***
Протекция Эмиля не понадобилась: Йоханнес без труда ворвался в основу. Результаты «звездного» командного спринта на чемпионате мира ни тренеры, ни федерация не оценили, но все безоговорочно отметили Клэбо, выведшего команду в лидеры. Так молодой норвежец с легкостью получил место в сборной, доверие тренеров, уважение товарищей по команде и любовь болельщиков. Йоханнес был счастлив: все, о чем он мечтал, сбывалось, да еще так быстро! Омрачало успех одно — Эмилю было несладко. После чемпионата лыжнику досталось от всех, но больше всего - от болельщиков. И, если норвежцы, раскритиковав его недальновидность и комичное поведение на трассе, примирились с бронзой, то русские не успокоились, продолжив атаковать социальные сети. Иверсен, привыкший к всеобщему обожанию, к травле оказался не готов. Йоханнес надеялся, что к новому сезону зависимый от чужого мнения Эмиль успокоится и возьмет себя в руки, но этого не случилось. Нет, он по-прежнему был высокомерным и заносчивым, критиковал соперников и взрывал СМИ провокационными высказываниями, но на трассе вел себя тише воды ниже травы — его словно и не было на лыжне, он растворился в серой массе, стал призраком. Как и Сергей Устюгов. Россиянин также увяз в психологической яме и, даже яркая победа в скиатлоне на чемпионате мира, не взбодрила его. Сергей неплохо бегал, частенько бывал в призах, но не блистал. Исчезли азарт, прыть и удаль, трасса под ним не кипела, а снег не плавился как в былые времена. В глазах ни искорки, ни огонька, одна бескрайняя ледяная пустыня. Заклятые соперники перестали существовать друг для друга, и болельщики, скучающие по отчаянной борьбе до последних метров дистанции, гадали, что случилось с двумя лучшими лыжниками мира. Сладкий вкус победы и горечь поражения стали неважными и непринципиальными. И Сергей, и Эмиль держали дистанцию даже в контактных гонках, избегали финишных разборок, не вставали в одну лыжню и игнорировали друг друга даже на пьедестале. Соперничество, два года назад взорвавшее лыжные гонки, сошло на нет, вместе с мотивацией и результатами двух лучших спортсменов. Комментаторы горевали, ряды болельщиков редели, а популярность и так маленького вида спорта падала. И это в олимпийский сезон! — Лыжам срочно нужна свежая кровь, — пестрели заголовки спортивных журналов. — Кто же станет новым Иверсеном и новым Устюговым?***
Пока Иверсен и Устюгов переживали кризис, Йоханнес штамповал одну победу за другой. В спринтах соперников не было, но время от времени борьбу навязывали итальянец Федерико Пеллегрино и россияне — Глеб Ретивых и Александр Большунов. Последний — чаще и активнее всех. Клэбо не удивился, увидев Сашу в основе: для дистанционщика он неплохо выступил в командном спринте. «Возможно, даже очень неплохо», — твердил внутренний голос, но норвежец не особо к нему прислушивался. Йоханнеса удивляло другое — скорость, с которой Саша прибавлял. Он уже без труда выигрывал полуфинальные забеги, задавливая спринтеров дистанционной скоростью, уверенно проходил спуски и в два раза активнее работал на подъемах. Никто за столь короткий период — одно межсезонье — не достигал такого прогресса. — Как думаешь, он на допинге? — как-то спросил Йоханнес у Эмиля. — Ты еще сомневаешься? — после неудачного забега Иверсен был не особо разговорчив. — Забей, он тебе не соперник. — Надеюсь, ты прав. Они не разговаривали, но иногда здоровались и приветствовали друг друга кивком головы или рукопожатием. Йоханнес был исключением из правил, и тактика Большунова «идти первым» проваливалась раз за разом. Пока он тратил силы, норвежец отсиживался у него за спиной; на последнем спуске - накатывал, на последнем подъеме — вприпрыжку убегал. Как ни старался Саша, поддержать частоту он не мог. На финишной прямой в Давосе Клэбо впервые оглянулся: следом за итальянцем катил расстроенный третьим местом Большунов. Йоханнеса такое неприкрытое недовольство развеселило. Остальные соперники смирились с тем, что он лучший, и довольствовались местами со второго по третье, и только этот парень не желал признавать очевидное и не собирался отступать. С улыбкой подъехав к запыхавшемуся россиянину, Клэбо попытался поймать его взгляд. Саша смотрел себе под ноги, упрямо делая вид, что он здесь один, и чужая, заслонившая солнце тень нисколько ему не мешает. — Очень неплохо, Александр, — сказал Йоханнес, протягивая руку. — Но тебе нужно больше стараться, если хочешь меня обогнать. Саша понял не все, но общий смысл уловил. Английский учить не хотелось, а вот понимать, что говорит соперник, - очень даже, поэтому по вечерам он просил Аню, прекрасно владеющую языком, с ним заниматься. Руку он все же пожал. Прощупав бешено бьющийся на запястье пульс, Йоханнес ухмыльнулся: сердце так бьется из-за него, из-за желания победить.***
Саша знал, что на Олимпиаду его не возьмут, и дело не в том, что он все еще проигрывал Йоханнесу спринты. Сильных лыжников, которые будут бороться за медали, хватало и без него, а вот путевок на главный старт было всего четыре. Для кого-то это последний шанс блеснуть, для кого-то — звездный час, возможность, показать все, на что способен, а для кого-то, как для него, — бесценный опыт. Но шанса ему, в отличие от того же Клэбо, никто не даст. — Сань, ну ты же умный парень, все понимаешь, — сказал Бородавко, когда Большунов поставил вопрос ребром. — Ты пока еще никому неизвестный дебютант, тебе рано. А тут люди все-таки с опытом… — Это нечестно. По результатам сезона — я лучший. — Знаю, но это не твоя Олимпиада. Твоя будет следующая. Его Олимпиада будет только через четыре года, в 2022. Ему будет целых двадцать пять, а это уже экватор карьеры. Сейчас он на пике, и кто знает, будет ли его форма лучше спустя энное количество лет. — Потом будет поздно, — буркнул Саша в ответ. Юрий Викторович ничего не ответил, и Большунов понял, что спорить бесполезно. Раз с Олимпиадой не вышло, он решил сосредоточиться на Кубке Мира и вскоре думать забыл про Игры, но за две недели до главного старта лыжный мир взбудоражила очередная сенсация: российских спортсменов отстранили от участия из-за допингового скандала в Сочи. В черный список попал и Сергей Устюгов. После вечерней тренировки Юрий Викторович отпустил всех, кроме Саши и двух его ровесников — Дениса Спицова и Леши Червоткина. — Не буду тянуть быка за рога, перейду сразу к делу. Вы слышали последние новости? — вчерашние юниоры кивнули. — Елена Валерьевна дала распоряжение выставить второй состав, так что поздравляю. Вы едете на Олимпиаду. Парни ошарашенно переглянулись. — А как же Серега? — спросил Саша. — Он же ни в чем не виноват. Почему его отстранили? — Не знаю. Не могу ничего сказать. — Но ведь можно же что-то сделать… Снисходительно посмотрев на подопечного, Бородавко ответил: — МОК принял решение, мы ничем не можем помочь Устюгову. Да, это трагедия, но нам нужно думать о том, как достойно представить страну на Играх. Времени на подготовку в обрез, тренировочный план я скорректировал, с завтрашнего дня приступаем. На сегодня свободны. От шока Денис и Леша проглотили языки, поэтому Саша кивнул за троих. В отель он вернулся в космическом состоянии. С одной стороны, хотелось прыгать от радости — он едет, ему дали шанс, а с другой — выть от несправедливости — Серега-то отстранен ни за что! Устюгов нашелся в номере: лежал на кровати, пялясь в потолок. Услышав шаги, Сергей повернул голову, скользнул по Саше равнодушным взглядом и отвернулся. Саша присел на край постели, открыл рот, чтобы что-то сказать, но промолчал. Он не знал, какие слова нужны. Все эти «я тебя понимаю», «не кисни», «ты сильный, ты справишься» прозвучали бы сейчас фальшиво и издевательски. Нельзя говорить такое человеку, у которого несколько часов назад отняли мечту об олимпийском золоте. Сказать «мы за тебя горой», «справедливость восторжествует»? Тоже ерунда. Они выступают за Россию, и этим все сказано. Федерация подаст три, четыре протеста — их все равно отклонят, и спортсмены останутся ни с чем. Большунов еще долго подбирал бы слова, но Устюгов облегчил другу задачу и заговорил первым. — Бойся желаний своих, Санек, — сказал он хриплым голосом. — Ты хотел на Олимпиаду, и она твоя. Не парься, я буду в норме. Я ведь говорил тебе — нужно забывать плохие дни. Сегодня просто плохой день, чертовски хреновый, и я хочу, чтобы он быстрее закончился. — Как ты? — Хуево. Пустота, разочарование, бессилие. Забавно, да? Я должен беситься, психовать, кричать в интервью о несправедливости, но этого нет… Как будто я всегда знал, что так и получится. — Это нечестно. Сергей уселся на постели и, сгорбившись, уперся ладонями в колени. — Сань, это спорт — в нем нет ничего честного. Я думал, прошлый командник тебя кое-чему научил… Меньше всего сейчас Саше хотелось копаться в событиях годовалой давности. — Не хочу его вспоминать, - отмахнулся он. — Согласен, дерьмо вышло, - сказал Сергей и похлопал сникшего друга по плечу. - Да не убивайся, ты так, ей-Богу! Я не маленький мальчик, переживу. — А как же взять реванш у Иверсена за прошлый год? Устюгов расхохотался. — Какой Иверсен? Ты видел его результаты в этом сезоне? Он едет на Олимпиаду, потому что у Норвегии максимальная квота. Чуваку повезло. — Почему он… — Почему он так плох? Ты это хочешь спросить? А почему я так плох, знаешь? Саша пожал плечами и неуверенно ответил: — Ты набирал форму к Олимпиаде. — Не-а, не угадал. Я бы и рад сказать, что это так, да только это будет вранье. Я смысла не вижу в том, что делаю. Раньше у меня была цель — обогнать Пяточка на финише. Я пахал как проклятый - не получалось, психовал, но не сдавался. В команднике я его уделал. Все, поставлена точка. Была цель — нет цели. Понимаешь? — Понимаю. Но всегда можно поставить новую цель. — Да. Золото Олимпиады. Но не срослось. Значит, не судьба. — Ты слишком легко сдаешься, - скривился Саша. - Мне этого не понять. Сергей откинулся на подушку и, заложив руки за голову, ответил: — Нет, я проще ко всему отношусь. Где-то убудет, где-то прибудет. А насчет Иверсена… у него личностный кризис. Пятачку хочется соревноваться, а не с кем. Мне он больше не интересен. Он, кстати, высказался о моем отстранении. Сейчас прочту тебе эти дифирамбы. Устюгов полез в телефон и с выражением зачитал кусок интервью. — «Мне жаль, что Сергей Устюгов не примет участия в Олимпиаде. Это большая потеря для лыжных гонок. Он — великолепный соперник и один из главных претендентов на золото в командном спринте. Если бы он участвовал, я бы его опередил, и победа была бы более значимой». Ну, как тебе? — Лицемерно, — сказал Саша. — И я о том же. Когда уже Клэбо прозреет на его счет? Умный парень, а тут как ослеп. Обсуждать чужую личную жизнь, тем более такую, Большунов не хотел, поэтому ловко перевел тему. — Ты бы обыграл Йоханнеса в спринте, если бы поехал? Сергей покачал головой. — Не уверен. Ему осталось полшага до звания «Лучший спринтер планеты». Он фаворит на Олимпиаде. Из-за него многие останутся без медалей, но только не ты. — Откуда ты знаешь? — Потому что ты его главный соперник, просто он об этом пока не знает.***
Йоханнес прижался к Эмилю и, устроив подбородок у него на груди, вслушивался в стук сердца. Иверсен на него не смотрел, копаясь в телефоне, и Клэбо это порядком надоело. — Что читаешь? — спросил Йоханнес, скользя губами по горячей коже любовника. — Интервью, - ответил он. - Зацени, какую речь я толкнул про Устюгова. Иверсен с упоением читал, не замечая, как меняется лицо Клэбо. Когда он закончил, Йоханнес высвободился из объятий и воскликнул: — Зачем ты это сделал? — А что не так? По-моему, я очень красиво сказал — великолепный соперник, главный претендент на золото… Пусть он и дальше так думает. Больше будет думать, больше будет страдать. Йоханнес пнул любовника под одеялом. Мало того, что после секса с ним Эмиль продолжает думать о сопернике, так он еще и не понимает, какую гадость сотворил. — Ты что совсем идиот?! Как ты только до этого додумался?! Его на Олимпиаду не пустили, а он, между прочим, чист. Это трагедия, а ты, вместо того, чтобы поддержать, издеваешься. — Да где здесь хоть намек на издевательства? - растерялся Иверсен. Он снова не предугадал вспышку Клэбо. — Все знают, что вы не общаетесь. Ты руку ему не пожимаешь, в глаза не смотришь, а интервью даешь! — Ну, и плевать, делаю, что хочу! — Иверсен тоже завелся не на шутку. — Где доказательства, что он чист? Все русские обманщики. Ты сам недавно намекал на Большунова… Разве тебе не кажутся странными его успехи? В том году он в полуфинал спринта не попадал, а в этом — уже Пеллегрино разделывает. Таких совпадений не бывает. — Я засомневался, потому что прогресс слишком уж быстрый, - ответил Йоханнес уже более спокойно. - Я могу ошибаться. О Большунове я ничего не знаю, но Устюгов бегает много лет, и он ни разу не дал повода в себе усомниться. Думай, что хочешь, но мне правда жаль, что его не будет на Играх. Йоханнес, угомонишись, откинулся на спину, и Эмиль, нависнув над ним, прошептал: — Детка, ну, не дуйся. — Я не дуюсь, - сказал Клэбо. - Просто думай в следующий раз, что говоришь. — Ты же знаешь, что рядом с тобой мне нечем думать. Эмиль укусил его в шею, и Йоханнес привычно зашипел от боли. Любовник до сих пор не научился сдерживаться, действуя быстро и небрежно, заменяя человеческие прикосновения животной хваткой. Клэбо не пытался переделать Иверсена. С Эмилем он кончал, но неудовлетворенность оставалась, и в глубине души хотелось по-другому. — Устюгов не едет, Ретивых тоже, с кем я буду соревноваться? — пожаловался Клэбо, чуть заметно морщась от грубых, немного болезненных толчков. — Как это с кем? Со мной, — Эмиль сжал его шею и ускорился. — Я и вся сборная Норвегии к твоим услугам.