***
Блум взглянула на серое небо. Редкие капли уже срывались с низких туч, но это вряд ли могло помешать тренировке. Капитан гриффиндорской сборной по квиддичу, Энди, настоял, чтобы он ввел Блум в курс дела до начала общих тренировок в понедельник. Но теперь, учитывая похмелье, охватившее всю школу и неприятный грибной дождь, Блум была уверена, он и сам пожалел об этом решении. Она спряталась от редкого дождя обратно в проход, что соединял раздевалки с полем для квиддича. Энди опаздывал. Если бы не Лейла, то не факт, что Блум вообще бы тут стояла. Недавно, слизеринка подслушала их со Стеллой разговор на большой перемене, а потом, не удосужившись объяснить, потянула их в Зал Трофеев и указала на один из кубков. И Блум все поняла. Она сомневалась о вступлении в команду еще со дня, когда Гризельда ее чуть ли не принудительно туда записала. Квиддич никак не входил в ее планы. Ей и так хватало впечатлений и занятий, и она совсем не собиралась вписывать в свое расписание тренировки и матчи. Ее никогда не привлекал спорт в Лондонской школе, да и особо талантливой она себя не считала. Но Лейла указала на золотистый кубок, и все сомнения Блум испарились. Награда была подписана витиеватыми буквами, и Блум пожалела, что та стоит за закрытым стеклом, и она не может провести по словам пальцем. "Лучшему ловцу своего поколения — Джеймсу Поттеру" — Это же он, да? — уточнила тогда Лейла. — Твой отец. Блум все еще было странно называть человека, о котором она впервые услышала только этим летом "отцом", и уж тем более папой… Но да. Это был ее папа. Лучший ловец своего времени. — Блум, ну теперь то ты обязана попробовать, — уговаривала ее Стелла. Уговаривать смысла уже не было. Блум все для себя решила. Да, она обязательно попробует, ведь изначально, еще до встречи с подругами, до первых уроков магии и до ее снов, Блум ехала в Хогвартс, чтобы быть ближе к родителям. Чтобы узнать какой жизнью они жили. И что, как ни это — идеальная возможность узнать своего отца. Единственная, к сожалению, возможность узнать его. Блум засмотрелась на вздрагивающую под каплями траву поля и не заметила, как к ней подошли. Она вздрогнула от знакомого голоса, и слишком резко обернулась. — Мда, не повезло нам с погодкой… Прости, я опоздал. Энди, в отличие от самой Блум, не был даже переодет в спортивное. Он лениво накинул мантию поверх недо-рокерского наряда, в руке он держал большой коричневый чемодан. Он мог изначально не планировать быть в форме, но судя по взлохмаченным волосам и тому, что его не было на завтраке, капитан едва ли вылез из постели не больше часа назад, а может даже и позже. Они вышли на поле, тучи, словно пожалев их, ненадолго расступились и Энди начал говорить. Блум внимательно слушала про роль игроков в квиддиче, их позиции, правила матча. Она время от времени кидала взгляд на большой чемодан, но дожидалась, пока Энди сам его упомянет. Когда с правилами и историями о прошлых играх было покончено, гриффиндорец наконец распахнул крышку, под которой хранилось три мяча. Два из них шевелились, окованные цепями, словно пытались вырваться из клетки. А третий, самый большой, мирно лежал в середине. — Знакомься, это бладжеры и квоффл, но самый главный герой скрывается вот тут, — Энди указал на маленькие дверцы в верхней части чемодана, — снитч. Капитан достал золотистый шарик, который сперва напоминал большую шоколадную конфету в желтой фольге, но, почувствовав теплоту ладони, мяч завертелся и несмело приоткрыл свои крылья, как только вылупившийся птенец. Не прошло и секунды, как несмело приоткрытые крылья задвигались и мяч сорвался с ладони Энди ввысь. — Аккуратно! — воскликнула Блум. — Лови его! Энди снисходительно на нее взглянул и усмехнулся: — Нет, это ты лови. Следующие полчаса Блум была занята тем, что отчаянно гонялась по полю на метле, за противным золотистым снитчем. Дождь то несмело начал снова накрапывать, то, словно испугавшись гнева гриффиндорки, резко прекращал. Когда руки уже болели, от напряжения, а ноги затекли, Блум, отчаянно сжимая метлу, смога нагнать мяч. Он столько раз за тренировку ехидно выскальзывал у нее из-под носа, что когда она поняла, что успеет дотянуться, Блум схватила его и зажала в кулаке до посинения пальцев. — Отличная работа! — донесся снизу голос Энди. Блум так не считала. Она спустилась на землю и неуверенно ступила на поле. Ноги, как после долгого катания на коньках, словно разучились ходить, и твердая земля, по сравнению с невесомостью метлы, казалась странной и непривычной. Блум вручила снитч Энди, аккуратно перекладывая его из ладони в ладонь, боясь, что тот вырвется на свободу. Только когда мяч наконец спрятали в чемодан, Блум с облегчением села на землю вытягивая затекшие ноги и разминая уставшие руки. — Ты отлично поработала, справилась за тридцать минут. Матч длится сорок, так что через месяц, на первой игре, тебе просто нужно будет повторить то, что ты сегодня сделала, и все будет супер. Девушка тяжело вздохнула, и с усилием поднялась, чтобы пожать руку Энди перед тем, как тот уйдет отнести чемодан с мячами обратно в кладовку мадам Трюк. Да, такие тренировки уж точно не входили в ее планы. У нее уже болело тело, и она представить не могла какая крепатура ее ждет завтра. Ее расписание и так было достаточно плотным, но теперь она была занята от рассвета до заката, а если учитывать занятия с Мастером, то от рассвета до рассвета. Она не пришла к нему вчера вечером. Блум до сих пор об этом думала, даже сейчас, смотря в спину удаляющемуся Энди. У них с Мастером было безмолвное правило, что она будет приходить по ночам, по крайней мере ей так казалось, по крайней мере она так делала. Но в пятницу вечером, вернувшись с вечеринки, Блум просто упала лицом в подушку и проснулась только к завтраку, все еще в своем платье. Не то, чтобы она была обязана прийти… Она вообще ему ничем не обязана. Но, возможно, он ждал ее, и Блум было немного совестно. Она покрутила головой, растрепав и так уже выбившиеся пряди, что были раньше собраны в аккуратный хвост. Нет, она ему ничего не должна. И она не будет себя отчитывать за то, что не пришла на воображаемую встречу с воображаемым магом. Блум — живой человек, со своими планами и желаниями. Она не будет их подстраивать под загадочного волшебника со слишком острыми скулами и всезнающим взглядом, только чтобы успеть на занятие по волшебству. И оправдываться она не будет, рассказывая, где была. Это ее дело, в конце то концов. Продолжая мысленную борьбу, Блум устало поднялась в гриффиндорскую башню и буквально заставила себя принять душ. Интересно, ему одиноко в этих темных подземельях? Блум наклонила голову, вспенивая шампунь у корней волос. Почему великий волшебник — а Блум не сомневалась, что Мастер был великим — живет в таком месте? Блум была уверена, что Мастер настоящий. Он слишком много знал, чтобы быть частью ее воображения, и зачем-то ментально связывался с ней по ночам, чтобы обучать. Может его попросили ее умершие родители, чтобы он позаботился о ней, если с ними что-то случиться? Может он, наоборот, был темным магом, который искал себе учеников? Блум покачала головой, смывая пену с шеи и рук. Зачем бы она понадобилась злому волшебнику? Она всего лишь девушка, которая узнала про магию три месяца назад и едва ли освоила базовые заклинания. Да, пригодиться она никак не могла. Упав в постель после душа и обеда, Блум сделала три вывода. Во-первых, она проваливается до ужина и сделает домашнюю работу или тут, не вставая с кровати, или завтра, оставив все на последний момент. Во-вторых, квиддич это правда не просто, и ей понадобиться еще чуть-чуть времени, чтобы понять, почему ее отец любил эту игру и так ей увлекался, что стал лучшим. И в-третьих, она обязана узнать о Мастере чуть больше, иначе ее голова взорвется от предположений.***
Ривен ютился под мантией-невидимкой с дерзкой первогодкой и проклинал все, начиная от тупой идеи стащить книгу из запретной секции, заканчивая своим решением этому поспособствовать. Отбой был час назад, ему не впервой было гулять по ночному Хогвартсу, но ступая по скрипучему паркету библиотеки, он все отчетливей понимал, что стоило отказаться еще тогда, когда Муза выхватила его на выходе из Большого Зала после обеда и предложила эту странную авантюру. — Я не отдам тебе мою мантию-невидимку, — насмешливо взглянул он тогда на Музу, провожая глазами выходящую из Большого Зала пуффендуйку, которая липла к нему прошлой ночью. — Она залог любой моей успешной выходки, и ты не осквернишь ее такой тупой затеей, как кража книги. На слове "книги" Ривен особенно брезгливо скривился, показательно отворачиваясь от Музы. Девчонка схватила его за рукав, сверкнув глазами. По ее прищуру можно было понять, что с хорошими методами она закончила, и сейчас пойдут плохие. — Я доложу на тебя Гриффин, если ты мне не поможешь, — первогодка сложила руки на груди и вскинула брови. Ривена давно никто не шантажировал. Никогда. Все знали, кто главный в этой школе, и даже самая борзая гриффиндорская шавка не смела что-то ему предъявлять или указывать. А эта первогодочка с тонкими губами, решила, что может. — Ты можешь пойти со мной, если не доверяешь мне мантию, — снисходительно отметила она, словно сделала ему одолжение. Одолжение, мать вашу. Ривен сжал челюсти так, что желваки заиграли на скулах. Эта девчонка… Конечно, он обыграл все так, словно и сам давно планировал пробраться в запретную секцию. Конечно, он сказал, что теперь они квиты. Но ежевичный эль, украденный у Гриффин, едва ли стоил того, чтобы топтаться с ней сейчас в темноте среди книжных полок. Оказалось, что библиотека отпирается обычным "Алохомора", но Ривен мог понять почему. Ни одному подростку в жизни не придет в голову идея, пробраться ночью в библиотеку. Ни одному, кроме Музы. В одной руке она держала факел, который сняла со стены в коридоре слизерина. Другой, крепко сжимала свою палочку, хоть и едва ли умела ей пользоваться, раз даже "Люмос" еще колдовать не умела. Так как руки девушки были заняты, Ривену приходилось держать мантию и над ней тоже, из-за чего могло показаться, что он слегка ее приобнимал. Музе, кажется, было на это все равно. Она сбежала от него вчера ночью на вечеринке и сейчас была слишком поглощена своим поиском, чтобы замечать хоть что-то кроме едва ли видных в свете факела корешков книг. От нее приятно пахло. Ривен неосознанно наклонялся все ближе, чтобы разобрать нотки ее парфюма, но все никак не мог. Бледный профиль Музы был уже в паре сантиметров от него, когда тот понял, чем занят, и резко отстранился, соврав, что что-то услышал. Муза удивленно обернулась, замерла, но не услышав последующих звуков продолжила пробираться на цыпочках вдоль шкафов в запретной секции. У нее был тонкий нос и поджатые в напряжении губы. Длинные волосы струились по спине, заканчиваясь у поясницы. Муза выбралась в пижаме, объясняя это тем, что соврет, что ходила во сне, если вдруг их засекут. Ривен сразу ее предупредил, что в случае чего — он бросит ее без мантии-невидимки и свалит. У него и так уже хватало записей в личном деле. Он любил риск, но не неприятности. Муза, на удивление, быстро согласилась на этот план, и поэтому придумала запасной. Но скользя взглядом по ночному мягкому кимоно, Ривен успел пожалеть и об этом решении тоже. Девушка замерла у одной из полок, и поднесла факел поближе к корешку темной книги. Ривен прищурился, пытаясь разобрать название, но он успел лишь заметить слово на букву "К" перед тем, как Муза торопливо забрала книгу с полки и зажала ее у себя в руках. — Эта она, — уверенно прошептала слизеринка ему куда-то в область шеи, и у Ривена пошли мурашки по коже. Все, на что его хватило, это растерянный кивок перед тем, как Муза развернулась в обратном направлении и потянула его за собой в сторону выхода. Сегодня дежурил профессор Паладин. Ривен успел бегло заглянуть в план дежурств, пока рылся в кабинете у Гриффин, разыскивая эль. Паладин был лучшим из дежурных. Однажды, он застал знакомого Ривена, который шел к себе в спальню, после долгих обжиманий с одной когтевранкой, и Палладин отпустил его без всякого наказания, потому что тот сказал, что "ходил кормить сов". Ривен все еще не до конца верил в эту историю, но это было вполне в характере доброго учителя по уходу за волшебными существами, чтобы быть правдой. — Как это теперь закрыть? — прошептала Муза, выходя с Ривеном из библиотеки. Он не привык тусоваться с первогодками, поэтому забывал, что те могут не знать таких банальных заклинаний, как запирающие. Он бегло взмахнул палочкой, прошептав "Коллопортус" и дверь захлопнулась, щелкнув замком. Звук захлопнувшейся двери прокатился по коридору, и Муза прижалась поближе к Ривену, пытаясь полностью спрятаться за мантией-невидимкой, что была не рассчитана на двоих. Ривен проглотил все свои пошлые шуточки, которые так и рвались наружу, потому что звук был действительно громким, и если Паладин был на их этаже, то он непременно бы двинулся сюда. Нужно было уходить. — Пойдем, — прошептал Ривен и потянул Музу за собой, приобняв за талию. Девушка невпопад кивнула и уже собралась двигаться дальше, как из поворота выплыл сонный Паладин, с горящим Люмосом на кончике палочки. Ривену оставалось только надеяться, что их с Музой ноги не выглядывали из-под мантии-невидимки. Девушка замерла, как кролик, под взглядом волка, а Ривен молча зажал ей рот ладонью, и прижал к стене, чтобы Паладин не столкнулся с ними проходя мимо. Девушка буравила его недовольным взглядом, но молчала. Ривен был достаточно близко, чтобы почувствовать тепло ее тела, и он разозлился на себя за то, что вообще заметил такую мелочь. Самая горячая когтевранка с третьего курса, полуголая изворачивалась под ним прошлой ночью, а он глушил ее стоны своим ртом. Ривен не может после этого вообще париться о такой мелочи, как тепло тела очередной борзой первогодки. Он отведет Музу в ее спальню, а завтра снова пригласит девчонку с буферами в Выручай-комнату и забудет про светлую кожу Музы и ее длинные волосы, которые так легко собрать в кулак. Паладин медленно, словно прогуливаясь, прошел по коридору, даже не задержавшись у стены, где Ривен с Музой замерли, затаив дыхание. Профессор двинулся дальше и скрылся в темноте коридоров. Стоило Ривену с облегчением выдохнуть, как Муза по-детски укусила его за ладонь, что все еще зажимала ей рот. — Я не тупая, — прошептала она, — и знаю, когда нужно заткнуться! Ривен потянул ее за собой, поскорее уходя в противоположном направлении от Паладина. Слава Мерлину, это как раз было в направлении слизеринских спален. — Правда? — огрызнулся он. — Тогда почему ты говоришь сейчас? Дорога до общежитий прошла в торопливых перебежках из коридора в коридор и тихих перепалках. Когда они наконец добрались до подземелий и прошептали пароль уснувшему портрету, Муза неожиданно потеряла всю свою спесь и немного замялась. Она сжала покрепче свою палочку, книгу, и потушенный факел, который так и не вернула на место. — И это… Спасибо тебе. Или типа того, — Ривен видел, что Музе нелегко дались эти слова, хоть она и практически заставила его помочь добыть тупую книгу. Все, что ему оставалось, это небрежно, в шутку кинуть: — Или типа того, — и подняться в свою спальню. Эта первогодка была смешной со своим контрастом борзости и смущения. Со своей рискованной вылазкой и взглядом испуганного кролика. В ней уживалась подростковая борзость и слизеринская гордость. Ривен закрыл дверь в свою комнату, где уже спали остальные три слизеринца и с тихим вздохом прикрыл глаза. Все эти странные мысли были просто результатом похмелья и недосыпа. В понедельник он и думать не будет об этой девчонке.***
— Ты не пришла вчера. Блум казалось, что у нее должен был уже выработаться иммунитет к этой холодной и презрительной интонации, но это было не так. Мастер вскинул брови в ожидании объяснений. — У меня были дела, — инстинкт самосохранения так и кричал, чтобы Блум, не ломаясь, сказала правду, но она все-таки пообещала себе не отчитываться перед надменным учителем и сохранять свое достоинство. Мастер, словно прочитав ее мысли, насмешливо вскинул брови. Он все так же вальяжно сидел в своем кресле, как и на предыдущих их уроках. Это уже не столько производило впечатление, сколько было предсказуемым. Он напоминал не живое существо, а картинку, образ, который строил он сам. И с каждой встречей картонность этого образа становилась все заметнее. — Дела? Мастер не столько спрашивал, сколько высмеивал. Его темно фиолетовый плащ в этот раз висел на спинке кресла и учитель был лишь в белой рубашке и обтягивающих штанах. Инстинкт самосохранения все отчетливее побеждал гордость Блум. Она в очередной раз пожалела, что одета в пижамные шорты и майку, но это было бы совсем смешным — наряжайся она на встречу с ним. — Ну не совсем дела, — засуетилась она, под непоколебимым взглядом светлых глаз. — В слизеринской гостиной устраивали вечеринку в честь начала учебного года, и я вернулась очень поздно в свою спальню. Плюс, там было много огневиски, и сомневаюсь, что вообще могла бы прийти на урок. Блум выпалила это все на одном дыхании и несмело приоткрыла глаза. Мастер улыбался, почти ностальгически. Он встал с кресла и подошел к Блум, любопытно склонив голову набок. — На-адо же, — протянул он, — их все еще устраивают… Блум на секунду потерялась, и не могла понять, о чем тот говорит. Кого — их? — Вечеринки в гостинной слизерина, — уточнил Мастер. И Блум накрыло пониманием, что перед ней стоит волшебник, совсем не выдуманный, а вполне существующий. Который тоже учился в Хогвартсе и тоже ходил на вечеринки в подземелья. Ее восхищала и забавляла идея молодого Мастера, сонно пьющего тыквенный сок, за завтраком в Большом Зале. Идея Мастера, болеющего за свою команду по квиддичу, а может и играющего. Сидящего на уроках, делающего домашку, гуляющему по тем же коридорам, по которым сейчас гуляла и она. — Что? Не думала, что я ходил на вечеринки? Он впервые заговорил о своем прошлом, и Блум, боясь спугнуть этот порыв, продумывала каждое свое слово. — Не была уверена, что ты вообще настоящий, — искренне призналась она. Мастер повел головой в сторону, хмыкая: — Ты бы не смогла меня придумать. И это, почему-то, даже не обидело Блум. Да. Не смогла бы. Потому что у Мастера пшеничные длинные волосы и море уверенности. Она никогда не встречала таких людей. Казалось, что тот щелкнет пальцами и весь мир, вместе с Блум, падет к его ногам. Мастер нес в себе чувство силы, могущественности и непреклонности. Своим взглядом, осанкой и интонацией он давал понять, что все происходит так, как происходит лишь потому, что он этому позволяет. Скажи он, что создал мир и магию — Блум бы не удивилась, но вот он такой живой стоит и говорит, что тоже видел вечеринки слизерина и она с трудом в это верит. — Ты был слизеринцем? — уточняет она. Мастер присаживается на ступень, которая, имитируя сцену, отделяет его кресло от остального зала. Блум, присаживается рядом, и он смотрит в потолок, которого даже не видно в темноте помещения. Он смотрит и думает, словно решая, как много он может ей рассказать. — Я был слизеринцем, — признает он, но не добавляет больше никакой информации кроме той, о которой Блум догадалась сама. Она смотрит вслед за ним вверх, ища в темноте ниточки разговора, за которые можно ухватиться, а потом плюет на аккуратность и начинает говорить сама. — А ты играл в квиддич? Я играла. Сегодня была первая тренировка, я ловец в команде гриффиндора. Гризельда сама меня назначила на эту роль, когда увидела, как я летала на уроке у мадам Трюк. Я не собиралась летать на первом уроке, тем более без разрешения, но мне пришлось. Диаспро, это чистокровная слизеринка, она забрала дорогую мне вещь, и мне пришлось сесть на метлу, чтобы вернуть ее. Ты не подумай, что я имею что-то против чистокровных! Моя подруга из такой семьи. Она моя первая подруга в школе. Стелла. Стелла Малфой. У нее есть брат, но он на три года старше, поэтому мы не часто общаемся. Кажется, Диаспро против того, чтобы мы вообще с ним виделись. Кажется, ей нравится Скай. Это брат Стеллы… — Блум прорывает и она говорит без остановки. Ей не с кем было поделиться своими впечатлениями о жизни в Хогвартсе. Родители до сих пор думали, что она уехала в художественную школу и писем ей писать было некому. Ко второму предложению она и забыла, что начинала рассказ только ради того, чтоб разговорить Мастера. — Так вот Скай Малфой, он лучший друг Ривена, третьекурсника, который и организовывает вечеринки. Они оба в слизеринской команде, у нас с ними будет матч через месяц. Энди, наш капитан, говорит, что я справлюсь, но я в этом не уверена. Вообще не знаю, буду ли успевать ходить на тренировки. Для первого курса, у нас слишком много домашней работы. Нам дали только пару уроков на то, чтобы выучить Экспеллиармус и Вингардиум Левиоса. Профессор Уизгиз сказал, что на следующей неделе мы будем изучать Люмос. В прошлый раз я подняла его и пол класса в воздух, не удивлюсь, если он попросит меня тренировать заклинание отдельно от остальных… Блум проговаривала это все на одном дыхание, и ей пришлось запнуться, чтобы вдохнуть. Мастер, не перебивая, внимательно все это слушал, и Блум чувствовала себя назойливым ребенком, который запутано пересказывает родителям сюжет мультика. Мастер не казался раздраженным. — Хочешь научиться ему сейчас? — спокойно спросил он, пока Блум переводила дыхание. — Люмосу? — уточнила она. Мастер, конечно, был ее учителем, но Блум не думала, что он будет мелочиться на заклинания, которые она и так выучит в школе. До этого он учил ее отделять разные виды магии, разъединять внутренний огонь ее силы на светлую и темную часть. Он учил ее сосредотачиваться на магии, правильно дышать, черпать силы. Это был первый раз, когда он действительно предложил обучить ее заклинанию, и он выбрал Люмос? Мастер молча кивнул и достал палочку, рисуя ее кончиком невидимую петельку. Ему и не понадобилось шептать "Люмос", свет, словно от маггловского фонарика, и так засиял посреди зала. — Начерти в воздухе небольшую петлю, — Мастер снова показал движение, — и подумай о чем-то светлом. Визуализация должна помочь. Блум бы хотела собраться с мыслями и попробовать, но Люмос освещал лицо волшебника, и она впервые видела его так близко и отчетливо. Длинные светлые ресницы отбрасывали тени на бледное лицо. Казалось, что мужчина очень давно не был на солнце. Глаза, которые раньше казались холодными и дымными, приобрели голубоватый оттенок и Блум на секунду подумалось, что она смотрит в свои глаза. И совсем случайно, не контролируя свой поток мыслей, чертя в воздухе петлю заклинания и проговаривая "Люмос", Блум подумала о светлых ресницах мастера перед тем, как яркий свет ее палочки затопил комнату. Эта ночь прошла по-другому. Кроме Люмоса и Нокса, Мастер ничему ее не обучал. Он слушал и слушал, как Блум рассказывала про красоту Черного озера и необъятность Запретного леса. Она рассказала про ее соседку Рокси, которая таскает с ужина еду для животных. Про спортивную Лейлу, про смелую Музу. Про то, как пахнет утро в коридорах школы, и про то, как пыль летает в лучах солнца среди шкафов библиотеки. Мастер кивал время от времени, словно многое, о чем говорила Блум, было ему близко и знакомо. Она задавала ему вопросы, но делала это скорее риторически, чем действительно ожидая ответа. Мастер вряд ли их вообще запоминал, но когда она закончила, он покачал головой и ответил на все сразу: — Нет, я не играл в квиддич, — с усмешкой начал он. — Этот капитан Энди прав, ты точно справишься со своим первым матчем. Да, я видел Черное Озеро и да, я ходил в Запретный лес. Нет, у меня не было ни жабы, ни кошки, ни совы. Мастер перебирал ответы, на каждый из бездумно заданных вопросов, а Блум сидела с приоткрытым ртом и пораженно слушала, как тот из опасного и холодного выдуманного мага, становился для нее живым волшебником, которому можно доверять. Может быть, со временем, она даже сможет узнать его имя.