлёсткий удар ивовой плетью. — Разума, значит? — видимо, не найдя, что на это сказать, Мо Жань зло оскалил зубы. — Именно, — давая понять, что сказанное вовсе не шутка, Чу Ваньнин даже не усмехнулся. — Уверен, ты о нём хотя бы слышал. Ощетинившись, точно пёс, Мо Жань резко развернулся, чтобы уйти, но Сюэ Чжэнъюн успел подняться и крепко ухватил его за рукав. — Пожалуй, нам уже пора, — верно оценив обстановку, он слабо, но настойчиво пихнул племянника в бок. — Старейшина Юйхэн, прости, что отняли время. Когда все трое склонили головы, и приличия были худо-бедно соблюдены, гости наконец-то покинули павильон Алого лотоса. Оставшись один, Чу Ваньнин опустился в плетёное кресло и тяжело перевёл дух. Его учеников наверняка ждало очередное нелёгкое испытание, но мысли и чувства учителя всё ещё пребывали в смятении. «Бестолковый, — Чу Ваньнин встал и быстрым отточенным движением расправил одежду, приводя её в идеальный порядок. — Едва не угодил в могилу, но всё ещё думает о себе невесть что!» Медлить с отъездом не имело смысла. Теперь ему предстояла встреча с просителями, ведь чем раньше они с учениками двинутся в путь, тем скорее люди в Шу обретут долгожданный покой. От мыслей о предстоящей дороге, но вовсе не туда, куда ему так хотелось, по спине Чу Ваньнина пробежал неприятный холодок. Как бы он ни злился на Мо Жаня, каждая новая ссора с ним наполняла душу нестерпимой горечью. Чу Ваньнин как никто понимал: несмотря на проблески симпатии и обоюдную заботу, из-за разницы в характерах и положении им не суждено было стать даже друзьями. Те светлые чувства, что в монастыре на пике Фэн так не вовремя начали распускаться в их душах, точно робкие весенние цветы, после его решения ехать в Шу окончательно погибли. Если бы Чу Ваньнин просто сказал «нет», если бы хоть однажды пошёл против своих принципов… Чу Ваньнин позволил себе думать об этом ровно до того момента, когда ноги его перешагнут порог павильона Алого лотоса. После — никаких терзаний и сожалений. Так или иначе, печальный конец краткой оттепели между ними был неизбежен, ведь став однажды полной, луна обязательно начнёт убывать.***
Час Змеи ещё не был на исходе, а солнце уже палило так, что казалось, сами Небеса старались как следует просушить землю, размокшую от недавнего потопа. Однако погруженного в мрачные мысли Мо Жаня страшная жара как будто не беспокоила вовсе, а вот несчастный Сюэ Чжэнъюн явно чувствовал себя креветкой, опущенной в кипяток. Миновав большой мост, эти двое вышли к площади у дворца Даньсинь, и только увидев собственную резиденцию — сосредоточение прохлады и свежести, глава Сюэ вздохнул с облегчением. Заметив перемену в его настроении, Мо Жань лишь сердито уставился себе под ноги. Столь умиротворённое выражение лица, несмотря на драму, разрывающую сердце племянника — любимый дядюшка иногда казался Мо Жаню толстокожим, как носорог. Ещё чаще бывший Государь, наступающий на бессмертных, задавался вопросом — как человек столь благостный и простодушный мог управляться с делами пусть небогатого, но довольно влиятельного клана? — Поздравляю, А-Жань, — точно уловив внимание к себе, Сюэ Чжэнъюн обвёл Мо Жаня хитрым взглядом и одобрительно похлопал по плечу, — если дело касается Юйхэна, ты всегда добиваешься своего. Это была худшая из насмешек, которую раздосадованный Мо Жань ожидал услышать. — Не с чем меня поздравлять, дядя, — он с трудом удержался от ещё более грубого ответа. — Кроме того, что вместо отдыха нас ждёт забытое Небесами захолустье, ты сам всё видел — этот светоч божественной мудрости держит меня за полоумного. Он снова увидел перед собой безупречно красивое лицо Чу Ваньнина и его взгляд, полный холодного презрения. Сегодня этот учитель так сильно хотел поставить ученика на место, что явно переусердствовал. Чу Ваньнин не только безжалостно втоптал в грязь гордость Мо Жаня, но и всё то хорошее, что было между ними в недалёком прошлом. Однако злой ответ племянника, похоже, не произвёл на Сюэ Чжэнъюна никакого впечатления. — Если бы держал, ты точно не был бы его любимчиком, — он вновь лукаво улыбнулся, разглядывая безоблачно голубой небосвод. — Я? Любимчиком?! — решив, что дядя действительно изрядно перегрелся на солнце, Мо Жань не нашелся, что ещё добавить. — А то кто же? — добродушно усмехнувшись, Сюэ Чжэнъюн внимательно посмотрел на него. — Никогда не видел, чтобы этот упрямец уступал кому-то против своего желания. И потом, мы, простые смертные, слышим от него за день каких-то жалких пару слов, тебя же, как погляжу, золотые уста Юйхэна Ночного Неба небывало щедро одаривают драгоценной яшмой своего красноречия. Глядя на то, как рот Мо Жаня скривился при упоминании их постыдной перепалки, Сюэ Чжэнъюн искренне расхохотался, быстро обмахиваясь веером. — Пойду, предупрежу твоего брата и его матушку об отъезде, — сказал он, кивнув в сторону дворца. — А ты не заглянешь ли к Ши Минцзину? Пусть тоже собирает вещи. Такие новости лучше узнавать от кого-то из товарищей, если уж учителю недосуг это сделать. «Словно ему есть, что собирать, — мысленно проворчал Мо Жань. — Разные лекарские штучки да смена белья. А вот братец-павлин, пожалуй, целый сундук с тряпками с собой потащит. Одних его поясов да нефритовых подвесок хватило бы на десятерых щёголей». — Конечно, дядя, почему нет? — Мо Жань натянуто улыбнулся. — И вот ещё что, — Сюэ Чжэнъюн нахмурил густые брови, — возьмите больше тёплой одежды. Если просители не сказки сюда рассказывать пришли, зимние вещи в Шу вам четверым очень пригодятся. Озадаченный Мо Жань не был уверен, что правильно понял слова дяди насчёт тёплых вещей, но вежливо простился с ним и быстрыми шагами пошёл в сторону жилищ учеников. То, что Ши Мэй тоже отправится в Шу, почему-то совсем не радовало. Мо Жань понимал, что должен испытывать восторг от поездки с любимым человеком куда бы то ни было, но ничего, кроме досады и злости на учителя, не ощущал. «Проклятый Чу Ваньнин — выругался он про себя, — твоя желчь настолько ядовита, что отравила всё, даже мои чувства! Если с Ши Мэем опять случится что-то плохое, ты дорого заплатишь мне за это». _______________________________________________________________________ Автору есть, что сказать: Мини-спектакль: «Учитель нарушил данное им слово. Что сделать с этим учителем в качестве наказания за нанесённую обиду?» Мо Жань 0.5: Трахнуть и лишить имущества всех его предков! Мо Жань 1.0: Кого ты собрался трахнуть, учителя или его предков, тупая псина? Этот учитель мой! Пусть лучше отварит мне свои красивые нежные уши. Мо Жань 1.5: Отклоняю оба варианта. Учитель задолжал мне поездку на горячие источники. Вот после и поговорим о птичках. Мо Жань 0.5 и Мо Жань 1.0: А ты ещё кто, блядь, такой?! Мо Жань 1.5: Этот достопочтенный из параллельной реальности, в которой учитель, рискуя здоровьем, дважды спас его шкуру, и едва не пожертвовал собой, сражаясь с богами. Мо Жань 0.5 и Мо Жань 1.0: …