ID работы: 10541425

Изменяя Рай

Гет
NC-17
Заморожен
30
автор
DeniOni бета
-_Дэнни_- гамма
Размер:
27 страниц, 4 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
30 Нравится 7 Отзывы 6 В сборник Скачать

2. Два года

Настройки текста
Примечания:
      Трост после падения Стены Мария. Как бы описать? Как есть? Или помягче? Это был ад на земле. По-другому сложно выразить то, что происходило.       Голод, перенаселение, нищета, антисанитария. Вспыхивающие то тут, то там очаги эпидемии, уносившей жизни. Наверняка дело было в грязной воде, которую люди были вынуждены пить. Но обо всём по порядку.       Города на Стене, так называемые Ковчеги, служили местом обитания людей и способов привлечения титанов — так их можно было отстреливать пушками Гарнизона, что говорится, на живца. За внутренними воротами обычно так же были расположены поселения: деревеньки, сёла, небольшие городки. В целях безопасности они редко находились вдали от основных трактов, в основном «под защитой» Стены. После падения Шиганшины в Трост хлынуло огромное число выживших, но огромным оно было только для властей и местных жителей. По сравнению с тем, сколько людей погибло, это были смешные числа. В одной только Шиганшине титаны сожрали больше десяти тысяч человек, а городов поменьше за стеной Мария были десятки, если не сотни.       Эти, уцелевшие… Беженцы. Люди без имущества, денег, спасшие лишь самое ценное, что у них было — собственные жизни и детей.       Они не могли купить дома, не могли снимать комнаты в трактирах, не могли позволить себе даже мяса или любую другую еду — денег попросту не было. К бывшим жителям Марии в Тросте относились хуже, чем к бездомным собакам — тех хотя бы жалели и подкармливали, иногда даже гладили. Но здесь это были не люди. Дармоеды, лентяи, нелюди, бездомники, проклятые нахлебники, чёртовы попрошайки, высранцы с Марии — список можно продолжать долго. Их одаривали презрительными взглядами на улицах, в открытую поливали грязью и унижали, не утруждая себя даже тем, чтобы понизить голос, толкали, демонстративно отряхивая потом одежду, словно вляпались в дерьмо.       Женщин без стеснения лапали, зажимая в грязных подворотнях, иногда даже насиловали, бросая потом в них пару жалких медных монет, словно блохастой псине подачка «на отъебись», лишь для успокоения совести — даже самым неумелым шлюхам и то платили больше. Детей могли отпинать или дать звонкую пощёчину, что те аж шатались. Особо «жалостливые» брали детей Марии на подработку или в качестве подмастерья, держа впроголодь, оставляя спать в холодных сенях на полу и заставляя работать по четырнадцать-шестнадцать часов в день. За такую «благотворительность» крестьяне получали или небольшие пособия от государства на содержание детей, которые, естественно, тратились на что угодно, только не на сирот Шиганшины, или скидки на уплату налогов, тогда детей ещё и попрекали за то, как дорого обходится их содержание и что они объедают семью.       Пустые склады на окраине Троста, где можно было остаться жить, не были способны вместить всех, но часть семей с детьми и сироты нашли там для себя приют. Но и то… условия были хуже, чем у скота в хлеву: нет раздельных комнат, лишь общее огромное помещение с кучей старого тряпья вместо одеял и ворохом полусгнившей соломы, чтобы бросить на скрипучий пол вместо матраса.        Государством для поддержания беженцев выдавались лишь продовольственные пайки: 500 грамм хлеба на человека в сутки — большая булка хлеба, ароматная, с хрустящей корочкой и пышным мякишем — и по два стакана воды; дети получали ещё по стакану молока раз в два дня, а также куриное яйцо и восемьдесят грамм мяса раз в неделю. Это было не для жизни, этого хватало лишь для выживания. Но так было лишь первые пару недель.       Потом припасов стало катастрофически не хватать, и нормы провианта упали. Сначала детям перестали давать мясо и яйца, потом и молоко стало только по праздникам. Нормы хлеба упали в полтора раза, качество тоже. В него стали добавлять картофельные очистки и измельчённый овёс. Ещё через полтора месяца норма на работающего взрослого составила триста грамм, на всех остальных — сто пятьдсят грамм хлеба в сутки. В тесто стали добавлять опилки, жмых, мучную пыль разных сортов, ещё какие-то неизвестные съедобные примеси. Были люди, которые говорили, что хлеб пах восхитительно и был очень вкусный, но то были либо безумцы, либо подкупленные властью. Брехня. Хлеб был горький, клейкий, но выхода не было.       Бывшие жители Марии стали питаться подножным кормом: грибы, ягоды, съедобные травы вроде лебеды и клевера. Из цветов делали сладкие лепёшки, особенной удачей считалось разжиться у местных украденным под покровом ночи куриным яйцом. На берегах реки можно было увидеть тощих людей с самодельными удочками, кто-то выкапывал съедобные клубни на мелководье. Из Троста пропали бродячие собаки и кошки. Да, их отлавливали и ели — мерзко, но жить хотелось больше. Питались кормом для животных, особенно из птичьего можно было сварить суп или кашу — в нём было много крупы. Из хвои варили напиток, чтобы «не помереть», но Эльба понимала благодаря знаниям из прошлого — от цинги.       Поэтому неудивительно, что спустя год такой жизни большинство взрослых людей добровольно-принудительно ушло на организованное отвоёвывание земель Марии. Все понимали, что это настоящее самоубийство и никто не вернётся. Но лучше быть сожранным заживо титаном — краткий миг ужасной и болезненной смерти пугал меньше, чем такая собачья жизнь. Взрослым, в особенности старикам, было нечего терять и нечего делать, Трост и другие города Розы оказались не в состоянии прокормить такое огромное количество новых ртов. У детей был шанс. Стать крестьянами, служащими… или солдатами. Едва ли не большинство детей ждали своего двенадцатилетия, чтобы иметь возможность вступить в Кадетский Корпус. А те, кто не попадал в училище, шли на полевые работы.       Но сложнее всего было поначалу. Совсем не было денег, ни единой марки и ни единого пфеннига, чтобы получить какое-то жильё, поэтому Эльба спала в грязных закоулках, спрятавшись за мусорными баками и завернувшись в кучу рваного старого тряпья, чтобы хоть как-то согреться. Она часто меняла место ночёвки, чтобы не нарваться на неприятности — то под мостом, то в маленькой роще прямо на холодной земле, то за мясной лавкой, со свернувшейся под боком бездомной дворнягой. Девушка не хотела идти в подмастерья, не была готова к побоям и рабскому труду, не хотела отдавать контроль над своей жизнью какому-то зажравшемуся обнаглевшему ублюдку. Уж лучше так.       Было очень голодно. Кое-как спасали знания из «прошлой» жизни, Райдер питалась знакомыми растениями, научилась мастерить простенькие верёвочные ловушки для белок, однажды сварила и съела кожаные перчатки, оставленные без присмотра. Пятнистая дворняга, с которой она иногда спала в районе Целендорф (как лес, честное слово, очень много деревьев, тихо и спокойно), привыкла к ней и иногда притаскивала припасы: то яйцо куриное аккуратно в пасти принесёт, прямо в руки отдаст, то крысу, то выхваченный у кого-то кусманчик хлеба. Так и выживали.

***

      Через два месяца после падения Шиганшины правительство решило провести перепись населения, чтобы упростить себе ещё одну задачу — введение именных продовольственных карточек. В течение недели все беженцы должны были явиться в пункт переписи — один из тех самых старых складов, где многие бывшие жители Марии жили — и отметиться, получить карточки и новые документы. Оформляли всё на месте, поэтому тянулось долго, очередь негодовала, государственные служащие старались успокоить всех, но и сами злились за внезапно свалившуюся работу, а наблюдающие за порядком солдаты Гарнизона с ружьями не способствовали мирным настроениям.       Эльба пришла только на третий день, решив подождать, пока часть народа схлынет, однако не одна она оказалась такой хитрой. Очередь выходила за забор территории склада, красноречиво обещая веселое времяпровождение. Дети играли то в салочки, то в ладушки, то в резиночку. Те, кто постарше, считали ворон (в прямом и переносном смысле). Взрослые судачили о чем-то своем, прислушиваться к ним смысла не было. Но один разговор двух баб позади неё всё же привлёк внимание.       — Слыхала, говорят, из Шиганшины девчонка-провидица спаслась.       — Какая ещё провидица, шо ты брешешь.       — А вот такая, самая настоящая. Говорят, накануне того дня какая-то девчонка была и в Церкви, и в Гарнизоне, уговаривала людей увезти да за Стеной лучше смотреть.       — Да ну?       — Ну да. Говорю ж тебе! Кто-то даже её имя называл, Мария не Мария, Марго не Марго, ай, не помню точно! Говорят, она всегда фантазёркой была, а как под телегу попала, так об этом и заговорила. Небось, силы какие получила? Святая она поди, небось?       — Мда, может, и брешут, но для фантазии больно ловко всё совпало.       — И не говори. Слыхала, её солдаты ищут, денег дать хотят.       — Это вряд ли, скорее, допросить, небось, ещё что предсказать сможет…       Дослушивать домыслы бывших домохозяек не имело смысла, Эльба и сама прекрасно представляла, что с ней могут сделать, если найдут. Как глупо было пытаться получить помощь! Ведь всегда во всех манхвах про попаданцев начальные основные события сюжета происходят, как ни пытайся его изменить. Гонимая страхом, девушка бежит прочь, не разбирая дороги, даже не вспомнив про то, что (получается) зря простояла в очереди полдня. Забившись в свой закуток под мостом, она рыдает, преследуемая мыслью, что её найдут и будут пытать. И неудивительно, её не должно быть в этом мире! Её не было в оригинале! Что, если кто-то узнает о её знаниях? Сделают собачкой Правителя в лучшем случае. В худшем? Не хотелось даже думать об этом.       Протресясь всю ночь от ужаса, утром Эльба обрезает заржавевшим куском какой-то железяки волосы и решает всё же пройти перепись населения. Только на подножном корме ей не выжить, да и потом без документов тяжело придется, лучше не рисковать. Снова несколько скучных часов в очереди, сопровождаемых страхом того, что её узнает кто-то из Шиганшины, и вот она у стола с кипой пустых бланков и чиновником с уставшими глазами.       — Имя? — Хватит с неё, она не Марго и никогда не была ею.       — Эльба.       — Семейное имя? — Ей придётся постараться выжить в этом новом, прежде любимом, но сейчас таком жестоком реальном мире.       — Райдер.       — Место рождения? — Она докажет хотя бы самой себе, что сильная и справится.       — Ковчег Шиганшина.       — Полных лет? — Она приживётся в этой шкуре и в этом мире, сохранив себя прежнюю.       — Двенадцать.       — Цвет глаз? — А это ещё зачем?       — Коричневые.       — Карий, понятно. Волосы? — Как виза для иностранцев в Германии, даже вызывает улыбку.       — Карие, вьющиеся.       — С вами всё в порядке? Отвечаете невпопад, — чиновник смотрит на неё подозрительно через стёкла очков. Вот же ж, не хватало попасться из-за проблем с языком!       — Да, всё отлично. Извините, я просто всегда плохо в школе училась, наверное, поэтому.       — Всё равно, уж такое-то… — задумчиво тянет он. — Ладно, не до того сейчас. Тёмно-русые, значится, волосы, так и запишем. Минутку, — служащий заполняет вторую маленькую карточку, отдавая обе девчонке перед ним. — Это продовольственная карточка, не теряйте, без неё не получите еды. Менять её надо каждые три месяца, тут же. Это ваши документы, не теряйте. До свидания. Следующий!        Теперь она полноправный житель Стен, чтоб её. Не так страшен чёрт, как его малюют — обошлось без происшествий. Но паранойя гонит Эльбу прочь из Троста, подальше от слухов про провидицу-девчонку. Добраться бы до другого Ковчега на Розе, было бы проще.

***

      Ещё одна проблема в жизни мира титаки — язык. Хоть Эльба почти закончила обучение по направлению «Лингвистика», хоть и знала кроме родного немецкого английский и итальянский, да и на слух понимала немного польский, учить с нуля новый язык в новом мире оказалось бы даже для человека с такой развитой языковой догадкой и лингвистическим опытом непосильной задачей.       Райдер понимала всё, что ей говорили — видимо, сказывалось подсознательное владение языком предыдущей хозяйки тела — но стоило начать прислушиваться и действительно вникать в то, что говорили, речь тут же начинала казаться чужой, непонятной и незнакомой. Это работало и в обратную сторону — Эльба могла говорить на языке, но так как говорить совсем бессознательно невозможно, она постоянно совершала грамматические и смысловые ошибки: неправильные окончания, рода существительных, странный подбор слов, который резал слух носителям языка, и другие мелочи. Но стоило только по-настоящему задуматься о том, что говорит, и было уже невозможно вымолвить хоть предложение — сознательно язык она не знала.       Если так задуматься, язык мира титаки походил на немецкий, скорее, его средневековую версию — Althochdeutsch, то есть древневерхненемецкий, правила чтения которого они учили в университете. Но если на слух ещё можно было хотя бы отрывками понять, о чём речь, то письменно старый немецкий был нечитабелен — множество уже исчезнувших букв, другие буквосочетания, непонятные чёрточки и точечки там, где их, казалось бы, быть не должно. Но к несчастному древневерхненемецкому здесь добавлялась смесь английских, испано-итальянских и околославянских слов, которые только усложняли дело.       Были так же и слова, которые поменяли свое значение или вообще существовали только в этом мире: лосфарт — начало экспедиции Разведкорпуса, хаймкер — возвращение разведчиков, Эрнфест — праздник сбора урожая, пузырка — минеральная газированная вода, мишенка — хлеб для беженцев Стены Мария, состоящий из смеси чего угодно, только не привычных для теста ингредиентов.       Отличались и названия месяцев — Эльба не была уверена, были они по древненемецкому образцу или староанглийскому. Например, хорнунг — февраль, лензин — март, «весенний месяц», аран и виндуме — «месяца урожая» август и октябрь. Но почему-то девушка была уверена, это не придуманные в мире титаки названия? Потому что был ещё остар, или остара, как говорили в некоторых деревнях (надо же, и тут есть диалекты! — лингвист внутри неё ликовал) — апрель, берущий по сути своё название от немецкой Ostern — Пасхи. Может быть, здесь это тоже религиозный праздник, только какой-то другой? Но за два года ей не довелось встретить какие-то празднования в этот период.       Первое время Эльба с завидным лингвистическим азартом прислушивалась к речи на улице, в убежищах беженцев — специально вслушивалась, чтобы наблюдать за языком с позиции «иностранного», прочувствовать его структуру и особенности. Звучал он, кстати, тоже своеобразно. В нём было больше шипящих, чем в привычном немецком (хотя куда уже больше), и на ум первое время постоянно приходила шутка про польский: «пше-пше курва». Привычный дифтонг «ай» произносился как «эй», как в Берлинском диалекте, а иногда вообще заменялся длинным гласным «э», ещё больше запутывая в произношении и понимании. За два года Эльба стала гораздо лучше говорить и почти перестала делать ошибки в артиклях, окончаниях и падежах, поняла особенности употребления времён, но всё равно иногда сыпалась на правильном выборе слов, «сочетаемости».       Единственное, что так и не удалось осилить — письменность. Чёрт бы побрал эти закорючки! Райдер просто не понимала. Самостоятельно разобраться пыталась, но не вышло — всё равно что пытаться расшифровать код, даже не будучи уверенным, какие буквы можно встретить. Тёмный лес.       Приходилось скрывать это, ведь дети, как оказалось, посещали школу в обязательном порядке до десяти лет, где учились читать, писать, считать, а также изучали историю Стен и подвиг Короля Фрица. Самые способные могли остаться ещё на два года, чтобы потом начать обучение на служащих или чиновников. Из своего удостоверения личности Эльба примерно представляла, как пишется её имя, да и то не была сто процентов уверена, что выучила именно те самые два слова, но на этом её познания в письменности заканчивались.

***

      Особенно тяжело было в первое время, когда приходилось привыкать к миру титаки и отвыкать от своего, «родного». Райдер не хватало привычных дёнеров и роллов по выходным, мягкой кровати с успокаивающим ароматом лаванды, автобусов, чтобы быстро добраться от А до В. Приходилось отвыкать от «по пивку», когда перепсиховал, от удобных джинс и безразмерных толстовок, от прогулок вдоль любимой Эльбы во время заката, да много от чего — её мир больше не был прежним.       В одночасье изменилось всё. Но сложнее всего оказалось без Интернета: социальные сети и общение с друзьями, привычный часовой скроллинг ленты Инстаграм и ТикТока, да элементарно загуглить рецепт хлеба или съедобные травы Германии. А ещё ломка без наушников и любимой музыки — привыкшая к постоянному фону из любимого плейлиста, Эльба страдала в вынужденной тишине Троста, первое время подолгу не могла уснуть без успокаивающих «ASRM» с голосом любимого исполнителя.       Но просыпаться ночами тоже пришлось: ей всё слышались голоса, зовущие её. Голос парня и лучшей подруги Лилии. Странно, но родителей ей ни разу не удалось услышать. Даже обидно немного было, они же родители. Да, она не была идеальной дочерью, хоть и очень старалась, у них были не самые лучшие отношения, но она там при смерти, вообще-то. Ай, да пофиг.       Но действительно страшно стало, когда она начала видеть их: Лил, Крис, Марселя. Они появлялись на пару секунд на улицах, исчезая потом то за углом дома, то растворившись в толпе. Первое время Райдер бегала за ними с криками, звала по имени, надеялась оказаться здесь не единственной попаданкой, но всё тщетно. Они словно не слышали её, не видели, продолжали безмолвно свой путь, неизменно скрываясь из глаз.       И Эльба перестала. Перестала бегать за призраками, как умалишённая, перестала звать их, перестала кричать. Человек такая скотина, ко всему привыкает. И словно повинуясь безразличию, они стали появляться всё реже. Эльба лишь смотрела жадно, боясь совсем забыть такие знакомые черты лица, но стоило им направиться прочь — отводила взгляд. Сейчас она здесь и, судя по всему, нет способа вернуться назад, иначе бы хоть какие-то намёки на это были.       Поэтому, когда в ночь перед уездом из Троста она слышала все три голоса, стонущие её имя наперебой, то принимала это за дурной знак. И не зря.       Телега из Троста в Каранес отправлялась днём. Собрав небольшие пожитки и побольше еды в сумку, Эл направилась к месту сбора заранее: ей стоило огромных усилий убедить извозчика, что она едет по поручению родителей, а чтобы точно поверил, пришлось доплатить за питание в дороге, а это последние карманные деньги, вообще-то. Невесть какой сервис, вода да «булка» мишенки, но чтобы точно взяли, стоило того. И лучше действительно заплатить — ехать-то неделю.       Райдер была в ужасе, услышав это, с другой стороны — на телеге с лошадью, трястись каждый день часов по восемь с нормальным перерывом только на ночлег, слава богу, что это занимает только неделю, а не больше. И хорошо, что между Ковчегами на Стене есть прямое сообщение, отдельно проложенные дороги — ехали бы вдоль Розы, путь бы занял этак на полтора дня дольше.       Немного заплутав по улочкам малознакомого района Троста, Эл стала переживать, что, несмотря на время в запасе, все равно опоздает. Когда ей показалось, что осталось буквально пара поворотов и она наконец-то будет на месте, из узкого переулка внезапно выплыла фигура, да так, что Райдер едва не в печаталась в грудь высокого молодого мужчины. Девушка вскинула глаза. Она не была уверена в том, что ей следует сейчас делать: начать извиняться или ругаться. Но слова застряли где-то в глотке, безмолвный вопль схватил спазмом горло, сердце сначала замерло, а потом понеслось бешено вскачь. Расплавленный ужас заплескался в карих глазах.       Длинные распущенные каштановые волосы, изумрудные глаза, мёртвый взгляд. Он — человек, не картинка из аниме больше, но Эльба клянётся, что не обозналась.       Эрен Йегер. Взрослый Эрен Йегер.       Паническая атака разбила сознание вдребезги, ей казалось, что она сейчас задохнётся, будет задушена собственным страхом и безжизненными зелёными глазами напротив, смотрящими сверху вниз. Что он здесь делает? Пришёл через Пути? Чтобы убить её? Конечно, чтобы убить — она попаданка, которая может нарушить всё хрупкое равновесие мира титаки и такую тщательно продуманную цепочку влияний на происходящее Имир и Атакующих.       Конечно же её убьют, ведь ни Эльбы Райдер, ни Марго не было в сюжете. Хочется бежать, спасаться, драться до последнего, хочется выжить и просто жить. Это желание овладело всем её существом, пробудило, кажется, скрытые до того где-то глубоко внутри силы и решительность. Страх отступил. Бежать! Бежать сейчас же! Разворот через правое плечо, пара шагов бегом и нырок в переулок. Прочь! Подальше отсюда! Прочь от проклятого Эрена!       Но Эльба заставила себя остаться на месте.       Это бесполезно.       Он уже нашёл её. Он Прародитель, он Атакующий, получивший силу Имир и без королевской крови. Он может перемещаться по Путям, как она и сама убедилась. Это бесполезно, он найдёт её, куда бы она не сбежала. Хоть в Тросте, хоть в Каранесе, хоть за Синой, хоть в Марли, даже если бы ей каким-то чудом удалось пересечь море. Поэтому Эльба просто выдохнула, закрыла глаза и покорно отклонила голову чуть назад — наверняка он её задушит.       Секунда, вторая, пятая. Ничего не произошло. Нет холодных мужских рук на её шее. Райдер осторожно приоткрыла один глаз: Эрен стоял к ней спиной, повернув лишь голову, и молчаливо смотрел. Глаза в глаза, но в чужом взгляде не было ничего: ни интереса, ни угрозы, ни боли. Потухшие зелёные глаза, как у дохлой рыбы. «Не убьёт меня? Хочет, чтобы я пошла за ним?» Девушка сделала шаг навстречу, внимательно следя за реакцией, но Эрен лишь отвернулся и направился вперёд.       Эльба следовала за ним. Переулок за переулком, поворот за поворотом, она уже не понимала, куда забрела — куда её завели — пока не услышала хор грубых мужских голосов. Йегер внезапно остановился, и обернулся в её сторону — Эльба чуть истерически не хихикнула — он повторил известный жест Флока, разве что не было улыбки да глаза мёртвые. Ладно, не больно-то и хотелось с ним говорить. Он вышел из-за угла здания, Райдер выглянула следом: разведчики. Только вернувшиеся с экспедиции, судя по всему. Потому что ближе всех к двоим шпионам стояла гружёная трупами телега, накрытая сверху белой простынёй.       Эрен пошёл вперёд, и Эльба чуть не выкрикнула его имя, чтобы остановить: куда, куда блять? Увидят же! Но он лишь подцепил рукой плащ верхнего трупа, оглядываясь на неё, мол, действуй, и пошёл дальше, словно невидимый для других. Что ж, хочешь экшена? Получите, распишитесь!       Райдер сорвалась с места, подбежала к тележке, приподняла белый балдахин и пошарила внутри руками — где-то должна быть застёжка. Нашла! Трясущиеся руки нехотя делали то, что нужно, резкими, грубыми и какими-то истеричными рывками плащ покинул предыдущего владельца.       Но Эльба — не Мисс Беспалевность. Хладный труп упал кулем к ногам неудавшейся преступницы, обращая всё внимание ближайших разведчиков к телеге и творящемуся там «экшену».       — Эй ты, стоять! — крик, а потом и громкий свист пригвоздил к месту, холодный пот прошиб мгновенно.       Во попала! Нашла кого слушать, мать его, взрослого Эрена Йегера! Да он просто, наверное, тела не имеет, чтобы её задушить, вот и решил чужими руками от неё избавиться… За расхищение имущества Разведки полагалась смертная казнь, это все знают, а Эрвин чёртов Смит, ладно, не чёртов, Райдер его боготворит, вообще-то, не станет долго раздумывать или смягчать приговор из-за возраста.       Солдаты уже было бросились к ней, как вдруг за их спинами раздался оглушительный грохот — упали составленные друг на друга в несколько рядов бочки. Разведчики отвлеклись, отовсюду раздались крики, что это и кто это был — ещё бы, силища для такого нужна немереная.       А невидимый для всех Эрен показал Эльбе пальцем направление. Быстро смекнув что к чему и решив не тратить время на благодарности безмолвному ублюдку, Райдер подхватила тёмно-зелёный плащ с земли и дала дёру. И правда, через пару хаотичных поворотов по закоулкам девушка выбежала на большую площадь, откуда отправлялась её повозка.       «И даже не наебал», — подумала Эл, наспех валяя плащ в грязи и пыли, чтобы скрыть его цвет. Через несколько минут она покинула Трост, совершенно не зная, чего ждать впереди.

***

      Так прошли два года. По меркам этого мира Эльбе уже четырнадцать, она приспособилась к этой вселенной и жизни впроголодь, переезжала каждые несколько месяцев, живя то в Ковчегах, то в деревушках за Стеной, старательно избегая мест обитания персонажей манги и аниме — не хватало ещё больше повлиять на по сути так и не начавшийся сюжет. Спустя два года ей захотелось вернуться в Каранес, он ей понравился больше всего, да и беженцев Марии там ненавидели чуть меньше, чем в Тросте.       Пришлось опять подкопить деньжат, наниматься то уборщицей в трактиры, то официанткой, стараясь избегать лапающих за задницу ублюдков, то в конюшню ухаживать за лошадьми. Когда всё было готово к очередному, и Райдер надеялась, что последнему, переезду, она купила как обычно билет на телегу до Каранеса.       В день отправления Эльбе показалось, что она пришла на площадь слишком рано, но повозка уже была на месте, готовая к отправке. В её выцветшем плаще с не отстирываемыми следами грязи уже нельзя было узнать экипировку Разведки, поэтому девушка не боялась носить его почти постоянно — тепло, удобно, служит одеялом, защищает от дождя, в общем, одни сплошные плюсы. Странно было, что не все места оказались заняты, но людей пообещали подобрать по пути. Такого обычно не случалось, но тут и возница другой был — не тот, что продавал билеты и обычно ездил на маршруте, но Эл не стала задавать вопросов — привыкла уже за пару лет, что тут такого не любят.       Перед самыми воротами внимание Эльбы привлекла фигура высокого молодого мужчины с распущенными волосами — Эрен. Сердце похолодело. Что он тут забыл? Райдер не видела его два года с того случая с плащом, так какого черта здесь и сейчас? Он ничего не делал. Йегер просто стоял, смотрел в полные ужаса глаза Эльбы и кривовато ухмылялся левым уголком рта.       И это выглядело жутко до невозможности, потому что это не искренняя улыбка, не дружеская подъебывающая усмешка. Это непонятная мимика геноцидника, уничтожившего мир, а мертвые глаза не добавляли живости этому чему-то на губах. Он провожал её взглядом и словно растворился в воздухе. Райдер ещё долго ломала голову над тем, что за финт ушами это был, но всё же забылась в тревожном сне.       А когда проснулась от особо трясучей дороги, повозка оказалась полна ребят её возраста. Странно. За их спинами напротив простиралась голая земля, как будто обрываясь в какую-то низину. Спустя ещё некоторое время Эльба заметила вдалеке поселение с домиками, чем-то наподобие стадиона и вышками по периметру.       Разглядывала с интересом, пока до неё не дошло страшное значение этого пейзажа и ухмылки Эрена мать его Йегера. Словно прочитав её мысли и желая подтвердить её опасения, возница повернулась, бодро извещая:       — Ну что ж, новобранцы, добро пожаловать на южный тренировочный плац. Вы станете 104-м Кадетским Корпусом.       Если бы могла, Эльба бы шлёпнулась в обморок. Но она лишь в неверии таращилась на следующий этап манги и аниме, а в голове только настойчивое крутилось: «Роза, Мария и Сина, я в дерьме».
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.