Квадратная пуля

Добираясь до участка, Гарри считал, что самое сложное — разговор с напарником, — позади. Да, решение его не устроило, но оно являлось решением, а не еще одной проблемой. Остановившись перед распахнутыми воротами гаража, он понял, что ошибался. В гараже было как всегда сумрачно, однако в углу, который механик отвел себе под мастерскую, горел свет. Пострадавшая «Купри» расположилась на ремонтной площадке, цепи змеились у подвески, готовые подхватить и вздернуть вверх. Мотокарета напоминала пациента на операционном столе, она молчала, беспомощная в окружении инструментов, и ждала ремонта как чуда. Напрасный страх. До тех пор, пока она была полезной, всегда найдутся те, кто готов чинить. Вот если разбить до неузнаваемости или окунуть на пару недель в морскую воду, полную соли и печали, тогда и настал бы конец. Перед мотокаретой, спиной к воротам стоял Викмар. У самой «Купри» ломал пальцами стекла в окне хозяин мотокареты, громила «Торс». Недоставало механика, земчанина Лексея, однако тот редко появлялся в гараже до полудня, что спасало от максимального балла в грядущем шторме. Мак поднял голову и поймал взгляд Дюбуа. Помахал ладонью, криво усмехнувшись. Жан заметил движение и обернулся. Его лицо было искажено — брови болезненно сдвинуты, в оскаленных зубах зажата сигарета, фильтр почти перекушен. В момент, когда он увидел детектива, брови дернулись, взлетели, скорее удивленно, нежели зло. Взгляд пробежался сверху вниз и обратно — ищет травмы, понял Гарри. Затем мужчина стрельнул взглядом в сторону. В глазах появился немой вопрос. Скорее даже просьба. Все произошло едва ли за удар сердца, Гарри не успел понять, расшифровать. Зато уловил движение воздуха — Кицураги двинулся дальше, и мимолетно кивнул. Не ему, Жану. Это было… разрешение? Серые глаза снова наполнились огнем. Жан выдернул сигарету изо рта и набрал воздуха в легкие. Гарри пропустил начало тирады. Он задохнулся. Все совпало, точно как во кошмаре. Зачем стрелять — выговаривать, — самому, если можно переложить это на другого, того, кто к этому привык? На миг он снова ощутил себя там, во сне. Неспособным двигаться, вынужденным смотреть на то, как его собираются добить — на глазах у всех, включая того, кто должен быть против, но вместо этого одобрил экзекуцию. — …опять! И как ты жив остался на этот раз, я не понимаю! Посмотри на это месиво, посмотри и скажи… Кицураги вполголоса переговаривался с Торсоном. Воздух, пропитанный запахом металла и машинного масла, колебался, облепляя лицо сигаретным дымом. Но все это было в другом мире, в мире живых, в котором он был едва ли одной ногой. Борясь с нахлынувшей холодной волной, Гарри сделал вдох. Выдох. На несколько секунд он поддался смутному образу и сполна глотнул его удушающей вони, однако рациональная часть разума опомнилась и ринулась в бой. С каких пор Викмару нужно разрешение, чтобы его костерить? Он прекрасно занимался этим и без одобрения Кима. А последний ничем не смог бы помочь, заступившись. Нет, это было приветствие, всего лишь приветствие, ничего не значащий кивок. А вопрос в глазах Жана — не более чем удивление, что Кицураги тоже здесь, хотя в записке Дюбуа просил ничего ему не говорить. — …не значит, что нужно подрываться и ехать! Мы не просто так работаем в парах, и в твоем случае… Да, объяснение ложилось. Прикрывало широкой заплатой развернувшийся омут, в котором он чуть не потерялся. Гарри ухватился за спасительную версию реальности и усилием воли утвердил ее как единственно верную. Дрожащий, бесплотный голос, нашептывающий сны и страхи, цепляющийся за изнанку мира, примолк и отступил. Если бы Гарри мог, он бы догнал этот голос и отбил ему почки. Не хватало еще внутреннего кризиса посреди конфликта с начальством. — Да ты меня, блядь, даже не слушаешь, — желчно фыркнул сделавший паузу Жан. Конечно, сложно спрятать остекленевший взгляд. Мужчина коротко затянулся и выдохнул вместе с дымом: — Земля Огнеходцу, прием! — Ты почти полностью процитировал Тиллбрука, он вчера все это уже сказал, — и это было абсолютной правдой. Большая часть слов прошла мимо ушей, однако услышанного хватило. — У тебя есть что-нибудь еще? Или я займусь делом? Вышло резче, чем хотелось бы. Сомкнувшиеся на сигарете губы побелели. Викмар вынул сигарету и сплюнул откушенный кусочек фильтра. — Оставайся на своем месте и не суйся в чужие дела, — отчеканил мужчина. — Не ради своей безопасности — тебе на нее давно срать, я знаю. Ради участка и всех, кто на нем работает, ради их безопасности. Это ты понял? Прозвучало странно. Словно бы Дюбуа был бомбой, готовой сдетонировать. Или кислотой, которая прожгла бы насквозь. — Ты понял? — повторил Викмар. Но тому было объяснение. Гарри не мог похвастаться предсказуемостью и надежностью, а это было необходимо при помощи коллегам. Он не знал тонкостей чужих операций. Случайное вмешательство — и рвутся налаживаемые годами связи, по ткани расследования расползается прореха, а в случайно разгоревшейся перестрелке гибнут люди. Ему и впрямь повезло, что в списке жертв оказались только преступники да «Купри». — Я понял. — Неважно, кто тебя попросит, хоть Тиллбрук, хоть Торсон, хоть наш великий Деметтри — никакого вмешательства, пока не одобрили я или капитан. — Хорошо. Викмар уставился на него тяжелым взглядом. Вздохнул, неспособный различить, когда бывший напарник говорил искренне, а когда лгал. — Не ожидал, что ты явишься, — произнес мужчина уже почти спокойно. — Приятно видеть, что лейтенант нашел в тебе остатки совести и приволок сюда. — Он не… — восприятие Жана настолько сильно отличалось от происходящего, что объяснение заняло бы слишком много времени и сил. И это было странно, он же оставил объяснение. — Ты разве не видел записку? — Какую записку? Понятно, с утра к столу не подходил. Сразу метнулся в гараж и схватился за голову. Потом все увидит. Гарри качнул головой: — Слушай, мне правда жаль, что так вышло, окей? — На твоем «жаль» в город не выехать, — парировал мужчина. Точно. Этой мотокаретой Жан должен был воспользоваться в сегодняшних разъездах вместо официально назначенной ему старушки «ЛАМ». — Если подождешь полчаса, я приведу «ЛАМ» в порядок. Долью масла, салон отмою. — Не поможет. Там с ходовой проблема, проржавела насквозь. Менять надо, — взгляд снова померк, лишился яростного пламени, тоскливо пробежался по пространству гаража. — Ты словно специально выбрал день, когда мне нужно мотаться по всему городу. «Мы уже не напарники, но ты продолжаешь портить мне жизнь», — слышалось в недовольном голосе. Желтоватые от никотина пальцы неосознанно теребили жесткую бородку. Викмар пытался понять, как уложить в планы разъездов по Ревашолю едва дышащую «ЛАМ-3». Зрачки едва заметно перемещались — сновали по мысленной карте города как по реальной. Мужчина все еще был заметно зол, об этом говорила подергивающаяся верхняя губа. Гарри не рискнул давать советы — прямо сейчас ему бы эти советы засунули обратно, припечатав парой ласковых. Мак, общавшийся с Кицураги, кивнул и отошел к разбитой фаре, выдернул ее из крепления одним движением и бросил под ноги — хлам, починке не подлежал. Ким же, оставивший чемоданчик с инструментами рядом с «Купри», обернулся. — Лейтенант, — окликнул он. Гарри сразу понял, к кому обращаются. Но Жан все еще пребывал в задумчивости, а лейтенантами были они оба, поэтому не отреагировал. — Жан, — одними губами позвал Дюбуа. Мужчина моргнул, и на лице проступило «с тобой закончили, что еще?». Гарри поднял брови и склонил голову в сторону, откуда прозвучал еще один зов: — Лейтенант Викмар. Лицо мужчины прояснилось, он повернулся: — Да, Кицураги? — Вы уверены насчет состояния «ЛАМ-3»? — Уверен, — мрачно ответил Жан. — Лексей облазил колымагу вдоль и поперек, но до ума так и не довел. Говорил, проще на лом сдать. Гарри ощутил слабый прилив сочувствия по отношению к маленькой, круглощекой «ЛАМ». Стоящая в самом дальнем углу, она притворялась, что не слышит — как будто бы это помогло. Несомненно, ей было очень грустно. Лицо Кицураги было нечитаемым. Однако пауза в секунду могла подсказать знающему человеку — колебался. Впрочем, пауза была слишком короткой, чтобы обозначить эти колебания как существенные. — Тогда возьмите «Кинему». Ключи в шкафчике. — Вы уверены? — с сомнением переспросил Жан. Все успели привыкнуть, что спортивная мотокарета была неприкосновенной — победный трофей с чужого участка, редкий ресурс с хозяином, сдувавшим пылинки. То ли дело побитое жизнью стадо «Купри-40», сменившее по несколько хозяев, а некоторых и пережившее. Втайне Гарри хотел бы услышать что-нибудь вроде «нет, это была шутка». Наверное, глупо ревновать бывшего напарника к мотокарете нынешнего, но выключить это чувство по щелчку не получалось. — У вас есть другие варианты? Этим вопросом Ким отсек все прочие исходы. «ЛАМ», ненадежное такси, редкая сеть общественного транспорта или клянчить у коллег подвоз с места на место — ничто не могло сравниться с личной мотокаретой по комфорту и скорости. — Как насчет… Я знаю, у вас сегодня выходной, но, может, побудете водителем? — предложил Викмар. — Это же ваша мотокарета. Ревность за «Кинему»? Пф. Подвинься, мелочь, есть кое-что в разы посильнее. Жан хочет отобрать не только мотокарету, но и Кима. Челюсти непроизвольно сжались. Нет, никто никого не отбирал, но мышцы, отвечавшие за подергивание левого века, рассуждать не собирались. Они реагировали рефлекторно. — Мне лучше остаться. Пара рук в ремонте лишней не будет, — ровно отказался Кицураги. — Вы не заметите разницы в управлении. «Кинема» более чувствительна к педали газа, более отзывчива на поворот руля. На этом все. Если в ваши планы на сегодня не входят гонки по шоссе, то я более чем уверен, вы вернете «Кинему» в том же состоянии, в каком взяли. Нечто личное скользнуло в словах. Гонки по шоссе. Участвовал? Или видел, как кто-то разбивает на них мотокарету? Полицейскую, утяжеленную. Возможно, огораживал место происшествия, пока кто-то другой разбирал обломки, металлические и человеческие. Скользнуло и пропало бесследно, как тысячи других отпечатков памяти в словах. — Раз вы настаиваете, — пробормотал Жан. — Признателен. Нерешительность никуда не ушла из сдвинутых бровей, однако плечи опустились — мужчина позволил себе принять, что сегодня сядет за руль чужой мотокареты. Гарри не сомневался — день у Викмара пройдет под знаком самого внимательного вождения за последние несколько месяцев. Или даже лет — с того самого дня, когда он, недавно вступивший в должность сателлит-офицер, в первый раз вез на дело начальника, страдавшего от похмелья, умиравшего на каждой яме и блевавшего в открытое окно при резком торможении. «Я пытаюсь!» — оправдывался офицер, утирал пот со лба и держался правого ряда. Он и впрямь пытался. К концу плавной поездки полегчало. Могло еще больше полегчать к концу дня, если бы не перехваченная в качестве взятки водка. Гарри моргнул, и воспоминание утекло сквозь пальцы, просочилось дымкой меж извилин мозга. — Да, вернет, — вполголоса подтвердил Дюбуа. — Жан хорошо водит. Викмар бросил на него косой, подозрительный взгляд. Напарник удовлетворенно кивнул: — Тогда волноваться не о чем. — Признателен, — повторил Жан. — Удачи с ремонтом. Еще один короткий кивок в ответ, на этот раз прощальный. Викмар целеустремленно направился к выходу из гаража. Дальше. Кто был дальше? Торсон, прислонившийся спиной к побитому боку мотокареты и буравивший виновника происходящего взглядом. Пока был запал, пока были силы — к нему. Гарри повернулся и объявил: — Виновен, ваша честь! Говорите, что хотели, и я приступлю к исполнению судебных предписаний. Кицураги, собравшийся обратиться к детективу, бросил взгляд на Дюбуа, на фыркнувшего Торсона. Понял, что предстоит еще один раунд обмена репликами, и не вмешался. Вместо этого стал обходить мотокарету, оглядывая со всех сторон. — О, я столько хочу сказать, Гарри, — покачал головой Мак. — И тебе повезло, что я пришел раньше. Полчаса назад хотелось сказать еще больше. Вот ты не охренел возвращать мою ласточку в таком виде? Мало свою мотокарету топить, надо чужие похерить? Ты кто вообще, чтоб гонять на мотокарете другого отдела, Бердяева? Майор славилась легкомысленным отношением к чужой собственности. Странный отзвук мазовистского воспитания. Но возвращала она эту собственность едва ли не в лучшем состоянии, чем брала — терпеть не могла плохо работающие инструменты. С этой позиции Гарри был анти-Бердяевой. — Мне объяснили, что ты Тиллбрука с Моллинсом спасал. Но давай ты не будешь играть в «Бессмертного» и разъебывать наше имущество? Знаешь, охуеть как повезло, что обошлось без… — он хотел добавить что-то, но перебил сам себя: — Еще раз сделаешь что-то типа этого — морду начищу. Ага? — Ага, — диафрагма невольно поджалась. Наверное, помнила, что такое «начистка морды» в исполнении Мака. Гарри не помнил и вспоминать не хотел. — Короче, — Торсон ткнул большим пальцем себе за спину, — чини. — За этим я здесь. — Хвалю, — отозвался Мак и растянул губы в ленивой усмешке. Тень в его глазах отступила. — Честно говоря, не ожидал. Кицураги на тебя положительно влияет, слышь, Кицураги? Ким только рукой махнул в ответ, не прислушиваясь. Гарри закатил глаза. От кого угодно это прозвучало бы приятно, но не от Торсона — тот ухитрился все испортить насмешливой интонацией. Той же самой, с которой когда-то говорил о крепком и верном товариществе Викмара с Дюбуа. — Отъебись, Мак. Коллега жизнерадостно гоготнул. Фаза разноса за машину окончилась, началась фаза взаимных тычков словесными ножами под ребра. Викмар наорал, коротко и безыскусно, а Торсон мог изводить насмешками и подколами сколько угодно. Они с Честером год так грызлись, пока не поняли, что проще подружиться и выступать дуэтом. — Детектив, вы готовы? — окликнул Кицураги. — Готов, — быстро отозвался Гарри. Обмены колкостями лучше заканчивать, пока твое слово последнее. — С чего нам начать? — «Нам»? — повторил Торсон. — Кицураги, да забей. Нечего тебе копаться, не ты ж ломал. Вставай рядом, будем вместе над ним ржать. Подошедший обратно к мотокарете Ким был сосредоточен. Он поправил очки, маскируя промелькнувшее недовольство. Для него ремонт уже начался, а все эти разборки, хождения вокруг да около и словесные игры только мешали. — Чем больше нас будет, тем быстрее закончим. Если вы не намерены помогать, прошу отойти. Усмешка сползла с лица Мака, сменившись кислой миной. — Да помогу я, не грузи, очкастый, — буркнул громила и оттолкнулся от бока «Купри». — Вместе точно справимся. Думал, вообще один буду ковыряться. Один. Что-то было неправильно, и Гарри быстро поймал, что именно — Честер. В этой ситуации все было как по нотам, за исключением его отсутствия. — А что Честер? До него Крукс не дозвонилась? — удивился Гарри. Но пока рот говорил, мысль летела дальше. — Откуда ты знаешь про Крукс? — покосился Торсон. Да, он не был блестящим интеллектуалом их участка. И вообще интеллектуалом. — Кто еще тебе бы сообщил между двумя ночи и семью утра? — он разжевал лишь начало логической цепочки, в то время как ее конец ушел далеко вперед. — Нет, погоди, поверить не могу… Со здоровьем у рыжего, если память не изменяла, все было в порядке. Он не упустил бы шанс прийти и замучить Дюбуа заслуженными насмешками на пару с другом. Да и в починке бы Мака одного не оставил. Стационарный телефон дома имелся, жил Маклейн недалеко от напарника, в крайнем случае можно было сделать крюк. Следовательно, Честер пропал с самого вечера на весь выходной. И это было не по работе — на то у него имелся напарник. И не по важным личным делам — для этого с ним отправился бы друг. А значит… Прошла доля секунды, и Дюбуа уже знал, в чем дело. — Это начало конца, Торс, — возвестил Гарри. Торсон уставился непонимающе и малость встревоженно. — Сначала он пропадает на выходных. Потом перестает ходить с тобой на ринг по пятницам и пить лишнего. Даже пытается бросить курить. — Что ты мелешь… — но в голосе мужчины не было уверенности. — Совместные попойки будут кончаться для него в десять вечера, потом совсем прекратятся. И лет через пять ты станешь «дядей Маком», а в гостях тебе будут затыкать рот, потому что материться при детях неприлично. В картине не хватало завершающего штриха, но Гарри удержался. Честер не обязан терять ту, с кем он гулял прошлым вечером. Она могла не улетать в Мирову. Не каждая женщина являлась воплощением Долорес Дей, хотя в каждой, безусловно, имелся отсвет ее предательской красоты. — Конец близок, — торжественно подытожил Гарри. — Это женщина. В широко распахнутых глазах Торсона взметнулся ужас. — Бля-я-ядь, — протянул он, осознавая. — Да, ты прав! У него баба! Все сходится, все, сука, сходится… Они знали, что это значило. Начало конца, как говорил Гарри. Уж кому, как не ему, было понимать. — А ты был не в курсе? — Нет! Ты ебучий семенинский шаман, Дюбуа. Как, просто как?! Великолепный момент, чтобы воссиять в лучах славы и скромно — к черту скромность! — произнести «Я лучший детектив Ревашоля, вот как». Или со зловещим хохотом оставить вопрос без ответа, ведь не дело посвящать простых смертных в волшебство логики и поведенческой психологии… — Коллеги, — Ким до сих пор стоял рядом и, судя по тону, ему надоели сплетни. — Для начала вам стоит переодеться в рабочую одежду. — Пиздец, — пробормотал Мак, до сих выглядящий оглушенным. — И даже мне не сказал… — Сержант, — Кицураги поймал его взгляд и произнес, почти ласково, если бы не могильно серьезное выражение лица: — В рабочую. Одежду. — Есть, — подобрался Торсон и, больше не мешкая, пошел к выходу из гаража. Его сменка была свалена небрежным комом в одном из ящиков стола — это легко обонялось стойким запахом машинного масла, тормозной жидкости от ящичка, ощутимым для любого, кто подходил близко. А вот Гарри встал столбом. Да, он успешно провалил сокрытие подавляющего большинства подробностей о произошедшем, однако еще оставалась пара мелочей, которые хотелось бы скрыть. К примеру, физическое состояние. С утра он видел в зеркале над раковиной, какими пятнами расцвели ушибленное плечо и часть спины. И поделать с этим ничего было нельзя, только прикрыть рубашкой и не морщиться от резких движений. «Рабочими» у Дюбуа были не первой свежести джинсы и майка-алкоголичка, застиранная до исчезновения цвета как свойства — ее детектив предусмотрительно надел под пеструю рубашку. Он рассчитывал при полном параде показаться напарнику, попрощаться, а в гараже снять рубашку и сверкать синяками перед людьми, которым его внешний вид был до лампочки. Существовал аварийный вариант поискать одежду. Навернуть поисковую спираль вокруг участка, и вещи появятся сами собой. Не тех размеров, экзотических фасонов, с пятнами подозрительного происхождения, но хоть у одной да обнаружатся длинные рукава. Город щедро делился обносками, нужно было лишь знать, где искать. Но сколько времени займет поиск? Джемрокская охота никогда не шла быстро. Его сочтут сбежавшим с места преступления. Какую увертку ни избрать, везде в проигрыше. Девиз по жизни. — Кхм, — Кицураги смотрел вопрошающе: — у вас же есть одежда для подобной работы, детектив? Логика оказалась проста — Ким один, рубашек много, еще найдет. Ну и можно попытаться не запачкаться намертво. — Она на мне. С чего начнем? Во взгляде напарника мелькнуло удивление, но переспрашивать он не стал. Вместо этого почти незаметно склонил голову в кивке, скорее самому себе, нежели кому-то: «наконец-то к делу». — Вынем стекла… остатки стекол. Займемся вмятинами. Осмотрим колесо и двигатель. В конце вставим стекла и блок фары, — Кицураги задумчиво смотрел на бок «Купри». — Но моих инструментов на всех не хватит. Надеюсь, разрешат позаимствовать. Во фразе скрывался невысказанный вопрос: как относится механик к тому, что кто-то берет его инструменты? — Разрешат, куда же денутся. Это гараж участка, можем пользоваться всем, что здесь есть. De jure, он говорил чистую правду. De facto — лукавил. Да, по бумагам оборудование закупал участок, они все могли подкачать шины или подкрасить царапину на крыле, а потом выложить гаечными ключами три буквы на полу — послание для следующего, кому потребуется долить масло. К счастью — сожалению, — не вышло бы, потому что Лексей наводил порядок в гараже, а кто наводит порядок, тот его и устанавливает. Но не ждать же им, в самом деле, механика, чтобы получить разрешение и начать ремонт? Тот случай, когда проще извиниться, чем просить разрешения. Гарри по-хозяйски подошел к ближайшему металлическому стеллажу и покопался в ящике, доставая первый необходимый инструмент — отвертку. На дне того же ящика валялось несколько бесформенных комков — хлопчатобумажных перчаток, когда-то белых, с резиновыми пупырышками на ладонях. Одна пара пошла ему на руки, вторая — Киму. Напарник, явно вдохновленный примером, добыл со стеллажей глубокие поддоны-корыта. Мужчины зашли с разных сторон «Купри», приступили к избавлению мотокареты от остатков стекол. Ничего сложного в работе с ними не было. Стекла вставлены в резинку, резинка — в выемку двери. Чтобы их вынуть, достаточно было подковырнуть. Затем требовалось направить силу тяжести точно в поддон под ногами. Клыкастость у стекла была повышена, она ощущалась сквозь ткань перчаток. Оставшиеся в раме осколки держались на честном слове. Стекло хрустело в пальцах, сухо звякало о дно поддона, разбиваясь окончательно. Разговаривать было невозможно. Стучало и звенело как на ледоставе. Начинался рабочий день. В гараж заходили, приветствовали и разъезжались на мотокаретах коллеги. Не опоздали с выездом Уильямс и Фишер. Почти сразу за ними отправились Деметтри и Робертс, причем последний страшно удивился происходящему и начал расспрашивать, что произошло с несчастной «Купри», но Нерей тактично утянул его в мотокарету. Без лишних слов хлопнул дверью «Кинемы» Викмар, Жюдит нашла секунду, чтобы отблагодарить владельца. Было до боли непривычно слышать, как удаляется знакомый подвывающий звук мотора. Почти как в каком-нибудь ночном кошмаре. К моменту, когда вернулся Торсон, все осколки уже лежали в поддонах, колючие и блестящие, будто поздневесенний снег. Оставалось лишь выскрести застрявшие в резинках кусочки, да оттащить поддоны в противоположный угол мастерской, к воротам — оттуда механик развозил мусор туда, где за него платили хоть что-то. Собственно, этим Гарри и занимался, когда Мак вернулся — толкал уже второй поддон. Первый он кое-как дотянул, а на втором сердце колотилось, сигнализируя о перегрузке, в глазах темнело — оттого и не заметил подошедшего Торсона. — Эй, старичок, не напрягайся. Оставь мне, — с этими словами Мак хлопнул его по спине, и это стало последней каплей для взвывших коленей. — Ты где пропадал? — выдохнул Дюбуа, осев на пол перед сверкающей горой стекла. Оно выглядело обманчиво воздушным. — Оделся, за едой ходил, — и в подтверждение тому сержант был облачен в заляпанную робу, а на пол у поддона он поставил пакет. В том отчетливо различались выпуклости: жестянки с дешевым пивом, салфетки с пирожками. — А ты, смотрю, даже ремонтируешь на стиле, да? — одобрительный кивок в сторону особо яркого попугая на рубашке. — Ну, подвинься, покажу класс. Дюбуа встал и сделал пару шагов в сторону. Торсон с видимым удовольствием размял шею, повращал руками, схватился за поддон и, ухнув, в несколько размашистых шагов сдвинул поддон в самый угол. Обернулся, глубоко дыша, и широко ухмыльнулся. — Вот так это делается, старичок. Ответить было нечего. Торсон весь прямо-таки светился от самодовольной уверенности в своей физической форме, шествуя обратно. Он выудил одну из банок с пивом, чпокнул ключом, глотнул. Дюбуа поймал себя на том, что следит за сбежавшей по жестяному боку каплей конденсата. Торсон опустил банку, выдохнул и поймал взгляд. — На тебя не покупал. Но если будешь хорошим мальчиком, выдам курник. — Оставь себе, — буркнул Дюбуа. Курники ему было нельзя. А хотелось. — Еще один поддон в вашем распоряжении, сержант, — отозвался с другой стороны мотокареты Кицураги. Было в его голосе нечто подчеркнуто вежливое, но при этом настолько приказное, что Торсон поперхнулся на середине глотка и, откашливаясь, пихнул початую банку в руки Гарри. — Иду. Потная, прохладная банка с чужими слюнями на ободке — такую не показывают на рекламных щитах. Такую передают из рук в руки мальчишки за гаражами и выуживают из мусорок бездомные. Что угодно ради одного горького глотка. Всего один глоток, Мак даже не заметит. Он успеет. Сука этот Торсон с его необдуманными действиями. Дюбуа торопливо поставил банку на ближайшую горизонтальную поверхность до которой дотянулся, и сделал пару шагов прочь, подальше от соблазна. — Со стеклами закончили, — Ким обошел мотокарету еще раз, вглядываясь в опустевшие гнезда резиновых ободков. Искал и не нашел пропущенных осколков. — Их привезут после обеда, так что у нас есть время, чтобы заняться кузовом. Смутное подозрение коснулось мыслей Дюбуа. Но едва он открыл рот, чтобы его озвучить, как крикнул Торсон из-за мотокареты: — Да тут почти ничего нет! Это был третий поддон, который они достали специально для небольших осколков, практически тазик. За все время, пока Кицураги ковырял остатки стекол, в нем накопилось едва ли на килограмм. Но Ким повернул голову и молча уставился на недоумевающего сержанта поверх капота. — Сам не отнесешь, что ли? — попытался Торсон еще раз. — Вы же взялись «показывать класс», сержант, — ровно и уважительно прозвучало в ответ. — Прошу, на бис. Мак дернул плечом, буркнул что-то в духе «было бы с чем показывать», но за тазик все же взялся, явственно красуясь, одной рукой. Кицураги не стал смотреть. Он отвернулся, едва удостоверившись, что битое стекло уносят. — Вы хотели что-то спросить? — вместо этого спросил он у так и застывшего с приоткрытым ртом Дюбуа. Было в произошедшем нечто глубоко педагогическое. Так опытный учитель направляет хулиганскую активность в благое русло, при этом сами хулиганы едва ли замечают смену течения. — Хотел, — позволив себе пережить краткий миг восхищения, Гарри вернулся к мысли. — Когда ты успел заказать стекла? — Не я, Лексей. Он ушел незадолго до нас и вернется после обеда. Видимо, у него налажены связи с местными мастерскими. Нам бы стекла так быстро не выдали. Легчайшая интонация в голосе, слишком сложная для расшифровки. Зависть? Уважение? Неодобрение? Каждому оттенку была причина. Земская община, захватившая отрасль мотокаретного обслуживания, славилась поддержкой земляков и заметным недоверием, переходящим в ксенофобию к прочим нациям, даже самим ревашольцам. Соотчичу соберут весь кузов заново за пару суток работы без продыху, в то время как выходец из Метео будет ждать ремонта царапины на крыле неделю и недосчитается пары «ненужных» деталей, потому что зажал чаевые на обслуживание. Откуда информация? Ответ был очевиден: пока Викмар выпускал пар, Ким пообщался с сержантом и все выяснил. Значит, примерно до обеда у Дюбуа было время встроиться в процесс ремонта так глубоко, чтобы пришедший Лексей уже не смог бы его выгнать. Все присутствующие умели ремонтировать мотокареты, что было неизбежно для владельцев «Купри» — напильником их дорабатывали еще на конвейере. Следовательно, все знали, что делать дальше. Снять внутренние панели с помятых дверей, найти киянку, а лучше две, шпатлевку, металлический лист, сварочный аппарат, баллоны с газом… Шлифовка и покраска кузова растягивались на несколько дней, но этим Торсон милостиво согласился заняться сам. Было в физической работе нечто успокаивающее и одновременно раздражающее. Простые, монотонные, повторяющиеся движения — ты знаешь, что если повторить их тысячу раз в неком порядке, будет результат. Ударь по вмятине изнутри десять раз — и она выпрямится. А там ждет следующая вмятина. И еще одна. В отупляющем однообразии, которое так успокаивало тело, метался целый ворох мыслей, оказавшихся не при деле. Они здесь не требовались. Их коробило. Они пытались зацепиться за что-нибудь. Царапины на внутренней панели — Торсон постоянно шаркает ботинком, когда выходит из-за руля. Ему бы салон попросторнее. Болты со странным отливом, не заводские. Следы сварки на крыльях, металл дверей отличается по цвету. Пострадавшая и собранная из донорских запчастей? От чего пострадавшая? Память уклончиво молчала, а видимые детали не давали никаких зацепок. Вариантов была тьма, и все они подходили. Нужно было остаться с «Купри-40» наедине, чтобы разговорить ее, и мотокарета рассказала бы все. Конечно, после починки. Прямо сейчас мотокареты бы ему не сказала ни слова, не ухватила бы ни одного воспоминания — она все еще пребывала на операционном столе. В противовес беспокойным мыслям — методичные, аккуратные удары киянкой по вдавленной вмятине этой же самой двери. Металл послушно поддавался, восстанавливая форму. Время шло, металл гремел, шпатлевка ложилась на царапины. Солнечные пятна двигались по ойкумене, в свете ламп вздымалась до самого потолка гаражная пыль. Воздух насыщали запахи сырой шпатлевки, масла и пота. Становилось жарче. Торсон время от времени прикладывался к до сих пор возмутительно потной и прохладной на вид баночке пива. Им с Кицураги достался быстро потеплевший лимонад в пластике. Они управлялись быстрее, чем рассчитывал Гарри. И чем рассчитывал его напарник — время от времени он бросал взгляд на часы, выглядывающие из-под заляпанных шпатлевкой перчаток, и неизменно выглядел при этом довольным. А потом поправлял сползающие с носа очки и с двойным сосредоточением принимался водить шпателем по царапинам. Внешне казалось, что Кима не расстраивает возиться с мотокаретой в этом шуме и пыли, что ему это нравится. Гарри не мог этого понять — его однообразие физической работы вгоняло в тоску, — но ощутил, как сила гравитации, в которой выражалось бремя вины за втягивание напарника в свои проблемы, уменьшается. Дело шло к заделыванию пулевых отверстий в крыше. Ким о своих навыках сварки отозвался скептически, Торсон — с излишним энтузиазмом, а Гарри не помнил, умел ли варить. Однако баллоны выглядели смутно знакомыми, равно как и устройство сварочного аппарата. Условились, что пока остальные заканчивают с кузовом, он все подготовит. И все шло хорошо, пока Гарри, возившегося со шлангами для баллонов, кто-то не хлопнул по левому плечу. И не сжал пальцы, впиваясь ими прямо в синяки. Шланги сами выпали из рук. — Положи мои инструменты. Слова прозвучали словно сквозь вату, пробиваясь сквозь боль и легкую глухоту от недавнего грохота. Но даже так нельзя было ошибиться. — Здорово, Лексей! — воскликнул Гарри и стряхнул чужую руку. Он развернулся, словно военный корабль в прибрежных водах, готовясь к внезапному третьему раунду словесной войны и силясь изобразить, что лицо перекосило не болью, а приветственной ухмылкой. Плечо пульсировало. — Ты вовремя. Я как раз думал, какой здесь подойдет размер горелки, не подскажешь? Лексей Рубко, их механик, был коренастым, широкоплечим мужчиной. С ним было… сложно. Так же сложно, как зеркальным отражением. Гарри был уверен, что если сделать им одинаковую стрижку, одеть в одни и те же бесформенные рабочие комбинезоны, то коллеги отличат с трудом, и то, если начнут разговор — механик был сварлив. Он не общался ни с ветром, ни с городом, только с людьми, да и с теми неохотно. Когда-то они были приятелями. Их объединяла схожая боль — Лексея бросила жена. Ушла вместе с сыном к тому, у кого с возрастом не появилось залысин, зато появились деньги. С годами уходили и не возвращались друзья. Единственными, кто не оставлял механика, были его мотокареты, техника. Их он понимал все лучше и привязывался все сильнее. Этим они делились за бутылкой — только алкоголь мог разжать сведенные витальной судорогой челюсти. Без алкоголя Лексей был угрюм, замкнут и никому не друг. Поэтому и с Дюбуа, который теперь алкоголя избегал, они больше не общались. Не то чтобы Гарри по этому скучал, но ему было… жаль? Чувство не помещалось в одно слово. Словно его разлучили с названным братом. Окончательный клин в отношения вбила попытка Гарри воскресить «Купри-40», которую участок совместными усилиями вытащил из канала и собирался сдать на металлолом. Дюбуа уломал начальство дать пару дней — ну вдруг, — и лихорадочно пытался сделать хоть что-то. Лексей одолжил по старой памяти инструменты, но едва не потерял остатки волос, когда решил проверить, что делает детектив. — А, кто там? — крикнул Торсон, оборачиваясь от «Купри». Он вставлял на место внутренние панели. — Эгей, Лексей! Они тут помогать пришли. — Пусть помогает, но к моим инструментам не притрагивается, — прогудел Лексей. Неровная серебристая щетина на щеках подрагивала и подергивалась — он жевал табак.  — Хорошо, горелка твоя, — уступил Гарри. — Но гаечный ключ был бы кстати при работе с колесом… — Нет, — не меняя тона, процедил механик. — Всего лишь гаечный ключ! — всплеснул руками детектив. — Ну что с ним будет, взорвется он, что ли? — Ты творческая личность, Дюбуа, — от Лексея это прозвучало как ругательство. Он глянул в сторону, на замазанный бок «Купри-40» и наблюдающих за их общением двух мужчин — один расслабленно потягивал пиво из банки, второй протирал очки от брызг шпатлевки. — Справишься и без моего ключа. — С колесом? Как ты себе это пре… — С тем, чтобы взорвать всех нахрен. В прошлый раз тоже просил «всего лишь дистиллят». Было такое. Прочие ингредиенты Гарри раздобыл сам. Дело осталось за малым: ошибиться с кислотами, добавить какой-то вонючий порошок, который впарили как «волшебный усилитель» для аккумуляторных электролитов… Дистиллированную воду он купить просто забыл. Если бы не это, участие Лексея бы даже не потребовалось. Сдаться и уйти Гарри не мог. Это было делом чести. — Хочешь, чтобы я побыл зрителем, а потом подтер за вами пол? Валяй, могу. А мог бы взять инструмент и заняться работой под твоим, — Гарри сделал упор на этом слове, — присмотром и принести пользу. Не хочешь подпускать к сложной работе, так хорошо, мне известно, сколько в мотокарете гаек, и как долго их крутить… — Как же ты любишь трепаться, а! — рыкнул механик. Сплюнул. — Выдам я тебе ключ. Крышу сам заварю. Вы все отойдите и не мешайтесь. Дюбуа поднял руки и отступил прочь. Это была легкая победа. — Перерыв! — объявил он, обращаясь к Торсону и Кицураги. — Точно помощь не нужна? — громко спросил Мак. Его оглушило от боя по металлу. — Не нужна, — так же громко ответил механик. — Все вон отсюда! В итоге они осели за гаражом — там расположились крохотный клочок асфальта, зажатый между кирпичными стенами и бездонным небом, и длинная скамья. Когда-то здесь устроили курилку фабричные рабочие. Теперь же закуток редко кто посещал кроме механика. От него Гарри и узнал об этом месте — здесь в солнечные деньки они когда-то вдвоем заменяли содержимое бутылок на концентрированную тоску. — Держи, — покопавшись в пакете, Торсон выдал Киму сверток. — И ты держи. — Спасибо, я не хочу. — Ну и ладно, — пожал плечами сержант. — Мне больше достанется. И, развернув салфетку, довольно куснул пирог. Гарри лгал, нагло лгал. На самом деле он очень хотел курник. Глядя, как Торсон, с крошками на губах, жует пирог, почти сам ощутил этот вкус — мягкий, разваристый картофель, куриные прожилки, сладковатое, рассыпчатое тесто. Желудок тоскливо заныл. — Пойду, куплю себе что-нибудь. Торсон только кивнул, довольно щурясь над курником. Уже поворачиваясь, перехватил вопросительный взгляд Кима и прочитал его без каких-либо подсказок. Тут все было очевидно: «с тобой пройтись?» И Гарри с удовольствием ответил бы «да», если бы не усталость в позе напарника — тот почти незаметно сутулился и был молчаливее обычного, даже не озвучив вопрос вслух. Впереди ожидалось предостаточно возни с колесом и стеклами, чтобы поберечь его силы. — Ты отдыхай, я быстро. — Жа-жа, ижи, — невнятно ответил Мак, посчитавший, что обращаются к нему. Кицураги пожал плечами и куснул курник. Направляясь к ближайшему ларьку, Гарри понял, что тоже устал. Но пока несильно, а отдельные группы мышц даже просили еще нагрузки. Против этого активно выступала правая рука, на которую он старался скидывать утомительные задачи — вынимание стекол, перетаскивание тяжестей. Ее тайной политической программой было получить симметричные повреждения с левой, чтобы уравняться в нагрузке. Дюбуа обсудил бы с ней этот вопрос, но был слишком голоден для дискуссий, и ограничился наложением вето на такой бесстыжий саботаж. Но правая рука была не единственной, кто хотел бы сбежать от проблем. Покупая две миски с салатом — чуть ли не единственное, что было дозволено есть из всего ассортимента, — Гарри ощутил позыв погулять подольше и вернуться, когда все будет сделано. Ну или, ладно, не все, а хотя бы половина. Мысли мстили за вынужденное бездействие и кружили в голове, рождая одно оправдание сбежать за другим. Отыгрывались перед тем, как их снова заставят наблюдать за чем-то безыскусным и скучным, вроде ремонта мотокареты. А вокруг целый Ревашоль… «Разве не интересно, почему произошла поломка?» — спросил Дюбуа у себя. «Потому что это был ты?» — раздалось практически хором. «И это тоже, но что именно сломалось? Вот сейчас и выясним». Это и впрямь было интересно. В голове снова установилось хрупкое равновесие. Гарри зажал под мышкой миску с салатом, перемотанную в целлофан, и на ходу жевал из второй, орудуя пластиковой вилкой, извлеченной оттуда же. Капуста и морковь хрустели на зубах, а над урной в переулке, по которому он пробирался, висела рубашка. Дюбуа остановился. Повернулся. Это был ничем не примечательный переулок между двумя деревянными бараками — таких в Джемроке были сотни, — с протоптанной в пыли тропинкой, разрисованными досками и заваленной всклень урной, оказавшейся здесь еще до его рождения. Над урной висела на поломанной вешалке ничейная, новая на вид, безразмерная и, что самое главное, очень симпатичная рубашка. Золотистые нити поблескивали в плотной ткани цвета хаки. — Спасибо, Ревашоль, — прошептал Гарри, возведя глаза к ясному небу, едва видному в прогале меж крыш. Получилось не слишком внятно, и на «ш» изо рта отправился в поиск приключений кусочек капусты. Но это было неважно. Город услышал. Он слышал всех. Дюбуа огляделся, ища, куда бы поставить распечатанную миску с едой, но ничего не приметил. Так что осторожно примостил обе миски прямо на пыльную тропинку. Стал расстегивать бледно-желтые пуговицы из пластика под слоновую кость. Пуговицы выскальзывали легко, но их количество не поддавалось разумному объяснению. Они шли в два ряда! Возможно, поэтому владелец, болван и ленивая задница, отказался от такой красоты… Расстегнув пуговицы, Гарри обнаружил истинную причину, по которой избавились от рубашки. По всей спине, до этого скрытой от взгляда, располагался десяток небольших отверстий. Судя по форме, кто-то оттягивал кусочек ткани и без особой аккуратности отрезал его ножницами. Рубашка больше ни на что не годилась, из нее даже половая тряпка вышла бы так себе. Что это было, месть? Чтобы попортить такую симпатягу, должна иметься очень весомая причина. К примеру, несколько любовниц. Или кинутый бизнес-партнер. А может, брошенная любовница бизнес-партнер? В голове уже начала разворачиваться драматичная история — в ней фигурировали любовные перипетии и, с некоторой долей вероятности, преступления, — однако краем ладони Гарри нащупал что-то шуршащее в нагрудном кармане. Вынул оттуда чек прошлого дня из Фриттте на покупку молока, хлеба, прочей повседневной ерунды, на обратной стороне которого теснился убористый почерк. «Дочь порезала. Вставьте заплатку, будет как новая. Не носите на Буги-стрит, муж убьет, если увидит. Это была его любимая». В этих коротких фразах была вся она, безымянная хозяйка, разрывающаяся между любовью к семье — маленькой дочери, мужу, — и бережным отношением к вещам. Не смогла пересилить себя и выбросить красивую рубашку в мусорку, точно также, как не смогла вставить заплату и нанести внешним видом рубашки моральную травму мужу. Тот не чурался насилия и мог за такое поколотить. Семейное счастье было хрупким, и она сражалась за него как могла. Дюбуа с невольной нежностью провел большим пальцем по бисеринкам почерка — едва вдавлены в хрупкую бумагу, легкий нажим, — и убрал чек обратно в карман. Взять, не взять? Шил Гарри из рук вон плохо, его хватало в лучшем случае на штопанье носков. На портного денег не имелось. Однако имелся знакомый аж с двумя швейными машинками, набором инструментов для ремонта мотокареты, следственных инструментов — вопрос о том, как такого можно не любить, оставался сугубо риторическим. Он-то смог бы починить эту красоту. Он бы починил что угодно. Решившись, Гарри стянул рубашку с вешалки и свернул. Тонкая, шелковистая ткань уложилась в клубок размером с кулак, но оказалась свободолюбивой. Она норовила развернуться, высунуть рукав тут, воротничок там. Потратив немного времени, Дюбуа ее все же победил и уместил в карман штанов. Довольный собой, он развернулся к оставленной на тропинке еде, чтобы обнаружить, как над незапакованной миской жирует стайка воробьев, а запакованной интересуется клювастая ворона. Воробьи разлетелись серыми каплями от ноги, а ворона скакнула на расстояние шага и скосила черный глаз с любопытством и осуждением. Распакованную миску было уже не спасти — мало того, что ее поклевали, так туда уже протоптали дорожку муравьи. Гарри подхватил запакованную, еще целую. Ворона проводила человека, покидающего переулок, насмешливым взглядом, пока воробьи слетались обратно, яростно чирикая и гоняя друг друга. Из ситуации можно было бы извлечь целую пригоршню уроков вроде «за все приходится платить» или «не оставляй еду где попало», или «воробей человеку не товарищ», но самым главным уроком, по мнению Гарри, был «ешь, пока есть», и он спешно ему последовал. Во дворе участка пыхтел мазутной вонью грузовичок с открытым прицепом. Оттуда, из вертикальных металлических рам, таскала стекла пара земчан. Их происхождение легко опознавалось по резким, грубо звучащим фразам, которыми они перебрасывались с Лексеем, стоящим на выходе из гаража. Гарри завернул в участок — пусть он и припрятал рубашку в кармане, но там она могла подвергнуться пагубному воздействию гаража. Такое следовало перепрятать получше, к примеру, в стол. За столами никого не было. Из каморки связиста доносились негромкие, отрывистые фразы. Адрес на северо-востоке Джемрока. Проходя мимо, Дюбуа заглянул — Пидье сидел на редкость прямо, неподвижно, а отложенная в пепельницу сигара прогорела и потухла. Все говорило о том, что связиста лучше не отвлекать. Верхний ящик стола был забит всклень, и Гарри выдвинул средний. В глубине гулко громыхнуло, когда детектив запихнул рубашку. Что именно? Дюбуа и сам не мог сказать. Могли бутылочки с заспиртованными трехголовыми ящерицами, банка с девятимиллиметровыми гильзами, а еще такие звуки иногда издавал хрустальный гадальный шар, невесть когда и откуда взявшийся и перекатывающийся внутри ящика. Вариантов была масса, и Гарри решил не уточнять. В жизни должно оставаться место загадке. Время было самое что ни на есть обеденное, но кухня, куда он заглянул за водой, оказалась поразительно пуста. Никто не сидел и не хрустел перекусом, молчал холодный чайник, и даже привычной горы посуды в раковине не было. Развешанные по трубе у пола тряпки давно высохли. Эта картина умиротворяла и настораживала одновременно. Гарри поставил граненый стакан точно в центр раковины — «я был здесь!» — и отправился обратно в гараж. Грузовичка уже не было. Лексей придирчиво осматривал стекла, выставленные вдоль стен, ковырял ногтем их края и цедил сквозь зубы отрывистые фразы на земском. Ни Кицураги, ни Торсона в гараже не обреталось. На крыше «Купри» на месте пулевых отверстий красовалась металлическая заплатка. Витал, быстро улетучиваясь, особый сварочный запах — гроза, металл и электричество. Его уже перебивал стойкий запах жеванного табака. — А вот и ты, — механик, не оборачиваясь, сощурился на отражение в одном из стекол. — Чего встал? Зови остальных. Достали орать на ободворке. Орал, как стало ясно по приближении, Торсон. Он занимался любимым делом — травил байки. — Поднимаемся мы с Честером по лестнице, Джон с Ником за нами на стреме, — голос отражался от кирпичных стен. — Я думаю — ну все, «Торс», амба. У них пушек раз в десять больше, чем в участке, хули, сафрская контрабанда! Голос вдруг прервался. Приближаясь к источнику звука, Гарри уловил более тихий вопрос собеседника, но ничего не разобрал. — Нет, не было, у остальных еще какая-то жопа случилась, — нетерпеливо ответил Торсон. — Как всегда, короче. Но ты дальше слушай… Гарри завернул за угол. Кицураги с Торсоном все также сидели на скамье, а на асфальте перед ними мелкий мусор — палочки, обломки поликарбоната, — складывался неопознаваемую схему улицы. Мак размахивал скуренной до самого фильтра сигаретой и возбужденно вещал: — Я кричу «РГМ, никому не двигаться!» и вышибаю дверь… — Лучше не кричать, — выглядел Ким уже бодрее, чем час назад. Сидел ровно, да и сил у него хватало на то, чтобы вклиниваться в поток речи. Но Торсон только отмахнулся: — И знаешь, что я вижу? Сидящий вполоборота, он сразу заметил подходящего к ним мужчину и ткнул в его сторону пальцем. — Вот эту суку! Кицураги повернул голову. Взгляды скрестились на Дюбуа, и тот встал как вкопанный. Чего-чего, а оказаться в байке Торсона он не ожидал. Обычно тот нахваливал себя, а не коллег. — Преступнички пьяные, обкуренные, пузыри пускают, — торжественно продолжал Мак, — а этот стоит. Кое-как, с пузырем в руке, но стоит! И такой… Громила поднял руку с зажатыми в ладони грязными салфетками и провозгласил заплетающимся языком, явно пародируя: — Ребята-а, я внедрился-а! Кицураги прикрыл лицо тыльной стороной ладони. Взгляд его убежал в сторону схемы на асфальте, а от уголков глаз разбежались морщинки. — Мы ему — Текила, блядь, Сансет, неделю назад ты должен был! Не-де-лю! — продолжал Мак с трудом. Сложно говорить, когда давишься хохотом. — А он такой смотрит, как баран на новые ворота, и говорит — уже неделя прошла-а-а? Было странно слушать историю, в которой ты вроде бы участвовал, но совершенно этого не помнишь. Гарри не мог определиться, что ощущает: то ли злость, что Торсон выставляет его в таком свете, то ли гордость за профессионализм даже в недельном запое. Но до тех пор, пока плечи Кицураги подрагивали от сдерживаемого смеха, он был готов спустить с рук любую историю, выдуманную или нет. — Они там пробухали полвещдоков, конечно, тут на неделю выпадешь! После этого Жан и перестал его искать по подворотням, — подытожил Торсон. — То ли забухал, то ли снова внедряется — не разберешь. Один хрен приползет обратно и стрельнет сигаретку. Куда ж ты денешься, да, Гарри? — Никуда, Мак, — в тон ответил Дюбуа. — Никуда я не денусь. Давай, поползли чинить твою повозку. Там уже стекла привезли, а ты все сидишь. — Все сижу и тобой восхищаюсь, ага, — Торсон оттолкнулся от скамьи. — Ответственный ты наш. Дюбуа посторонился. Не удержался от недовольного взгляда вслед. Но Торсон не оглядывался на каких-то там лузеров. Он был слишком крут для этого. — Вашим коллегам всегда есть, что про вас рассказать, — поднявшийся на ноги Кицураги до сих пор улыбался. — Конечно. Я же суперзвезда и становлюсь историей везде, всегда и в любом состоянии. — Это точно, — если Торсон ухитрялся превратить все сказанное в насмешку, то Кицураги был его антиподом: сказанное обернулось из самоиронии в похвалу. И ради такого можно было простить Маку любые истории. В гараже Лексей закреплял цепи на подвеске «Купри», готовясь к работе с покалеченным колесом. — Ну-ка, что ты там наварил, — Торсон тянулся к крыше мотокареты. — Не трожь, — глухо рявкнул Лексей. — Тащи подставки! — Какие еще… Дрова эти? — В башке у тебя дрова! Это подставки! Кицураги не обращал внимания на перепалку. Он встал у стекол, деловито осматривая их. Встревать в ругань механика и таскать деревянные штуковины наподобие высоких физкультурных козлов, которые Лексей величал «подставками», Гарри не особо хотел — Торсон справится, ему в радость такие упражнения. Вместо этого детектив переместился поближе к Кицураги, делая вид, что тоже что-то рассматривает. — Нитролаковые? — с любопытством пробормотал Ким, проводя пальцами по краю стекла. Знакомое слово. Оно липло к пальцам и пахло едкой химией. Ассоциация почему-то вела к старым табуреткам. При чем здесь мотокаретные стекла? — Какие-какие? — Нитролаковые. Небьющиеся. Точно. Нитроцеллюлозный лак — средство доморощенных реставраторов для продления жизни старой мебели, оригинальный материал художников-авангардистов, а теперь еще и трепетно любимая странами Коалиции прослойка в стеклах. Она скрепляла их и не давала разлететься при ударе. Сам нитролак был недорог — спасибо дешевому самарийскому труду на хлопковых полях, — но аккуратное производство таких стекол без пузырей и брака влетало в копеечку, так что производители продолжали соревноваться в рецептах: каучук, прокаливание, циркониевые добавки. Тот редкий случай, когда Коалиция не могла договориться о едином стандарте. — Не думаю, — с сожалением опроверг Дюбуа. — Нам не дадут столько денег. — Ясно, — тон напарника ощутимо похолодел. Он сдерживал слова о том, что думает о таком отношении начальства участка к безопасности сотрудников. А еще молчал о статистике травм от осколков, уродующих людей и оставляющих их калеками на всю жизнь. Все они знали эту статистику, а в первую очередь начальство. Но последние «свободные» деньги ушли на бронежилеты, патроны и мазут. — А у пятьдесят седьмого достаточно денег на нитролаковые? — детектив пытался не делать из фразы обвинение, а лишь мягкое указание, что все они в одной и той же яме. Жили как могли. — Недостаточно, — согласился Кицураги. — Я доплачивал за их установку в «Кинему». Но не все могут такое позволить, особенно если на твоем дежурстве стекла бьются чаще, чем хотелось бы. Однако указать на это Гарри уже не успел, в разговор вмешалась высшая сила: — Эй, вы! Хватит трепаться, помогайте! Помощь и впрямь требовалась. Задачей было, ни много ни мало, приподнять тонну. При помощи цепей и рычагов, но все же. Лексей застопорил задние колеса, Торсон держался за рычаг. От Дюбуа и Кицураги требовалось сдвинуть под подвеску те самые деревянные подставки. Держа щетинящийся занозами брус, Гарри завороженно смотрел, как мотокарета перед ним медленно поднимается на дыбы, будто ошалевшая кобыла. Пыхтел Торсон, звякали цепи и удивленно гудела «Купри», не ожидавшая таких приключений. На днище, покрытом пылью и грязью, отчетливо выделялись вмятины от пуль — не пробило, металл толще, чем на крыше. — Сейчас! — гаркнул механик. Подвеска вздрогнула в последний раз и тяжело опустилась на выдвинутую под нее подставку. Деревяшка скрипнула, но выдержала. — Ох… — Мак дышал ртом и таращился на мотокарету. — Охренеть… тяжелая… Ты, Лексей… сам их так… дергаешь? — Должен быть электромотор, — подметил Кицураги. — В мастерских обычно… — Сломался, — огрызнулся Лексей. — Сгорел, когда я ЛАМ ковырял. Еще вопросы? Вопросов не было. Механик взял гаечный ключ и стал примеряться к свернутому колесу. Руки мелко подрагивали — типичный алкогольный тремор. Колесо ерзало под трясущимися пальцами, прокручивалось, и всячески мешало себя снять. А еще издавало недовольные звуки, словно больной зверь, которому ковыряют рану. Торсон, привалившись к стене, восстанавливал дыхание. Кицураги копался в чемоданчике с инструментами. Оценив ситуацию, Гарри подошел к Лексею и придержал колесо. Земчанин покосился в сторону неожиданного помощника. — Крепче держи, — сипло выдохнул он. Гайка шла на удивление легко — ее не потребовалось ни подмазывать, ни срезать. Походило на то, что ее уже снимали и не слишком хорошо закрутили обратно — эту версию озвучил Лексей себе под нос, только более цветисто. Механик раскрутил ключом одну из гаек и уронил на пол. Чертыхнулся, но поднимать не стал, переключился на следующую. — Возьмите лучше это, — окликнули со спины. — Не мешай. — Нет, Лексей, лучше возьми, — Гарри ощутил, как губы сами собой растягиваются в ухмылке. — А свою палку-копалку выброси. Такого укола Рубко не пропустил. Чтоб его ключ — не абы какой, а личную гордость, наполовину самодельный инструмент с фрактальным хватом, про который он хвастался, что изобрел раньше, чем тот оранийский выскочка с патентом, — да так называли… Обернувшись, он сдулся. Потому что пневмогайковерт, который протягивал Ким, решал. Эта детка была способна делать с гайками ровно то же самое, но в двадцать раз быстрее и без фрактальных ужимок. — Давай сам, — буркнул Лексей и отступил от колеса. Колесо отвалилось в руки Дюбуа быстрее, чем хотелось бы. Потому что любоваться тем, как сноровисто и без лишних движений пневмогайковерт, — зачеркнуто, правка: Кицураги, — зачеркнуто еще раз, правка: оба, инструмент и его хозяин, — снимают гайки с помятого колеса, он мог бы долго. Под колесом находилась замысловатая конструкция, притворявшаяся обычной стальной балкой с парой лишних выступов — поворотный кулак. Сам кулак выглядел целым — еще бы, эта часть мотокареты была одной из самых прочных, — но изнутри, когда Гарри снимал колесо, посыпался песок, которому там было не место. — Колесо в порядке, — объявил Лексей. — Пара спиц поломана, шина ни к черту, но это терпит. В глубине поворотного кулака находилась ступица — гладкий металлический диск с уходящим вглубь кулака цилиндром. В нем и крылась причина поломки. Тут все было очевидно, как со сложенным в чемодан трупом — технически все на месте, но нежизнеспособно. Только ощутив движение воздуха рядом, Дюбуа понял, что уткнулся носом в ступицу, перегородив обзор. Он сделал пару шагов назад. — Все плохо, — объявил детектив. Но Кицураги не верил ему. И глазам своим тоже не верил. Он провел рукой по диску ступицы и слегка, всего лишь слегка потянул ее на себя. Будь все в порядке, это бы ни к чему не привело. Деталь ходовой части должна была сидеть в креплениях надежнее, чем пистолет в кобуре, крепче, чем младенец в материнских руках. Но вместо этого она по-хрустальному жалобно хрустнула и осталась у Кима в ладони, будто ищущий ласки щенок. От ступичного подшипника, обретавшегося в глубине кулака, осталось ржавое месиво. Оттуда выпала и покатилась прочь пара металлических шариков. — Пиздец, — ахнул Торсон из-за спины. — Ты как вообще доехал? — Твоими молитвами, — вяло отбился Дюбуа. Желудок завис в невесомости — неприятной, полной невысказанных вариантов произошедшего. В мотокарете не было ненужных деталей. Все детали варьировались от «важных» до «сломалось — сдохни». Увесистый диск на ладони Кицураги и то, что когда-то было подшипником, относились к последним. Благодаря им мотокарета выполняла основную функцию — двигала колесами. Как колеса не раскатились во все стороны после вчерашних маневров, если все ступицы в таком состоянии, объяснялось лишь чудом. — Чего там у вас, — Лексей бесцеремонно раздвинул сгрудившихся у почившей ступицы Торсона и Дюбуа — опять, опять за левое плечо, сколько можно! Больно же! — Ремонту не подлежит, — произнес Кицураги недрогнувшим голосом. Его самообладанию можно было позавидовать. — У вас есть запасные подшипники? И я бы осмотрел другие колеса. Лексей хватал ртом воздух. Его лицо на глазах наливалось свекольно-бордовым. Дюбуа ощутил тревогу. Не хватало еще откачивать механика. Торсон, на удивление, тревогу тоже ощутил, но другого характера. Он вжал голову в плечи и приобрел виноватый вид. А потом Лексей взорвался. Брызжа коричневой слюной, он окатил Торсона потоком яростных ругательств на всех ревашольских языках. За витиеватыми, достойными сынов Ильдемарата изящными оборотами, и за грубейшим портовым матом было суть одно — больше никаких экстренных ремонтов за пределами участка. Никаких дешевых, за полцены донорских частей. И уж тем более никаких мескийских мастерских, где чинят чем угодно, но не руками. А копов просто обожают и обязательно делают лучший на свете ремонт. — Да, я… Хорошо, понял… Не буду! — порывался вставить слово-другое Мак, но это больше походило на тушение пожара на нефтеперерабатывающем заводе из пульверизатора. С бензином. Выговор от Жана, произошедший несколькими часами ранее, ни в какое сравнение не шел с этим беснованием. Механика можно было понять. Он был тем, кто чинил все мотокареты. Что-то сломалось в критичный момент, сотрудники ранены или погибли? Он в ответе. Он тот, кто не уследил за появлением гнилых деталей и подверг опасности экипаж. Помимо того, Рубко трепетно относился к механическому стаду в подчинении и издевательства над ним от мескийских болванов не терпел. Кицураги отступил от поля боя. Гарри последовал его примеру. Они отошли к противоположному переднему колесу, пока Лексей растирал горе-мотокаретовладельца в порошок. — Удивительно, что «Купри» не развалилась по дороге, — Ким не мог оторвать взгляда от расслаивающегося в руках подшипника. — Это настоящий… саботаж. — Мак вставит им по самое не балуйся. — Надеюсь, это отучит его от… — фраза не была закончена, но продолжение как раз звучало от механика в расширенной версии. Отпустив мысль, напарник взялся за следующую. — Гарри. — Да? — насторожился детектив. Вот прямо так, по имени, в паре метров от коллег? Один из которых срывает голос, а второй глуховат после вынимания стекол, но все же. — В следующий раз садись в «Кинему». Сказано это было совершенно серьезно, но мужчину пробрало на смех. Конечно, так он и сделает в следующий раз, когда настанет час грохнуть мотокарету — выберет «Купри Кинему». — А если не сяду? Свяжешь и посадишь? Бровь — та самая, — дернулась. Кажется, Ким думал пустить ее в ход, но раздумал. Вместо этого он посмотрел. И во взгляде отчетливо читалось: «Нарываетесь». Дюбуа отступил на шаг. Шутка повернулась не тем боком, а еще в гараже вдруг стало до подозрительного душно. — Давай еще колесо снимем? — быстро предложил детектив. — Давайте, — спустя небольшую паузу отозвался Ким, а то опасное, что блеснуло за стеклами очков, отступило и затаилось. Оно все еще было где-то там, и дразнить его явно не следовало. Хотя до смерти хотелось. Со ступицей со стороны пассажирского сидения все было так же грустно — Мак их все менял в одной и той же мастерской единоразово. Разница была лишь в том, что остальные подшипники не размесило от нагрузки как тот, что был за водительским колесом, принявшим основной удар. Они просто проржавели насквозь и готовились скончаться от первого удара. Конечно, обычная мотокарета и не должна была эксплуатироваться в условиях экстремальной нагрузки — прыжки через каналы, перевороты набок и прочие элементы воздушного пилотажа, — но РГМ никогда не обещала сотрудникам безопасной работы. А значит, мотокарета должна быть готова ко всему. К счастью, запасные подшипники у Лексея имелись. Охрипнув и иссякнув в доводах, он принялся копаться в ящиках. Мак, кажется, поседел бы, имейся у него на голове хоть волосок. Однако Гарри хорошо знал «Торса». С него такие нагоняи сходили как с гуся вода. Походит под впечатлением неделю, может, две, а потом снова примется за старое — крик криком, а у мескийцев и впрямь дешевле. Замена подшипников не была чем-то сложным. Требовалось снять и разобрать еще больше деталей, чистя и подмазывая в процессе. Солнечные лучи ползли дальше по цепям, которые спускали «Купри» обратно на передние колеса, а затем поднимали задние. На особо упрямых скрученных болтах звенела лексеева шлифовальная машинка. Стойко, оглушающе воняло маслом. Механик тщательно осмотрел ходовую. Над одним из участков рамы с чуть заметной вмятиной Лексей стоял почти минуту, ощупывал и постукивал ключом, но потом махнул рукой и что-то буркнул. Судя по его молчанию, ничто больше не требовало сиюминутной замены или починки. Потом они возились с установлением развала — угла колес. Мак попытался сказать что-то в пользу отрицательного, — у гонщиков он был популярен, — но Лексей заткнул его нечленораздельным рыком. Выставлять угол, подкручивая и ослабляя болты по указаниям механика, было не самым интересным занятием, скорее утомительным. Гарри заикнулся о необходимости диагностики двигателя — что-то же постукивало на обратной дороге, — но Лексей обрубил: — Все в порядке. Это ходовая. Они устали. Торсон после двух подъемов мотокареты и выволочки был никакой, всю браваду как рукой сняло. Мешки под глазами Лексея отвисли сильнее, веки набрякли, дышал механик хрипло и тяжело. Кицураги был еще немногословнее, чем обычно, под глазами залегли тени. Да и себя Гарри ловил на том, что экономит силы и порывается присесть, когда выдается возможность. Повязки ослабли и нехорошо ерзали, но не было времени их перетянуть. Левое плечо постреливало от движений. Пиво, лимонад давно закончились, осталась только водопроводная вода с привкусом ржави. «Купри» все еще стояла без фары, левого зеркала и с пустыми прогалами окон. Перед тем, как работать со стеклом, следовало отмыть хотя бы руки. На руках, лице, одежде сами собой возникли пятна масла и грязные разводы. Гарри, как ни старался, все равно запачкал рукава и воротник. Попугаи на рубашке были этим крайне недовольны. Ремонт подходил к концу вместе с днем.