Тот, кто сгорит

— Напоминаю, что на следующем уроке будет ваша первая контрольная, — громко оглашает профессор Авалон и откладывает мел на край стола. — Не забудьте повторить виды защитных заклинаний, типичные ошибки при атаке и правила дуэлей. Это будет небольшой тест, подводящий итоги вашего первого месяца в Хогвартсе. Первый месяц в Хогвартсе. Блум отвлекается от своих, не самых аккуратных, конспектов и смотрит в окно. Деревья, что еще на первых уроках ЗОТИ шелестели зелеными кронами, теперь были объяты алым огнем осени. Наступивший октябрь ободрал сухие листики с некоторых веток и пустил их по ветру. Одна Гремучая Ива сопротивлялась, ворчливо ворочаясь в далеке. — Я уверен, — продолжал профессор, подводя урок концу, — что каждый из вас справится с заданиями, там не будет ничего, что мы не проходили. Вы отлично поработали в сентябре, надеюсь ваш запал не закончится к Хэллоуину. Авалон улыбнулся, пытаясь подбодрить студентов, узнавших о предстоящей контрольной. Блум чувствовала себя более, чем готовой. Лейла весь месяц таскала ее и Стеллу с собой в библиотеку, чтобы вместе делать домашние задания, и это не прошло зря. Блум теперь была ей даже благодарна, в отличие от первых занятий, на которых они со Стеллой больше хихикали и сплетничали, чем читали учебники. Со временем все наладилось, и это даже стало их маленькой рутиной. У Блум действительно уже сформировались рутины в волшебной школе, которая всего несколько недель назад казалась необъятной и запутанной. По утрам, за завтраком, сонный Энди делился с ней новым выпуском "Ежедневного пророка", и она жевала свой утренний тост, бегая глазами по строчкам. Блум все еще не понимала некоторые новости, особенно те, что были связаны со знаменитостями мира магии. Один раз там засветились родители Стеллы, но та тогда отмахнулась, сказав, что это случается всякий раз, когда ее папа голосует за разные реформы в министерстве, или просто появляется на одном из приемов. Тренировки по квиддичу тоже стали рутиной. Ей выдали красно-золотую униформу с седьмым номером на спине и в первые разы Блум вертелась перед зеркалом, гордо разглядывая свой наряд ловца. Такой же, как был у ее папы. Энди, который в повседневной жизни казался достаточно улыбчивым и спокойным, в дни провальных тренировок свирепел и превращался в строгого капитана, который не отпускал команду с поля, пока та не сыграется. Брендон после таких тренировок устало и молча шел вместе с Блум до гостиной гриффиндора, а потом падал на диван лицом в подушки. Разговорчивым он становился только к ужину, восстановив силы. Тогда они с Блум болтали, обсуждая друзей, преподавателей и произошедшее за день. Как только речь заходила о Стелле, Брендон сразу же расплывался во влюбленной улыбке и оборачивался на слизеринский стол. Стелла, время от времени, ловила его взгляд и незаметно кивала в ответ. Блум знала, что они встречаются, еще с первых выходных в Хогвартсе, когда взбудораженная Стелла утащила ее прогуливаться вокруг Черного озера и около часа рассказывая о произошедшем. Блум знала и про их первый разговор в день, когда Брендон проходил пробы в команду гриффиндора. И про их первый танец, на вечеринке Ривена. Стелла в мельчайших подробностях рассказывала про тупую Диаспро, которая все испортила и про самый романтичный вечер в ее жизни, когда Брендон пошел за сбежавшей Стеллой в пустынные коридоры Хогвартса, и они проболтали до рассвета, гуляя за руку. Брендон реже делился с Блум подробностями их любовной жизни, но та была даже благодарна ему за это. Историй Стеллы хватало сполна. Слизеринка наконец оттаяла к Музе, которую едва ли терпела в первые дни. Их с Лейлой можно было часто увидеть втроем выходящими из кабинетов или просто гуляющих. Иногда к ним присоединялась Блум, и пока не похолодало, они вместе со Скаем и Ривеном выбирались обедать на улицу, стащив сэндвичи с главного стола в Большом Зале. Блум до сих пор скучала по тем теплым дням. Муза с Ривеном обычно ругались во время таких ланчей, о разных мелочах. — Ривен, если твоя высокомерность не позволяет тебе признать, что корочки от хлеба отрезают только маленьким детям, то жуй свой детсадовский сэндвич молча, — бурчала за одним из ланчей Муза. В тот день теплый ветер едва заметно качал ветви дуба над их подстилкой, и вся компания увлеченно слушала чем же закончится очередная недо-ссора. Пахло остатками августа и скошенной травой. — У тебя нет права называть меня ребенком, девочка, поющая в школьном хоре! — Ривен, как обычно, закипал за секунду. Блум уже не помнила, кто тогда выиграл. Но до конца ланча Муза доказывала, что школьный хор с профессором Уизгисом — гораздо более интеллектуальное занятие, чем "тупой квиддич Ривена". Стелла с Лейлой в такие моменты начинали обсуждать что-то свое, а Скай с Блум переглядывались, пытаясь не рассмеяться с очередного не важного спора вспыльчивой парочки. Иногда к ним присоединялся Брендон, и тогда весь ланч проходил в обсуждениях квиддича. В другие дни, Брендон забирал Стеллу на их отдельный, совместный ланч и Скай делал вид, что его это никак не беспокоит. Бывали дни, когда Текна забирала Музу на обед в одну из теплиц, к своей компании. Блум не была с ними близко знакома, но пару раз видела их вместе: девушку с цветами в волосах, вечно рисующего когтевранца и Текну с ее рыжим другом. Блум понятия не имела, когда Муза успела с ними сблизиться, но была рада, что когда-то замкнутая слизеринка, закутанная в капюшон своей толстовки, теперь была нарасхват. Ее плеер все еще не работал. Муза с Текной еще в начале учебного года обмолвились, что собираются найти заклинание, которое поможет его починить, и Блум иногда интересовалась об их успехах. Но в один из дней, когда она спросила в очередной раз, девушки помрачнели, замкнулись и тихо буркнули, что ничего хорошего не нашли и решили прекратить поиски. В тот же вечер, Блум пошла с этим вопросом к Мастеру. Если отличнице Текне и упертой Музе не удалось найти нужное заклинание в библиотеке Хогвартса, где, как казалось Блум, хранились все знания мира, то оставался только один человек, который мог помочь. — Ты хочешь использовать мои знания, чтобы починить маггловскую игрушку своих друзей? — Мастер вскинул брови и неверяще покачал головой. Блум не видела в этом ничего плохого, поэтому уверенно кивнула, уперев руки в поясницу. Если Мастер знал столько атакующих и защищающих заклинаний, то он должен был знать то, что могло помочь Музе с Текной. — Душа моя, это все равно что встретиться с Мерлином и попросить его наколдовать чашку чая. Мастер развел руками, высмеивая глупый вопрос Блум. Та лишь закатила глаза. Это был не первый раз, когда ее надменный учитель сравнивал себя с Мерлином, Богом или чем либо еще всезнающим и великим. В первые разы это еще производило на нее впечатление, но теперь, она уже устала от этого цирка. Да, он был силен. В этом она не сомневалась ни на секунду. Но Фарагонда, например, была величайшей волшебницей, и Блум никогда не слышала, чтобы директриса хоть как-то себя восхваляла. — Если для тебя, помочь мне с заклинанием, это все равно что Мерлину наколдовать чашку чая, то почему бы тебе этого просто так не сделать? Блум ждала подвоха. Она никогда и ни о чем не просила Мастера. Он сам предложил ей помочь с силой, сам предложил учить Блум магии. И это был первый вопрос по которому она обратилась к своему тайному учителю. Мастер был не так прост, чтобы прямо на него ответить. — Хорошо, Блум, — вдруг согласился он, присаживаясь на подлокотник своего кресла. — Я помогу твоим… подружкам, — последнее слово он проговорил, слегка скривившись, — но тебе придется это заслужить. Ну конечно. Не то, чтобы Блум этого не ожидала, но волна раздражения все равно прокатилась по телу. Она не первый день пыталась добиться того, чтобы Мастер говорил с ней на равных, и в такие моменты было особенно заметно, насколько она была далека от своей цели. Желание быть с ним на равных появилось относительно недавно, и, если логично на него взглянуть, казалось просто смешным. Как, она, первокурсница, узнавшая о магии в начале лета, могла пытаться соответствовать такому взрослому и могущественному волшебнику? Но Блум не сильно беспокоил этот вопрос. Она просто смотрела в его глаза, и хотела, чтобы ее признали. На особо скучных уроках она отвлекалась и представляла, как когда-то утрет нос этому высокомерному магу. Представляла, как он улыбнется ей искренне, без лишней надменности и снисходительности. Когда увидит в ней человека, женщину, волшебницу, а не школьницу, ребенка и ученицу. Но нет. Услугу от него ей придется заслужить. Как ребенку конфету. Мастер убирает русые пряди, спадающие ему на лицо и выжидающе смотрит на Блум. Она знает этот взгляд и никак не может ему сопротивляться. Он умеет смотреть в самую суть, так проникновенно, что хочется захлопнуться, отгородиться, и больше никогда не возвращаться в эти подземелья. Мастер смотрел ей в глаза, и Блум казалось, что он мог увидеть все, за что ей было стыдно или обидно. Ее детские кошмары, глупые обиды, маленькие проигрыши. — И что же, — процедила она, — мне нужно будет сделать? Маг отвел глаза в сторону, с тихим хныканьем, словно размышляя, но делал он настолько неправдоподобно, что с первого взгляда можно было понять — он уже знает, чего он хочет. Он всегда знает. — Мы уже не первый день практикуем с тобой защитные заклинания. Блум это и так знала. Она пришла к Мастеру впервые на следующий день, после того, как не справилась с банальным Экспеллиармусом. С тех пор они разбирали не только его, но еще "Протего" и "Остолбеней". Ей до сих пор не хватало сосредоточенности и навыка владения магией, чтобы наколдовать "Петрификус Тоталус", но несмотря на это, она уже знала больше, чем все ее однокурсники вместе взятые. — Отразишь мое заклинание в дуэли, и я тебе помогу. Предложение прозвучало небрежно, легко. Но Блум уже знала какая непреодолимая стена стоит за этим условием. Отразить заклинание Мастера? Он колдует без палочки все то, с чем Блум может мучится неделями. А теперь он хочет, чтобы она вышла с ним на дуэль? Один на один? — Я не прошу делать это сегодня, — отметил он, видно заметив смятение на лице Блум. — Если однажды получится, то я дам тебе использовать мои знания для проигрывания попсовых песенок на подростковых пьянках. Блум захлебнулась возмущением, но ничего не успела ответить. В тот раз Рокси разбудила ее в самый неудачный момент и разозленная Блум проснулась без возможности оставить за собой последнее слово. Она злобно посмотрела на ни в чем невинную Рокси и потопала разъяренно чистить зубы. С тех пор она особенно внимательно слушала лекции профессора Авалона, поэтому не только из-за Лейлы, но и из-за одного могущественного мага, была полностью готова к первой контрольной. — Блум, я могу попросить вас остаться? Авалон окликнул ее в последний момент, когда гриффиндорка, погруженная в свои мысли, уже выходила из кабинета. Она смиренно кивнула, сказала Брендону ее не ждать и, вернувшись в кабинет, присела на край первой парты. Когда последние студенты покинули комнату, прикрыв за собой дверь в кабинет, Авалон тихо вздохнул. — Уроки с первокурсниками даются мне тяжелее всего. Блум понимающе улыбнулась. За месяц учебы профессор Авалон стал ее любимым из всех преподавателей. Его обаяние, общительность и чувство юмора не шли ни в какое сравнение ни со строгой Гризельдой, ни с мрачной Гриффин. — Простите, что задерживаю, — начал он. — Я хотел отметить то, насколько лучше вы стали справляться с заклинаниями, особенно, по сравнению с первым уроком. Вам помогли волшебные медитации? Только после этого вопроса Блум поняла, что так никогда и не поблагодарила профессора за его помощь. Без него, она бы никогда не встретилась с Мастером и, возможно, вообще бы поехала домой спустя неделю учебы. — Очень помогли! — воскликнула Блум. — Я совсем забыла вам сказать, но если бы не вы и ваш совет… Не представляю, что со мной бы было. Она никак не могла сказать ему про Мастера, подземелья и странные уроки. Во снах Блум, Мастер никогда не проговаривал вслух, что его стоит держать под секретом, но это было очевидным. В каком-то смысле, Блум и не хотела им ни с кем делиться. — Я рад это слышать, — отозвался Авалон. — Пообещайте, что как только силы снова начнут выходить из под контроля, то вы обязательно ко мне обратитесь. Блум не хотела думать о том, что она снова может потерять контроль над магией. Мастер ясно дал понять, что пока они взаимодействуют, и она его слушается — ее магия будет в порядке. Если волшебство снова перестанет быть управляемым, это будет означать, что с Мастером что-то случилось. Это будет значить, что он исчез. — К-конечно, — Блум нервно запнулась, но постаралась отбросить неприятные мысли. — Да, профессор, я обязательно дам вам знать. — Вот и здорово. Хорошего вам тогда дня и удачи на завтрашней игре. Точно. Игра уже завтра. Первый месяц давался командам, чтобы сыграться с новым составом и подготовиться к турниру. В октябре, спортивный сезон открывался дружеской игрой Слизерина против Гриффиндора. Скай говорил, что на первую и последнюю игру года, обычно, приезжает много гостей, большинство из которых — родители и бывшие ученики. Мистер и миссис Малфой тоже должны были приехать. Блум на секунду представила, что бы сказали Майк и Ванесса, увидев свою дочку, парящую высоко над землей, или, что еще хуже, летающую вниз головой на метле. Нет. Им определенно нельзя было узнать про квиддич. Ее ждала битва с временем. Сорок пять минут игры и снитч против новичка в квиддиче и дочки лучшего ловца своего поколения. Они еще посмотрят кто кого. *** Муза знала с самого утра, что Гриффин не в настроении. Стелла с Лейлой убеждали ее, что это всего лишь воображение, но Муза научилась читать Гриффин по одной лишь походке и градусу изогнутой брови. Сегодня ни первое, ни второе не предвещали ничего хорошего. Она выглядела так же, как в тот день, когда они вдвоем нашли мертвого единорога: резче и бледнее обычного. За завтраком, не то, чтобы Муза следила, но Гриффин смотрела на еду на преподавательском столе, как она смотрит на неумелых первокурсников — с отвращением. Фарагонда ей обеспокоенно что-то шептала, но было бесполезно пытаться расслышать о чем они говорят. В это утро весь Большой Зал был занят обсуждением предстоящей вечером игры по квиддичу, так что шума было даже больше обычного. — Я заброшу Красным первый гол быстрее, чем ты успеешь сказать слово "квиддич", — самоуверенно заявил Ривен жестикулируя вилкой в сторону отстраненной Лейлы. Это было смело с его стороны, учитывая, что даже соседки по комнате не трогали девушку с самого утра. Забини серьезно подходила ко всему, чем бы она не занималась, но на вершине приоритетов все таки стоял ее любимый спорт. Муза не так хорошо знала Лейлу, но даже она могла сказать, что отвлекать ее сейчас не стоит — девушка полностью поглощена своими мыслями. Скорее всего она проигрывает у себя в голове матч снова и снова с разными исходами событий, и даже не слышит, что происходит во внешнем мире. Ее волосы собраны в высокую гульку, брови слегка нахмурены. Лейла поглощает свой питательный, полный протеина завтрак, никак не реагируя на Ривена, который пытается заключить с ней пари о количестве набранных голов уже минут так десять. — Не сбивай настрой моего нового охотника, — влезает Скай, — это твой сотый матч, а для нее первый. Нашел с кем меряться. Муза бы не сказала по Скаю, что тот сильно нервничал. Он продолжил болтать с Ривеном, когда тот забросил попытки достать Лейлу, и выглядел чуть ли не спокойнее обычного. Муза не могла уже обозначить четкий момент когда она успела выучить "обычное состояние" ее слизеринской компашки, но видимо он где-то был. Месяц завтраков, обедов и ужинов со Скаем, Ривеном, Лейлой и Стеллой не прошли зря и теперь она, выросшая в маггловском мире волшебница, могла поддержать разговор про "Ведуний", помнила почти весь состав команды "Холихедские гарпии" и уже знала откуда Ривен берет огневиски. Ни одно из этих знаний она не могла назвать полезным, но было приятно наконец-то влиться в мир магии, а не чувствовать себя в нем непрошенным гостем. — Но ты же за меня болеть будешь? — уточняет вдруг Ривен у Музы, словно переспрашивая, словно они это уже обговаривали. Муза никогда не знала, какого ответа он от нее ждал, задавая свои провокационные вопросы. Он мог обсуждать со Скаем хоть погоду, а потом поворачивался к Музе, смотрел на нее своим смеющимся взглядом и спрашивал полный бред. "Азиаточка, наверное сложно каждый день наблюдать из окна за рыбками в Черном озере без возможности сделать из них суши?" "Муза, а ты предпочитаешь пожестче или помягче? Я про гибкость палочки. Волшебной." "Хэй, а ты пустишь меня в свою запретную секцию?" И каждый раз Муза заливалась краской, хлопая ресницами, и злилась все сильнее. Потому что Стелла и Блум тоже были первокурсницами, но с ними он вел себя нормально. А именно Музе нужно было стать его игрушкой для подколов. Ну конечно же. — Это командный спорт, я буду болеть за Слизерин, а не за тебя, — Муза пробурчала это в сторону Ривена, разрезая омлет на все более мелкие кусочки. Если вместо омлета она видела лицо Ривена, то самому Ривену об этом было знать не обязательно. Слизеринца это ни капли не смутило, как и не смущали предыдущие разы, когда она отвечала что-то раздраженное на его глупые вопросы. Он словно наслаждался тем, как вытягивает из нее силы. Смаковал каждое ее фырканье и закатывание глаз. Муза не знала, есть ли в этом мире магии вампиры, но как минимум один, энергетический, точно имелся. — Ну смотри мне, я буду искать тебя на трибунах, — кивнул Ривен на прощанье и поднялся из-за стола, отставляя пустую тарелку. Муза неосознанно проводила его взглядом, а потом вернула свое внимание к Гриффин, у которой до сих пор шла активная дискуссия с Фарагондой. Неужели они узнали, кто убил единорога? А может они сделали переучет в запретной секции и обнаружили пропажу книги? От этой мысли Музе поплохело, и она кинула паникующий взгляд на Текну, которая совершенно спокойно сербала утренний чай за когтевранским столом. Вот уж точно кого не беспокоит ни заносчивый третьекурсник, ни смерть священного животного, ни возможность попасться из-за книги. Само спокойствие с фиолетовым каре. Конечно, Текна не была такой, когда они наконец открыли книгу про крестражи. Муза тогда жутко гордилась, что им с Ривеном удалось провернуть ночную операцию и добыть книгу. Текна пришла к Музе в спальню, когда Лейла и Стелла гуляли в Хогсмиде, а Диаспро снова зависала со Скаем, и принялись вычитывать. Муза уже видела как она включает на следующей вечеринке маггловские хиты и становится гвоздем программы, вместо полуголого Ривена с его расстегнутой рубашкой и безлимитным огневиски. Она мысленно потирала ручки, пока Текна листала страницы, пытаясь сразу перейти к сути заклинания. Все шло хорошо в тот вечер субботы, пока они наконец не поняли, почему же книга была в запретной секции. Текна тогда несвойственно побледнела, нахмурила брови, завертела головой, словно не поверила, перечитала, и нахмурилась еще сильнее. На растерянный вопрос Музы она только молча протянула ей книгу и уставилась пустыми глазами в потолок. Пока Муза в звенящей тишине вычитывала страницу за страницей, идея "возродить" плеер казалось все тупее и тупее. Как они могли не понять, что фраза "одушевить" написана в прямом значении, как они могли подумать, что магия может вселить жизнь туда, где ее нет. И как им вообще в голову могла прийти идея взять что-то из запретной секции? Стояло бы там в темноте и дальше, покрывалось бы пылью. Муза бегала глазами, выхватывая куски предложений, и каждый был хуже предыдущего. У нее в голове белым шумом звучали фразы "убить, чтобы расколоть душу" "воскреснуть, через крестраж" "отрезать часть души". Несмотря на то, насколько мрачной казалась идея человека, делящего свою душу надвое, теряющего целую половину себя, ради возможности один раз воскреснуть. Несмотря на то, что ради этого нужно было убить человека, Музу вдруг посетила мысль, которой тоже было место в запретной секции. В запретной секции внутреннего мира Музы, но в тот момент она была слишком поражена прочитанным, чтобы подумать о таком, поэтому прошептала Текне: — Жаль у моей мамы такого не было. И Муза сразу поняла, что зря это сказала. Поняла, по резко приосанившейся Текне и ее пораженному выражению лица. — Муза! Не говори так… Уверена, твоя мама бы никогда так не поступила. Ее мама. Может быть. А может быть и нет. Муза не знала. Муза не знала каким человеком она была, и не знала с чего Текна была уверена, что та никогда бы так не поступила. Понятное дело, что не было у нее никаких крестражей, иначе бы она была сейчас жива. — Да, ты права, — не объяснять же это все Текне, — она бы никогда так не поступила. С тех пор книжка про волшебство, ради которого нужно убить, хранилась у Музы под кроватью в ее потрепанном магловском рюкзачке, и они все боялись вернуть ее обратно. Потому что красть книжку про убийства, не прочитав ее не так страшно, как возвращать книгу про убийства, уже ознакомившись. Муза все обещала себе, что подойдет к Ривену и договорится о второй вылазке в библиотеку, но каждый день он начинал свои тупые споры или неудачно шутил, и Муза находила причину не идти в запретную секцию. Можно было просто притвориться, что никакой книги никогда и не было. Они с Текной об этом безмолвно договорились, больше ни разу не подняв этот вопрос. Муза отодвинула тарелку с омлетом, который к этому моменту превратился в желтое месиво. Лейла все так же сосредоточенно хмурилась, Стелла переглядывалась с Брендоном через весь Большой Зал, Скай уже куда-то ушел, а Гриффин смотрела прямо на Музу. Буравя, высматривая, словно пытаясь что-то решить. А потом кивнула головой в сторону выхода и встала из-за стола. Музе казалось, что она смотрит это в замедленной съемке. Как Гриффин задвигает свой опустевший стул, спускается по ступенькам и выходит из Большого Зала, останавливаясь у поворота в коридор. Муза не глупая девочка, Муза знает, что Гриффин ждет ее. Но это значит, что яростный спор с директрисой все таки касался ее. Это значит, что они узнали про книгу. Проскочила быстрая идея притвориться. Притвориться, что Муза не поняла намека, и просидеть тут до конца жизни, больше никогда не выходя из столовой. Но тело само понесло Музу к выходу, потому что гадать о том, что же произойдет, было еще страшнее, чем сразу услышать. — Я буду ждать тебя сегодня в своем кабинете, для отбывания наказания, — Гриффин смотрела не на саму Музу, а куда-то в торец приоткрытой двери Большого Зала. Мимо проходящие ученики оборачивались, но торопились дальше, чтобы не попасть под горячую руку. — И я надеюсь, что в этот раз ты уйдешь с пустыми руками. Или мне все же стоит запереть свои шухлядки и ящики, чтобы ты не совала свой нос в чужие вещи? Сердце Музы проехалось на американских горках в пятки и обратно, прежде чем она смогла хоть что-то ответить. Кража. Она имеет ввиду не кражу книги. Гриффин наконец обнаружила пропажу эля. Тупого эля, который Ривен стащил для вечеринки еще в начале учебного года. И теперь, из-за этой глупой истории, Муза чуть не выпалила всю правду про крестражи. Теперь, ей нужно отбывать наказание за подонка Ривена, который в это же время будет резвиться на поле для квиддича. Который… сдал ее Гриффин? Как та вообще узнала? Все эти мысли проносятся как снитч мимо ловца, лишь блеснув паникой в глазах, как золотистым боком на солнце. — Но, но, — Муза не может спросить, откуда Гриффин узнала. Если Гриффин узнала от Ривена, то обвинять его во всем бессмысленно, ей все равно уже не поверят. А если декан догадалась сама, то Муза, при всей раздражительности этого подонка, не хочет срывать ему первую игру года. Он правда долго ее ждал. Да и эль она ему все таки помогла стащить и распить. — Но профессор, сегодня же игра! У Гриффин на лице так и было написано, насколько ей не наплевать на игру в квиддич и на желание Музы там быть. — Вот именно, — растягивая слова сказала профессор. — Мой эль пропал месяц назад, а отбывать наказание вы будете не просто в свободный вечер, а в вечер, пока все ваши друзья будут веселиться на игре. Увидимся в шесть. С последними словами Гриффин развернулась и ушла вдаль по коридору, давая понять, что диалог закончен. Муза подавила в себе желание скорчить ей в спину противную гримасу. Гриффин вполне себе могла видеть затылком. Муза много чего в себе в тот момент подавила. Например, готовность прямо сейчас найти Ривена, сорвать его с первого урока и рассказать все, что она думает о его выходке. Например, срочную потребность побежать в спальню и проверить на месте ли книга, и не заведет ли Гриффин о ней разговор, как только Муза переступит порог ее кабинета. А еще, ей вдруг невыносимо сильно захотелось попасть на игру, как только ей запретили туда идти. *** Метла Блум зависла в воздухе под последним октябрьским солнцем. Красные и зеленые мантии мелькали вокруг в беспорядочном круговороте красок. Шум толпы, что оглушал еще в начале игры, сейчас уже казался приятным фоновым звуком. Иногда в этом шуме можно было разобрать выкрики чьих-то имен, в основном старшекурсников, которые играют не первый год. Или хотя бы не в первый раз. В отличие от Блум. Настоящий матч отличался от тренировок сильнее, чем Блум могла подумать. Простор неба и пустых трибун помогал отыскать мелькающий снитч на однотонном фоне. Сейчас же все пространство вокруг Блум двигалось и рябило, не давая разобрать ничего конкретного. Руки и ноги начинали затекать, и если бы не перчатки, ладони Блум уже были бы стерты в кровь. Она сжимала рукоять метлы с такой силой, что слышался скрип кожи о дерево — тихий звук, на котором она сосредотачивалась, чтобы не обращать внимания на забитые голы и фразы комментатора. Она обязана была сегодня победить, она себе пообещала. Если рай, или нечто похожее существует — ведь существует же мир магии — то ее папа сейчас сидит на облаке с попкорном, наблюдая за ней. Блум должна ему показать, чего она стоит. Иногда, на тренировках, когда Энди объяснял как правильнее держать метлу, или как делать сальто в воздухе, Блум думала, что всему этому ее мог бы научить отец. Она представляла, что во вселенной, где с ее родителями ничего не случилось, она бы знала о мире магии с самого детства и по пятницам бы играла в квиддич со своим папой. Сейчас у нее была только рукоятка метлы и воображаемый рай, но и этого было достаточно, чтобы вырвать победу зубами из рук слизеринцев. Стоило Блум подумать об этом, как раздался оглушающий крик комментатора в волшебный микрофон: — И… Лейла Забини зарабатывает десять очков команде Слизерина, забив гол! Взгляд сам находит уверенное и сосредоточенное лицо отличницы Лейлы, которая не дает себе секунды на улыбку и маленькое празднование, даже после забитых десяти очков. Она сразу же срывается с места и летит за квоффлом чтобы забить следующий гол, и потом еще один. Собранность, целеустремленность — вот что отражается на смуглом лице и Блум заряжается азартом игры только наблюдая за подругой. Болельщики слизерина бушуют, отмечая забитый гол — зеленая туча мантий, плакатов и шарфов волнуется на трибунах, выкрикивая вразнобой кричалки. Энди учил Блум не обращать на это внимания, абстрагироваться, но она залипает на этой картине, пытаясь найти среди однотонной массы лицо Стеллы, а может даже и Музы, если та все таки смогла сбежать от Гриффин. Есть еще одна причина, почему Блум должна победить сегодня и эта причина гремит то ли приговором, то ли мотивацией в ее голове. Блум решила — если она ловит снитч, то этой же ночью она вызывает Мастера на дуэль. Магия это эмоции, это сила. Блум будет на пике, если выиграет свою первую в жизни игру на глазах у всей школы, это будет идеальный день для ее второй победы. И нет, дело вовсе не в заклинании для Музы и ее плеера, хоть это и остается приятным бонусом. Блум хочет признания, и если ей понадобится доказать Мастеру силой, что они с ним могут быть наравне — то пусть так и будет. Возможно, удачно наколдованный Экспеллиармус сможет наколдовать и уважение. Быть может однажды, Мастер взглянет на нее как на взрослую волшебницу, как на женщину. Блум наклоняет метлу и спускается ближе к полю и трибунам, в гущу событий. Мир мелькает мозаикой в глазах, и искать в нем маленький золотой мячик — также бесполезно, как искать монетку на цветном ковре. Снитч, ехидный золотой подонок, уже несколько раз замирал прямо перед Блум, красуясь своими крылышками и исчезал в одно мгновенье, оставляя Блум ловить ладонями воздух. Она уже облетела все поле по кругу, поднялась ввысь, чтобы осмотреть игроков сверху и теперь ей оставалось только скользить взглядом по трибунам. С приглушенным криком мимо пронесся Ривен на метле, в которого на полном ходу врезался бладжер. Тот еле держал управление, согнувшись пополам и пытаясь сделать вдох. Сойти на землю означало выбыть из игры, поэтому Ривен, скрипя зубами, покачивался из стороны в сторону, оставаясь в полете. — Не зевай! — голос пролетающего мимо Энди отвлек Блум и она растерянно кивнула самой себе. Нужно собраться. Она сорвалась с места и мир снова завертелся калейдоскоп. Ловец Слизерина завис высоко над полем, высматривая снитч, а Блум описывала очередной круг вокруг поля, пытаясь распознать мяч среди людей. Вот толпа гриффиндорцев с раскрашенными лицами, где-то там должны быть ее соседки по комнате. Вот когтевранцы, в меньшем количестве, ведь их факультет не играет. А вот… А вот среди зеленой тучи слизеринских болельщиков блеснула чья-то заколка, или цепочка знакомым золотым отливом. Слишком знакомым, таким же, как у снитча. Блум уже наизусть выучила этот его ехидный отблеск и ни с чем бы не спутала. И прежде, чем Блум успела понять, что делает, она уже неслась на полной скорости в слизеринские трибуны. Если летишь на метле, то ощущаешь свободу и легкость. Но если ты гонишься на метле, то реальность заворачивается в воздушный туннель, что соединяет тебя с твоей целью, размывая оставшийся мир гремящим в ушах ветром. Это совсем не легкость, это напряжение, азарт и нервы. Блум неосознанно задерживает дыхание, чтобы не отвлекаться ни на что, кроме погони за снитчем. Он мелко дергается в метре над головой какой-то слизеринки и Блум обязана его схватить до того, как снитч снова рванет в небытие. Она протягивает руку и практически ложится на метлу, пытаясь дотянуться, ощущая как твердое дерево упирается ей в живот. И прежде, чем Блум ощущает прохладный металл в ладони, она понимает, что падает. Слишком крутой наклон метлы, вытянутая вперед рука и маленький опыт полетов сыграли свою роль — она лишается любой опоры и рушится на деревянные трибуны под визг студентов. На секунду Блум понимает Ривена. Твердые лавочки выбивают из нее весь воздух и она сворачивается в клубочек так же, как и слизеринец пару минут назад. Ее словно пнули в живот, только не ногой, а целой трибуной. Легкие режет одышкой и Блум опирается на руки, чтобы встать, хоть ей и хочется пролежать на деревянной скамейке еще пару часов, пока боль не утихнет. Она разжимает ладони и на пол падает что-то круглое, что-то очень похожее на… — Снитч! Блум Эванс поймала снитч! Гриффиндор получает 150 очков! И это аут. Потому что в следующие секунды на трибуну прилетает вся гриффиндорская команда и бросается обнимать Блум. В этом месиве из тел она может разглядеть гордого Энди и очень лохматого Брендона. Ее спускают на поле под кричалки, и когда ноги Блум касаются травы на нее несутся уже трибуны гриффиндора. Все это происходит словно не с ней, а в голове, вместе с чужими кричалками орет внутренний голос что-то очень похожее на фанатский визг. Потому что Блум смогла. Она победила. Это чувство заглушило пылающие ладони, режущие легкие и, наверное, уже покрытое синяками тело. Блум была особенно жива в этот момент, пытаясь вдохнуть в толпе обнимающих ее гриффиндорцев. Она никогда ничего не выигрывала, даже школьные олимпиады. Ничего, что приносило бы такое опьяняющее чувство всемогущества, такое ликование. Блум казалось, что она могла одним движением палочки сравнять Хогвартс с землей, покорить всю Британию. Прилив сил, кипящая кровь и магия, столько магии внутри нее, это затмевало разум. Блум не слышала шума вокруг. Она хотела рвануть к своей палочке в раздевалку и попробовать что-то наколдовать сейчас, именно в этот момент, когда уверенность в себе и могущество разрывали ее изнутри. Она сегодня ему покажет. *** Муза бежала по ступенькам перепрыгивая через каждую вторую. Чем дальше она поднималась вверх, отдаляясь от подземелий, тем отчетливее можно было услышать крики толпы, доносящиеся с квиддичного поля. Проклятая Гриффин, проклятое наказание. Муза шла в кабинет декана не имея ни малейшего представления о том, как она собирается оттуда выбираться. После случая с элем, Гриффин сидела на отработках не спуская глаз со студента, и в этот раз все должно было пройти также. Но в какой-то момент в дверь постучалась медсестра, помощница мадам Офелии, и попросила Гриффин подняться в больничное крыло, так как одному из слизеринцев прилетел в ребра бладжер. Гриффин на это лишь устало вздохнула и поспешила за медсестрой. Муза не знала, кто это за бедняга с переломанными ребрами, но, пробегая по коридору ведущему к спортивному полю, была ему очень благодарна. Она повернула за угол и притормозила, увидев за колонной три фигуры. Одной из них точно была Стелла, она стояла к Музе спиной в совсем непривычной для нее позе — слегка ссутулившись и склонив голову. Даже вечно сияющие, блондинистые локоны казались блеклыми, а слизеринский шарф понуро свисал петлей на шее. Над ней, выше на полголовы стояли, как Муза могла догадаться, мистер и миссис Малфои. И они не были похожи на милых родителей, которые предлагают печенье на входе, когда ты приходишь к их дочери на ночевку. Они вообще не были похожи ни на кого. У Люциуса Малфоя, о котором как-то писали в волшебной газете, были утонченные черты лица и глаза, в которых самой Антарктиде стало бы прохладно. Он с прищуром смотрел на свою дочь, опираясь о высокую черную трость со змееподобной ручкой. — А если бы Диаспро не написала твоей матери письмо? Ты бы и дальше, пачкалась об этого… — слово "пачкалась" Люциус Малфой не сказал, а скорее выплюнул Стелле в лицо с таким отвращением, что Гриффин даже не снилось. — Мы воспитывали тебя лучше, юная леди. Это позор. Рядом с Люциусом стояла худая, хоть и очень красивая женщина. Из нее словно высосали все силы. Казалось, что ее осанка остается ровной наперекор усталости, только благодаря привычке. Окрашенные в платиновый волосы, поджатые губы. Она была истощена и взволнована. Муза боялась сделать шаг дальше и выдать себя, родители Стеллы были в ярости, и Муза не решалась показаться им на глаза. Она уже знала что означало "испачкаться" в мире магии. Второкурсник со слизерина назвал Музу "грязнокровкой" неделю назад, и Ривен как с цепи сорвался. Конечно, Муза его тогда удержала, но в тот день они не обедали с остальными, а гуляли вокруг Черного озера, пока Ривен объяснял как работают статусы крови в мире волшебства. — Стелла, дорогая, — послышался голос миссис Малфой, — в нашем круге общения может найтись для тебя замечательная пара, которая не будет… Не будет очернять нашу семью. Мы можем устроить приём, когда ты приедешь на каникулы, и найти удачный вариант. Стелла, громкая, возмутительная, всегда имеющая свое мнение Стелла, не свойственно молчала и разглядывала пол. Было очевидно, что речь идет о Брендоне, и Муза была как никогда рада, что этот разговор застала она, а не он сам. Крики со стороны стадиона уже смолкли, видно, пока Муза бежала, матч уже подошел к концу и скоро по этому коридору потянутся толпы студентов, слившись с ними Муза сможет сбежать отсюда незамеченной. А пока оставалось только замереть за колонной, и не отсвечивать. — Нарцисса, подожди, — прервал жену Люциус и Муза не столько заметила, сколько почувствовала, как он взглянул прямо в ее сторону, — у нас тут лишние уши. Муза тяжело вздохнула и, собирая всю храбрость в кулак, выглянула из-за колонны. Что они ей вообще сделают? Она на территории школы, под защитой Хогвартса, Фарагонды, и, что более внушительно, самой Гриффин. А они решили устроить семейные разборки в одном из коридоров. Так что если кто-то и не прав, так это Малфои. Осталось объяснить это им самим. — Муза? — неверяще спросила Стелла, словно видела ее впервые. — Что ты тут делаешь? Ты разве не на отработке у Гриффин? Миссис и мистер Малфой переглянулись, словно молчаливо спрашивая что-то друг у друга, сверяясь. Муза могла поклясться, что на секунду они были удивлены и даже растеряны, хоть и видели ее впервые. Впервые же? — Му-уза, — почти прошипел Люциус Малфой, — прямо от Гриффин... Почему я не удивлен? Могу поспорить старая карга тебя и на шаг от себя не отпускает. Муза стояла в пустынном коридоре, не столько поражаясь тому, что Люциус Малфой про нее что-то знает, сколько в ужасе от того, как он позволяет себе называть мисс Гриффин. Муза даже у себя в голове боится произносить такие слова, ей казалось, что Гриффин может читать мысли. — Ты просто копия своей матери, — промурлыкала миссис Малфой и эта фраза невидимой рукой сжала Музе горло. — Передавай Гриффин от нас пламенный привет. Просто копия ее матери. Да они издеваются. Как родители Стеллы могли быть знакомы с ее мамой? Они ходили вместе в школу? Тогда при чем тут Гриффин? Несмотря на всю неприязнь к родителям Стеллы, Муза хотела проговорить с ними как можно дольше, чтобы задать все вопросы. Все те вопросы, на которые ее отец никогда не отвечал честно, или не отвечал вообще, злясь на Музу за то, что она посмела поднять тему матери. Но сейчас, перед Музой стояли первые люди, которые знали ее маму, знали про мир магии и, что самое главное, не были ее отцом. Прежде, чем Муза успела собрать все эти мысли в сформировавшийся вопрос, толпа болельщиков потянулась со стороны стадиона, и коридор наполнился празднующими подростками. Кто-то все еще напевал кричалки, кто-то нес огромный плакат. Мистер и миссис Малфой смотрелись вкрай неуместно в своих элитных мантиях, окруженные раскрашенными подростками и спортивными плакатами. — Мам, я буду писать письма. В этот раз правда буду, обещаю, — перекрикивала толпу Стелла, пытаясь свернуть неприятный разговор с родителями. Малфои недовольно огляделись вокруг и кивнули, так как, кажется, сами были рады уйти из этого шумного места. За прошедшими мимо когтевранцами Муза увидела Блум и Брендона с растрепанными мокрыми волосами, но уже переодетыми из спортивной одежды в обычную. Они шли, закинув руки друг другу на плечи, и улыбались так, словно выпили литр текилы на двоих. Несложно было догадаться чей факультет выиграл, хоть и Музе сейчас было совсем не до этого. Прежде, чем она разузнает у Стеллы, как Малфои могли знать ее маму, Муза срочно должна увести Брендона как можно дальше от разъяренного Люциуса. — Вы готовы принимать поздравления? — с натянутой улыбкой спросила Муза прикрывая Брендона собой. Он не заметил ни родителей Стеллы, ни странное поведение Музы. Брендон сейчас парил где-то в облаках, получая свой воображаемый сотый кубок на всемирном чемпионате по квиддичу. — Всегда готовы, — широко улыбнулась Блум, и они пошли дальше по коридору. Муза последовала с ними, оставляя позади Малфоев, напуганную Стеллу и единственный источник ответов, на все интересующие ее вопросы. — Ривен, наверное, в бешенстве, что проиграл — с коварной улыбкой предположила Муза, когда они наконец повернули за угол. — Он не в бешенстве, он в больничном крыле, — поправил Музу Брендон, — ему бладжер в ребра прилетел. Ему… что? *** Гриффиндор ушел праздновать победу, но не Блум. Блум слилась с толпой и тихо, незаметно, прокралась к лестнице, что вела в женские общежития. Если тот факт, что она бросила друзей ради аудиенции с могущественным магом в мрачных подземельях и заставлял о чем-то задуматься, то Блум об этом думать не хотела. Она еле смогла сосредоточиться, закрывшись в спальне от шума вечеринки. Сердце до сих пор вылетало из груди, а улыбка не хотела сходить с лица. Блум устроилась на кровати поудобнее, после того как переоделась в пижаму и приготовилась ко сну. Она прикрыла глаза, как делала каждый вечер, концентрируясь на дыхании. Привычные два огонька загорелись у нее в подсознании — черный и красный. Месяц назад, когда Блум еще не могла толково наколдовать ни одного заклинания, эти огоньки горели одним смешанным пламенем, мешая магии Блум. Мастер до сих пор не объяснил, откуда же взялся черный огонь в Блум, но он уверял, что всему свое время, и Блум не оставалось ничего, кроме как поверить. Следуя совету Мастера, Блум проигнорировала черное пламя, позволив красному поглотить себя. Она привычным движением смотрела как медленно, но безболезненно разгораются ее ноги, руки, волосы. Еще один вдох и вот она уже стоит на каменной кладке знакомых подземелий, оглядываясь по сторонам. Тут никогда ничего не меняется, такие же скульптуры лиц и змей, такой же длинный серый холл, редкие факелы, освещающие комнату, бархатное кресло и арка за ним. Сегодня что-то идет не так. Кресло стоящее на небольшом пьедестале впервые пустует, и Мастера нигде не видно. Блум оглядывается вокруг себя еще раз, крутясь на месте. Таинственным светом в конце комнаты горит арка, словно там зажжено больше факелов, чем обычно. Блум молча делает шаг в ту сторону. Конечно, позвать Мастера было бы легче, но она не знает, пустил ли бы он Блум внутрь, будь он рядом. Ей до жути любопытно, поэтому она почти на цыпочках пересекает холл. Блум готова к чему угодно, будь там шкаф с темными артефактами, или даже с человеческими телами. Возможно там котел, где Мастер варит свои зелья, такой же глубокий и величественный, как у Гриффин. Блум делает последний шаг и входит в помещение, заполненное теплым светом факелов. Блум казалось, что она была готова к чему угодно, но она ошибалась. Среди высоких книжных башен лежит матрас покрытый роскошно расшитыми одеялами и подушками. Заметки, пергаменты и перья витают под потолком, как свечки в Большом Зале. Тут теплее, чем в основной комнате и пахнет травами. Но что более важно — Мастер. Мастер лежит среди этого великолепия красок и листает желтый фолиант. Блум замирает у входа понимая, что ворвалась без спроса ни в чье-то убежище, или тайную лабораторию. Она вошла без спроса в чужую спальню, и не просто в чужую. А в спальню Мастера. Блум вообще не знала, что тот спит. Что тому нужен сон. Мастер определенно когда-то был живым существом, раз учился в Хогвартсе. Но она все еще не представляла, чем он занимался, пока она ходила на занятия. Блум казалось, что он растворялся в пространстве и собирался обратно в одну загадочную сущность, когда Блум возвращалась в подземелья. Но вот он такой реальный, человечный, отвлекается от книги и сканирует ее недовольным взглядом. Щеки сами нагреваются и начинают полыхать красным. Все новости, что вертелись на языке растворяются в секунду. И история про то, как она отыграла свою первую игру, как влетела в трибуны и как поймала снитч. Все это, вместе с вызовом на дуэль тонет в Блум, как камень в Черном Озере. Она стоит безмолвно и продолжает пялиться на Мастера, так по человечески лежащего на одеялах, читающего книгу. — Тебя не учили не входить к взрослым дядям в спальни? — задает риторический вопрос Мастер, с тихим хлопком закрывая фолиант. — Надеюсь, что ты не врываешься так в мужские общежития Гриффиндора? "А может, я предпочитаю слизеринцев?", хочет провокационно спросить Блум, но ловит себя до того, как успевает открыть рот. Она разворачивается на каблуках вылетая из комнаты обратно в прохладный и пустынный холл. — Куда хочу, туда и врываюсь, — пыхтит она, стараясь не краснеть еще сильнее. — И вообще, это ты виноват, что не был готов к уроку! Где я должна была тебя искать, если ты пропал? Блум вдруг вспоминается вчерашний разговор с профессором Авалоном, которому она пообещала, что придет, если магия снова выйдет из под контроля. Если бы Мастер пропал, Блум бы и пошла. Но она успела привыкнуть к этой части себя так быстро, что если, засыпая, она снова будет просто погружаться в забытье, вместо знакомых подземелий, то в ней что-то сломается. Она потеряет знакомую опору, новую постоянность. Первый месяц в Хогвартсе Блум пережила зная, что чтобы не произошло, как бы сильно она не облажалась на уроке, ее все равно ночью будет ждать он. Тот, кому она сможет рассказать что угодно, пока тот будет слушать с пустым выражением лица, но обязательно потом что-то ответит. Что-то вроде: "Ты выше того, чтобы беспокоиться о таких мелочах." Или. "Лучше бы ты так волновалась об отработке заклинаний." Конечно, это не сладкие слова поддержки, но это что-то. Что-то, что помогает Блум закрывать глаза на все несовершенства мира. — Никуда я не пропаду, — почти проворчал Мастер, выходя из арки, разминая шею одной рукой. Интересно, сколько он там пролежал? Не весь же день. — Ты сегодня рано. О да, Блум сегодня рано. У нее новости и планы, которые просто не могли ждать ночи. Она достает свою палочку из под резинки пижамных шорт и сжимает рукоятку. Это новое для нее движение придает сил, она наконец поняла почему волшебники никогда не расстаются со своими палочками. Они как продолжение мага. Сжимая рукоятку Блум так напоминает себе о силе, что в ней горит. — И это не просто так, — загадочно отмечает Блум. — Я сегодня победила слизеринскую команду по квиддичу, поймав снитч в самом конце игры. Она старалась звучать беспристрастно, но улыбка сама расцвела у нее на лице, полная ликования и гордости. Мастер же лишь ведет бровью, облокачиваясь о спинку своего любимого кресла. Потом кивает, и кивает еще раз, увереннее, усваивая информацию. — Но это не все слизеринцы, которых я планировала победить. У меня остался еще один, — Блум указывает кончиком палочки в сторону Мастера и, уверенно задирая нос, всем видом показывает, что готова. — Ты наконец решилась отомстить Гриффин за все ее скучные уроки? — насмешливо уточняет Мастер, а сам в ответ достает палочку из кармана брюк, и перехватывает ее покрепче. Воздух заряжается мгновенно, и становится понятно, что никакой разминки не будет. Никакой медитации, сосредоточивания, или обсуждения. Блум сама нарвалась и было бы странно, если бы Мастер предложил отложить бой. Он смотрел на нее с предвкушением, словно давно ждал этого момента. — Не угадал. Мне нужно отомстить другому слизеринцу. Блум подходит к Мастеру вплотную и шепчет это ему практически в шею, так как выше не дотягивается, после чего резко разворачивается и отмеряет двенадцать равных шагов. Нужное расстояние для официальной дуэли. — Отомстить мне за мои скучные уроки? — Мастер делает ударение на "мои", строя оскорбленное лицо. Он драматично хватается за сердце, словно Блум ранила его до глубины души, но выпрямляет спину и откидывает свои русые волосы назад, легким движением руки. Блум репетировала свой поклон на уроках профессора Авалона, но каждый раз он казался ей нелепым и чересчур театральным. Мастер поклонялся как дуэлянт, готовый к смертельному бою на рассвете — с максимальной сдержанностью и грацией. Пантера, что склоняется над жертвой. Блум поклоняется в ответ и принимает боевую позу. — Даже не пытайся нападать на меня, ты умнее этого, — напоминает Мастер, не разрывая зрительного контакта. — Отрази одно из моих заклинаний, или скажи "стоп", если не сможешь продолжать. Ну уж нет. Блум и думать не хотела о том, что ей возможно придется попросить Мастера остановиться. Она тренировала защитные заклинания весь прошедший месяц с Мастером и профессором Авалоном, она просто не может облажаться. Ей вдруг вспоминается старая маггловская пословица про человека, который не знает тысячи ударов, но отработал один удар тысячу раз. Кажется Блум услышала это в старом азиатском боевике, который смотрела с Майком после школы. Спустя год, она стоит в таинственных подземельях, готовая сразиться с могущественным магом. Как дети быстро растут… Мастер делает свой первый выпад, небрежно разрезая воздух палочкой и безмолвно выпуская из нее белый луч света. Блум не знает, что это за заклинание, но узнать на себе ей не очень хочется. Она отработанным движением чертит идеальный круг и шепотом произносит, выговаривая каждый слог: — Протего! Белый луч заклинания врезается в невидимый, наколдованный Блум щит и вместо того, чтобы отразиться, взрывается прямо у нее под носом, опаляя кончики челки летящими искрами. Блум отбрасывает в другой конец холла, она падает второй раз за день, но в этот раз удачнее. Она успевает выставить руки перед собой, и смягчить посадку. Не давая себе и секунды, чтобы расслабиться, прямо как Лейла во время игры, она подрывается, готовая отразить следующий удар. Мастер заметно поддается, давая ей время подняться, не добивая лежащего противника. У Блум нет времени злиться на него за поблажки, все что она успевает, это стереть рукой сажу от взрыва с носа и выставить перед собой палочку. Мастер чертит спираль в воздухе и очередная волна магии летит в Блум. Она понимает, что не успеет уже наколдовать толковое заклинание, а быстрый Экспеллиармус колдовать уже бессмысленно. Она дает себе лишнюю секунду, чтобы собраться и отпрыгивает в сторону, от летящего заклинания, позволяя волне врезаться в стену и оставить в ней зияющую вмятину. Сердце Блум пропускает удар, когда она представляет, что случилось бы, не отпрыгни она вовремя. Мастер поднимает палочку, чтобы напасть снова и Блум использует это мгновение, чтобы представить свой огонь. Чтобы быть им поглощенной, чтобы почувствовать магию в венах. Когда она открывает глаза, в нее уже летит очередной заряд энергии. К счастью, скорость любых заклинаний в дуэли не сравниться со скоростью снитча, улетающего от ловца. Блум видит это, словно в замедленной съемке и чертит в воздухе круг, наполняя его всем огнем и эмоциями этого дня. На мгновение, обычно прозрачный щит от Протего, светится синеватым оттенком и принимает на себя заклинание. Красный шар, отправленный Мастером в сторону Блум, рикошетит от щита и улетает вверх на полном ходу врезаясь в каменный потолок подземелий. С диким грохотом отбитые камни падают сверху. Прежде, чем Блум успевает заметить, Мастер пересекает комнату и колдует над ними защитный купол. Булыжники, упавшие с потолка, разбиваются о пол на мелкие камушки. Одной рукой Мастер держит Блум за плечи, а второй продолжает поддерживать над ними купол. — Нужно ж думать куда ты заклинание отражаешь! — шипит он сквозь стиснутые зубы. — В противника, Блум! В противника, а не в потолок. Блум слишком занята внутренним ликованием, чтобы беспокоиться о таких мелочах, как падающие с потолка булыжники. Она прячется за Мастером, каждым сантиметром чувствуя его руку у себя на плече. И вдруг она понимает. Он не холодный. Она была уверенна, что кожа Мастера такая же ледяная как его взгляд, или усмешка. Но он такой теплый и настоящий, сжимает ее плечо. — Что ж, — суммирует он, отпуская Блум и делая шаг в сторону, — за Протего ты получаешь Выше Ожидаемого, а за его последствия — полный Тролль. В итоге выходит Слабо, так что продолжай стараться. Даже эти язвительные замечания, и пострадавший потолок не могут затмить победы Блум. Она отразила заклинание Мастера. Она, которая несколько недель назад едва ли могла наколдовать Экспеллиармус, смогла противостоять ему. — Не знаю что ты там себе надумываешь, с такими сияющими глазами, — бурчит Мастер, — но что бы это ни было — не зазнавайся, я поддавался. И Блум понимает, что готова отдать многое, чтобы еще раз услышать его шутливое бурчание. Она чуть ли не молится на те моменты, когда в нем заметен человек, а не маска. Когда он не может сдержать ухмылки, или пересекает ползала, только чтобы защитить Блум от дурных последствий ее ошибки. Если где-то под этой маской всесильного волшебника скрывается личность со своим прошлым, мечтами и вкусами, то Блум хочет узнать об этой личности как можно больше.