***
Йоханнес окликнул его у раздевалки. Сокомандники еще не финишировали, норвежские тренеры занимались самобичеванием после провального выступления команды, а журналисты гуськом бегали за Нисканеном, выпрашивая интервью. Саша окинул соперника слегка удивленным взглядом, но все же остановился. Глаза были не на мокром месте, но близко к этому. - Поздравляю, - сказал Йоханнес. - Серебро в такой борьбе - это круто. Большунов усмехнулся, покачал головой, и Клэбо понял, какую глупость сморозил. Если бы он проиграл спринт Пеллегрино, Саша ни за что на свете не поздравил бы его с таким серебром. - Это не выигранное серебро, а проигранное золото. Большунов ушел в раздевалку, давая понять, что разговор окончен. Йоханнес последовал за ним, молясь всем Олимпийскии богам, чтобы только что финишировавший Сундбю не увидел их вместе. - Я болел за тебя. Саша обернулся, слегка обалдев от наглости норвежца. Хорошо, хоть дверь догадался закрыть! Стараясь не обращать внимание на Йоханнеса, он снял комбинезон и быстренько переоделся в штаны и свободную куртку. Складывая вещи в сумку, Большунов пропустил момент, когда норвежец подошел вплотную. - Я хотел, чтобы ты победил. - Прекрати. Клэбо был не в себе, нес кощунственный бред, и больше всего на свете Большунов хотел, чтобы он заткнулся и ушел. У него и так голова шла кругом от их соперничества. - Почему? Ты же хотел, чтобы я победил в команднике. Иначе зачем сбросил темп на последнем круге? Саша что-то сердито пробурчал по-русски и, бросив сумку на пол, уселся на лавку. - Сундбю так сказал? Клэбо кивнул. - Ты был не в порядке, - ответил Саша. - С чего ты взял? - Это очевидно. Йоханнес видел, что соперник намеренно избегает ответа на вопрос, и не был уверен, что ему понравится ответ. Если Большунов по ходу гонки сделал вывод, что он не в порядке, страшно даже представить, что он подумал, если видел засосы на шее. - Я тебя об этом не просил. Саша снова что-то сказал по-русски, вытащил телефон из сумки, набрал что-то в переводчике, а затем ответил: - А меня и не нужно просить. Я посчитал, что так будет правильно. Ничего личного. Будь на твоем месте другой лыжник, я бы поступил точно также. Мир не крутится вокруг тебя, Йоханнес. Вроде бы логичные слова подняли в душе Клэбо цунами. А он-то, дурак, думал, что их соперничество - нечто особенное, а он сам - некий ориентир, цель, мишень, в которую русскому никак не удается попасть. Как же он ошибся! Оказывается, он для Большунова как все и тот от него нисколько не зависит. Обиженный до глубины души норвежец отстранился и насмешливо сказал: - Будь я в порядке, ты бы не отыграл на горе ни секунды. Ты никогда не выиграешь у меня ни одну гору и ни один финиш в честной борьбе. Никогда. Йоханнес выскочил из раздевалки, хлопнув дверью. Он был в таком бешенстве, что едва не сбил с ног идущих навстречу Червоткина и Спицова, которые проводили его недоуменными взглядами. После разговора с Большуновым внутри все кипело от ярости и неизвестно откуда взявшегося возбуждения. Норвежцу казалось, что его сейчас просто-напросто разорвет от напряжения, если он в срочном порядке его не снимет. Увидев идущего на расслабоне Эмиля, Клэбо выдернул его из толпы норвежцев за рукав комбинезона. - О, вот ты где! - Иверсен опять провалился, но, судя по всему, несильно переживал из-за десятого места и четырех минут отставания. - Ну, как гонка? По мне, так дерьмо. Одна радость: Нисканен сделал Болле. - Ничего не хочу слышать об этом русском. Заткнись и пошли! Он втолкнул ошарашенного любовника в фургон норвежской сервис-бригады, запер дверь и, смахнув лежащие на столе новенькие пары лыж, с вызовом на него посмотрел. - Ты что творишь? - обессиленный после марафона Эмиль не сразу сообразил на что ему так тонко намекнули. Йоханнес схватил его за шею и впился в губы с такой страстью, что Иверсен, охнув, отступил. Впервые в жизни он не был готов к такому развитию событий. - А если кто-то увидит... - после почти недельного воздержания Эмиль возбудился мгновенно, но еще пытался воззвать к благоразумию то ли Клэбо, то ли себя. - Давай хотя бы не здесь. Йоханнес не слушал и еще меньше соображал. В таком состоянии Эмиль видел его впервые. - Здесь, - настаивал Клэбо. - Хочу тебя. Пожалуйста. Эмиль усмехнулся. Он обожал, когда любовник его просит, а еще лучше - умоляет. - В таком случае будь потише. Наплевав на остатки разума, Иверсен усадил Йоханнеса на стол, дразняще коснулся колена и провел ладонями по внешней стороне бедер, сжимая и удивляясь, какие они горячие. Клэбо заерзал на столе. - Сделай... так... снова. Эмиль поцеловал его в шею и все повторил, но Йоханнес стараний не оценил. - Нет, по-другому... Переложив ладони Эмиля на внутреннюю сторону, он медленно провел ими вверх, а затем вниз. Иверсен пошире развёл его бедра, открывая больше пространства для прикосновений, а затем повторил движения. - Так? Йоханнес застонал, откинув голову назад. Такая реакция озадачила Эмиля, и он остановился. - Да... Еще, пожалуйста, там же, - запросил Клэбо, привлекая любовника ближе к себе. Эмиль касался снова и снова, но Йоханнесу было мало. Как только он убирал руки, парень возвращал их на бедра и дрожащими губами просил, просил, просил. Иверсен слушал бессвязный шепот с нескрываемым удовольствием. В постели Йоханнес был зажатым и тихим, а тут его как будто прорвало, и от возбуждения звенела Вселенная. - Я кончу, если ты не прекратишь так стонать, - прошептал Эмиль, останавливаясь. Он знал, что внутренняя сторона бедер - вторая, после шеи эрогенная зона Йоханнеса, но никогда не ласкал ее, потому что от поглаживаний парень мгновенно кончал и не хотел продолжения. Клэбо нужны были прикосновения только там, и этот нестерпимый зуд бесил Иверсена так сильно, что во время секса он до синяков сжимал кожу, чтобы оргазм не настиг любовника раньше него. Йоханнес уставился на него беспомощным, полным мольбы взглядом. Почувствовав, как сквозь слои одежды пульсирует теплая кожа, опьяненный властью Иверсен сказал: - Попроси получше. - Пожалуйста, Эмиль, - теряя остатки гордости, Клэбо покрывал лицо и шею любовника беспорядочными поцелуями. - Ну, пожалуйста... Йоханнес призывно развел бедра, откровенно предлагая себя, и посмотрел таким соблазнительным взглядом, что у Иверсена сорвало крышу, и он толкнул парня на спину, прижимая к столу и удерживая за плечи. Поморщившись от боли в затылке и лопатках, Йоханнес потерся щекой о прохладную поверхность, окинул затуманенным взглядом валяющиеся на полу лыжи и, сняв руки любовника с плеч, провел ими по всему телу и оставил на бедрах, бесстыдно раздвинув их ещё шире. Эмиль сдался, до треска сжимая ткань и возобновляя ласки. Клэбо стонал от удовольствия, а Иверсен, наблюдая за ним, медленно сходил с ума. Они все еще были одеты и никуда не продвинулись. Йоханнес был дико возбужден, но все контролировал и не давал ни раздеть себя, ни взять. Это убивало. Эмиль провел ладонями по всей поверхности бедер, сильно сжал их и большим пальцем принялся рисовать круги на внутренней стороне. - Тебе хорошо? Йоханнес, не открывая глаз, выгнулся на столе. - Да...да. На новое прикосновение последовала такая бурная реакция, что Иверсен остановился. - Ты в порядке? Йоханнес распахнул глаза, посмотрел сквозь него, рывком сел и почему-то на английском полувыдохнул-полупростонал: - Мне так хорошо с тобой. Эмиль обомлел. Клэбо никогда не говорил ему таких слов. Это было сказано искренне, страстно, но как будто в пустоту. Словно Йоханнес не сдержался, в чем-то признавшись самому себе. Иверсен накрыл его руки своими, проведя большими пальцами по запястьям. Йоханнес застонал на грани оргазма, и Эмиль зажал ему рот. Он никогда не видел, чтобы так реагировали на прикосновения через одежду. Йоханнес был совершенно невменяем. Пытаясь коснуться тела, Клэбо почти разорвал на нем комбинезон, и Эмиль несколько охладел. - Йоханнес, - позвал он любовника. - Посмотри на меня. Клэбо громко стонал, и Эмиль опасался, что с той стороны фургона собралась толпа журналистов, которым личная жизнь самого молодого олимпийского чемпиона будет куда интереснее, чем интервью с победителем марафона. Парень поднял глаза, и Эмиль обомлел. Черная страсть затопила обычно ясные голубые глаза. "Он как будто вообще не здесь. Не соображает, что делает". До него дошло, что парень так возбудился не от его прикосновений, он уже был возбужден. "Мир не крутится вокруг тебя, Йоханнес". Клэбо укусил любовника за шею, пытаясь заглушить в голове ненавистные слова. Иверсен за действиями любовника не поспевал и, наплевав на все, наслаждался долгожданной инициативой. Такой Йоханнес - дикий, развратный, трясущийся от возбуждения и готовый на все - нравился ему куда больше. Был бы он таким всегда... Йоханнес спрыгнул со стола и, прижав любовника к стене, опустился перед ним на колени. - Вау! - только и смог выдавить Эмиль. - Это марафоны на тебя так действуют? Боюсь представить, что меня ждет, когда ты начнешь их выигрывать. - Заткнись и получай удовольствие, - ответил Клэбо, спуская комбинезон вниз. - Как скажешь, любимый, - Эмиль запустил пальцы в светлые волосы, направляя. Его тоже утомили эти бесконечные разговоры.***
На церемонии награждения они трижды поднялись вместе на пьедестал. Норвежец каждый раз стоял на ступеньку выше, слушая гимн, и Саша, против воли, вспомнил злые, брошенные несколько часов назад слова. Он не обиделся на Йоханнеса, но слегка разочаровался в нем. Первая в жизни Олимпиада по-настоящему их сблизила, и, хотя Сашин английский оставлял желать лучшего, они понимали друг друга без слов, на языке соперничества. Подучи он язык, они смогли бы общаться и тренироваться вместе. Саша этого хотел. Ему казалось, Йоханнес тоже. Но он ошибся - норвежец дал понять, что они не соперники, они не равны и никогда не будут. Смотря на задумчивого Клэбо снизу вверх, Большунов в глубине души с ним согласился. Йоханнес лучший. Он тоже неплох, но не бриллиант, не гений, не Олимпийский чемпион. Их попросили встать рядом, чтобы сделать несколько снимков. Большунов неохотно забрался на верхнюю ступеньку, а Клэбо нехотя подвинулся. Саша не знал, как встать, а Йоханнес - куда деть руки. Неловкость была очевидна, красивый кадр не выходил, и фотографы качали головами. Они оба устали. От бесконечных интервью, толп поклонников, внезапно свалившейся популярности, но больше всего - друг от друга. Бело-сине-красная куртка норвежца мазолила глаза, до боли напоминая цвета российского флага. Саша осознал, что, будь триколор не под запретом, он бы все равно его не увидел из-за этого гения спринта. Огромная золотая медаль на шее Йоханнеса - негласное тому подтверждение. Должно быть, Большунов слишком долго разглядывал чужую награду, и Клэбо, заметив пристальный взгляд, вопросительно посмотрел. Саша решил, что лучшая защита - это нападение. - Можно посмотреть? Йоханнес смущённо улыбнулся и быстро кивнул. Сейчас он был не похож на того Клэбо, который, бросив оскорбление, гордо ушел. Большунов протянул руку и ухватился за краешек медали - она была тяжелой и холодной - такой же, как его, но в разы ценнее. Держась с двух сторон за одну медаль, словно она была их общей, они посмотрели друг на друга и засмеялись. Раздались щелчки. Фотографы, получив, наконец, что хотели, оставили их в покое. Смех оборвался, им снова стало неловко. Поспешно спрыгнув с пьедестала, россиянин и норвежец разошлись как в море корабли.