Квадратная пуля

Каждый день начинался со взаимного знакомства. Гарри щурился на утро. Утро щурилось на Гарри. Они оценивали друг друга, прикидывали, кто кого. Всегда можно было обмануться в любую сторону. Порой Дюбуа принимал легкомысленные солнечные лучи за предвестников хорошего дня, а день подкидывал одну катастрофу за другой. Но бывало, что утро обрушивалось всей мощью — слабостью, головной болью, орущими соседями, — а мужчина, насвистывая, укладывал одну проблему за другой из пальцев-пистолетов и к вечеру выходил победителем. Автоматическое очко в счет — поднялся вовремя. Внутренний будильник работал без осечек. Бонус — бодрая пробежка до участка, ухитрился не замочить ноги в лужах, оставшихся после вчерашнего дождя. Пасмурное небо хмурилось, тужилось, но не смогло выдавить из себя ни капли. Первый раунд оно проиграло. За тоскливое небо отомстил участковый душ. Никаких сверхъестественных штучек, он просто был удручающе холодным. Першение в горле, след вчерашнего переохлаждения ног, превратилось в неприятный зуд. В самом участке было тихо. Ни зевающих оперативников, ни заскочивших на кружечку кофе патрульных с ночной смены. У двойки Викмар-Мино был выходной. Сигаретный дым практически выветрился из помещения, что говорило об отсутствии коллег в помещении в течение длительного времени. Только из комнатушки связиста доносился женский голос. Это была Кейт Крукс: сменщица Пидье, любительница весперских полицейских сериалов, соломенная вдова. Ее любопытный нос проникал в каждый уголок полицейского участка, а язык слизывал каждую крупицу слухов и сплетен, какую мог найти. За пределами участка и на полицейской волне женщина помалкивала, но с коллегами просто обожала обсудить, у кого сегодня что чесалось. Гарри собирался искать химиков. В 41-м участке их работало двое. Один, любимый партнер по сплетням у Кейт и огромный лентяй Гарольд Штейн, совмещал основную работу с должностью заведующего складом и с равной долей вероятности мог найтись буквально где угодно. Второй, тихий и покладистый юноша, Жорж Ильен, тоже подрабатывал, но у Готтлиба медбратом. На поиски к Готтлибу Дюбуа идти категорически не хотел. Он был из той породы мужчин, которая идет к врачу, когда отрубленная голова начинает мешать спать, и уже сожалел, что примерно с месяц назад поддался сиюминутной слабости и сдал кучу анализов. С каждым днем все меньше хотел знать результаты. И все меньше хотел получить список лекарств, который ему, без сомнений, выпишет врач. Магний пил, регулярно забывая, а на большее денег не хватит. Искать же Гарольда самостоятельно было гиблой затеей. Он был знатоком тихих местечек участка и мог прикорнуть так сладко, что и не услышал бы зова. А значит, оставался единственный способ — пообщаться с лучшей подружкой химика. — Утречко, Кейт, — постучался Гарри в логово дракона. По комнатушке гулял ветерок из приоткрытого окна. — Ты Гарольда не видела? Женщина обернулась к нему. Бледно-русые, редкие пряди были тщательно уложены в сложную прическу, беспощадно придавленную дужкой наушников. Лицо сердечком, напоминавшее мордочку йесутской кошки — приплюснутый нос, большие глаза навыкате, маленький и яркий рот, — отличалось живостью. Оно отражало все эмоции на свете одновременно. И только в глубине глаз гнездилась вечная скука. — Видела, Гарри, видела, — кивнула Кейт. — И тебе хорошего дня! Это ты в душе был? У тебя тоже воду дома отключили? — Да, к сожалению. И где же Гарольд? — Делает опись на чердаке. Представляешь, мне спозаранку пришлось бежать до колодца — повезло, у нас еще остались во дворах, — и там набирать, чтобы хоть умыться… Открытая и общительная, она затягивала в тягучую трясину своих фраз, лившихся бесконечно. Грубить ей не хотелось — все равно что бить тянущуюся за лаской дворняжку, — но и зависать в беседах тоже. А у Гарри имелось смутное чувство, что она могла болтать весь день. — Я пойду, поищу Гарольда, спасибо! — Дюбуа ретировался, закрывая дверь. Он успел заметить обиду в изломе тонких, подведенных карандашом бровей. Но пустой взгляд безразлично соскользнул обратно за радиощиток. Чердак или третий этаж — сырой и прохладный. В заколоченные оконца проникало совсем немного света, но его хватало, чтобы различить лабиринт из гнилых стульев, сломанных шкафов, ткацких станков. Мебель перешептывалась между собой и грустно скрипела, пела от прикосновения сквозняков. Оставшись здесь на пару суток, можно было узнать всю историю здания: первые годы в роли долорианского храма, фабричные десятилетия, последующие годы в ведении Коалиции и РГМ. Может, получилось бы даже спросить у гуляющего ветра про грядущее, и тот сыграл бы на провисших нитях станков. Гарри прислушался, но вместо пророчеств услышал позвякивание инструментов. Штейн опять ковырялся в старых механизмах и вынимал из них металлические части, чтобы вечером выручить пару реалов в приеме лома и купить бутылочку-две дешевого сидра. — Гарольд? Ты здесь? — М, чего? Кто это? — Твой коллега, Гарри Дюбуа. Мне нужна консультация по наркотику, который фигурировал в одном деле. HUV4-Nil, — эту странную аббревиатуру он уже успел запомнить. Звяканье прекратилось. — Сначала ты, потом Викмар, теперь снова ты со своей амнезией, — пробурчал химик и, вздохнув, зашуршал чехлом, складывая инструменты. — Иди к лаборатории, сейчас подойду. Оставив Гарольда выбираться из лабиринта, Дюбуа спустился на второй этаж. С опаской глянул вправо — дверь в кабинет капитана закрыта. Влево — а вот в лазарет распахнута настежь, изнутри доносится шорох ручки по бумаге. На грани слышимости напевал под радио нежный девичий голос — экономистка Лора Маклейн, сестра Честера, приступала к работе в забитом снизу доверху бумагами кабинете. Ей вторил побулькивающий чайник. Гарри повернул вправо и прошел три четверти изогнутого дугой коридора до лаборатории химиков, лишь бы не проходить мимо двери в лазарет. Заполнять бумаги мог и Жорж, но испытывать судьбу детектив не собирался. В ожидании он поглядывал на открытую дверь, готовый слиться со стеной, раствориться в воздухе, если вдруг выйдет Никс Готтлиб. Перепачканный в пыли и застывшем масле Гарольд спустился спустя нервные пять минут и отпер лабораторию, впустил внутрь. Помещение могло бы показаться скучным, если не знать, какая магия творилась благодаря пыльным шкафам, разноцветным бутылкам и баночкам с махрящимися этикетками. Старые столешницы все были в пятнах от кислот и реактивов. Отдельный шкаф был отведен под лабораторную посуду, и Гарри не знал названий и половины причудливых стеклянных пузырей. Но Гарольд направился к другому шкафу, полки которого прогибались под тяжестью книг. — HUV4-Nil, — бормотал себе под нос мужчина, задумчиво почесывая волосы грязной от масла пятерней и разглядывая заголовки. — Куда же я поставил… — Что это вообще за название такое? — полюбопытствовал Дюбуа. — Нет у него какого-нибудь прозвища попроще? Штейн выдохнул сквозь зубы. Он не хотел объяснять третий раз подряд. Ему было проще всучить книжку с упоминанием вещества и удалиться. Больше, чем прокисший сидр, химик не любил только повторяться. Гарри раздражало это высокомерие, однако только вежливостью он мог добиться ответа, не приказами: — Пожалуйста, расскажи. Обещаю, на этот раз я не забуду. — Если у вещества нет неофициального названия, значит, оно недалеко ушло из лаборатории. На улицах его нет и не было. Химик потянулся за книгой, всунутой на край одной из верхних полок. Придержал потянувшийся следом ряд книг и вытянул за корешок наружу. Тусклая золотистая надпись была слишком мелкой, чтобы прочитать ее слету, но тренированный взгляд ухватил слово «психотропными» с обложки. — Здесь все в алфавитном порядке, — Гарольд протянул книгу коллеге. — И перепиши-ка все, чтоб снова меня не дергали с этим вопросом. Первым делом Дюбуа изучил обложку. Он всегда начинал знакомство с книгой с обложки — впрочем, как и с людьми. Этой книгой мало пользовались, ее купила почти пятнадцать лет назад предыдущая сотрудница лаборатории, чей образ уже стерся из памяти. Уголки книги, обитой зеленым кожзамом, до сих пор были острыми, и ни крупинки позолоты не осыпалось с названия: «Патентный справочник. Том 5. Производные органические вещества с психотропными свойствами. Часть III. Ревашоль: «Химвестник Ревашольского института», 35, под ред. Н. Локсант и др.» Уже по одному названию, до боли в зубах занудному, Гарри понял, что держит в руках сугубо научную литературу, в которой мало что поймет. Но он все-таки открыл книгу и, не вчитываясь, пролистал до нужной буквы алфавита. «HUV4-Nil — 4-гидрокси-N-метил-N-этил этанамин, разработан коллективом химической кафедры Ревашольского института на основе Hyphomicrobium ubi vorax в рамках международного сотрудничества». И это было все. Гарри принялся листать дальше, надеясь, что это было оглавление, и полная информация еще найдется, но его прервал Гарольд: — Там больше ничего нет. — Это же справочник! Почему здесь всего две строчки? Где описание воздействия, физические свойства… — Патентный справочник, — поправил химик снисходительно. — Здесь указаны изобретатели, а не свойства. — И что значат эти слова? Гидрокси, этил, этамин… Гифо-что-то там? — Это химический состав вещества, его основания. По ним не получится восстановить процесс производства, так что вам не пригодится. Гифо-что-то — без понятия, — пожал плечами химик. — А как же экспертиза в Фобуре? Те, кто дал нам сведения, какой наркотик нашелся вокруг раны? — Они прислали только химическую формулу, сами не знали, что это такое. А я уже нашел название, и сообщил его тебе, а потом Викмару для отчета, — Гарольд явно гордился, что его навыки поиска информации лучше, чем у сотрудников более крупной лаборатории. — Спасибо, что уделил время, — Гарри быстро переписал куцые сведения в журнал. — Нам теперь в институт, получается? — Наверное. Я без понятия, как вы должны расследовать. Закончил? Выходи. Детектив вышел, мысленно негодуя по поводу бесполезного справочника. Щепотка информации ничего не прояснила, скорее обескураживала, и до такой степени, что, забывшись, он прошел к лестнице кратчайшим путем — мимо лазарета. Как осознал, мороз продрал по коже. Но краем глаза заметил — в светлом кабинете за столом сидел и прилежно строчил отчеты не пожилой врач, а юный Жорж. Зря пугался. Внизу Гарри сел за свой стол — хаос и вдохновение, — мановением руки выиграл немного пространства для текущего дела и уставился в наспех переписанные строки. Химическая формула ничего не говорила, а вот латинское название — гифомикробиум уби воракс, — было знакомо как минимум одним словом. Уби. Могло ли название поведать что-нибудь о воздействии вещества? Часть сознания, к которой он обратился с данным вопросом, радостно встрепенулась. Конечно, могло! Спиды, снежок, кислота — конечно, все эти сленговые названия говорили о воздействии или внешнем виде наркотика. Но каким образом народность на растворяющемся в Серости полуострове могла быть связана с воздействием вещества? На этот вопрос ответа не нашлось. Дюбуа чувствовал, что задает не те вопросы. Может, таинственный гифомикробум мог бы стать ключом к пониманию, какие же вопросы стоило задать? Ревашольский институт, химическая кафедра — если какие-то ответы и есть, то они найдутся там. Как только подъедет Ким, они сразу же отправятся в институт и ворвутся на кафедру с пинка, требуя объяснений, в том числе тому, как лабораторное вещество оказалось на месте преступления… Кстати, Ким. Что-то он задерживался. Гарри глянул на часы на стене. Да, задерживался, аж на полчаса! Человек-пунктуальность до сих пор не явился на работу. Такие случаи Дюбуа мог пересчитать по пальцам, и каждый раз они были исключительными. В памяти смутным видением всплыл сон. Поморщившись, Гарри старательно утопил видение обратно. Нет, он не мог пристрелить Кицураги в сомнамбулическом состоянии. Он не страдал лунатизмом, насколько знал. А насколько знал? Точно ли? Он вполне мог за пару часов прогуляться туда-обратно до Курона… От того, чтобы заблудиться в сомнениях, спас напарник, вошедший в участок и направившийся к своему столу. — О, ты живой! — не удержался Гарри от радостного восклицания. Ким поморщился в ответ — очевидный провал попытки приветственно улыбнуться, — и, проходя мимо, хлопнул по плечу. Зарылся в ящик своего стола. В его позе читалась напряженность, а припухшие веки наводили мысль не то о слезах в подушку, не то о бесцветных фингалах. Ни то, ни другое не было реальным, так что оставался последний вариант — лейтенант страдал от похмелья. — У меня есть друамин… — но Кицураги уже нашел блистер и выдавил из него пару таблеток, проглотил прямо с ладони, не запивая. — Ты сколько вчера выпил? Три бокала? — Два, — напарник сосредоточенно рассматривал свой стол. Взял несколько листов с него и переложил на рабочее место Жюдит напротив. — Выглядишь на все три, — об этом говорило количество лопнувших капилляров в опухших глазах. — Вы уже зашли к химикам? Ладно, если Ким нуждался в работе, а не в сочувствии, то детектив был готов предоставить ему работу. Рассказ о визите к Гарольду уложился едва ли в минуту, Гарри дольше зачитывал название справочника, чем говорил выводы. На предложении навестить химическую кафедру Кицураги издал явственный стон и сжал пальцами переносицу, сместив очки. — Совсем плохо? — встревожился Дюбуа. — Давай посидим полчаса, потом поедем… — Нет, дело не в моем состоянии. Оно… приемлемое, — напарник опустил руку и выдохнул. До детектива донесся сильный запах зубного порошка. — Вы когда-нибудь пробовали добыть информацию в Ревашольском институте? — Не помню. — Значит, не пробовали. Это незабываемо. И поверьте, до обеда ехать в институт нет смысла, — с мрачной уверенностью поделился Ким. — Для начала займемся пропажей собак. В процессе свяжемся с кафедрами. — Во множественном числе? — Кафедра стрелково-пушечного, артиллерийского и ракетного вооружения, — на одном дыхании, как строка из молитвы. — Сержант Робертс уверял, что там найдется кто-нибудь сведущий насчет коллекционеров антикварного оружия. Так вот зачем он вчера так внимательно слушал старину Оуэна… пока Дюбуа исчислял для Торсона, с какой скоростью выветривается газ из минералки при различной температуре. Детектив пережил легкий укол стыда. — Ладно, поехали, — Гарри поднялся со стула, прихватил с собой плащ. Дождя ничто не предвещало, но мало ли. Новый день был слишком коварен, чтобы ему доверять. — В Нгай Экафи, верно? — Верно. Ким задумчиво взвесил на ладони блистер. Это движение было Дюбуа до грусти знакомо, так что он решил поделиться выстраданным опытом: — Бери с собой. Кицураги едва заметно вздохнул и сунул обезболивающее в куртку. Друамин, сколь бы действенным он ни был, сработал бы только через двадцать-тридцать минут, и Гарри с некоторым содроганием думал о том, какие адские муки причинял напарнику вой «Купри Кинемы». Но Ким и глазом не моргнул на взревевший двигатель. Видимо, настолько привязался к мотокарете, что даже похмелье не могло помешать этой любви. Что, ревность? Нет, это Дюбуа оставлял для людей. А красотку «Кинему» он и сам был бы не против покатать по округе. Она всецело заслуживала своего хозяина. Технически, Нгай Экафи являлся частью Виллалобоса, но из-за своеобразия район частенько выделяли отдельно. Небольшой, едва выделявшийся на карте, он получил название в честь семенинских рабов, которые изначально его населяли. Так его называли сами рабы, надеясь на покровительство одного из богов, великого Нгай. Однако сам район давно перестал быть этнографическим заповедником. После более чем полувека активной метисации от чистоты крови и старинных песен не осталось и следа, а подкупающая дешевизна жилья продолжала растворять фанковые ритмы Нгай Экафи в глобальной попсе. Географически район расположился на границе Джемрока с Коул-сити, на южном склоне холма, с которого нечистоты Виллалобоса стекали по улицам прямо в излучину Эсперанс. За рекой располагался один из выжженных кварталов. Частично столь омерзительное соседство искупало расположение легендарной Буги-стрит к востоку, за небольшим каналом. Все хорошее, что только имелось в районе, уходило на Буги-стрит. Короче говоря, путешествие предстояло неблизкое, поэтому Ким сразу же, едва выехав из участка, протянул микрофон назад: — Детектив, пожалуйста, свяжитесь с кафедрами. Раздобудьте хотя бы телефоны. И нажал зеленую кнопку, соединяя с участком. Гарри еще микрофон не успел взять, как из динамиков бодро зачирикало: — Крукс на связи! — Эгей, Кейт, это снова я… — подхватил детектив микрофон. — Будь добра, соедини меня с Ревашольским институтом? С химической кафедрой или оружейной, что найдешь. — О, рада вас слышать, Гарри! Секундочку, сейчас найду их номера… Так, справочник, справочник, буква «Р», и-и-институт… Простите, но здесь нет отдельных кафедр. — А что есть? — Факультеты. Мозг, скрипнув, подсказал разницу — кафедры меньше факультетов и входят в их состав. Так что логически на факультете должны знать номер кафедры. Откуда он это знал? Неужели получал высшее образование? — Хорошо, а какой-нибудь химический факультет есть? И артиллерийский, огнестрельный… — Оружейный, — вполголоса подсказал напарник. — Оружейный, — послушно повторил Гарри. — Есть номер оружейного факультета. Соединяю? — Да, пожалуйста. — Ожидайте. Динамики щелкнули, и раздались гудки. — Ким, ты откуда знаешь название факультета? — прикрыв ладонью микрофон, удивился Дюбуа. — Тоже Оуэн сказал? — Нет. — Тогда… Его перебил шамкающий голос: — Але! Але, НИЛ-345! Я вас слушаю! — Лейтенант Дюбуа, РГМ, — моментально переключился Гарри. — Это оружейный факультет? — НИЛ-345! — Нет, я лейтенант Дюбуа! — Да я понял! — Это оружейный… — детектив запнулся, поняв, что входит в цикл взаимного непонимания. Его следовало разбить. — Кто такой Нил? Это вы? — Le crétin, — почти неслышно процедил сквозь десны и помехи собеседник. — НИЛ-345 — научно-исследовательская лаборатория неравновесных систем в конструкции современных реактивных двигателей. Что вам нужно? — Мне нужен оружейный факультет, — беспомощно повторил Дюбуа, сметенный грудой бессвязных слов. Точнее, связь-то была, но его далекий от науки мозг не успел ее уловить. — Вы не туда попали. — Вы можете подсказать правильный… Короткие гудки — трубку бросили. Гарри шокировано уставился на приемник. Его, лейтенанта Ревашольской гражданской милиции, вот так просто сбросили, как сопливого подростка-пранкера? Но он ведь пранковать и не пытался, звонил строго по делу! — Я уже обожаю это место. — Не вы один, — мрачно откликнулся напарник. — Крукс на связи. Уже. Почему такой короткий звонок, детектив? — снова проклюнулся голос связистки. — Номер неправильный. Больше никаких нет? — У оружейного факультета — нет. — Есть какой-нибудь химический факультет? — Естественнонаучный, — поправили с водительского сидения. Гарри негодующе уставился на напарника через зеркало. Вот почему он сам не мог позвонить, раз и так все знает? — А естественнонаучный? — в голосе должен был явственно обозначиться этот вопрос. Но напарник промолчал. — Естественнонаучный… да, есть! — радостно подтвердила Кейт. — Соединяю… Ох. Простите, офицер, номер больше не обслуживается. В придачу к боли в горле проклюнулась пульсирующая боль в виске. — Так, хорошо. Значит, найдите… Найдите… Кому еще можно позвонить? Гарри спешно пытался воскресить в памяти структуру института. Должно быть некое начальство. Вроде директора. Но он догадывался, что директору напрямую они не дозвонятся, а если и дозвонятся, то он не помнит наизусть номера каких-то там кафедр. Значит, им нужен кто-то чуть повыше факультетов и пониже директора. Кто бы это мог быть… — Научный проректор, — вклинился напарник. Его мысли шли по тому же направлению, но гораздо быстрее. — Номер есть? — И вас рада слышать, лейтенант Кицураги! — тепло откликнулась Кейт. — Что-то вы даже не зашли, не поздоровались. Торопились? Вечно в вашем отделе столько дел, столько дел… Номер есть. Соединяю? — Да, пожалуйста. Пошли гудки. Дюбуа грозно засопел. Не нарочно, просто нос после вчерашнего переохлаждения и холодного душа оброс изнутри полосой препятствий. — Сам не хочешь пообщаться? — Нет, детектив, мне лучше… — Проректор по науке, слушаю, — буркнул мужской голос из динамиков. — Алло. Дюбуа вопросительно уставился на напарника. Тот, не отрывая взгляда от дороги, категорически помотал головой и мимолетно поморщился. Друамин до сих пор не начал действовать в полную силу. Именно эта деталь заставила Гарри усмирить недовольство и ответить: — Лейтенант дважды — ефрейтор Дюбуа, РГМ. Нам срочно необходимы телефоны химической кафеды и кафедры стрелкового оружия. — Стрелково-пушечного, артиллерийского и… — донесся спереди уточняющий шепот, но Гарри округлил глаза, и напарник замолчал. — Вы пробовали обращаться с этим вопросами на соответствующие факультеты? — недовольно прогудел проректор. — Да. И если вы тоже бросите трубку или отключите телефон, я устрою всему институту такую la bella vita от Коалиции, что мало не покажется, — отрезал Гарри. — Телефоны. Немедленно. Он не до конца представлял, как воплотил бы угрозу в жизнь, но был готов изобрести пару-тройку пригодных к реализации фантазий, включавших в себя штрафы, налоговые проверки и прочие маленькие радости бюрократического мира. К счастью, проректор не стал проверять эту готовность и просто продиктовал номера. Холодно попрощавшись, повесил трубку. — Крукс здесь. Как успехи? — Потрясающе. Кейт, соедини нас вот с этими двумя номерами… Ни один из них не ответил. — Давай-ка еще разок позвоним проректору… — начал было заводиться детектив, но напарник перебил: — Нет, не стоит. Скорее всего, сотрудники еще не подошли на рабочие места. Мисс Крукс, мы попросим вас перезвонить на эти номера в послеобеденное время. На этом все. 10-10, конец связи. — Конец связи. Кицураги повесил микрофон на место, ничего не говоря. Светофор перед мотокаретой переключился на зеленый. Вопросы крутились в голове как надоедливый рой мух. Очень хотелось вывалить их все разом на напарника, но детектив сдерживался. Для начала — отвлекать водителя от дороги было плохой идеей. На часть вопросов он мог ответить и сам. К тому же Ким до сих пор выглядел не лучшим образом, чувствовал себя наверняка примерно так же, и обрушивать на него лавину вопросов означало причинить неудобство, граничащее с болью. Это было главным, что остудило недовольство, бурлящее в детективе. Может, когда-нибудь потом он спросит, откуда напарник так хорошо знает структуру института. А что тут спрашивать? Он много расследовал, так что наверняка успел все изучить, связываясь с информаторами. И факультеты, и кафедры. Почему не хотел общаться? А он сам захотел бы общаться с такими бакланами с похмелья? — Я с ними судился, — признался Ким. — Что? — Я судился с Ревашольским институтом, детектив. Таких случаев было по пальцам пересчитать, так что меня там точно помнят. Мне бы ничего не стали говорить. Поэтому я попросил позвонить вас. Спасибо, теперь вопросов стало только больше! Гарри открыл рот и закрыл, не зная, с какого начать первым. — И я бы их засудил, — наконец выговорил он. — Ты тоже сломался на телефонии? — Нет. Долгая история, давайте оставим на другой раз. Гарри выглянул наружу. Они подъезжали к Виллалобосу, ехать до Нгай Экафи было еще минут десять-пятнадцать, не меньше. По мнению детектива, любую историю, даже самую длинную, можно было уложить в десять минут. Значит, Кицураги просто не хотел делиться подробностями. Ладно. У него самого тоже временами всплывали истории, про которые не хотелось никому рассказывать. — Хорошо, в другой раз. Мельком он заметил, как слегка опустились плечи напарника. Это было облегчение. Получается, он понял верно — Ким не хотел делиться этой историей. И хотя Гарри понимал, почему так могло быть, он не смог подавить легкую волну грусти. В другой раз. Он обязательно узнает об этом в другой раз. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на гложущем чувстве, он предпочел сменить тему: — Тогда давай еще раз пробежимся по делу. — Давайте. — Так, у нас… — заглянул в журнал по закладке и сверился с до милого ровным почерком Жюдит, сводившей показания в единый отчет. — Пять заявителей. Из общего только район. Около семи пропавших собак: кобели, суки, чистокровки и метисы разных окрасов, разных возрастов, все пропали во время свободного выгула. Их больше никто не видел, ни живыми, ни мертвыми. Дюбуа как ни пытался, не смог добавить в голос даже фальшивого энтузиазма. Он в высшей степени скептически относился к этому делу. Оно смахивало на издевательство над их детективными способностями и РГМ в целом. Но Кицураги, похоже, этого не заметил. Он подхватил: — Возможно, пропадали и уличные животные, нужно поспрашивать местных. У одного из моих коллег было похожее дело. Как вы говорили, это может быть подростковая банда или ребенок с психопатическими наклонностями. Также уличных животных используют при недостатке доступной пищи у бездомных или недостатке сырья в локальном производстве, но такое уже давно не фиксировалось. Проще говоря — кошачьи шапки, собачий шашлык и крысиный супчик. Гарри призадумался, можно ли было отнести шаурму с опарышами, которую продавал Куклов, к «локальному производству». Тогда можно было бы поспорить насчет «давно». — У вас есть еще какие-нибудь версии, детектив? О, у Дюбуа были версии. Жан хотел над ними поиздеваться. Гражданские хотели над ними поиздеваться. Коэффициент насильственной смертности в Джемроке — четверо убитых в сутки на десять тысяч жителей, рекорд по всем изолам, а они едут искать детишек-садистов. Даже в пятиэтажке, которую они посещали вчера, Гарри углядел больше возможностей сделать мир лучше, чем в этом деле. Усилием воли он проглотил невысказанное. С трудом, но справился. Еще чуть-чуть экзистенциального нытья, и Ревашоль растворится в Серости. Не поможет. А что бы помогло? Согласиться, что Кицураги перечислил самые достоверные версии — нет. Добавить еще пару скучных вариантов — нет… — Детектив? Вы меня слышали? — Это заговор. Еще пара секунд звенящего молчания, в котором, казалось, даже урчание «Кинемы» несколько стихло. — Простите? — Заговор пожилых любительниц садоводства, — с каждой секундой спонтанная версия обрастала подробностями. — Они давно ведут войны с собачниками, ты не заметил? Одни сажают, другие гадят… Не сами, но с помощью своих подчиненных. Пробил час, настало время сопротивляться. Не самое изящное изложение, но напарник все равно усмехнулся: — Вы же не серьезно, да? — Значит, эта версия для тебя недостаточно хороша. Ну ладно, я все равно только начал. Проблема связана с… — давай же, бездонный ключ воображения, выдай что-нибудь получше! — С провалами! Ты же знаешь, под Ревашолем полным-полно старых тоннелей. И естественно, что они могут обвалиться в самый неподходящий момент… — Прямо под собаками, — Ким ухитрялся сохранять каменное лицо. — Да, прямо под собаками. И завывание, которое мы иногда слышим из канализаций — это не ветер, а потерянные души пропавших там псов. — Очень поэтично. Еще варианты? Гарри прокашлялся и набрал побольше воздуха. Технически, он не порол чушь, а излагал маловероятные версии в художественной обработке. Между прочим, в Орании уличных собак реально использовали для опытов, а парочку даже в космос запустили. И если так призадуматься, то наличие свалки смертельно опасных отходов, при приближении к которым погибает любое животное, кроме человека, тоже было возможным. А версия о тайном приюте, который крадет собак с улицы, чтобы впарить их богатеям с Озонна как супер-породистых за огромную цену, почти показалась убедительной ему самому. Кицураги изредка вставлял уточняющие вопросы и продолжал внимать вдохновенной речи. Реакция была по-прежнему вялой, что свидетельствовало о плохом самочувствии, но напарник ни разу не перебил и не попросил остановиться. Гарри затруднялся сказать, что это значило. Может, он выступал в роли радио или звуков природы? Кто-то расслаблялся под шум волн, кто-то — под шелест травы, а кто-то — под голос Гаррье Дюбуа, поющий шизофренические псалмы мертвым собакам. Да нет, чушь какая-то. Скорее, здесь происходило комедийное выступление средней руки. Уже ближе к правде. Тем временем городской пейзаж за окнами менялся. Трущобы становились все более цветастыми — верный признак, что «Кинема» на границе Нгай Экафи. Этот район, как и Мартинез, когда-то оказался в реставрационной программе. Вместо того, чтобы восстанавливать гнетущую атмосферу рабских бараков — такое не привлекло бы ни одного туриста, — реставраторы дали местным в руки кисти и сказали рисовать народные мотивы. Но семенинские узоры давно перестали быть народными мотивами, их заменили угловатые надписи и кривые рисунки. Деревянные бараки из года в год перекашивало все сильнее, они обрастали пристройками — вверх, вбок, из-под земли бугрились погреба, — и все это под слоями веселенькой краски. Район походил на старика-сумасброда, нацепившего на себя попугайские перья, но забывшего о нижнем белье. Гарри успел несколько подвыдохнуться с версиями, так что закончил, когда они зарулили на охраняемую стоянку в центре района. Членство в РГМ имело льготу в виде бесплатного пользования подобными местами. — Значит, собакоядный криптид, — повторил Кицураги, аккуратно заруливая на место, очерченное белой краской прямо по раскисшей земле. — Надеюсь, вы записали все версии? — Конечно записал, — бодро подтвердил детектив и выглянул вправо, влево, оценивая, где выход обернется наименьшем слоем грязи. Выходило примерно одинаково. — Думаешь, пригодятся? — Да. Если продать права на них какому-нибудь издательству, бюджет участка существенно пополнится, — водитель заглушил двигатель и тоже выглянул наружу. — Справа суше, — подсказал Дюбуа. — Ким, я знаю, что ты обожаешь все эти простые, обыденные дела, но помечтать-то можно? — Мечтайте на здоровье, — напарник послушался совета и вышел с правой стороны. — Я благодарен за напоминание о том, какой непредсказуемой и таинственной может быть наша реальность. Замечательно, главная цель достигнута — чувство юмора ожило. Хотя, а вдруг, а может он говорит это взаправду? Кицураги, ощутивший мистическую ткань мира, прозревающий в иллюзиях истину. От одной мысли слезы подступали к глазам. Они будут непобедимы. — Ты действительно так считаешь? — поинтересовался Дюбуа. Он не терял надежды. — Нет. Они вышли со стоянки по тропинкам из строительного мусора, показали удостоверения охраннику и отправились внутрь района. Опрашивать владельцев пропавших собак не было смысла — Жюдит собрала показания подробно и тщательно. Следовало заняться опросом местного населения. Оное, как и в Виллалобосе, их скорее побаивалось, нежели уважало, однако Гарри чувствовал себя в Нгай Экафи спокойнее, чем в мескийском гетто. Никому не было до них дела. У всех было, чем заняться. Малополезная суета, которая позволяла продлить существование еще на один день, потому что ровно столько за нее платили — вот чем все занимались. Темнокожие лоточницы, продающие свежую зелень — бисер в дредах, толстые линзы очков и бесконечные цветастые шали, — подтвердили, что уличных псов поубавилось. Но они связали это с окончанием весеннего гона и не обращали особого внимания. Да и пусть, меньше псин — меньше проблем. Диковатый парень на самодельном скейте, поделился, перемежая речь ругательствами, что во всем виноваты иностранцы, а в первую очередь кипты. Черномазые отняли у них работу, демпинговали цену на труд и уж совершенно точно жрут собак, переняли кухню у солийцев вместе с тараканьими салатами. Примерно после этой реплики он наконец заметил, что за опухшими веками одного из офицеров скрывается вполне себе солийский разрез глаз, и, скомкано извинившись, ретировался. Семенинские закусочные, распространявшие вокруг себя аппетитный запах жареного мяса, к собачатине отношения не имели. И к кошатине. И к крысятине. Тараканов вот да, было хоть отбавляй, но в роли нечаянных специй, а не главного блюда. Лицензии, которые с неохотой предъявляли владельцы, оказывались просроченными. Детективы поделили деньги со штрафов поровну. Завуч и психолог главной школы района — на удивление приличного заведения с нейтрально-серыми стенами, — охотно назвали нескольких отчаянных хулиганов, но утверждали, что маленькие садисты предпочитают мучить сверстников, а не животных. С животных они обычно начинали, но редко на них останавливались. Детские же банды чаще сосредотачивались на мелком воровстве и вандализме. Прочие случайные прохожие, не избежавшие разговора, пожимали плечами: ни о каких собакокрадах не слышали. А вот дома здесь грабили. Насиловали женщин. Убивали. Вообще, не планирует РГМ случайно заняться наркотрафиком из Виллалобоса? Если не остановкой, то контролем. Раньше дурь была чище. Нет, офицеры, мы не употребляем, но друг-брат-отец умерли от передозировки, и что-нибудь сделать с этим хотелось бы… Пятнышко солнца катилось вверх под жемчужными тучами, а разгадки все не было. Сплошные тупики по всем концам. Понемногу они перестали выбирать конкретный маршрут и позволили себе идти, куда глаза глядят, петляя по мелким улочкам и выбирая все более неприглядных собеседников. Точнее, обязанность выбора целиком пала на Дюбуа. Тот уже перестал надеяться, что обход кончится чем-то дельным, и положился на интуицию, которая вела все глубже в район, спиралями и зигзагами по сужающимся проулкам. Напарник просто шел следом. Он вообще сегодня был малоразговорчив и замкнут. Гарри не возражал. У него в памяти сохранился только один эпизод похмелья, но его было достаточно, чтобы понимать, почему Кицураги так молчалив. На женский вопль из ближайшего двора Гарри был готов восславить небо, хоть ситуация к тому не располагала. Он быстрым шагом направился во двор, и напарник не отставал. То был не крик о помощи, а вопль фурии. В роли фурии выступала темнокожая дама в деловом костюме, а жертвами выступила горстка подростков, ощетинившаяся на даму. — Я знаю, что она с вами ошивается! Где моя дочь, в каком гадюшнике на этот раз? Говорите немедленно! — ее вопли звенели об бетонные плиты двора, били по кучке гаражей в центре и угасали в трепещущем над двором белье и открытых нараспашку окнах. — Да ты достала орать, — пытался отвечать в тон даме самый высокий подросток из кучки. — Не знаем! Как вернется — сама спроси. — Не смей так со мной говорить, шпана, — кипятилась женщина, — и отвечай на вопрос! Пусть это было и не совсем то, что ожидал увидеть Дюбуа, он приблизился. Если не ограбление, то хотя бы пропавший человек — уже неплохо. В меру неплохо, если рассматривать происходящее не как локальную трагедию, а как передышку от бессмысленных блужданий по району. — У вас все в порядке? Дама резко обернулась. Ее гладкие, блестящие — уложены с помощью лака, воска и сажи на жиру, — волосы взметнулись волной. — А вам какое… — взгляд черных глаз остановился на белой нашивке на рукаве блейзера. — О, полиция. Вы-то мне и нужны! Дети закопошились. Старший, высокий паренек с гладко выбритой головой, шепнул что-то остальным, и самые мелкие заныли, но паренек цыкнул на них, и мелочь, больше не споря, разбежалась. Остались только трое. Еще дети по возрасту, но высокие и длинноногие, с совсем не детскими глазами. Тем временем женщина рассказывала: — Я работаю посуточно, и оставляю дочь одну. Она вечно пропадает с этой шпаной, — резкое движение в сторону подростков, — но сегодня превзошла себя. Позавчера ее не было, вчера, и сегодня до сих пор нет! А они отказываются говорить, где Хелен! — Мы уже сказали, что не видели, спросите ее дядю, куда она делась… — Не приплетай моего брата, kekere nik! Этот скандал был обречен с самого начала. Женщина была уверена, что подростки прячут ее дочь, а те упирались, что ничего не видели. Им нужен был посредник. — Как вас зовут? — Ифе. Вы сможете выбить из этих мелких гаденышей, где моя Хелен, офицер?.. Прежде, чем он успел заполнить повисшую паузу, вмешался напарник: — Прошу прощения, мэм. На минуту, детектив. Ифе сдержанно кивнула и повернулась обратно к мальчишкам, начавшим было тихо отступать, и пригвоздила их к месту одним взглядом. Дюбуа обернулся. — Вы уверены, что хотите взяться за это сейчас? — прозвучало бы совершенно нейтрально для незнакомца. Но Гарри распознал оттенки в голосе и выражение лица. Обычно они появлялись под вечер, после дня, полного событий. — У нас сегодня много задач. «Прекратите умножать наши проблемы», — сказал бы Ким, не будь у них свидетелей, вот о чем говорили морщины, мрачный блеск в глазах. И Дюбуа понимал. Они обошли почти весь район и не продвинулись. После обеда их ждал институт, от которого уже не ожидалось ничего хорошего. Напарнику отчаянно не хотелось взваливать на свою и без того тяжелую голову еще больше проблем. О, Гарри отлично понимал. Но не мог уйти от чувства, что пропавшая девочка совсем рядом, протяни руку — и коснешься. Что-то в диалоге подростков с матерью уже подсказывало направление движения, как слово, что вертится на языке. Смутное ощущение, что разгадка близко, и Гарри не мог от него отвернуться. Не в день, когда мир упорно отказывал в ответах даже на жалкое «собачье» дело. — Я только соберу показания. Вопрос на пять минут, Ким. От тебя ничего не требуется, я сам разберусь, — постарался произнести так легко, как только мог. Скрытое обещание, что напарнику не придется вытаскивать его спустя пару часов из подтопленного котлована-кладбища бандитского синдиката или организовывать спуск с титанического портового крана. Порой Гарри сам удивлялся, куда его заводили совершенно невинные на первый взгляд дела. Кицураги помедлил. Кивнул. Более говорящим, нежели молчание, было выражение его лица — обреченность пополам со смирением. — Обещаю, пять минут, нашли и сдали, — уже вполголоса добавил детектив, отворачиваясь и шагая ближе к грозовому молчанию, повисшему над группой гражданских. — Я офицер Дюбуа из сорок первого участка, госпожа Ифе. Как с вами связаться? — Я живу здесь, спросите кого угодно, вам скажут, где меня найти, — женщина вздохнула, и на миг под ее яростной маской проявилась смертельная усталость. Деловой костюм был весь в складках, а белый воротничок блузки сально поблескивал. Под остаточными строгими нотками духов чувствовался запах лука и тушеной капусты. — Оставляю эту шпану на вас. До встречи, офицеры. Не оборачиваясь, Ифе удалилась к ближайшему подъезду, за дверью которого и пропала. — Итак, ребятки, — обернулся детектив к единственным, кто мог хоть что-то рассказать. — Я бы не хотел огорчать эту леди, потому что вопит она погромче портового грузчика, и я не хочу, чтобы она вопила на меня. Убедительно прошу, расскажите, когда вы в последний раз видели Хелен. — Два дня назад мы ее видели, — неохотно буркнул старший паренек. — Она с нами гуляла, потом ушла. — Слышь, а это не тот коп, который насекомое нашел? — дернул его за локоть мальчишка помладше. Его кожа была чуть светлее, а глаза переливались глубоким изумрудным оттенком. Вот это было приятно. Хотя Гарри и попал в марте благодаря своему открытию в газеты, не на передовицы, но на достойные вторые-пятые страницы, люди оказывались поразительно слепыми. Только единицы узнавали широкую ухмылку под бакенбардами. — Он самый, — позволил просочиться капельке гордости. — И насколько надо ужраться, чтобы увидеть гигантского богомола? — фыркнул старший. А вот зеленоглазый прямо просиял. Третий же, до сих пор молчащий пацан с татуировками на руках, оторвал взгляд от земли и глянул на офицера с тщательно скрываемым любопытством. — В том-то и прикол, нужно быть абсолютно чистым. Этот самый «богомол» влияет на голову, — про феромоны и кайромоны мальчишки не поняли бы. — Поэтому его можно встретить только трезвым. Лидер группы стоически изогнул бровь. Недоверие в глазах он скрыть и не пытался. — Если хотите, я обязательно расскажу про фазмида, но для начала расскажите мне о Хелен. Куда она ушла? — Когда Ифе нет дома, она иногда уходит на вечер к дяде Тофи, — затараторил зеленоглазый мальчишка. — У него всегда есть еда. Она там ночует и выходит. А тогда, позавчера, не вышла. Мы подумали, домой пошла уроки делать, но вчера ее тоже не было. — Лаки, ты трепло, — буркнул старший и ткнул товарища острым локтем в бок. Третий, самый молчаливый член группы согласно поморщился. — Пусть говорит. Я просто хочу знать, что с Хелен все в порядке. Кто такой дядя… — А тебя ебет? — резко выплюнул лидер и смерил детектива неожиданно острым взглядом. — Это наша arabinrin, а не твоя, сэндвич. Он назвал ее кем-то близким, Гарри ориентировался исключительно на интонацию, не на смысл семенинского диалекта. Но ключевым было другое. Неожиданная агрессия выглядела странной и немотивированной. Если только… — А тебя? Твоя подруга пропала более суток назад, и меня, полицейского, это, как ты говоришь, ебет. Сам-то хоть пытался искать? Закинул наживку практически наудачу, но угадал. — Пытался! — зло выдохнул паренек и дернулся вперед. Его глаза угрюмо блестели. — Я всех придурков обошел, которые тут без вас расплодились! Каждого, кто обижает наших девчонок. Ходил на Буги-стрит. Спрашивал в соседних кварталах. Никто ее не видел! А ты, придурок, думаешь ее вот так просто найти? За пять минут? Ух, кажется, юный рыцарь обладал не только горячим темпераментом, но и острым слухом. Гарри почти почувствовал себя неловко, но уступать не собирался. Он не будет выглядеть размазней перед этими малолетками и тем более перед напарником. — Поздравляю тебя с тщательной поисковой операцией, пацан. Охват у нее впечатляющий. Но ты налажал еще в самом начале. Хочешь знать, где? Паренек с вызовом сощурился. — С дядей Тофи. Ты обшарил окрестности, но вот про дядю ничего не сказал. А мать ты отправил именно к нему, — Гарри с удовлетворением понял, что нащупал верную ниточку. В глазах взъерошенного парня промелькнула опаска, он чуть заметно сгорбился. — С чего это? Ты его боишься? Или знаешь, что он тебе соврал, но не соврет родной сестре? Паренек пошевелил губами. Страх на его лице мешал понять, какая из высказанных версий была истинной. Походило на то, что он испугался проницательности детектива. Или чего-то еще? — Тофи — нганга, — пробубнил себе под нос мальчишка с татуировками. — Sacer. Святой, почтенный, сосуд мистического духа — ребенок употребил редкое слово, характерное скорее для религиозных текстов долорианского происхождения, нежели бытового употребления. Этому можно было бы удивиться, но сейчас Гарри больше интересовал семенинский термин. — Что еще за нганга? — Лекарь по-вашему, — буркнул лидер. Детектив сдержался от того, чтобы закатить глаза. Он и не подозревал, что местные общины были до сих пор настолько дремучими, чтобы бояться докторов и приписывать им божественную силу. Слышал, что к ученым, инженерам и медикам некоторые семенинцы до сих пор относились с опаской, но чтоб настолько! — Покажите мне, где он живет, я с ним пообщаюсь. Мальчишки подчинились с удивительной покорностью. Они резвой стайкой пошли прочь, к выходу из двора, не оглядываясь на последовавших за ними полицейских, вполголоса обсуждая что-то между собой. Смахивало на то, что зеленоглазый и молчун не хотели идти к дяде Хелен, а лидер убеждал их в необходимости этого. — Вам бы в цирке выступать, — обронил Кицураги. — Укротителем. Фраза прозвучала с уважением. Эго Дюбуа удовлетворенно заурчало. — Но будьте бдительны, — продолжил напарник, и от усмешки в его голосе не осталось следа. — Если Хелен действительно задержалась у своего дяди, то стоит рассмотреть самые… неприятные возможности. Я лично очень надеюсь, что она просто приболела, а дядя не счел нужным сообщить об этом матери. Теперь, когда Гарри наконец осознал происходящее до конца, детективный азарт несколько притух. Кицураги был абсолютно прав. За своим любимым занятием, распутыванием ниточек, Дюбуа упускал результаты. Самым приятным был бы озвученный Кимом — с девочкой все в порядке. Компромиссным вариантом был тот, в котором Тофи пожмет плечами, но укажет направление, в котором ушла девочка — маловероятно, ведь компания мальчишек, кажется, обыскала район и окрестности вдоль и поперек. И могли быть самые худшие варианты. У них обоих имелся слишком богатый опыт работы на улицах, чтобы опускать такой исход. Так что, может, они бодрым шагом шли по осколкам узорчатой плитки в грязи, чтобы обнаружить жестокое обращение, изнасилование, убийство или еще что похуже. Родственные узы никогда не препятствовали ужасным проявлениям человеческой натуры, а иногда и поощряли таковые. Идти оказалось недалеко — через квартал. Мальчишки привели их к бараку в глубине двора. Откровенно говоря, дом мог бы выглядеть жутким, но только в контрасте с ухоженными частями района. Добрая треть домов выглядела примерно так же. Половину от двухэтажного барака уже разобрали после того, как покосившиеся стены провисли почти до земли. Оставшаяся половина чудом держалась. По слоям краски можно было сказать, что красили его каждый год, а по состоянию лохмотьев — что красить прекратили несколько лет назад. Наверное, тогда произошло обрушение. Окна на первом этаже были заколочены изнутри. Окна второго этажа прикрывали темные шторы, и Гарри заметил там движение. Кажется, кто-то наблюдал за их приближением, а потом задернул штору наглухо. Мальчишки остановились у подъезда. Зеленоглазый переминался с ноги на ногу — ему очень хотелось как можно скорее отсюда уйти. Татуированный паренек не отрывал взгляда от земли, избегая даже взгляда на здание. У лидера маленькой группы дергались желваки на щеках, в кулаках он крепко сжимал хлястики штанов. Он храбрился, но нервничал. — Вам туда, — кивнул старший в сторону подъездной двери, распахнутой настежь. Изнутри несло подвальной гнилью. — Он живет на втором этаже. Мы здесь постоим. Благодарно кивнув напоследок сбившейся поплотнее группе мальчишек, Гарри зашел в подъезд. Двери на первом этаже были накрепко заколочены. На второй вела старая лестница, и ее ступени прогибались под ногами. Запах гнили сгустился ко второму этажу. Ее основной тон задавало нечто химическое. Словно бы в морскую воду слили хлорку, отчего все живое выбросилось на берег и издохло. Из-за густого запаха дышалось с трудом. Дюбуа прижал рукав к носу — не помогло. Ступени скрипели за спиной — напарник последовал за ним в обитель вони и сумрака. — Можешь остаться снаружи, если что, — буркнул Гарри, стараясь не делать глубоких вдохов. — Я сам его допрошу. — Давайте просто покончим с этим поскорее, — голос Кицураги тоже звучал сдавленно, но он держался куда лучше. Детектив почти завидовал его слабому нюху. Гарри постучался в единственную не заколоченную дверь. — РГМ, откройте. Изнутри не раздалось звука шагов, однако спустя небольшую — намеренно выдержанную, шепнул рассудок, — паузу ответили: — В чем дело? — не обязательно видеть человека, чтобы заглянуть ему в душу. Этот мужчина — пожилой, осторожный и скрытный, — боялся. — Госпожа Ифе ищет свою дочь, Хелен. Нам известно, что в последний раз ее могли видеть у вас. Старик хрипло дышал. Дюбуа был практически уверен, что у собеседника неправильно срослись ребра. — Покажите удостоверение. Гарри просунул пластиковую карточку в верхнюю щель между косяком и дверью. Кто-то вытянул удостоверение из пальцев. Пара секунд молчания, и загремели дверные цепочки. Смешная предосторожность, если учесть, что петли у двери давно сгнили. Дверь распахнулась, звеня цепочками. Из-за нее ударила такая волна химической вони, что в глазах помутнело. Проморгавшись, Гарри увидел собеседника. Высокий, как большинство семенинцев, он горбился, отчего его глаза, по-паучьи огромные, были на уровне глаз детектива. Он заслонял собой и просторным халатообразным одеянием весь дверной проем. — Ваше удостоверение, лейтенант Дюбуа. Протянутая обратно карточка дрожала. Но тремор был не старческим. Просто эти пальцы неоднократно ломали. И вообще, этот человек не был стариком. Гарри дал бы ему лет тридцать на вид. Голосовые связки обтерло наждаком не время, а работа с химикатами. Страх осел в жестких волосах сединой. На руках было много шрамов, свежих царапин. — Это мой напарник, лейтенант Кицураги, — махнул рукой себе за спину Дюбуа, спрятал удостоверение. — Вы — Тофи, брат Ифе, верно? — Полное имя Тофихка-нгиль, — осторожно поправил мужчина-старик. — Но можете называть меня Тофи. С Хелен что-то случилось? — Да. Она пропала. Мать ее ищет. — Ифе уже заходила, и я скажу вам то, что говорил ей. Хелен связалась с плохой компанией, — Тофи произнес это ровно, но во взгляде плеснуло отвращением. — Эти ее друзья, мальчишки с улицы. Маленькие наркоманы. Она любит прятаться с ними по сараям и накуриваться. Я сам видел. Наверное, на этот раз она потеряла счет времени, вот и все. Перекрестные обвинения. Как интересно. И Гарри затруднялся сказать, кому верил больше. Шпане со двора? Трясущемуся мужчине? Прежде, чем вернуться и рассмотреть пацанов повнимательнее, он должен убедиться, что родственник невиновен. Неважно, кому верит больше. — По протоколу я обязан осмотреть ваше жилье, чтобы убедиться, будто вы не прячете девочку у себя, — развел открытые ладони в стороны и неловко улыбнулся, извиняясь за нелепый протокол. Которого не существовало на самом деле. Мужчина уставился, почти не моргая. Было тяжело сохранять легкую, доверительную улыбку, когда взгляд бегал по лицу, ища малейший признак неискренности. — Ничего не трогайте, — наконец произнес Тофи. — Я кожевник. Работаю с химикатами. Они очень ядовитые. Прикоснетесь, и вам помогут только духи. Он отступил, пропуская их в квартиру. К этому моменту нос Дюбуа уже заявил о безоговорочной капитуляции, и детектив мог сосредоточиться на том, что видел перед собой. То была сумрачная, захламленная квартира. Тут и там стояли тазы с жидкостями. На кухне стояли устройства, похожие на ткацкие станки с растянутыми на них кожами. В комнате с наглухо задернутыми шторами виднелись стопки шкурок. В воздухе слышалось тихое жужжание — мухи ползали по стенам и тазам. Несколько шкафов вдоль стен и в комнате были забиты бутылками, склянками, пучками травы и тканями. Отдаленно напоминало химическую лабораторию в участке, только с этническим колоритом и на порядок грязнее. В планировке квартиры было что-то до боли знакомое. Осторожно продвинувшись на кухню вдоль стоящих в коридоре тазов, Гарри вдруг понял, что именно. Похожую квартиру снимал Ким, но светлую и чистую, абсолютный антипод этого кошмара санитарии. Внезапное осознание отдалось непонятным чувством в груди. Отвращение? Печаль? — Значит, вы кожевник? Нам говорили, что вы нганга, — Дюбуа продвинулся глубже на кухню. Шкурка на одном из устройств привлекла его внимание. — Нгай, кто вам это… — вырвалось у мужчины, но он быстро взял себя в руки. — Да, я… я практикую. Но известность мне не нужна. — Хорошо, хорошо, — усмехнулся Гарри, осматривая шкурку. Белая, короткая шерсть, черное пятнышко в виде сердечка. — Вы не первый врач, от которого я такое слышу. — Врач… Нет, вы не понимаете. Нганга — это народный целитель. Но наш народ боится такого. Однажды мое лечение показалось подозрительным, меня обвинили в порче и едва не убили. Сестра помогла мне, но… сами понимаете. Теперь я помогаю только тем, кому верю. Дюбуа уже едва слышал последние фразы. Он достал журнал и сверился с записями. — Боюсь, у вас неприятности. — Знаю, у меня грязно. Но я тут живу один, и это… — Нет. Сырье для вашего кожевенного дела. Крысы и собаки, верно? Мужчина растерянно заморгал и съежился. Гарри присмотрелся внимательнее к его рукам — да, свежие царапины и следы укусов. — В основном крысы, — робко произнес Тофи. — Но для лечения зависимостей — сами понимаете, проблема у нас распространенная, — требуются вытяжки из собачьих желез, но, клянусь, они были уличные. — Вы же знаете, что некоторых собак отпускают на свободный выгул? — Гарри еще раз пробежался взглядом по приметам пропавших собак. — Вместе с бездомными вы захватили несколько домашних псов. Вот это шкурка любимца госпожи Канькун — мистера Белячка. Она опознала бы его по этому пятнышку в форме сердечка, видите? Говоря это, он повысил голос и посмотрел через плечо собеседника на Кицураги, до сих пор стоявшего в прихожей и рассматривавшего комнату. Напарник поймал взгляд и кивнул, скрылся в комнате. — Вам придется выплатить компенсацию владельцам. Я накладываю на вас штраф в размере двадцати реалов за каждого питомца, чью шкурку мы здесь найдем и опознаем. Список примет у меня с собой… — Я что, похож на богача? Вы не имеете права рыться в моем доме! Осмотреть — да, но не копаться в моих вещах. Немедленно уходите отсюда! Оба! Нет уж. Это маленькое чудо — дело, разрешившееся во время работы над совершенно сторонним вопросом, — Гарри отпускать не собирался. Даже если владелец прямым текстом отказывает им в обыске, то он может надавить и заставить сознаться. — Тогда прочитайте приметы пропавших псов, может, вы сами опознаете… — Да, это я их всех поймал, выписывайте свой штраф и уходите! И ты тоже, мескит! Это моя комната, нечего там делать, — мужина поспешил обратно по коридору, переступая через тазы. На этом моменте что-то щелкнуло в голове детектива. Очень уж Тофи боялся обыска. Не хотел, чтобы Кицураги находился в комнате. Вряд ли из заботы о влиянии химикатов на полицейского. Борясь с нехорошим предчувствием, Гарри метнулся следом и успел перехватить мужчину за плечо прежде, чем тот ввалился в комнату. Но семенинец не стал вырываться. Он застыл. — Лучше не дергайтесь. Сопротивление полиции… — начал было говорить Дюбуа, но тоже кинул взгляд, чтобы проверить, как проходил обыск, и слова умерли у него на губах. Под разворошенной грудой шкур лежала темнокожая девочка в джинсах и легкой футболке. Меж широко распахнутых губ торчали полоски кожи — кляп. Она была связана по рукам и ногам. Кицураги как раз касался ее плоской, неподвижной груди ладонью в знакомом жесте — простой, но эффективной проверке. — Она не дышит. Словно шаг по лестнице мимо ступени. Воздух застрял комом в горле. — Нет, — выдохнул Тофи, вздрогнув всем телом. — Нет, нет, нет… — Вы арестованы, — само вырвалось изо рта. Руки начали скручивать преступника. Наверное, это был рефлекс. Память о пережитой боли, переплавленная в инстинкт бежать, спасаться от мучителей. С силой, которую сложно было ожидать от щуплого затворника, Тофи вывернулся из хватки детектива и бросился прочь из квартиры. Гарри рванул следом. Семенинец буквально слетел вниз по лестнице. Дюбуа не отставал, но ему не хватало длины ног — и молодости, — чтобы опрокинуть бегущего одним прыжком. Но он очень рассчитывал на открытое пространство, где можно прицелиться и разрядить один из двух заготовленных зарядов в ногу. Выстрелившая перед порогом мальчишеская ступня пришлась убегающему ровно под коленями. Взмахнув руками, он улетел вперед и проехался по земле животом. Закашлялся, сворачиваясь на правом боку. Детективу оставалось только вовремя затормозить, зарываясь подошвами в грязный щебень, покрывавший двор. — Вы арестованы, — выдохнул Гарри и, отцепив с пояса наручники, опустился рядом с упавшим. Но тот не сдавался. Рывком повернулся на спину. Его кулак мелькнул так быстро, что реакция Дюбуа была скорее инстинктивной. Он пригнулся, заслонился левой рукой, — глухая боль от заблокированного удара, — а правой безо всяких рефлексий врезал по искаженному страхом лицу. Еще раз. И левой. И так, пока щуплый мужчина под ним не перестал дергаться, потеряв сознание. Тяжело дыша, встал и перевернул тело на живот, сцепил черные кисти за спиной и соединил их наручниками. — Вы нашли Хелен? — единственным, кто остался у дома, был тот мальчишка, самый старший из всех. Он с надеждой заглядывал в лицо Гарри. Детектив опустил взгляд. Слишком рано. У него должно было быть время, чтобы подготовиться к таким вопросам. Он не мог просто взять и сказать. — Нашли. Она наверху. — С ней все в порядке? Господи, а ведь еще нужно сообщить Ифе… Гарри не смог подавить глухой стон и уселся рядом с задержанным, потирая лицо ладонью. Плечо отозвалось болью на движение руки. Он ненавидел, когда день из терпимого внезапно превращался в кошмарный. Да, надеялся, что им подвернется что-нибудь посерьезнее пропавших собак, но не настолько. Вот только что гуляли меж пестрых домов и куч мусора, бесплодно, но мило общаясь с местными, а вот они уже находят детский труп. Вот перед ними тощий и забитый — во всех смыслах, — кожевник, а вот он оказывается убийцей своей племянницы. Морально он был готов к любому повороту… Но на самом деле нет. Не был. Как к такому вообще можно быть готовым? Пока часть разума завывала в бессильной истерике, подсовывая воспоминание о девочке, погребенной под вонючими шкурами, задыхающейся от застрявшего в горле кляпа, другая часть деловито соединяла ниточки. — Дядя Тофи волновался, что вы таскаете ее по притонам, — наконец произнес Дюбуа и нашел силы поднять голову. Как раз чтобы увидеть, как отчаянное выражение на лице мальчишки становится неуверенным. — Он говорил, что вы покуриваете, но вы, ребятишки, взялись за что-то посерьезнее, да? — Мы… Ну… Всего разочек. Никому не понравилось, так что мы больше не… Ох, да какая разница? Что с Хелен? — Вы попробовали. А ей стало плохо, намного хуже, чем вам. И она, испугавшись, ушла к единственному врачу, которому могла доверять, — ужас в глазах паренька подтверждал его слова. Он выталкивал из себя слово за словом: — И когда он увидел, то решил вылечить своими методами, не рассказывая матери. — Да, да! Все так и было! Что он с ней сделал? — взвыл мальчишка и сжал кулаки. — Что? Гарри с ужасом осознал, что больше оттягивать не сможет. Ему придется открыть рот и сложить звуки в правильном порядке. В том, который донесет до мальчика, что свою arabinrin, что бы это ни значило, он больше не увидит. Вот же подлая ирония. Ни одна из его прекрасных версий про собак не оказалась верной. А Ким, мимоходом предположивший, что девочка приболела и осталась у родственника, оказался прав. Гарри мог бы почувствовать себя задетым, если бы все его нутро уже не занимал глухой ужас. Ким. Куда подевался Ким. Он был сейчас ужасно нужен. Будто в ответ на мысль раздался скрип лестницы. Паренек отвлекся, уставился в подъезд, и внезапно его лицо озарилось радостью. — Хелен! — сорвался с места навстречу. Не веря своим ушам, Гарри обернулся. Девочка шла по лестнице сама, крепко держась за перила. Кицураги спускался рядом, придерживая ее за плечо. Выглядел он донельзя усталым. Теперь Гарри не верил еще и своим глазам. Происходящее можно было объяснить только одним — напарник научился воскрешать прикосновением. Не новость, но Дюбуа думал, что это работало только в его случае. Либо — подсказала более практичная часть мозга, — она перестала дышать незадолго до того, как вы ее обнаружили. Ее заткнули кляпом, когда увидели приближающихся полицейских. Она задыхалась, пока вы поднимались по лестнице, задохнулась, когда ты общался с преступником, но была найдена как раз вовремя для успешной реанимации. Хорошо, что он уже сидел. От накатившего облегчения перед глазами поплыло. До сих пор колотящееся сердце болезненно стукнуло и стало замедлять темп. Он заметил, что ногти врезались в ладони, и разжал кулаки. Убил бы сейчас за сигарету, хотя бы одну затяжку полной грудью. — Хелен, Хелен! Девочка, попавшаяся в крепкие объятья, и не думала вырываться. Ее застывшее лицо скривилось, и она уткнулась головой в мальчишеское плечо. — Ты просто… супер! — с восторгом произнес Дюбуа, уставившись на миновавшего подростков напарника. — Восхитителен! Диско! — Я бы воздержался от присвоения ваших титулов, — парировал Ким, остановившись рядом и переводя взгляд с задержанного на напарника. Вдруг подобрался. — Детектив. Гарри посетило предчувствие грядущей выволочки. За что? За то, что дело ни черта не уложилось в пять минут, хотя он обещал. И за то, что внезапный стресс с реанимацией ребенка совершенно не нужен человеку с гудящей от похмелья головой. За «идеальное» задержание с мордобоем. Дюбуа с ходу мог назвать причин пять, по которым он мог извиниться. — Да, извини, я немного вышел за рамки сбора показаний… — У вас в плече нож. — Что? Он всерьез подумал, что это такая глупая шутка. Да, болело, но не сильно, как обычный ушиб. Однако Кицураги никогда бы не стал шутить с такой тревогой в глазах. Гарри извернулся, пытаясь посмотреть на плечо. Видимая ему часть была целой и невредимой, но боль локализовалась дальше, там, где посмотреть не выходило. Тогда он протянул правую руку и осторожно пощупал. Увы, напарник не обманул. Из задней стороны плеча, ближе к лопатке и впрямь что-то торчало. — Я и не заметил, — пораженно пробормотал Дюбуа. От каждого прикосновения глухая боль в плече становилась четче. Кончики пальцев распознали рукоять, не до конца утопленное в плоти лезвие, влажное пятно на ткани — блейзер и рубашку придется отстирывать и зашивать. Нож не столовый, скорее, перочинный, лезвие с палец длиной. Таким вскрывают консервы и держат при себе на всякий случай — отрезать нитку, почистить яблоко или вогнать в преследователя. Ранение могло было быть в разы опаснее, будь нож длиннее, а удар — точнее. Но то, что имелось, опасности не представляло. Лезвие застряло в мясе и жире. Ура франко-негрийской комплекции, хоть когда-то она пригодилась. Естественный бронежилет. — Конечно, не заметили. Никто никогда не замечает. Не трогайте. Руку мягко, но решительно отвели прочь. Напарник переместился за левое плечо и склонился над ним. Гарри ощутил, как чужие пальцы точечно ощупывают место ранения. За первоначальным удивлением последовали другие эмоции. Запоздалый страх — целились отнюдь не в плечо. Чувство вины. Последнее, чего он хотел, отправляясь в благородный квест по поиску потерявшегося ребенка, это добавить беспокойства Киму. Тот вел себя спокойно — слишком спокойно, — чтобы принять это спокойствие за настоящее. — Спасибо, спасибо большое, что помогли! — бритоголовый мальчишка, крепко обнимавший подругу за плечи, подошел ближе. Хелен еще шмыгала носом. — Я не знаю, что бы мы… — Отведи Хелен к матери, — перебил Ким. — Прямо сейчас. — Да, хорошо… Ого, это нож торчит? — глаза у пацана восторженно заблестели. С другого ракурса он наконец увидел тонкую рукоять. Хелен побелела и спешно отвела взгляд. — Прямо. Сейчас. Гарри мог поклясться, что даже камень бы взял под козырек и укатился прочь, не то что подросток — этот сразу подобрался и выскользнул из поля зрения вместе со спасенной девочкой. Детектива посетила неуместная мысль, что он бы не отказался послушать этот приказной тон в иных обстоятельствах. Лежащий ничком Тофи пошевелился и издал слабый стон. Он медленно приходил в себя. — Что у вас с дыханием? — А что с ним? Оно есть, — для пробы Гарри сделал глубокий вдох. Выдох. — Слушай, я понимаю, выглядит жутко, но я в полном порядке. Даже не болит особо. Пока он прислушивался к дыханию, прикосновение чужих пальцев пропало, раздался шорох. Из-за правого плеча протянулась рука ладонью вверх. На ней лежали две небольшие таблетки. — Пока не болит. Пейте. Ким был кругом прав, как всегда. Из-за адреналина детектив едва ли ощутил сам удар, а нож вошел так удачно, что тело его практически не замечало. Но проверять, насколько заметным ранение станет через полчаса-час не хотелось. — Есть, — Гарри подобрал таблетки и послушно их проглотил. — Вернемся к «Кинеме», вынем нож, зашьем рану и пообедаем. Как ты на это смотришь? — Вернемся к «Кинеме», — Кицураги отодвинулся. Его голос прозвучал деловито: — Встать можете? — Спрашиваешь! — на душе немного полегчало. К настоящему моменту Ким понял, что с ним все хорошо, а ранение ерундовое. Он больше не волнуется, а вечером они уже будут шутить над этой ситуацией. Однако встав на ноги и повернувшись, Гарри понял, что ошибался. Спокойствие по-прежнему было тщательно срежиссированным, а движения, выражение лица — контролируемыми. Как у ловца, который пытается не спугнуть животное, направляя его в ловушку. — Ты что-то замышляешь, — понял детектив. — Я ничего не замышляю, — напарник как раз вздергивал на ноги шатающегося семенинца. — Я думаю, как перевозить вас в одном отделении с преступником. Дюбуа подозрительно сощурился. Ну, при определенном ракурсе это выражение лица можно было принять за задумчивое. Он вполне мог ошибиться с оценкой уровня волнения напарника и принять усталость за скрываемые эмоции. Сложно было сказать. Гарри очень хотелось верить, что он ошибся, так что он пошел на поводу этого желания и сменил тему: — Пристегнем к потолочной ручке, и дело с концом. — Нет, — пробормотал Тофи распухшими губами. — Не надо… — Господин Тофихка-нгиль, я предупрежу вас один раз, — Кицураги затянул наручники еще чуть-чуть туже. — При попытке побега мы уполномочены использовать любые средства, чтобы вас остановить. И у нас есть оружие. — А у вас целых две коленные чашечки, — намекнул Дюбуа. — Я метко стреляю, Ким тому свидетель. — Я понял, я понял, — черные глаза уставились на детектива и расширились. — Мне жаль. О Нгай, мне так жаль… Кицураги подтолкнул задержанного в спину. Так они и двинулись обратно: один в наручниках, второй с ножом из плеча, третий — с нечитаемым выражением лица. Редкие семенинцы, попадающиеся навстречу, отходили в сторону и осеняли их маленькую процессию странными знаками, коротко плевали в след и не оборачивались. По дороге Тофи не прекращал причитать и извиняться. — Извините, во имя духов, я не хотел. Я испугался, — бормотал мужчина, сутулясь еще сильнее обычного. — Думал, вы собираетесь меня убить. Нгай, что я скажу Ифе… — А что бы вы ей сказали? Что хотели вылечить племянницу от наркотической зависимости? — уточнил Гарри. Да, сейчас, именно сейчас было самое подходящее время уточнить мотив. — Нгай, нет. Ифе не должна знать… Хелен было так плохо. Она едва дышала, вся горела. Мучилась целый день, — выдавил нганга. — А потом стала принимать меня за злого духа. Поэтому пришлось ее связать. Я не хотел… Не хотел… — Не хотели ее убивать? — иногда Дюбуа поражался, насколько холодным мог быть голос напарника. Не верилось, что сам тембр, мягкий, солнечный, может так измениться. — Это не снимает с вас ответственности. — Я знаю… Этот мужчина целился ему в шею ножом и чуть не убил племянницу, пусть и по неосторожности. Однако смотря на искривившееся лицо и то, как мужчина едва шаркает, раздавленный своими же поступками, Гарри не мог не ощутить слабое шевеление сочувствия. — Хелен жива. Пока я вас задерживал, мой напарник успешно провел реанимацию. Кицураги поджал губы. Но вот его лицо снова разгладилось и промелькнувшее раздражение исчезло. Это почти выглядело так, словно бы он хотел, чтобы задержанный помучился еще немного. Странно. Раньше Дюбуа не замечал за напарником такого морального садизма. До сих пор обижен, что мужчина во время обыска назвал его мескитом? — Нгай, спасибо, — всхлипнул Тофи и попытался повернуться, но сжавшиеся на плече пальцы предотвратили этот маневр. — Я не… Я не знаю, как вас благодарить… — Это моя работа. Вы можете отблагодарить меня тем, что сделаете ее легче и пойдете ровно. Семенинец замолчал и послушался. По разбитому, пыльному и окровавленному лицу пролегли влажные дорожки. Как и предлагал Дюбуа, они пристегнули руки задержанного к потолочной ручке на заднем сидении. Тофи уткнулся лицом в поднятые предплечья и перестал реагировать на происходящее. — Куда на обед? — бодро поинтересовался Гарри, придерживая открытой дверь «Кинемы». Напарник уставился на него со странным выражением лица. Примерно секунду он ничего не говорил. Подбирал правильные слова. — Мы едем в участок. — Я с собой ничего не брал. Может, хотя бы в ту сафрскую столовую? Выражение лица стало еще немного более странным, и теперь Гарри смог его расшифровать. «Вы издеваетесь?» — говорили приподнятые брови. — У вас все еще нож в плече. — Точно. Да, нож, — ну не признаваться же, что он успел позабыть об этом нюансе. А что? Если не двигать рукой, то плечо почти не болело, рукоятка перед глазами не маячила. Друамин натощак действовал быстрее. — Давай его вынем, зашьем и поедем уже. — Я отвезу вас к Готтлибу. Он справится с этим намного лучше. — Ох, нет! — вырвалось у Гарри. Нет-нет-нет, только не к Готтлибу. — Ким, если ты не хочешь этим заниматься, я сам все сделаю, только возьму аптечку… Да, дотянуться будет сложно, но можно. Он склонился в салон к ящику под сиденьем, но в здоровое плечо впились чужие пальцы, остановив на полпути. Потянули его обратно, разворачивая. Непроницаемая маска покрылась трещинами, и под ней бурлил едва сдерживаемый гнев. — Я не знаю, почему вы так старательно отказываетесь от должного медицинского ухода, но будьте уверены, — Кицураги понизил голос, — я прослежу, чтобы вами занялся врач. Вы вообще понимаете, какие могут быть проблемы с этим ранением? — Артериальное кровотечение, — рискнул ответить Дюбуа. — Может, инфекция… — Может? Если вы не сляжете с сепсисом, это будет чудо. И я не говорю о возможном рассечении нервного сплетения и пневмотораксе. Так вот зачем он интересовался, что с дыханием. Непонятная длина ножа, комплекция — все это затрудняло оценку, насколько глубоко вошло лезвие, дотянулось ли оно до легкого. — Я сумел донести до вас понимание ситуации? Или вы еще хотите поспорить? Было невозможно отвернуться от злости, горящей под до сих пор припухшими веками. Такая же, как вчера, когда на лестничной площадке набросились с битой. Только сегодня злость была направлена на место, где у Дюбуа должен был обретаться инстинкт самосохранения, а имелась одна безалаберность. Было невозможно не прочитать причину. Глаза защитника, который уже однажды проиграл чью-то жизнь и был готов пойти на что угодно, лишь бы это не повторилось. Готовность не являлась сознательным решением, она просто… появилась. Родилась из потери так же, как у их преступника от избиений возник рефлекс убегать от боли любой ценой. Ким мог даже не отделять эту черту от прочих и воспринимать ее как обычное беспокойство за бедовую голову, находившую приключения на ровном месте. Гарри иногда всерьез боялся того, что он мог ненароком прочитать в чужих лицах. Одно дело — незнакомцы и преступники. Совершенно другое — человек, чьим отношением дорожишь больше всего на свете. И чьи тайны должны оставаться скрытыми до тех пор, пока он сам не решит о них рассказать. Он хотел бы знать эти тайны, но опасался как-нибудь раскрыть ту, которая ему не понравится. — Нет, не хочу. Ты очень убедителен. Ну не убьет же его Готтлиб, в самом деле. Подчеркивая полное поражение, Гарри забрался в «Кинему» и устроился на заднем сидении рядом с неподвижным задержанным. — Я начну отчет, пока мы едем в участок, — отрапортовал Дюбуа и вынул журнал, раскрыл его на чистой странице. — Хочешь сам назвать это дело? Оно уже точно перестало быть «собачьим». Ким смотрел на него через стекло окна настороженно, словно бы проверял — не обманывает? Не собирается усыпить бдительность и улетучиться из мотокареты, как пролитый эфир? — Нет, — наконец ответил он и уселся на водительское сидение. Захлопнул дверь. — У вас выходит лучше.