Roar (Рык)

Впервые за много лет Персиваль Грейвс просыпается с мыслью, что с ним все в порядке. Он на самом деле чувствует себя… хорошо. Некоторая слабость присутствует, но зато нет никакой физической боли. Возможно, со временем, он даже привыкнет к этому ощущению. А ещё он гораздо спокойней, чем должен бы быть, учитывая все обстоятельства, и причина этого явно искусственная. Целители, видимо, не хотели, чтобы он сильно волновался после пробуждения из-за предшествующих событий, но это все же заставляет его хмуриться, из принципа. Едва он успел оглядеться в палате, как в неё влетела Старший целитель Айяна Джонс. С тех пор, как он стал директором, она была его личным врачом. На данный момент она спасла ему жизнь как минимум три раза, и они неохотно полюбили друг друга, несмотря на то, что он был «занозой в её несчастной заднице». - Персиваль Финтан Грейвс, - застыв над ним, сурово произнесла женщина. – Никогда больше не поступай так с нами! - Так, это как? – ухмыляется он, слишком довольный, чтобы скрыть облегчение, когда НАСТОЯЩИЕ слова слетают с его языка. – Не похищаться Гриндевальдом? - Не дерзи мне! Ты прекрасно понял, что я имела в виду, - Айяна садится рядом на кровать и кладет на тумбочку планшет с картой пациента. Он бросает украдкой взгляд на бумагу, и ещё одна дрожь облегчения пробегает по его позвоночнику – он четко разбирает слова и буквы. Видимо, неспособность читать и писать были свойственны его вампусовому телу, а не являлись следствием повреждения мозга из-за пыток. А затем… Его глаза замечают длинную чёрную линию, лежащую чуть дальше планшета, и последние капли напряжения исчезают из его тела: он чувствует, как полностью расслабляется невидимая пружина в его груди. Он совсем забыл про свою палочку. В пальцах чувствуется настоящий зуд, так хочется дотронуться до артефакта, но Айяна продолжает говорить, и он неохотно возвращает свое внимание к её словам. - Ты уже несколько недель числишься в списке «пропавшие без вести, предположительно мертвые». - Ничего удивительного, - бормочет он, не зная, что ещё можно сказать. Логически он понимал, что те немногие люди, которым он в той или иной степени был дорог, должны были считать его мёртвым, но он просто запрещал себе думать об этом. Он изо всех сил, ради сохранения своего рассудка, запрещал себе думать о многих вещах. – Полагаю, твой гнев означает, что ты на сто процентов уверена, что я - это я? Айяна кивает, её губы все ещё сжаты в тонкую линию. - Это была… большая и кропотливая работа. Я уже много лет не проводила СТОЛЬКО тестов с одним человеком, но власть имущие были… несколько насторожены. Это был один из самых мягких способов выразить суть произошедшего. Он не был ни оскорблён, ни удивлён таким недоверием: в свете прошедшей катастрофы это было ожидаемо. Грейвс скорей бы рассердился, если бы МАКУСА ничему не научилось после всего произошедшего. Радовало то, что не пришлось проходить через этот шквал тестов, находясь в сознании. - Итак, что ты расскажешь о моем состоянии на этот раз? – в конце концов спрашивает Персиваль, в основном, чтобы отвлечь её от эмоций, которые накапливаются в её глазах. Она встряхивает головой, и прядки черных волос выбиваются из пучка у неё на затылке. Айяна снова сосредотачивается на нем. - Перенапряжение. В следствии чего истощение – магическое и физическое. Физическое - от недоедания, твой вес на данный момент недостаточен для твоего телосложения. Магическое – ты почти одномоментно потратил огромное количество энергии, сначала трансформация, а потом применение мощного заклинания без палочки. Как следствие - ты перенапрягся. Кроме этого, у тебя прослеживаются затяжные последствия от перенесенных темных заклинаний. Большинство нам удалось нивелировать…. Учитывая, что прошло более месяца, ущерб сразу после… - Айяна на мгновение запнулась, с видимым усилием проталкивая следующее слово через горло, - пыток должен был быть ОЧЕНЬ обширным. Имей в виду, иногда ты будешь продолжать чувствовать незначительные последствия. К сожалению, совсем убрать повреждения от многократного воздействия Cruciatus невозможно, но со временем всё пройдёт. - Я не помню, чтобы я страдал от них, находясь в теле вампуса, - Персиваль нахмурился. – Разве урон не должен передаваться? Айяна беспомощно дергает плечами: - Мы не знаем. Пойми, насколько нам известно, никто ранее не проходил через то, что прошел ты. Неизвестно, как превращение в магическое существо вообще влияет на тело волшебника, не говоря уж о последствиях испытанных им ранее заклинаний. Подозреваю, что тебя будут осаждать толпы возбужденных исследователей как минимум на протяжении следующего десятилетия. Персиваль мрачно думает об исследователях, которые держат проклятых летифолдов в своих лабораториях без должных мер безопасности (кто им вообще выдал разрешение на это, в любом случае?!!), а затем его мысли чернеют еще больше, потому что изучать трансформацию в магическое существо без этой самой трансформации невозможно, так что… нет! - Не думаю, что это хорошая идея, если только они не будут придерживаться чистой теории, а мы все знаем, что очень скоро кто-нибудь сделает шаг за край, - мрачно фыркает он. – Шансы застрять слишком высоки. Черт, я даже не знаю, как мне удалось вернуться обратно. Айяна кивнула ему, поднимаясь со своего места: - Я с тобой полностью согласна. Мне можешь не объяснять, что есть некоторые грани магии, от которых мы должны держаться подальше, но, боюсь, тебе придётся объяснять это некоторым упрямцам по нескольку раз, прежде чем они поймут твой намёк, - хмыкнула она и пошла к дверям. - О! И я оставляю тебя здесь еще на одну ночь, для наблюдения, - говорит она прежде чем скрыться за дверью. Недовольный рык Персиваля ударяется уже в закрытую дверь. А все аргументы о том, что держать его здесь так долго - это нонсенс, так и не слетают с его языка. Черт возьми, он чувствует себя просто прекрасно. Его тело снова человеческое, нет больше меха, лап и хвоста. Он приподнимает ладони и сгибает пальцы один за другим, крепко сжимает ими простыни только потому, что может. О, противопоставленные пальцы – это чудо! А ещё одно чудо – это возможность шевелить пальцами ног. Он чувствует себя таким… возродившимся. Его тело ему знакомо и чувствуется очень комфортно, но в то же время ощущения кажутся новыми, словно отголоски полузабытого сна. Счастливо вздохнув, Персиваль откидывается на подушку и наслаждается прикосновением шершавой ткани к чувствительной коже затылка. Затем он тянется к своей палочке: от прикосновения к гладкой рукояти по телу растекается тепло, он решительно взмахивает ею и не может сдержать сумасшедшей радостной улыбки, когда из ее кончика вылетают золотые искры. Его палочка все ещё принадлежит ему! Гриндевальд не смог покорить её, все-таки дуэль не была честной! Ласково огладив кончиками пальцев чёрную полированную поверхность, он прячет драгоценный предмет под подушку для более быстрого и легкого доступа. В дверь стучат, и тут же в приоткрывшуюся щель просовывается голова Тины Гольдштейн. Персиваль привычно (О! Он может пользоваться мимическими мышцами лица!) берёт себя в руки. Он не хочет начинать свой путь к восстановлению авторитета и возвращению своей должности в качестве директора магической безопасности с того, что будет усмехаться в лицо подчиненным как сумасшедший. Он машет ей рукой, приглашая войти. - Рада видеть, что вы проснулись, сэр. Девушка со сдержанным спокойствием, пусть и чуть наигранным, вошла в палату. Персиваль оказался даже слегка впечатлен ее выдержкой. В ее голосе и позе почти не чувствовалось неловкости, вины и сочувствия. Почти. Учитывая события последних месяцев, это должно было потребовать от нее значительных усилий, которые он оценил. - Полагаю, мне нужно благодарить тебя, что я попал из лаборатории в Сент-Джуд? Она бросает на него короткий встревоженный взгляд. - Мне помог Ньют…Гм… Мистер Скамандер. Персиваль насмешливо выгнул бровь, глядя на Тину. - Я прожил с этим человеком больше месяца, Тина. Я не собираюсь называть его по фамилии, - в этот момент неловкая мысль омрачает его сознание. – Если только он сам этого не захочет. От его слов что-то расслабляется в ней: от четкого и ясного заявления, что он не собирается просто похоронить последние несколько недель и больше никогда не говорить о них. Персиваль всегда придерживался границ профессионального поведения между собой и теми, кто работает под его началом, но Ньют не работает официально на МАКУСА, а с сестрами Гольдштейн он конкретно эту битву уже давно проиграл. Как можно было бы относиться холодно к тем, кто когда-то с таким удовольствием чесал твой живот? - Знаешь… он ждет внизу, - тихо проговорила Тина. – Президенту лично пришлось запретить ему спускаться в камеру к Гриндевальду, когда он хотел высказать ему в лицо всё, что о нем думает. Персиваль после её слов попытался безуспешно подавить счастливую улыбку и не выглядеть слишком довольным, но… судя по всему, и эту битву он тоже проиграл. Поэтому, махнув рукой на суровый образ директора, он сосредотачивается на второй части её заявления: - Что он вообще делал в МАКУСА? - Я взяла его с собой, чтобы сообщить новость Президенту. Подумала, что она должна услышать об этом от нас, а не от мельницы слухов. С тремя лишними свидетелями вашей трансформации, сохранить её в секрете, даже до конца дня, представлялось невыполнимой задачей. Персиваль поморщился. Он никогда не любил быть в центре сплетен, но, к сожалению, это был неизбежный побочный эффект быстрого подъёма по служебной лестнице. И можно не сомневаться, что сейчас сплетни будут намного фееричней, объединяя в себе такие события, как явление Гриндевальда и его драматичную трансформацию. - Госпожа президент просила передать, что она лично допросит вас, как только целители разрешат вам покинуть больницу. Еще она сказала, что вы можете взять неделю отпуска, если сочтете это необходимым, но при этом намекнула, что кресло директора оставалось пустым слишком долго. Грейвс с удивлением взглянул на неё. Он готов был бороться за свою работу, и то, что ему её просто вернут, казалось неожиданным и почти невероятным сюрпризом. - Разве должность до сих пор не занята? Что-то судорогой дернуло лицо девушки от его искреннего удивления, но она слишком быстро справилась с собой, чтобы он до конца успел понял, что её так покоробило. - Ваша смерть не была подтверждена, сэр, - твердо произнесла она. – Мы все считали, что назначать кого-то нового неправильно, пока мы не узнаем наверняка. К тому же президент и слышать не хотела об этом. Акечета была временно назначена исполняющей обязанности. - Оу, - чуть растеряно выдыхает Персиваль и откидывается на подушки, голова немного кружится. – Понимаю… Тина смотрит на него так, будто вообще не верит в то, что он хоть что-то понял, но воздерживается от любых комментариев, видя его состояние, и, мягко улыбнувшись, отступает к дверям. - Пойду сообщу Ньюту, что вы пришли в себя, - говорит она, и он готов поклясться, что видел, как она подмигнула ему, прежде чем выскользнуть за дверь. Персиваль морщится. Он что, настолько очевиден в своей симпатии к Ньюту? Черт, это могло стать проблемой, учитывая, что он понятия не имеет, как сам Ньют отнесется к этому. Ведь не каждый день твой верный друг-вампус оказывается заколдованным человеком. Ньют выглядит более неуверенным в себе, чем за все то время, что Персиваль провел рядом с ним: он переминается с ноги на ногу и почёсывает затылок. У Персиваля сердце колет от осознания, что похоже именно он является причиной этой неловкости, ведь ему есть с чем сравнивать, он видел, каким собранным и решительным бывает Ньют в своей стихии. С другой стороны, будь он на месте Ньюта, скорее всего тоже чувствовал бы себя неловко. Персиваль отдает себе отчет, что почти в открытую разглядывает мужчину: любуется ярким цветом его волос и блеском зеленых глаз, который он прекрасно видит даже с расстояния нескольких метров. Пока он был вампусом, он даже не представлял, сколько ярких красок таит в себе внешность Ньюта. А ещё он кажется стал выше или это Персиваль стал меньше, особенно когда лежит на больничной койке? Неловкое молчание было бы обременительным и болезненным, если бы не успокоительное, которое гуляет по венам Грейвса. А затем Ньют выпаливает: - Прости меня. Персиваль хмурит брови. Даже успокоительное не может до конца убрать беспокойство, которое в нем будит этот новый неуверенный и виноватый вид Ньюта. - За что это? - Э-э-э… Я целый месяц обращался с тобой, как с животным… - еще более неуверенно предполагает Ньют, нервно стискивая ручку чемодана, который он держит перед собой словно щит. - Это было совсем не так, - говорит Персиваль, кажется он начал понимать, в чём именно заключается проблема. – То, как ты относишься ко всем своим существам, может служить примером для многих людей тому, как нужно относиться к своим близким. Он приподнимается с подушки, не обращая внимания на растущую боль в висках, которая грозится перекрыть его вынужденное спокойствие. Он смотрит на Ньюта твердым открытым взглядом: - Рядом с тобой я никогда не чувствовал, что я для тебя просто животное, никогда не ощущал, что ты ставишь меня ниже себя. Никогда. Без тебя я бы давно сошел с ума. И этот долг я никогда не смогу тебе вернуть, Ньют Скамандер. Персиваль старается вложить в свои слова максимум искренности, которая живет в его сердце; то глубокое чувство, которое расцветает изумительным теплым цветком от одного присутствия Ньюта в комнате. И кажется, у него получается: Ньют немного расслабляется, поза становиться более раскованной. Он наконец садится на стул у изголовья кровати, и на его щеках проступает легкий румянец. Персиваль очень надеется, что не выглядит влюбленным одержимым идиотом (даже если чувствует себя именно им). Искренность и открытость — это хорошо, и к тому же для него это довольно новое чувство – открыться другому человеку, но вот признаваться в своих более глубоких чувствах, вероятно, пока не стоит. Он очень не хочет напугать Ньюта. - Я… я должен был заметить. Ты вел себя не совсем обычно для вампуса, да и для любого другого существа тоже. - Никто не заметил, - спокойно вздыхает Персиваль, - ни Тина, ни Куини, никто из моих авроров, хотя… у последних было мало шансов. А ты даже не знал меня раньше. Гриндевальд все прекрасно просчитал, - он тряхнул головой, чувствуя призрачный вкус горькой крови во рту. Ньют пристально всматривается в его лицо, и Персиваль наконец видит отблеск той силы, которая, как он знает, лежит под этой милой внешностью. - И все же ты здесь. Гриндевальд проиграл. - Если это проигрыш Гриндевальда, то я не хочу видеть его победу никогда в жизни. Персиваль почти уверен, что только успокоительные позволяют ему сейчас держать себя в руках, потому что внезапно на границе его разума заклубились темным туманом воспоминания, которые удачно до этого момента сдерживались его волей. Ньют открывает рот, готовый протестовать, но Персиваль опережает его, прижав палец к губам и тихо шикнув: - Тш-ш-ш, я знаю, что это хороший исход. Просто понадобится немного времени, чтобы утвердиться в этой мысли. Ньют странно косится на его палец, который Персиваль машинально прижал к губам, и он быстро кладет руки обратно на покрывало. Мерлин, его контроль трещит по швам, когда Ньют рядом. Меж тем, англичанин, моргнув пару раз, приходит в себя. - Никто не осудит тебя за то, что тебе понадобиться время, чтобы прийти в себя. Травмы так быстро и легко не проходят ни у людей, ни у существ. В следующих его словах чувствуется нерешительность, будто он не уверен, что поступает правильно: - Если… если захочешь отдохнуть от окружающих, то чемодан всегда открыт для тебя. Добро пожаловать в любое время. Эта нерешительность жалит, но в основе предложения лежит робкая искренность, и её вполне достаточно, чтобы Персиваль почувствовал надежду. По крайней мере, чертово успокоительное мешает ему совершить опрометчивый поступок, например, признаться Ньюту, насколько он ему нравится, в тщетной попытке успокоить сидящего напротив него человека. Угу. Изумительная идея, Персиваль! Единственное, чего он сможет этим добиться, так это еще больше оттолкнуть от себя и без того смущенного Ньюта. Ньюта, который пытается улыбнуться: - Кроме того, остальные будут скучать по тебе. *** На следующий день Персиваля отпускают домой, в темную, пустую квартиру, которая, для его магических чувств, все еще пахнет Гриндевальдом, а еще толпой авроров, которые посетили ее после поимки темного мага. Хотя, надо отдать им должное, они сделали все возможное, чтобы все вещи стояли по своим местам, а в самой квартире царил идеальный порядок. Усталость и апатия наваливаются на него почти сразу, стоит только пройтись по комнатам. Хочется прилечь, но одного взгляда на кровать хватает чтобы понять - он просто не в состоянии спать в ней, не после того как в ней спал ОН. Ночь Персиваль проводит, ворочаясь на диване в гостиной. Бессонную ночь. В назначенное время он входит в атриум МАКУСА. Все такой же элегантный, как и раньше (чтобы надеть костюм пришлось проявить всю силу воли и хорошенько придушить брезгливость, но ясно одно – гардероб надо менять, он просто не сможет носить вещи, которыми пользовался Гриндевальд) Персиваль, твердым и решительным шагом идет в приемную президента игнорируя возбужденный шепот за спиной. Дверь кабинета Пикери распахивается прежде, чем он успевает постучать. Одного взгляда на женщину перед ним достаточно чтобы понять, что он разговаривает с Серафиной, а не с президентом МАКУСА. - Персиваль, - произносит она со сдержанной скорбью, из-за которой трудно смотреть в ее блестящие глаза. За этими тремя слогами тянутся целые предложения. Отголоски извинений и признание вины. Ни один из них не хочет, чтобы невысказанное вдруг пролилось словами. - Все в порядке, Сера, - его рука почти не дрожит, когда он проводит по волосам, отстраненно замечая, что они длиннее, чем он привык. Судя по зеркалу – ему идет, и он скорее всего не вернётся к короткой стрижке, которую носил до Гриндевальда, но сделать что-нибудь, все равно придётся, совсем скоро они начнут ему мешать. А при его работе это ненужный риск. – Со МНОЙ все в порядке. - Нет. Это не так. И нет, ты не в порядке, и никто не ожидает, что должен быть, - она криво улыбается. – И вот, я прошу тебя пройти через ЭТО еще раз. Она умная женщина и поэтому не спрашивает его, готов ли он. Они садятся в кресла у небольшого журнального столика, и Персиваль твердо кивает ей, давая знак начинать, и наблюдает, как тяжесть ее должности ложится плащом ей на плечи, черты лица застывают в холодном профессионализме. - Директор Грейвс, расскажите мне, что произошло. С самого начала. Должность звучит в его ушах как благословение, единственная доброта и поддержка, которую она сейчас, в олицетворении своих президентских полномочий, может ему оказать. По крайней мере, они не заставляют его давать показания под влиянием веритасерума. С ним не обращаются, как с преступником. Персиваль делает глубокий вдох и начинает говорить. Сначала, запинаясь, о той ночи, когда Геллерт Гриндевальд напал на него и сумел победить. Он знает, что это еще один широкий жест Серафины, что он рассказывает ей одной, пусть весь разговор и записывается для протокола. Время от времени она перебивает его уточняющими вопросами, но в основном он просто говорит. Персиваль сам писал инструкции для таких опросов, он знает, о чем говорить, какие темы должны быть освещены более подробно и спокойно излагает события. Судя по морщинке между бровей Серы, он думает, что ответил не на все ЕЕ вопросы, но для ПРОТОКОЛА он сказал достаточно. Когда он заканчивает, кажется, что проходит много часов. Разум Персиваля онемел, истощённый долгими часами разбуженных тяжелых ПОДРОБНЫХ воспоминаний, которые не могли смягчить никакие сочувствующие взгляды Серафины. Что-то кошачье затуманивает его мысли, и простые инстинкты берут верх над истощенным разумом. Почти на автомате он доходит до точки аппарации и… оказывается на пустынном причале на берегу Гудзона. Холодный, пронзительный ветер лишь более явно выявляет его нервную дрожь, вынуждая плотнее кутаться в пальто. Он почти не осознает этого, но целенаправленно идет вперед. Чемодан Ньюта имеет свою уникальную магическую подпись, которую Персиваль, оказывается, очень хорошо чувствует, благодаря своему длительному пребыванию внутри. Магическая защита чемодана, в свою очередь, оказывается, также привыкла к его подписи и беспрепятственно пропустила внутрь. Крышка чемодана захлопывается над его головой с глухим удовлетворенным звуком. Персиваль в прострации направляется к знакомому месту. Он двигается почти на одних инстинктах, зевает и расслабляется, окруженный успокаивающим запахом и чувством безопасности. *** Последнее, что ожидает увидеть Ньют, вернувшийся в чемодан, промокший насквозь, с пойманным келпи в пузыре с водой на буксире – это спящего Персиваля Грейвса, свернувшегося калачиком на его кровати. Он замирает на пару секунд и тупо пялится. Обычно Ньют знает, когда кто-то нарушает границы его владений, за столько лет — это чувство просто вросло в его душу, но ничего в ней не екнуло и не предупредило о появлении Персиваля. С другой стороны, этот человек долго жил внутри и похоже его магия стала частью магической подписи чемодана, которую так тонко чувствует Ньют. От размышлений его отрывает раздраженное бултыхание келпи в пузыре. Ньют наконец отрывает взгляд от человека, завернутого в синее вязаное одеяло, подаренное Тесеем много лет назад. У него еще будет время подумать, почему директор магической безопасности спит в его постели и при этом выглядит так, как будто ему там самое место. Вот только и после того, как келпи была помещена в бассейн и радостно там плещется, излеченная от ран, Ньют все еще не знает, как к этому относиться. Конечно, он его пригласил, но, честно говоря, не думал, что Грейвс действительно примет это предложение. Исходя из своего опыта, Ньют знал, что большинство людей предпочли бы забыть о подобном. По правде говоря, он ожидал, что тот при первой же возможности дистанцируется, если не сказать хуже. Сейчас в его голове все перемешалось: Престор, Грейвс, вампус, директор, уязвимый человек, который спит в его кровати…. Вернувшись наконец в сарай, он снова смотрит на кровать, почти ожидая, что Грейвс ему померещился. Нет. Не мерещится. Ньют все еще недоверчиво разглядывает спящего. Сходство с Гриндевальдом поражает. Ньют с досадой на самого себя дёргает головой. Идиот! Он же смотрит на оригинал. Хм… оригинал нравится ему больше подделки. Да он менее лощеный и гладкий, но более… искренний, без спесивой наигранности фальшивки. А еще очень красивый… Мужчина в постели чуть хмурит густые темные брови, от чего между ними пролегает морщинка беспокойства, которого раньше Ньют в нем не замечал. Сердце дергает сочувствием – даже во сне Персиваль выглядит измученным. Ньют ловит себя на том, что слишком долго разглядывает Грейвса, и смущенно отводит глаза в сторону, чувствуя, как тепло начинает заливать шею и щеки. Он понимает, что не в силах заставить себя разбудить спящего, и вместо этого решает, что пора заняться более практичными вещами, например, перенести чемодан в квартиру Гольдштейн. Пусть чемодан теперь обвешан огромным количеством антимаггловских чар, и никто не обратит на него внимание даже если споткнется, но недавние события оставили в его сознании кислый привкус осторожности, а с кельпи, радостно плескавшейся в своем бассейне, теперь вообще не было необходимости оставаться на берегу. Вновь спускаясь в чемодан, Ньют прикладывает массу усилий, чтобы производить как можно меньше шума, но, добравшись, до последней ступеньки, как раз застает Грейвса садящегося на кровати. Ньют застывает, а потом решительно подходит ближе, уж очень ему не нравится пустой, панический взгляд на лице мужчины. - Пр.., - начинает он говорить, но спохватывается и поправляется, - Персиваль. Ты в моем чемодане. С тобой все в порядке. Здесь никто не причинит тебе вреда. Мужчина моргает, к его глазам возвращается осознанность, а на губах вдруг появляется, непонятно от чего, улыбка. - Ты назвал меня Персивалем. И словно опомнившись, выражение его лица меняется на почти смущенное, когда он отводит взгляд и проводит слегка дрожащими пальцами по волосам. Ньют ловит себя на том, что ОЧЕНЬ хочет вернуть улыбку на его лицо. - С тобой все в порядке? – спрашивает он и тут же чувствует себя глупо. Человек перед ним, Персиваль, который улыбается, услышав свое имя, несколько месяцев проходил через пытки тела и разума. Конечно, он не в порядке. Персиваль с отстраненным интересом рассматривает свои дрожащие пальцы, сжимает одну руку в кулак, а вторую держит на весу. - Действие успокоительных закончилось. Еще вчера. До сих пор не спал. И это… многое объясняет. Позавчера Ньюту показалось странным, что после всего произошедшего, Грейвс казался слишком спокойным на больничной койке. Персиваль поднимает на него взгляд, в нем уже нет паники, но все еще присутствует малая доля смущения: - Я могу воспользоваться твоей уборной? Ньют без слов, разрешающе, машет рукой в сторону непритязательной двери и покусывает губу, не зная, стоит ли еще что-то сказать. Его разум все еще не может решить, знает ли он Персиваля или нет. Часть его настаивает, что он ЗНАЕТ Престора и, следовательно, знает человека в которого превратился Престор, а другая часть громко кричит ему в уши «незнакомец»! Поэтому Ньют молчит, когда Персиваль, чуть пошатываясь скрывается за дверью уборной, и продолжает молчать, когда он задерживается там просто ужасно долго. Когда, наконец, Грейвс возвращается, его движения более плавные и уверенные, а лицо спокойнее. По влажным волосам и капелькам воды на лбу и щеках видно, что он умывался. - Прости, - тихо говорит Персиваль прямо и открыто глядя Ньюту в глаза, - за вторжение. Я… не слишком хорошо соображал, когда аппарировал. Сердце Ньюта замирает - смущенное и странно довольное одновременно. Это ведь значит, что Персиваль инстинктивно пришел к чемодану? Престор сделал бы именно так. - Я сам пригласил тебя, - напоминает он. - Вряд ли ты ожидал, что я воспользуюсь твоим предложением так быстро, - тёмно-карие глаза Персиваля проницательно смотрели на Ньюта. - Ну… нет, большинство людей вообще предпочли бы… - теперь очередь Ньюта смущенно отворачиваться. Персиваль не пытается ни подойти ближе, ни прикоснуться: на самом деле кажется, что он прилагает всяческие усилия, чтобы казаться как можно меньше и безобиднее. - Я прожил здесь несколько недель, Ньют, - тихо говорит он. – Клянусь жизнью, я не причиню вреда ни тебе, ни твоим существам. Ньют прикусывает губу, отчаянно желая поверить стоящему напротив него человеку. Он слышит, его слова искренние, он выглядит искренним, в его темных глазах теплота и мягкость. Вот только и другие обещали это раньше… Но ведь перед ним Престор, не так ли? Ньют делает глубокий вдох и, чувствуя себя почти бросающимся в ледяной омут головой вперед, произносит: - Уже время кормления… Ты не хочешь… помочь? Улыбка, которую он получает в ответ, заставляет его желудок сжаться. Люди так не улыбаются Ньюту. Чтобы скрыть свою неуверенность, он разворачивается и направляется к выходу. Ему не нужно оглядываться, чтобы знать – Персиваль идет за ним. Как только они выходят из сарая, к ним в припрыжку подбегает Адди, возбужденно дергая хвостом. В последнее время нунду стала заметно меньше проводить времени в своей среде обитания, Ньют винит в этом Престора, но вампуса больше нет… Его мысли опять делают кульбит. Он ловит себя на том, что думает о Престоре, как о НАСТОЯЩЕМ вампусе, постоянно ожидая, что тот вот-вот выскочит из-за ближайшего угла. Но этого уже никогда не случится. Он оборачивается, чтобы посмотреть на Престора-Персиваля, и его глаза расширяются. Адди стоит прямо перед Персивалем, принюхиваясь и тихо поскуливая от замешательства. Что-то от запаха Престора видимо все еще присутствует в запахе Персиваля, потому что она явно узнает его по каким-то признакам. Но дух у него захватывает именно из-за Персиваля. Мужчина не высказывает никаких признаков страха, просто стоит неподвижно и позволяет Адди делать все, что она захочет – даже когда она начинает лизать его обнаженное запястье. В последний раз громко втянув воздух носом, Адди ласково бодает мужчину головой в грудь и начинает мурлыкать. Персиваль почти рассеянно гладит ее по носу, предусмотрительно держась подальше от ядовитых шипов. - С этого ракурса она кажется крупнее, - говорит он, и Ньют еле сдерживает истерический смешок. Никто, даже Тесей, никогда не реагировал на его самое смертоносное создание так хладнокровно. - Она маленькая для нунду, - тихо замечает он, наклоняясь, чтобы подхватить ведра с гранулами для лунных тельцов, ему срочно нужно себя чем-то занять. Адди фыркает, заставляя Персиваля хихикнуть. - Не говори ей этого. Ты можешь ее обидеть. Даже мысленный пересказ графика кормления не помогает Ньюту перестать таращиться на мужчину. Все это кажется ему не вполне реальным. Этого просто не может быть – он не может привлечь внимание ТАКОГО человека, такого, как этот, который беспокоится о чувствах Адди, думает о существах Ньюта и так… внимателен и искренен с самим Ньютом. Так не бывает! Когда пауза слишком затягивается, Персиваль отвлекается от наглаживания морды Адди и смотрит на Ньюта с тем, что Ньют назвал бы беспокойством. - Первыми лунные тельцы, верно? Они всегда слишком нервничают, если ждут дольше обычного. Ньют уже открывает рот чтобы спросить, откуда, черт возьми, Персиваль может это знать, когда вспоминает Престора, который всегда сопровождал его, а в последние недели начал еще и активно помогать. Его разум все легче воспринимает мысль, что Престор и Персиваль одно и то же существо. Наверное, ему было бы легче с осознанием этого факта если бы он видел, как вампус стал человеком, но все внимание Ньюта в тот момент было привлечено к летифолду. Это же было еще одно существо, с которым он до этого раза не сталкивался. Мало кто из волшебников, когда-либо выходил из столько близкого контакта живым. Поэтому он не собирался упускать возможности изучить похожее на саван существо как можно подробней. - Да… гм…да, - наконец хрипит он, а затем медленно протягивает ведро Персивалю. – Может покормишь их? Я тогда начну с грифонов… Персиваль кивает и, подхватив ведро, уходит в сторону обитания лунных тельцов, по дороге тихо уговаривая увязавшуюся за ним Адди подождать снаружи среды обитания и не пугать нервных созданий. Лишь при кормлении графорнов Ньюту на какое-то время удается выкинуть из головы мысли о Престоре-Персевале, поскольку графорны требуют всего его внимания. В последнее время они слишком раздражительны, и, если бы он не был в таких хороших отношениях с ними, ему, вероятно, пришлось бы поостеречься их рогов. Когда он наконец заканчивает и юный Томми убегает вслед за родителями, Ньют обнаруживает, что лунные тельцы весело похрустывают своими гранулами, а Персиваль сидит пред гнездом окками. Окками весело щебечут, а мужской, низкий, глубокий голос что-то тихо рассказывает им, птенцы окками тут же успокаиваются и принимают предложенную еду менее буйно, чем обычно. Еще один пазл Престора ложится в мозаику Персиваля. *** Персиваль уходит из чемодана сразу после кормления. Ему очень хочется остаться, Ньют заметно потеплел к нему после того, как убедился, что Персиваль легко общается с существами, но воспоминания о том, сколько настороженности плескалось в ярких глазах Ньюта, слишком сильно давит на Персиваля. К тому же, он еще слишком смущен тем, что его обнаружили спящим в чужой постели без явного на то приглашения и все только потому, что он был слишком расстроен и переутомлён, а его инстинкты привели его в единственное место, которое его подсознание в последнее время считает безопасным. Теперь, когда у него в голове прояснилось, именно наличие этих инстинктов беспокоит его больше всего. Он чувствует, что они принадлежат больше вампусу, чем человеку. Одной мысли, что он может опять оказаться в ловушке тела животного, что он не избавился от его влияния полностью, достаточно, чтобы холодная дрожь пробежала по его позвоночнику. Вся проблема в том, что он не знает, как именно вернулся к человеческому облику, это означает, что есть вероятность, случайной обратной трансформации в животное. Этой ночью ему удаётся немного поспать в своей спальне, но только после того, как он превратил давящий своей массой потолок в открытое звездное небо, но даже тогда сон был не очень-то крепкий. Тем не менее, это не помешало ему на следующее утро уверенно войти в кабинет Серафины, и он, по праву, считает это своей победой. Она тяжело смотрит на него поверх очков для чтения, потом обреченно вздыхает и откладывает пергамент, который просматривала, в сторону. - Полагаю, что просить тебя взять еще одну неделю для восстановления сил будет пустой тратой моих сил? - Да, мэм, - решительно заявляет он, невольно принимая упрямую стойку и скрещивая руки за спиной. – Я вполне годен для службы, а департаменту сейчас нужны все свободные руки. Серафина хмуро смотрит на него: - Откуда ты знаешь? Он с насмешливой ироничностью приподнимает бровь. - Сера, Гриндевальд изображал меня целый месяц, и я сомневаюсь, что он был заинтересован в том, чтобы добросовестно выполнять мою работу. Я тот, кто имеет нужную квалификацию, чтобы разгрести тот беспорядок, который он оставил. Аврор Гольдштейн выглядела усталой уже несколько недель, и я встретил аврора Винсенни по пути к тебе, он выглядел ничуть не лучше. Кроме того, если бы я тебе действительно не был нужен, ты бы давно нашла мне замену. Ты не настолько сентиментальна. Серафина кисло морщится, но красноречиво не оспаривает его анализ. Несколько долгих мгновений она изучает его острым взглядом, а он старается выглядеть таким же уверенным и расслабленным, как и три месяца назад. Наконец она кивает: - Хорошо. Но. Ты работаешь только полдня в течение месяца, Персиваль, и это не обсуждается. И полевые выходы только в самых экстренных ситуациях. Ты мне нужен здоровым и полным сил, а не загибающимся от переутомления и недолеченных травм. Грейвс подумывает о том, чтобы начать спорить, но ее упрямо сжатые губы ясно дают понять, что она будет непоколебима в своих требованиях. - Ладно, - соглашается он, даже не пытаясь скрыть злость в своем тоне. Потому что, хоть она и права, в какой-то степени, но ЦЕЛЫЙ месяц — это явный перебор! - Гм.. Персиваль? МКМ четыре дня назад забрало Гриндевальда от нас. Это просто на тот случай, если у тебя были какие-то рискованные мысли на его счет. Четыре дня назад. Тогда он еще лежал без сознания в Сент-Джуд. О, он не думает, что МКМ сумеет надолго удержать темного лорда за решёткой, но в новости о том, что он покинул его город, его страну, в этом есть доля удовлетворения. - Я не собираюсь бросать все и бежать мстить ему, - его голос против воли проседает. – Я ненавижу ублюдка, но если ты думаешь, что я жажду добровольно еще хоть раз в жизни увидеться с ним, то ты более сумасшедшая, чем я, Сера. Это не ложь. Если этот… человек снова объявится в его стране, Персиваль не колеблясь будет сражаться с ним, если понадобится, то даже один на один. Но также его вполне устроит вариант, при котором он никогда больше не увидит это ненавистное лицо. Губы Серафины подергиваются от удовольствия, и она взмахом руки указывает ему на дверь. - Идите побеспокойте своих авроров, директор Грейвс. Они истосковались по вам. Персиваль тихо фыркает себе под нос, поднимаясь на этаж, занимаемый центральным отделом департамента. Он очень сомневается, что по нему кто-то сильно скучал. Не то чтобы его отношения с подчиненными были плохими (по крайней мере, он так думал прежде, до того, как никто из них не заметил в течение месяца, что его подменил темный лорд), но это были очень рабочие отношения. Он не общался ни с кем из них вне работы. В ретроспективе это (из ряда прочих причин) и сделало его привлекательной мишенью для Гриндевальда. Он привык думать, что ему достаточно иметь уважение своих подчиненных, что они должны быть уверены в его компетентности и стремлении защитить их с такой же готовностью, как и закон. Что он думает по этому поводу сейчас, Персиваль пока не совсем уверен. Когда он входит в отдел, воцаряется тишина. Все взгляды устремляются на него. А еще через секунду на него обрушивается гомон одновременно заговоривших десятка людей. - Директор, с возвращением! - Вы действительно создали беспалочковый патронус?! - Говорят, вы теперь можете перекидываться в вампуса! - Хорошо, что вы снова с нами, сэр! Скривив губы в легкой улыбке, Грейвс поднимает руку, и болтовня умирает на корню. Это отрадно. - Я рад вернуться. Спасибо, что удержали город в мое отсутствие. Чтобы разрешить все мучающие вас вопросы, давайте отвечу сразу: да, я был вампусом некоторое время, и да, создал беспалочковый патронус, хоть и сильно сомневаюсь, что смогу это повторить, - говоря, он окидывает взглядом помещение отдела и стоящих перед ним людей, успевая отметить вещи, которые изменились, и вещи, которые остались неизменными. – Президент разрешила мне работать по полдня в течении следующего месяца, после этого я смогу вернуться к привычному графику. Сейчас я даю вам полчаса на составление отчета по всем открытым делам. Гольдштейн, в мой кабинет. Гул голосов за его спиной, когда он направляется в свой кабинет, удивительно успокаивает. Не похоже, чтобы Гриндевальд тратил свое драгоценное время, чтобы настроить команду против Персиваля, слава Мерлину. Он взмахом руки закрывает за вошедшей Тиной дверь и усаживается в кресло, стараясь не думать о Гриндевальде, сидящем в этом кресле в кабинете Персиваля вместо Персиваля. Присутствие Тины помогает взять себя в руки и, сделав глубокий вдох, запихнуть поднимающиеся эмоции в самый дальний уголок разума. - Скажи, есть ли какие-либо сомнения или вопросы, которые я должен разрешить или пояснить команде? – и увидев ее встревоженный взгляд, добавляет. – Что-то, что сделал Гриндевальд, пока меня не было… Он не может сдержать дрожи облегчения, пробежавшейся по его телу, когда Тина энергично начинает трясти головой так сильно, что ее волосы развеваются. - Мы все знаем, что это были не вы, сэр, - говорит она так быстро, что почти путается в словах. – И… черт, я знаю, что прозвучит плохо, но до событий последних нескольких дней он действительно не делал ничего такого, чего бы не сделали вы, находясь рядом с кем-либо из нас. Персиваль морщится. Она права, это звучит плохо, даже если часть его рада, что Гриндевальд не повел себя хуже. А ведь он мог! У Грейвса были сила, влияние и авторитет. Если бы Гриндевальд захотел воспользоваться ими на полную катушку, то сейчас Персивалю пришлось бы разгребать ОЧЕНЬ много неприятностей как личных, так и профессиональных. Видимо, в приоритете у темного мага была задача, как можно меньше выбиваться из привычного образа директора, а не привлекать к себе внимание лишними телодвижениями. Как бы то ни было, ему придётся смириться с тем, что Гриндевальд сумел так идеально отыграть его характер. - Хорошо. Спасибо. Можешь идти и готовить свою часть отчета. - Да, сэр, - произносит Тина, и в этой простой фразе чувствуется теплота, которая заставляет его улыбнуться. - Тина... Скажи остальным, что моя дверь будет открыта до конца дня, если кто-то захочет меня увидеть. Пусть не стесняются, если возникнут вопросы. Тина качает головой с легкой улыбкой и направляется к двери. Уже взявшись за ручку, она вдруг замирает, а потом решительно оборачивается. Выглядит взволнованной, и он догадывается о том, что она скажет еще до того, как она открывает рот. - Мистер Грейвс, мне очень жаль, что я не заметила подмены… и то, что ты был вампусом. Я знаю, что сейчас уже поздно и изменить все равно ничего уже нельзя, но я, по крайней мере, хочу, чтобы ты знал – как МНЕ ЖАЛЬ, что я не была достаточно внимательна. Персиваль вздыхает, автоматически проводя рукой по волосам (черт, все-таки ему нужно сходить к своему парикмахеру). - Это не твоя вина, Тина. В произошедшем нет ничьей вины, кроме Гриндевальда. Ты сама сказала – он был очень хорошим актером. Она стоит, покусывая губы, и он мысленно делает пометку – отучить ее от этого выдающего эмоции жеста. - И все же… Мы виноваты перед тобой. - Нет, не надо извиняться за Гриндевальда, - решительно обрывает он ее. – Если тебе действительно нужно это услышать, то я скажу. Я прощаю тебя, Тина, хоть ты и ни в чем не виновата. Она кивает, глаза подозрительно блестят, когда девушка быстро выскакивает за дверь. Персиваль надеется, что он все сделал правильно. Он действительно не держит зла ни на кого в своем отделе. В течении дня каждый аврор, проработавший с ним больше нескольких месяцев, приходит извиниться. Акечета, которая думает, что виновата больше всех, является последней. Он говорит каждому то же самое, что и Тине, и надеется, что этого будет достаточно, чтобы залечить раны, оставленные Гриндевальдом его отделу. Он же уже давно всех простил - это в какой-то мере исцеляет и его самого. *** Через неделю все более или менее вошло в свою привычную колею. Когда Персиваль не на работе, он делит свое время между приготовлением любимых блюд (он очень сильно соскучился по нормальной еде, кроме того, готовка прекрасный способ отвлечься), исследованием трансформации магических существ и превращением своей спальни в кусочек дикой природы, до которой она, естественно, не дотягивает. Из этих трех занятий исследование приносит больше всего разочарования – никто, кажется, ничего не знает об этом процессе. Он нашел все, что мог о зелье Penita Creatura, но все источники полностью согласны с оценкой Гриндевальда: трансформироваться обратно в человека НЕВОЗМОЖНО и после приема человек ОБЯЗАТЕЛЬНО сходит с ума. Короче говоря, Персиваль совершил невозможное и, если он хочет что-то узнать, ему придётся выяснять это самому. На работе все идет вполне гладко. С переводом Гриндевальда в Старый свет они вернулись к своим обычным делам, в случае Персиваля это еще и координация других офисов аврората, разбросанных по всем Соединённым Штатам. Впереди еще много работы. Он по-прежнему пересматривает все дела, к которым мог прикасаться Гриндевальд, полдня катастрофически не хватает, и он задерживается на работе на пару часов, дольше разрешенных президентом, но так как Серафина еще не сделала ему выговор, он не собирается отказываться от этой порочной практики. Он почти уверен, что не воображает усилившегося дружеского внимания и участия со стороны своих авроров, но списывает это на чувство вины за то, что они не смогли распознать подмену. И чтобы впредь такого не случилось, он заставляет весь отдел пройти коррекционную тренировку на внимание, и с ухмылкой слушает их ворчание по этому поводу. Куини время от времени навещает их отдел, обычно чтобы поболтать с Тиной, но кроме этого она продолжает приносить ему вкусную выпечку. Он как раз дописывает строгий формуляр, касающийся правил содержания опасных образцов жизни в исследовательских лабораториях (и столь же строго и твердо дает понять, что этим дело не закончится, и проверка выполнения требований безопасности будет жесткой), когда запах персикового пряника выманивает его из кабинета на час раньше обычного обеденного времени и как раз вовремя, чтобы поймать конец жалобы Куини. -… хандрит. Он снова забыл поесть, - девушка замечает Грейвса. – О, мистер Грейвс. Как ваши дела? - Прекрасно, мисс Гольдштейн, - мягко хмыкает Персиваль, забавляясь тем как быстро она сменила тему. – Полагаю вы говорите о Ньюте? Сестры мрачно кивают в унисон. - Вы не будете возражать, если я зайду к нему и предложу пообедать? Он ведь еще живет у вас? Тина выглядит немного встревоженной, но все-таки не так сильно, как он опасался. Улыбка Куини, с другой стороны, полна радости. - О, вовсе нет! Я уверена, что Ньют будет рад видеть вас, мистер Грейвс. - Очень хорошо. Тогда я зайду к вам на ланч. На данный момент у меня приготовлено столько еды, что хватит прокормить целую армию. Кроме того, это прекрасный предлог, чтобы передать стопку разрешений, над которыми он работал всю неделю. Никто пока не горит желанием обвинять Ньюта в чем-либо серьезном, особенно после его роли в поимке Гриндевальда, но Персиваль предпочитает подстраховаться. Технически, некоторые существа слишком опасны, чтобы обойтись обычными разрешениями, но учитывая обстоятельства и то, что Адди не проявляет никакой склонности к массовому убийству, он чувствует себя достаточно уверенно, выдавая специальные разрешения и заверяя их собственной рукой. Улыбка Куини, если это вообще возможно, становится еще шире: - Мы будем вас ждать. А теперь, Тини, крошка, пойдем-ка разомнем ноги. Наблюдая за тем, как Куини тащит за руку упирающуюся сестру, Персиваль уже не в первый раз думает, что Куини Гольдштейн – страшная женщина. *** Ньют погружен по самые уши в переделку своей главы о летифолде (ведь у него теперь есть свои собственные наблюдения!), когда рука ставит парящую тарелку с едой прямо ему под нос. - Не сейчас, Куини, - бормочет он, стискивая пальцами перо. Тарелка перекрывает часть его рисунка, и он делает попытку переставить ее, несмотря на соблазнительный запах, когда решительный мужской голос произносит: - Обознался. Ньют резко оборачивается и пораженно смотрит на Персиваля, тот отвечает ему веселой улыбкой на лице и теплым взглядом темных глаз. Потом он небрежным жестом бросает на заваленный стол пачку каких-то бумаг. - Ешь, Ньют. Ньют настолько сбит с толку таким поворотом событий, что безропотно откусывает кусок от того, что лежит в тарелке. Чудесный вкус буквально взрывается на его языке, и он торопливо глотает. Его желудок радостно урчит, требуя еще такой вкуснятины и побольше! Он торопливо откусывает еще раз и только потом поднимает глаза на Персиваля. - Очень вкусно! Что это?! - Домашний пирог, - сообщает Персиваль, продолжая улыбаться. Он выглядит слишком представительно для захламлённого сарая Ньюта - одетый в элегантный костюм и красивое дорогое пальто. – Семейный рецепт. Ньют замирает, переставая жевать: - Твоя семья имеет британские корни? - Ирландские, - поправляет Персиваль, - по материнской линии. Увидев, что Ньют вернул все свое внимание тарелке, он с тихим смехом продолжает: - Я пойду проведаю окками, пока ты ешь. Набив рот едой так, что говорить не представляется возможным, Ньют разрешающе машет рукой. В прошлый раз в присутствии Персиваля окками выглядели вполне счастливыми, а сам Ньют на удивление спокойно отнесся к тому, что этот человек находится в обиталище без присмотра. Покончив с едой и очистив тарелку до последней крошки, Ньют с ленцой созерцает разбросанные по столу обрывки будущей книги, затем прислушивается к возбужденному щебетанию, доносящемуся от гнезда окками, и решает выглянуть наружу. Персиваль стоит на коленях у гнезда, пальто небрежно брошено на траву. Ньют наблюдает, как он щекочет Хьюго, заставляя того извиваться и радостно попискивать. Нюхлер только притворяется сдержанным и осторожным, и, хоть и представляет угрозу для всяких блестящих вещей, на самом деле он очень привязчивый и ласковый. Длинные изящные пальцы Персиваля ловко перебирают шерсть Хьюго, гораздо с большей эффективностью щекоча его, чем когда-либо это выходило у больших лап Престора. Ньют стоит и смотрит, не в силах оторвать взгляда от того, как волосы его гостя падают ему на глаза, темными слегка вьющимися волнами, как широкие плечи изгибаются под тонкой тканью рубашки и жилета. В животе Ньюта разливается тепло, пьянящее и успокаивающее. Он ошарашенно моргает. Ох. ОХ! Раньше такого с ним не случалось. В последний раз что-то похожее, пусть и очень отдаленно, он испытывал, когда учился в Хогвартсе, с Летой. Но. Хоть она ему и нравилась, в основном он делал то, что она хотела, и двигало им скорее любопытство, чем что-либо еще. А потом она бросила его, как горячую картофелину, и все романтические мысли надолго улетучились из его головы. И вот он стоит здесь и наблюдает за человеком, который без сомнения очень красив, особенно в теплом свете вечерней атмосферы чемодана, который хорошо ладит с его существами и обращается с ними, как с умными и красивыми созданиями, которыми они и являются на самом деле, и который совсем не возражает против неуклюжих манер Ньюта. Персиваль принес ему собственноручно приготовленную еду, а его патронус гром-птица совсем как Фрэнк. Персиваль поднимает глаза, и они светятся такой же теплотой, что и свет, льющийся с искусственного неба чемодана, и улыбается Ньюту, а Ньют снова переживает острый момент осознания, только теперь его желудок сжимается, как у Геры, когда она особенно сильно хочет съесть чьи-нибудь мозги. - У тебя нет ирландского акцента, - выпаливает Ньют и тут же хочет пнуть себя. Персиваль, видимо, тоже не ожидал такого вопроса и вопросительно приподнимает бровь. – Отслеживание акцентов может быть очень интересным в путешествии, - поспешно поясняет Ньют. - Я вырос в Америке, - Персиваль наклоняется поближе и заговорщицки шепчет. – Но я открою тебе один секрет – он появляется, когда я сильно злюсь. Отец называл мою мать – вспышкой. И это была истинная правда. Ньют растерянно хлопает глазами, не зная, что ответить на это откровение, но судя по всему от него этого ответа и не ждут. Персиваль поднимается с колен, ласково шикнув на Хьюго, который протестующе попискивает. - Можно мне побывать в моей… в среде обитания вампуса? Если ты конечно, ее еще не убрал. - О, нет, нет, она все еще цела. У меня руки все не доходили, - или просто не было желания, но Ньют ведь не должен в этом признаваться. – Не стесняйся. Он не идет за Персивалем, чувствуя, что тот хочет побыть один. Однако Ньют не может сдержать свое любопытство, поэтому украдкой заглядывает в обиталище, когда доводится проходить мимо. Персиваль неподвижно стоит на берегу ручья, спиной к Ньюту. Кажется, что он чего-то ждет… или ищет. Но когда он возвращается в сарай к Ньюту, тот не может понять были ли поиски удачными. - Ты мог бы заходить почаще, - предлагает Ньют, смотря, как Персиваль надевает свое пальто (действительно красивое и очень ему идущее). – Если будет желание, конечно. Персиваль останавливается на нижней ступеньке лестницы: - Ну, кто-то должен следить за тем, чтобы ты нормально питался, - в его серьезном голосе слышится едва заметный намек на смех. Ньют интерпретирует это, как «с удовольствием зайду». Тихая, светлая улыбка не покидает его губы до конца дня. Особенно после того, как он обнаруживает, что новая стопка бумаг на его столе — это разрешения на ВСЕХ существ в его чемодане, и подписаны они одной и той же изящной рукой.