Тот, кто сгорит

Стелла чмокает Блум в щеку влажно и звонко, так, что там точно остается розовый след. У слизеринки неприлично короткое платье и еще более сверкающие волосы, чем обычно. Она ловит Блум, как только та входит в гостиную Слизерина, буркнув портрету пароль. Сперва по ушам бьет музыка, которая гремит из волшебного радио, что стоит в углу. Потом накрывает запахами парфюмов, алкоголя и дыма. И только отойдя от этого, Блум начинает сосредотачиваться на том, что щебечет Стелла. — … обещала занять нам место, на первой вечеринке года не протолкнуться... Ее проводят в глубь гостиной, где мебель прижата к периметру стен, освобождая центр гостиной для импровизированного танцпола, который уже полон людей. Огонь в камине, вместо положенного оранжевого, полыхает неоново фиолетовым, едва ли подсвечивая тусклое пространство вечеринки. — … Ривен, конечно, превзошел сам себя… Стелла продолжает проводить экскурсию, но ее голос то и дело теряется в стонах певицы из динамиков. Та поет, что любовь к ее мальчику, это как полет на метле. Блум слегка неловко за слова, но маггловские тусовочные песни тоже не отличаются глубоким смыслом. На одном из диванчиков, придвинутых к стене, сидит Муза. Она активно машет Стелле, пытаясь привлечь ее внимание к занятому месту, понимая, что звать бесполезно. Блум слегка дергает Стеллу за руку и одним движением головы указывает в угол с подругой и занятым столиком. На нем уже стоит три стакана, в таких же им по утрам подают тыквенный сок. Или именно в этих... Скорее всего кто-то из пуффендуйцев, чьи общежития расположены рядом с кухней, стащил лишние. Блум всего на секунду становится жаль бедных эльфов, которых она утром застала за накрыванием столов, когда пришла слишком рано на завтрак. Странные сны с загадочным Мастером окончательно сбили ее режим сна, поэтому она замерла у приоткрытой в Большой Зал двери и ушла гулять по утреннему дворику, дожидаясь завтрака. Девушки присаживаются на кресла у столика с Музой. Скрип мебели по каменному полу тонет в музыке, оставаясь незамеченным. Блум приветливо улыбается и берет свой стакан. — … я Лейлу целый день уговаривала, но она ни в какую. Говорит, что у нее проект с профессором Набу, и она занята в вечер пятницы… Стеллу слышно только благодаря ее звонкому голосу и тому факту, что Муза заняла дальний от радио столик. На самой Музе шелковое платье, что по фасону напоминает кимоно. Оно красиво переливается при отдаленном свете фиолетового огня в камине. Стелла цокает языком, провожая взглядом кого-то в особо безвкусном наряде, а Блум пытается оглядеть гостиную, что сейчас утонула в полуголых телах, звуках и пьянстве. У камина, где особенно хорошо можно разглядеть лица, Ривен в полурасстегнутой рубашке наливает что-то потерянному Брендону, который ускакал на вечеринку задолго до Блум, сказав, что обещал помочь с расстановкой. Рядом, почти скучая, стоит Скай. Для него это, наверное, сотая по счету тусовка. Его волосы зализаны назад немыслимым количеством геля для укладки, и Блум хочется провести рукой по его голове, растрепать идеально-аристократичную прическу. Одним боком, он лениво опирается о стену, к другому же липнет Диаспро в пышной красной юбке и бежевом топе, обтягивающем небольшую грудь. Блум становится неловко и она, скривившись в свой стакан, отводит взгляд. Огневиски чешет горло когтистой лапой. В нос бьет отдушка, напоминающая дешевый коньяк, и у Блум слезятся от непривычки глаза. Стекло приятно холодит руку, в отличие от всей комнаты, где становится все жарче и жарче. Ее голубое, разлетающееся короткое платье, кажется совсем детским на этом празднике разврата. Она собрала волосы у лица в небольшую гульку, чтобы они не мешались, но волшебницам, которые сейчас танцевали, размахивая шевелюрами, не мешало ничто. У волшебного радио, на которое наложили заклятие усиления звука — потому что не могут такие маленькие динамики, так громко орать — стояла Текна со своим другом, чье имя Блум до сих пор не знала. Они о чем-то спорили, пытаясь перекричать песню, и тыкали пальцами в золотистые антенки. — А эта красная юбка? Мне казалось, что слизеринкам при распределении еще становится противопоказанным носить гриффиндорские цвета. Не в обиду, Блум, — причитает Стелла. Муза делает вид, что внимательно ее слушает, а сама косит глазами в сторону камина. Огневиски оказывается отвратительным. Слишком жестким, слишком пахучим и невероятно обжигающим. Стелла говорит, что это единственный товар, который можно достать в Хогсмиде, у коренастого дедушки алкодиллера, и Блум отчаивается найти что-то повкуснее. Она прослеживает взгляд Музы и случайно залипает на Скае, который хлопает Ривена по плечу, выворачиваясь из под липнущей Диаспро. На Малфое темно-синий легкий свитер, что скорее всего подчеркивает его глаза, которые Блум могла бы рассмотреть в этой темноте и дыме, подойди она ближе. И именно на этой мысли, Скай оборачивается, заставая Блум врасплох и становится совершенно очевидным, что она пялилась. Остается несмело поднять руку и помахать бледной ладонью. Вторая рука сильнее сжимает стакан с виски, пытаясь выместить на нем нервы от неловкости. Ей кажется, что все вокруг сейчас наблюдают за этим несмелым приветствием, но Стелла с Музой щебечут о своем, а Брендон с Ривеном вообще растворились в толпе. Одна Диаспро требовательно дергает Ская в сторону танцпола, и тот на удивление легко поддается, кидая Блум извиняющийся взгляд. — Мы пришли сюда не на диванчиках сидеть, — замечает Стелла, успевшая опустошить свой стакан, и невероятно быстро, для ее высоких каблуков, вскакивает с кресла у столика. За ней неторопливо, почти нехотя, встает Муза, одергивая свое платье вниз, и только потом торопится Блум, боясь остаться в одиночестве на своей первой в жизни вечеринке. Их поглощает толпа. Свет фиолетового неона облизывает смело танцующих подростков. Он, мелькая, перескакивает с накрашенных блеском губ, на серебряные бляшки ремней. Он отражается в изумрудных заколках и тонет в темных волосах Музы. Мимо нее проходит перепивший когтевранец в одном галстуке на голый торс. За ним, хихикая, плетется пуффендуйка, комкая в руках его рубашку. Они исчезают в облаке дыма так же неожиданно, как появляются, и Муза возвращает свое внимание в круг танцующих, состоящий из нее, Стеллы, Блум и еще пары слизеринок, чьих имен она не помнит. Когда голос певца из динамиков соблазнительно сообщает, что амортенция пахнет его деткой, Музу кто-то ловит за предплечье и аккуратно тянет из круга. Она чуть не наворачивается о ноги танцующих, но выбирается из толпы, впечатываясь носом в кожу груди, виднеющуюся из неприлично расстегнутой рубашки. Ривен пьяно улыбается и одними губами проговаривает: — Нашел тебя. Муза залипает на выступающей вене, на шее у третьекурсника и почти отпрыгивает назад, когда тот наклоняется, чтобы что-то прошептать ей в ухо. — Угощайся. Ты заслужила этот эль. И тогда Муза чувствует, как ей в руки пихают стеклянную бутылку. Она узнает тот самый графин, который Ривен стащил из кабинета декана. Бутылка откупорена, и там не хватает почти половины. — Эль? — насмешливо переспрашивает девушка. — Да это же как сок. Что, плохой мальчик не может пить что-то покрепче? Каждую из фраз приходилось почти кричать в чужое ухо, чтобы быть услышанными, но они все равно продолжали обмениваться подколами, надрывая связки. — Поверь мне, зая, этот эль, — Ривен многозначительно глядит на бутылку, — для настоящих тус. Гриффин не мелочится. От горлышка приятно веет ягодами и Муза, не разрывая зрительного контакта, прикладывается подкрашенными губами, пробуя. Она запрокидывает голову, делая глоток оттуда, откуда только что пил Ривен. Эль прокатывается волной тепла по телу и согревает легкие. Он и правда оказывается вкуснее дешевого огневиски. Девушка делает второй глоток, под удивленным взглядом Ривена. — Тшш, притормози, принцесса, — суетится слизеринец. — Я не буду нести тебя потом в спальню, — Ривен забирает преступно добытую бутылку и чуть тише добавляет. — Если ты сама не попросишь. И Муза понимает, что с нее хватит. Два глотка крепкого эля смешиваются с огневиски, развязывая язык. Ривен напротив ухмыляется, своему подколу. У его скулы можно заметить размазанный красный след от помады, да и рубашку так сильно расстегнул явно не он, а ему помогли. Темные волосы взлохмаченные чересчур сильно, для простой небрежной прически, и Муза делает шаг назад, останавливая себя от ошибки. — Мечтай, — шутливо бросает она напоследок и делает еще один шаг обратно в толпу. Муза успела заметить, как растерянный Ривен потянулся за ней, пытаясь остановить, а потом толпа сомкнулась обратно, отрезая Музу от ее возможной пьяной неосторожности. Фиолетовый свет отразился в расширенных зрачках слизеринца и закружился дальше. Он осветил стекло в оконных рамах с глубинами Черного озера, прячущегося за ними. Там, маленькие немые рыбки безмолвно открывали рты, словно подпевая новому хиту "Ведуний". Он отразился в стаканах, пролитых лужицах алкоголя и окрасил распущенные волосы Стеллы оттенком фиолетового. В паре шагов от нее мимо проплыл Брендон в обнимку с парой других гриффиндорцев. На его футболку уже кто-то успел кокетливо "случайно" пролить напиток, и теперь она облипала подкаченное плечо, слегка просвечивая. Стелла была готова оборвать коготки девчонке, которая пыталась подкатить к Брендону таким дешевым способом. И ее опьяненный разум слишком запоздало вспомнил, что она не имеет никакого права на присвоение гриффиндорца. Девушка стащила стакан огневиски из руки какого-то старшекурсника и с кокетливым "спасибо" выпила до дна. Мама ее убьет. — Брендон! — воскликнула она, словно только заметила знакомого. Слизеринки и Блум проводили ее удивленными взглядами, но Стелле было уже все равно. Она перекидывает волосы за спину и аккуратно продвигается между танцующих. Брендон кричит своим друзьям, чтобы они его не ждали и те уходят дальше в толпу, пьяно присвистывая. Малфой младшей требуется все самообладание, чтобы не кинуть в них убийственный взгляд за эту пошлость. — Ты все таки пришла, — улыбается брюнет и ямочки, эти гребанные ямочки на щеках, похищают внимание Стеллы. Огневиски приятно щекочет нервы и Стелле хочется рисковать. Она думает о том, что было бы поцелуй она его сейчас, размазывая свой блеск по чужим губам. Она думает о приоткрытых в шоке ртах окружающих и сама же себя одергивает. — Свободный вечер выдался, вот в последний момент решила заглянуть, — хлопает она ресницами и поправляет сползающую на плечо тонкую лямку платья. Брендон прослеживает это движение взглядом, затормаживая с ответом. Когда парень отрывает взгляд от ее ключиц, в его глазах плещется нечто, что Стелла хочет провоцировать все больше и больше. — В последний момент? Ты шикарно выглядишь, Стел. Не то, чтобы Стелла слышала это впервые, но она не успевает поймать самодовольную улыбку, что сама растекается по лицу. Хочется просто пьяно покачиваться под медленный ритм особенно соблазнительной песни и смотреть в эти глаза. — Спасибо, — отзывается она на комплимент и вспоминает их последнюю встречу. — Как твой отбор в команду? Брендон оглядывается в сторону, куда недавно ушли его друзья и указывает рукой в непонятном направлении. — Энди, наш капитан, взял меня на роль загонщика при условии, что я освоюсь с метлой до первой игры. Так что я в команде. Парень с гордостью тычет пальцем себе в грудь, прямо в мокрое пятно на светлой футболке. И Стелла понимает, что он красуется. Перед ней. Вместо привычной неловкости, от нахохлившегося мальчика, ей становится неожиданно приятно и она искренне его поздравляет. Горло дерет или от громких разговоров, или от алкоголя. Душно так, что в воздухе можно повесить рояль. — Ты обещала мне танец. Тогда, на поле. Стелла хочет отметить, что ничего она не обещала, это он собирался с ней танцевать. Хочет сказать, что ее брат тут, и он может заметить. Собирается намекнуть, что чистокровным наследницам никак нельзя танцевать с маггловскими отпрысками, даже такими обаятельными, как он. Но прежде, чем успеть что-то сформулировать, она уже согласно протягивает парню руку, и тот уводит ее в толпу. Они танцуют под парочку громких песен, Брендон на удивление ведет себя прилично, хоть и в приятный аромат его одеколона уже намешан сильный запах огневиски. Стелла, прикрыв глаза, пытается не думать ни о чем, кроме этого вечера. И у нее получается. Ведуньи поют о первой любви, Брендон кивает в такт головой, и его волосы путаются все сильнее. Едва ли знакомые однокурсники мелькают в толпе своими улыбками. Чувствуется молодость и счастье. Одна песня сменяет другую и кажется, что так было и будет всегда. Стелла не ощущает своего сбитого дыхания и бешеного пульса. Музыка и алкоголь лекарством снимают боль от слишком высоких каблуков и тесного платья. Ей хорошо как никогда. На следующей песне музыка меняет ритм и гостиная Слизерина утопает в первых аккордах медленного танца. Толпа редеет, можно увидеть как смущенные девочки расходятся обратно на диванчики, а парни закатывают глаза. Остается много старшекурсников, которые давно уже вместе, они привычным движением приобнимают друг друга и начинают медленно покачиваться. Брендон, и так стоящий слишком близко, медленно притягивает Стеллу за талию, давая возможность легко отстранится. Девушка не дает себе времени передумать, и закидывает обе руки ему за шею. Тишина лиричной песни особенно приятна, после буйной вечеринки, оставляющей звон в ушах. Мимо все еще проходят, отходящие от центра танцпола, люди, и в секундной тишине перед первым куплетом, Малфой младшая то ли слышит, то ли читает по губам, у проходящей мимо Диаспро: — Иу, Стелла, испачкаешься. Противный голос Гринграсс выкидывает Стеллу из океана наслаждения, на сухой берег реальности, как жалкую рыбу. Она распахивает глаза и встречается с презрительным взглядом Гринграсс, которая, потягивая из трубочки свой напиток, брезгливо осматривает ее с Брендоном. Сам гриффиндорец растерянно переводит взгляд со Стеллы на Диаспро и вопросительно выгибает бровь, словно спрашивает, послышалось ли ему. Нет, Брендон. Не послышалось. — Иди куда шла, — холодно отзывается Стелла и отворачивается. Брендон неосознанно сжимает талию Стеллы покрепче, словно чувствуя, что та вот-вот сбежит. Диаспро цепляется за этот жест и кривится, качая головой. — Твой папочка будет в бешенстве, — бросает Гринграсс напоследок и пропадает в дыме и темноте вечеринки. Удивительно, как можно испортить целый вечер парочкой брезгливых фраз, но у Диаспро это получается. Стелла, поджимая губы, качает головой Брендону, показывая, что больше не хочет танцевать. Она вообще больше ничего не хочет. Если Диаспро расскажет Скаю, а Скай расскажет родителям… Стелла не знает, что ей будет. Но будет что-то очень плохое. Брендон растерянно отпускает девушку, понимая, что сейчас не лучшее время для прикосновений. Пафосно медленный трек из колонок вдруг раздражают Стеллу, больше всего ей хочется выбежать в холодные коридоры Хогвартса с их прохладой и безучастностью. На часах почти полночь, ее может поймать дежурящий профессор. В спальне сейчас занимается Лейла, а возможно уже спит. В туалетах гостиной кого-то точно тошнит. Даже проверять не нужно. Потерянно оглядев гостиную по периметру, Стелла плюет на все и уверенным шагом идет к портрету. Фиолетовый отблеск камина устилает ей путь и успевает лизнуть полы коридора, через щелку приоткрытой картины, перед тем, как ее захлопывают с обратной стороны. Блум, которая всего пару секунд назад умиленно наблюдала за парой своих друзей, облокотившись об одну из стен, встречается с недоумевающим взглядом Брендона и тяжело вздыхает. Без лишних слов, она кивает в сторону портрета, за которым только что скрылась Стелла, и одними губами проговаривает: "Иди за ней". После чего гриффиндорец срывается с места вслед за девушкой, хлопая бедной рамой картины во второй раз. Блум улыбается сама себе, чувствуя себя купидоном. У камина, на зеленом ковре, валяются перепившие студенты. Они стащили подушки с расставленных у стен диванов, и, кажется, играют в "Правду или действие". От танцпола их отделяет тонкий столик, на котором раньше, скорее всего, хранились книжки. Сейчас там сияют полупустые бутылки огневиски и оставшиеся чистые стаканы. Полное самообслуживание. Блум удерживает себя от нового стакана, чувствуя, что уже достаточно. Она сомневается, что ее кто-то пригласит на медленный танец, поэтому направляется к мягкому ковру, понимая, как же она устала. Проходя мимо медленно качающихся парочек, она замечает совсем уже пьяного Ривена, который танцует шуточный медленный танец со Скаем, карикатурно принимая позы то ли из танго, то ли из вальса. Дойдя до камина, она довольно падает на оставленную кем-то подушку и отмечает, что странный фиолетовый огонь, к счастью, не греет. С таким количеством народа в помещении, хочется проветрить, но слизеринские подземелья не выдержат потока Черного озера, что польется, открой она окно. Интересно, каково Мастеру в тех темных подземельях? Там ведь ни окон, ни тепла… Блум залипает на танцующем в камине огне, вспоминая про тот, что горит внутри нее. Музыка медленного танца уходит на задний план, разговоры сидящих рядом пьяных подростков тоже. Пламя гипнотизирует, она вспоминает прошлую ночь. Его голос, взгляд, руки… Мастер завораживал и пугал. В нем словно скрывалась сама сущность бытия, он смотрел на Блум как на маленький камушек огромного здания жизни, что мог познать только он. А Блум, теряя всякую осторожность, провоцировала его. Она задавала вопросы, прекрасно зная, что тот от них отмахнется. Она хотела узнать кто он. Блум конечно мало пока знала о мире магии, но она была не достаточно глупа чтобы поверить, что таинственный незнакомец мог просто так возникнуть у нее в голове. Выдуманный ей же персонаж не может знать больше, чем она сама. А Мастер знал все. Блум боялась с кем-то поделиться своим секретом. Да и что бы она спросила? "Хэй Стел, как думаешь: как, а главное, зачем могущественному волшебнику, которого я никогда не видела, проникать ко мне в голову по ночам и учить меня магии?" "Муза, что тебе кажется более странным: что незнакомец в моей голове помогает мне стать сильнее, или, что я добровольно его слушаюсь?" Не то что ее подруги, сама Блум не знала ответы на эти вопросы. Она не знала куда себя деть от Мастера, и в то же время постоянно думала о нем. Вчера он научил ее "разделять огни". Она вспомнила Ванессу, которая отделяла белки от желтков, готовя блинчики, но побоялась поделиться с Мастером этим теплым воспоминанием. Не верилось, что у этого едва-ли-человека в жизни вообще была мама и блинчики. Блум легко бы поверила, что его родила сама тьма, и, не готовя никакие блинчики, закинула в подземелья до скончания веков. "Делить огонь" оказалось не так просто. Мастер на пальцах объяснил, что смешанное пламя своей магии, которое Блум видит при погружении, это смесь ее магии с кое-чем другим. И чем быстрее она научится разделять эти две сущности, тем быстрее она освоится с заклинаниями. Спустя целую ночь объяснений и попыток, Блум наконец сосредоточилась на своем светлом пламени, игнорируя темные язычки. Она вспоминала детство, дом, любимые книжки, поездки и закаты. Она думала о всем волшебном, что было в ее жизни, и когда она взглянула на огонь вновь, светлый ореол пламени горел отдельно от танцующих черных язычков. — Никогда, чтобы не случилось, не входи в черный огонь, — Мастер посмотрел на Блум серьезно. Он посмотрел на нее как на равную, не столько приказывая, сколько искренне предупреждая. — Никогда. Ты поняла меня? Блум тогда оставалось только кивнуть и проснуться в холодном поту на рассвете. Ее ждала пятница, эльфы, накрывающие столы, уроки, домашка и первая вечеринка года. Все отмечали начало нового учебного года в Хогвартсе. Но не Блум. Она праздновала свою маленькую победу. Сегодня, она наконец подчинила заклинания. Конечно, она за первую неделю обучения знала всего два, но для волшебницы, что была готова собирать вещи домой всего пару дней назад, это было огромным прорывом. И как бы ей не хотелось этого признавать, заслугу мысленно пришлось поделить с темным таинственным незнакомцем, который знал, что с Блум происходит. Хоть кто-то знал. Вечеринка снова гремела, медленный танец остался позади. Даже рыбки Черного озера, уже устали наблюдать за бушующими подростками. Стелла с Брендоном так и не вернулись. Муза танцевала в кругу слизеринок-однокурсниц. Ривен уже пил из горла, забыв про стаканы, а может и про собственное имя. Невозможно было представить, что ждет все эти счастливые лица утром, за завтраком. Заглушающие звук заклинания ослабли, спустя пол ночи, но все уже были слишком пьяными, чтобы их обновить. Некоторые студенты, которых особенно помотало за эту ночь, шугано перебегали из коридора в коридор, боясь быть застуканными. Сколько студенток, держа в руках свои шпильки, босыми ногами, на цыпочках перемещались на верхние этажи, боясь столкнуться с дежурным профессором. Жаль, они не знали, что в Хогвартсе давно забросили патрулирование в первую пятницу года. Если б хоть кто-то прошел дальше, минуя общежития, и пробрался бы на верхние этажи, то он мог бы застать каменную горгулью, что веками охраняла кабинет директора. Горгулья бы распахнула перед знающим пароль проход к винтовой лестнице. Если пройти по этой лестнице, то можно попасть к двери, ведущей в кабинет директора. От туда будут слышны всевозможные жужжания и тиканья магических предметов. Но в эту ночь, можно быудет услышать нечто другое. — Поверить не могу. Эти малявки действительно думают, что мы не в курсе… — Гриффин закинула ногу на ногу, сидя на одном из кресел в кабинете Фарагонды. — Каждый год одно и тоже. Напротив нее, более сдержано, с идеально ровной спиной сидела Гризельда. Она отложила свои очки на директорский стол и теперь выглядела на несколько лет моложе. Лицо потеряло свою серьезность, и только по прежнему острый взгляд выдавал в ней декана Гриффиндора. — Помните, как в прошлом году на утро, в субботу, Нотту прислали громовещатель? Когда то письмо закричало на весь Большой Зал, студенты застонали так, как не стонали даже в периоды самый сложных экзаменов, - хохотнула Фарагонда. Гриффин смаковала это воспоминание до сих пор. — Ривена Нотта жалеть не стоит, — отметила она. — Этот наглец стащил у меня ягодный эль. Я хранила его для Хэллоуина, — подкрашенные брови Гриффин взлетели вверх в возмущении, проявляя тонкие морщины на бледной коже. Гризельда с Фарагондой переглянулись, и взглянули на подругу в ожидании объяснений. Не так часто кто либо набирается достаточно наглости, чтобы пробраться в кабинет преподавателя. Ривену и набираться ничего не надо было, он был самой наглостью во плоти, но даже умудренные преподавательским опытом волшебницы такого не ожидали. Слизеринец третий год портил им нервы, и Фарагонда могла поспорить, что несколько ее седых волосков, были на его совести. Или что там было у мистера Нотта вместе нее? — Его ждет месяц отработок? Год? Ой, поручи ему кладовку возле астрономической башни. Ей давно надо было заняться, — Гризельда неодобрительно покачала головой, сжимая переносицу. — Нет, что ты, — коварно отозвалась Гриффин. — Я приберегу это наказание на особый случай. Пусть пока живет. Портреты предыдущих директоров Хогвартса, висящие на стене, уже устали жаловаться на поздний шум и либо ушли из рамок, либо теперь внимательно слушали позднее перемывание косточек студентам. Часы тикали, но этот звук утопал в множестве других постукиваний и поклациваний, что роились в кабинете. Распределяющая шляпа гордо стояла на одной из полок, лениво шевеля складками лица. — Я доложила в министерство, сегодня пришел ответ, — Фарагонда кивнула на конверт, лежащий среди бумаг на столе, меняя тему на более серьезную. — Они отправят людей, чтобы проверить Запретный лес. Вряд ли те что-то найдут, но протокол есть протокол. Не часто у нас убивают единорогов прямо под носом. — Точнее никогда, — сказала, как отрезала Гризельда. И правда, никогда такого не было. Когда Гриффин вернулась в понедельник, в первый учебный день, она была еще бледнее обычного, и со считываемым ужасом в глазах сообщила новость Фарагонде. Происшествие решили держать в узких кругах, сообщив только деканам и отправив срочную сову в министерство. Конечно, пока те ответили прошла почти неделя, но это еще быстро, по меркам волшебной бюрократической пирамиды. — Возможно, даже сам Саладин, почтит нас своим визитом, — Фарагонда ностальгически улыбнулась. — Жаль, что он не смог преподавать ЗОТИ, все таки его племянник поступил на первый курс, но из аврората так просто не выбраться. Гризельда и Гриффин согласно кивнули, молча сочувствуя своему другу молодости. Когда-то и они веселились в подземельях слизерина, не думая не о чем. А сейчас, спустя столько лет, были заняты или директорскими обязанностями, или авроратом, или деканатом. — Та девочка, что была с тобой, — вдруг вспомнила Гризельда, — она никому не расскажет? Фарагонда поправила свои очки половинки, взглянув на Гриффин поверх них в ожидании ответа. Бледное лицо было непроницаемо. — Муза? Нет, я даже не думаю, что она поняла, что увидела. В мире магглов о таком не знают, а единорогов проходят аж на пятом курсе. Да и сама девочка, не очень общительная. Скажи она что-то, слух об убитом единороге уже бы пошел по школе. Фарагонда и Гризельда многозначительно переглянулись. — Гриффин, — аккуратно начала директриса. — Это же она? Дочь той самой… — Не важно чья она дочь! — Гриффин редко позволяла себе с такой резкостью говорить с Фарагондой, но их связывала старая дружба, воспоминания, Команда Света и война. Они были не просто коллегами. — Ее матери больше нет, она такая же студентка как и все. Я не делаю исключений. Колдография Команды Света висела у Фарагонды на стене. Там можно было найти еще не такую насупившуюся Гризельду, поправляющую свои неизменные очки. Рядом с ней стоял Саладин, который в молодости сильно напоминающий своего племянника Гелию. Зажатый в его руки посох, перекрывал лицо стоящей рядом волшебницы, но по рыжим волосам и приобнимающему ее Джеймсу Поттеру, в ней легко можно было узнать беременную Лили Эванс. Они над чем-то смеялись. По правую руку от них стояла молодая Гриффин, с длинными распущенными волосами и надменно вскинутой бровью. Та сторонилась остальных членов команды, словно только недавно к ним присоединилась. Среди других, менее узнаваемых лиц, в самом центре группы можно было найти Фарагонду, та заботливо оглядывала своих друзей и соратников. Колдографии было уже не мало лет. Почти столько же лет, сколько было Блум. Все три волшебницы, сидящие в кабинете, знали, что чем дальше будут идти стрелки, тем больше бренди будет в их чае. Как и любые их посиделки, они закончатся воспоминаниями старых битв и заслуг, а на рассвете, когда все празднующие ученики уже или доползут до общежитий, или так и останутся спать на ковре в гостиной Слизерина, деканы разбредутся по своим покоям, устало шепнув картинам пароли.