***
Йоханнеса трясло. До крови закусив нижнюю губу, он приказал себе успокоиться. В конце концов все шло по плану — он ожидаемо в финале, рядом Голберг и ни одного по-настоящему сильного соперника. Откуда такой мандраж? Неужели он переживает, что этот русский, единственный, кто выдержал его атаку в гору, заберет золото? — Александр Большунов, — напомнил он себе. — Так его зовут. Их объявили в последний раз. Болельщики завизжали, когда он махнул розовыми перчатками, до хруста сжимающими такого же цвета палки, и улыбнулся. Он еще не выиграл, но они уже заочно отдали ему победу. Йоханнес чемпионским взглядом окинул ревущий стадион, полыхающие под чернильным Корейским небом фонари, мелкий влажный снег… Он никому не отдавал спринты на Кубке Мира, но сейчас боялся, что проиграет, липкий страх душил, не давая сосредоточиться, стало жарко, а затем бросило в озноб. Дали команду, раздался выстрел, и они понеслись. Большунов предсказуемо задал высокий темп, за ним усидели двое — Клэбо и Пеллегрино. Йоханнес настиг соперника на середине подъема и ускорился, ожидая, что тот отстанет. Но Саша не отстал. Они бежали плечом к плечу так же, как год назад. Ощущение дежавю витало в воздухе, но в этот раз было куда интереснее. Русский дышал тяжело, но не задыхался, и, хотя частота движений была невысока, он держался. Стадион бешено пульсировал, взрывался от восторга, но Йоханнес видел только соперника и лыжню впереди. Адреналин ударил в голову и разогнал кровь, он был почти пьяным от неконтролируемого выброса эндорфинов, словно испытал лучший в жизни оргазм. Он хотел победить его до белых пятен перед глазами. Он никогда не хотел кого-то так сильно... победить. На середине подъема Большунов отстал, и на вершину Клэбо выскочил единоличным лидером. Он мчался к финишу, боясь, что Саша сделает невозможное и отыграет эти несколько секунд преимущества. Перед финишной чертой он вскинул руки вверх и обернулся. Россиянин отчаянно сражался с Пеллегрино за серебро. Зрелище было настолько захватывающее, что Йоханнес даже забыл о выигранном секунду назад олимпийском золоте. Спортсмены одновременно выбросили правую ногу вперед. Большунов проиграл по фотофинишу 0,02 секунды, но Клэбо был готов встать перед ним на колени — он сделал что-то за гранью человеческих возможностей. Йоханнеса шатало от счастья. Будь здесь Эмиль, он непременно облапал бы его на глазах десятков тысяч людей, приводя в чувство, но любовника здесь не было (он покинул стадион после вылета в полуфинале) и некому было удержать его от необдуманного шага. Клэбо нашел глазами соперника. Саша не расстроен, он счастлив, он выиграл олимпийскую бронзу в двадцать один год и все еще не принял реальность, которую заслужил упорным трудом. Кажется, его тоже слегка шатало. Зеленые глаза встретились с синими, и россиянин с норвежцем бесконтрольно потянулись друг к другу. Расстояние между соперниками таяло, а вместе с ним смывался и весь остальной мир. Далеко-далеко остался Пхенчхан с его огнями, неистовствующий стадион, финишировавший четвертым Голберг, которого ждала новая стрижка… Мир сжался до двух людей, горящими глазами изучающими друг друга. Они смотрели и не могли насмотреться. Йоханнес впервые увидел своего соперника, а Саша — заново открыл его для себя. Клэбо не выдержал первым: быстро шагнул вперед и двумя руками обнял Большунова. Саша ответил тем же, привлекая парня ближе к себе. — Поздравляю, — они сказали это одновременно и одинаково улыбнулись друг другу в плечо. Йоханнес провел руками по широкой спине, прижался щекой к щеке соперника и замер. Снег все падал и падал, а они так и стояли, обнявшись. Норвежец зажмурился, пытаясь прочувствовать все до конца. Мелкие хлопья кружили над головой, и Йоханнес всем сердцем желал навсегда остаться в этом мгновении.***
Йоханнеса прижали к двери, едва он переступил порог номера. Он хотел что-то сказать, но не успел — Иверсен заткнул его грубым поцелуем. — Эмиль, подожди, — попросил парень, задыхаясь. — Стой. Да остановись же! Клэбо жадно хватал ртом воздух, а Иверсену как будто и вовсе не нужно было дышать. Он ничего не слышал, кусая шею и до боли сжимая запястья, припечатанные к двери. — Давай сходим куда-нибудь и нормально отметим… Я хочу тебе сказать… Его опять заткнули, до крови прикусив нижнюю губу. — Потом скажешь, — прошептал Эмиль в полубредовом состоянии. — Ужин для чемпиона завтра, а десерт — сейчас. Йоханнес уже не сопротивлялся. Боль вперемешку с обидой и разочарованием отключили волю, а вместе с ней и чувство собственного достоинства. Он спешил в отель, чтобы рассказать о победе любимому человеку, но Эмилю, похоже, неинтересно. Он даже не хочет погулять или поужинать, как делают все нормальные пары. На задворках сознания Клэбо понял, что его даже не поздравили с победой. Иверсен уже стаскивал с него одежду и, продолжая сжимать запястья, тащил к кровати. Эмиль и раньше был груб и бесцеремонен, но никогда не переходил черту. Йоханнес старался не думать, что все это тянет на откровенное насилие, он отчаянно хотел возбудиться, но от боли, усталости и банального отвращения к происходящему не мог. Иверсен швырнул его на кровать лицом вниз и навалился сверху. Йоханнес пытался расслабиться, переключиться на что-то другое, но не получалось. Когда руки Эмиля коснулись обнаженной спины и заключили в кольцо так, что стало трудно дышать, в голове парня что-то щелкнуло. Он вспомнил другие руки, неловко, бережно и аккуратно скользившие по гладкой ткани комбинезона. Клэбо со стоном прогнулся в пояснице, почувствовав дикий прилив крови там, где сейчас было нужнее всего. Иверсен схватил его за волосы, вырвав несколько прядей, но Йоханнес даже не вскрикнул. Он зажмурился, концентрируясь на том, что в голове. Эмиль размашисто толкнулся в него, но Клэбо думал совсем не о любовнике. Он думал о снеге, кружившем под фонарями, черничного цвета небе, чужих прохладных руках на спине и зеленых глазах соперника. Он представил, как эти чистые, необыкновенно яркие, как весенняя трава, глаза смотрят на него полным восхищения взглядом, и мир взорвался. — Мой золотой мальчик, — раздался над ухом Йоханнеса грязный шепот и еще какие-то пошлости. — Я люблю тебя. Хлопья снега исчезли. Клэбо удивленно распахнул глаза и понял, что пялится на потолок номера, а на него похотливым взглядом пялится Иверсен. Эмиль коротко поцеловал его в плечо и виновато произнес: — Прости, что не говорил раньше. Я хотел сказать это, когда ты станешь олимпийским чемпионом. Парень молчал, переваривая услышанное. Наверно, если бы у него остались силы после оргазма, он бы горько усмехнулся. Так вот в чем дело. Просто Йоханнеса любить нельзя, а Йоханнеса — олимпийского чемпиона — можно. Эмиль аккуратно взял его руки в свои, осмотрел. Кожа на запястьях покраснела и чуть припухла. — Прости, — он поцеловал каждый след. — Очень больно было? — Нет, — соврал Клэбо, у которого сил сердиться уже не осталось. — Что на тебя нашло? — Не знаю. Прости. Я вылетел в полуфинале, жутко взбесился, потом узнал, что ты победил и… взбесился еще сильнее, потому что свалил и не увидел твоего триумфа собственными глазами. — Ясно, — Йоханнес кое-как перевернулся на бок. У него все болело, и вообще он чувствовал себя и морально, и физически изнасилованным. — Ты как? Там ничего не болит? — с преувеличенной заботой поинтересовался Эмиль и коснулся его ягодиц. — Давай я посмотрю. — Все нормально, - ответил Клэбо, убирая его руки. - Не надо. — Ну, как все прошло? Большунов опять психовал из-за проигрыша? Где ты его обошел, в начале горы? А Пеллегрино как его достал? Черт, Голбергу же теперь придется сбривать шевелюру! Йоханнес выслушал всю эту чушь и спокойно ответил: — Эмиль, давай завтра поговорим. — Аа, ну ладно. Завтра так завтра. Спокойной ночи, любимый. Иверсен отстал, повернулся на другой бок и через пять минут захрапел. Йоханнес кое-как поднялся на ноги, дотащился до ванной и включил воду, смывая засохшую кровь. Он просидел час под душем, ломая голову над тем, как в таком состоянии бежать с Сундбю командник. Радость от олимпийского золота оказалась недолгой. Его почти изнасиловал любимый человек, но хуже всего, что он сам впервые в жизни его не хотел и кончил не от прикосновений и даже не от признания в любви. Он кончил, думая о снеге, чужих руках и глазах.