Здесь всегда идет снег

      Он вернулся спустя три недели и выиграл — легко, играючи, дразняще. Разгромил всех в спринте и захватил лидерство в Тур де Ски, став фаворитом. Саша, финишировавший шестым, впервые в жизни не расстроился из-за проигрыша. Он был рад видеть Йоханнеса прежним.       Конец ноября-начало декабря выдались не самыми простыми. Клэбо болтался как тряпка в конце пелотона и умирал на каждом подъеме. Саше больно было видеть норвежца таким. Он привык, что соперник неуязвим, неуловим, а в спринте — почти непобедим. Но кризисы, как оказалось, случаются и у сильнейших.       Большунов сам был не в лучшей форме и должен был радоваться неудачам соперника, но ничего, кроме жалости и понимания, Саша не чувствовал, ну разве что… Нечто, сидевшее глубоко внутри. То, что он скрывал от всех, то, что царапало стенки души и норовило вырваться наружу, когда он видел Йоханнеса или просто думал о нем.       А думал он чаще, чем хотел. Наблюдая, как Иверсен подъехал к победителю с поздравлениями, Большунов отметил легкий дискомфорт. Он бы не назвал это ревностью, все-таки ревнуют тех, кого любят, а он Йоханнеса совсем не… Дискомфорт стал ощутимее, когда Эмиль обнял любовника не за плечи, как соперника, а за талию — так по-собственнически, так откровенно и горячо. Дискомфорт стал почти болезненным, когда Клэбо на глазах всего мира позволил рукам спуститься на поясницу. Саша старался не представлять, что Йоханнес позволяет Иверсену, когда они остаются наедине. Некстати вспомнился командник на Олимпиаде, и ответ пришел сам собой — все. Перед глазами возникла отвратительная картинка, и захотелось промыть желудок. Наглые руки сползли еще ниже, и Клэбо остановил любовника с легкой улыбкой. Большунов скривился. Для кого этот цирк? Он все равно не оценит, а остальные давно привыкли, что лучший лыжник мира встречается с клоуном и показушником. Иверсен опустился перед Йоханнесом на корточки, снимая лыжи, касаясь стройных икр и почти целуя колени. Это было уже слишком. Саша закончил с мазохизмом и отвел взгляд. Почему нельзя заниматься этим за закрытыми дверями? Что за удовольствие выставлять напоказ отношения? Казалось бы, совсем недавно Йоханнес тянулся губами к его губам, касался спины, шеи, плеч и ни за что на свете не хотел отпускать, а сейчас не видит никого, кроме Иверсена, готового вылизать его с ног до головы прямо здесь. Парень вздохнул. Наверное, он никогда не поймет Клэбо, но никогда не перестанет его уважать — как соперника и как человека.       Сняв лыжи, Саша бросил прощальный взгляд на Йоханнеса. Он бы давно подошел, если бы норвежец был один. Словно услышав его мысли, Клэбо поднял голову. В глазах соперника Большунов увидел сомнение, норвежец явно боролся с самим собой. Часть души, которая говорила ему не быть глупцом и держать дистанцию, проиграла, и он сказал что-то Иверсену. Эмиль отошел, и взгляд Йоханнеса стал мучительно красноречив. Это было почти приглашение. Помня о словах Устюгова, Большунов избегал соперника, но, глядя в эти умоляющие глаза, не смог отказать. В конце концов, один разговор хуже не сделает.       — С возвращением. Тебя не хватало.       Йоханнес улыбнулся как-то особенно ярко, по-голливудски, в синих глазах заплясали озорные искорки.       — Некому было проигрывать?       Большунов усмехнулся. На Клэбо было нереально обижаться. Он всегда подкалывал без злобы — как равного себе.       — Без тебя было скучно.       — Даже так?       — Даже так.       Они засмеялись. Саша с неохотой признал, что ему хорошо с Йоханнесом. Настолько хорошо, что даже Серега с Аней отходят на второй план. Он его понимал, ловил каждое его слово, угадывал мысли. От того, что человек, о котором он почти ничего не знает, настолько ему подходит, становилось жутко. Лыжный мир, словно издеваясь, нарочно нашёл ему такого соперника.       — Приходи ко мне на день рождения. Послезавтра, тридцать первого, — сказал Саша.       Сказал и задумался, как это выглядит. На день рождения приглашают самых близких, а норвежец ему — кто? Честно говоря, он и сам не знал. Лыжные гонки — самая важная часть его жизни, а Йоханнес — его главный соперник. Кому, как не ему, встать в один ряд с лучшим другом и любимой девушкой.       Клэбо нервно оглянулся по сторонам и тихо ответил.       — Я бы с радостью, но не думаю, что это удобно… Первого января гонка, к тому же Эмиль… Ему не понравится, если я пойду один.       — А ты всегда делаешь то, что он хочет? — Саша не сумел скрыть раздражения, но, заметив, как потемнели глаза Йоханнеса, поспешил исправиться. — Прости, не мое дело. Раз так, я вас обоих приглашаю.       — Спасибо, но ты ведь позвал Устюгова?       — Он мой лучший друг. Было бы странно его не пригласить.       — Тогда это будет вдвойне неудобно.       Клэбо выразительно посмотрел на Сашу. Он оказался догадлив и все понял без объяснений.       — Я поговорю с Серегой.       — И все равно я не уверен, что Эмиль согласится…       Йоханнеса тошнило от собственного притворства. Он хотел пойти больше всего на свете и не мог прямо об этом сказать. Придумывал все новые и новые отмазки, хотя Саша только и делал, что уступал и шел навстречу. Захотелось плюнуть на гонку, на Эмиля с Устюговым, на предупреждения Сундбю и собственные загоны и просто сказать «да». Вероятно, это их единственный шанс побыть кем-то, кроме соперников. На следующий день Тур де Ски продолжится, и им снова придется делить лыжню друг с другом.       — Я в любом случае тебя… вас жду. Я хочу, чтобы ты пришел.       Последнюю фразу Саша произнес таким тоном, что по телу Йоханнеса пробежал табун мурашек. Ну, и как тут держать дистанцию, когда соперник только и делает, что провоцирует? Наслаждаясь ощущениями, он пропустил момент, когда Большунов ушел, а перед ним материализовался недовольный Иверсен, которого он спровадил к журналистам. Мурашки как ветром сдуло.       — Что он хотел?       — Ничего.       — Нет, я хочу знать, — настаивал Эмиль. — О чем вы говорили?       Клэбо рассержанно выдохнул. Иверсен все время контролировал, с кем, о чем и как долго он разговаривает.       — Он пригласил нас на день рождения. Я сказал, что мы не придем.       — А Устюгов там будет?       — А что тебе до него? — Йоханнес надеялся, что вопрос прозвучал как можно менее заинтересованно.       Эмиль не ответил, небрежно бросив:       — Давай сходим.       — Ты серьезно?       — Отказываться от халявной вечеринки из-за Лося — верх идиотизма. Пошли. Я уж как-нибудь его потерплю.       Йоханнес кивнул. К счастью для него, Эмиль не умел считывать ощущения — каждая клеточка его души ликовала.

***

      Новость о приглашенных на вечеринку норвежцах Аня восприняла прохладно.       — Саш, а ты уверен?       — В смысле?       — Серега, Леха и Ден — без вопросов, они друзья. С Пеллегрино тоже все понятно. У вас хорошие отношения, его девушка — моя подруга. Но Клэбо?       — Он мой главный соперник.       — Вот именно. Сопернику не место на дне рождения. К тому же он мне совсем не нравится.       — Почему?       — Не знаю. Ты сам не свой, когда проигрываешь ему. Грызешь себя, переживаешь. Иногда мне кажется, что ты выходишь на гонку, чтобы соревноваться только с ним.       — Ну, что за глупости?       — Со стороны выглядит именно так. Я знаю, что ты максималист. Ты всегда болезненно переживаешь поражения, но поражения от него — как-то особенно… эмоционально что ли.       Саша выслушал весь этот психологический монолог с каменным лицом. Его достало, что все видят в его отношении к Йоханнесу какой-то скрытый смысл.       — Ань, я не вижу проблемы. У нас хорошие отношения вне трассы, мы ровесники и нам есть, о чем поговорить. Я действительно выделяю Клэбо на лыжне, но только потому, что все еще уступаю ему в некоторых аспектах. Как только ликвидирую слабые места, он станет для меня как все.       — Допустим. А Иверсена ты за компанию позвал?       — Без него Йоханнес не придет.       — Ясно. А твой Клэбо в курсе, что ставить условия — некрасиво? Это не его день рождения.       — Ну, не начинай.       — Мне просто интересно, что ты скажешь Сереге…       Этот вопрос мучал и самого Большунова не один час. Он нахмурился и не очень внятно пробубнил:       — Не знаю. Еще не говорил с ним.       — Здорово. Просто здорово.       К Устюгову Саша забежал после ужина. Узнав обновленный список гостей, Сергей покрыл его трехэтажным матом.       — Да ты с дуба рухнул! — орал он на весь номер. — Я его рожу видеть не могу, а ты хочешь, чтобы я с ним за один стол сел! Ты вообще как себе это представляешь?       Поняв, что дело — труба, Саша пустил в ход хитрость.       — Серега, да мы не будем сидеть. Я заказал еду и напитки. Будет аля-фуршет.       — И слышать не желаю! Мой ответ — нет. Сорян, Саня, но даже ради тебя не смогу.       Большунов приуныл. Он, конечно, знал, что друг будет не в восторге, но и такого категоричного отказа не ожидал. И как теперь выкручиваться…       — Ты мне одно скажи, — не унимался Сергей. — Ты чем думал, когда его звал? У него язык без костей. Он тебе всю днюху испортит.       — Йоханнес с ним поговорит.       — «Йоханнес с ним поговорит», — передразнил Устюгов. — Ты походу не уяснил, что это за человек. Единственный авторитет для него — это он сам. Не будет он никого слушать. И базар свой гнилой фильтровать не будет. Помяни моё слово, — заметив ехидную улыбку друга, Сергей взбесился еще больше. — Ты че лыбишься, я не понял?       — Прости, Серега, но твоя оценка не совсем объективная, — ответил Саша, изо всех сил стараясь не ржать. — Сам знаешь, почему.       Устюгов фыркнул, ни капли не смутившись.       — Мы с ним трахались вечность назад. Больно мне нужен этот утырок.       — Так докажи это. Сядь с ним за один стол.       — Ты же сказал, не придется сидеть?       — Я соврал. Как мне тебя уговорить?       Сергей поколебался с минуту, но, в конце концов, пофигизм одержал верх.       — Хрен с вами, приду. Но, если этот клоун хоть слово вякнет в мою сторону, держите меня семеро. Как бы до мордобоя не дошло…       — Не дойдет.       — Ага, вы что ли с Клэбо нас растащите? И вообще, Саня. Я не думал, что ты так легкомысленно отнесешься к моему совету.       Настала очередь Большунова крыть друга трехэтажным матом.       — Да блять, Серега! Мне уже несмешно. Сначала Аня, теперь ты… Ви видите то, чего нет, ясно? Твоему совету скоро год. Как видишь, за это время ничего не случилось.       — Ну-ну. Восемь месяцев ты его не видел, месяц не пересекался с ним на лыжне, а в оставшееся время я только и слышал от тебя «Йоханнес, Йоханнес, Йоханнес». Скажешь, не так?       — Так. Ну, и что с того?       — Саня, Саня, — Устюгов покачал головой, видимо, осознав, что случай безнадежный. — Тебе пора прозреть и увидеть очевидное.

***

      День рождения Большунова закончился на первом тосте от лучшего друга.       — За тебя! — сказал Устюгов. — Желаю достичь всех поставленных целей в жизни и на лыжне. Тебе повезло с соперником. Я рад, что сегодня Йоханнес здесь и у вас прекрасные отношения. Некоторые не такие счастливчики…       Молчавший весь вечер Иверсен издал короткий смешок и поднял бокал со словами:       — Присоединяюсь. За Йоханнеса, сильнейшего лыжника планеты!       Клэбо пребольно ткнул любовника локтем и на норвежском прошептал:       — Прекрати. Это мерзко.       — Пока сильнейшего, — усмехнулся Устюгов и отправил в рот креветку. — То ли еще будет…       — Серега, хватит, — одернул Большунов друга. — Не провоцируй его.       Но было поздно. Эмиль, прожевав салат, налил себе еще вина, выпил залпом и ответил:       — При всем уважении к Александру против Йоханнеса у него нет шансов. Особенно на финише.       — Закрой рот! — Клэбо второй раз ткнул любовника локтем и для верности пнул под столом. Иверсен не реагировал, сверля взглядом Устюгова.       Сергей вытер усы салфеткой и тоже налил себе вина.       — Шансов нет, если ему сломают палку… К счастью для всех, Йоханнес слишком честный для таких грязных приемчиков…       На мгновение улыбка исчезла с лица Эмиля, во взгляде промелькнуло что-то похожее на разочарование. В следующую секунду замешательство сменилось привычной дурашливостью, глаза обдали Сергея нетлеющим огнем прошлого, а губы исказились в маниакальной ухмылке.       — Только слабаки не умеют проигрывать и ищут злой умысел там, где его нет. К счастью для всех, Александр не из таких.       В номере резко стало нечем дышать. Денис с Лешей непонимающе переглянулись, Пеллегрино как можно тише прожевал салат и принялся разглядывать пустую тарелку. Аня что-то шепнула имениннику, но Саша ее не услышал. Он смотрел на Йоханнеса, готового провалиться сквозь землю.       Скрипнул стул, Устюгов поднялся, пыхтя от бешенства. Глядя на друга, Большунов подумал, что не зря болельщики прозвали его Лосем. Сейчас он, разъяренный и жаждущий мести, готовился к прыжку. Не чуя опасности, довольный Иверсен не спеша потягивал вино.       — Пойдем выйдем, — бросил ему Сергей.       — Ну, надо же… — Эмиль оперся локтем на стол и приблизился к чужому суровому лицу. — Столько лет прошло, а способ решения проблем все тот же. Так и не научился проигрывать мне. Прямо, как тогда, пять лет назад в Квебеке…       Издевательский тон вкупе с наглым взглядом победителя окончательно вывели Сергея из себя. В голове что-то щелкнуло, и Лось прыгнул:       — Прости, Саня, но мое терпение лопнуло!       Он выбил из рук ухмыляющегося Эмиля бокал, облив вином шутника и сидевшего рядом с ним Клэбо. Стекло разбилось, на скатерти и одежде расплылись кровавые пятна.       — Спешу откланяться, — он ушел, хлопнув дверью.       Гости молчали. Иверсен как ни в чем ни бывало улыбнулся, стряхнул винные капли с одежды и со словами:       — Ну, что ж. День рождения удался, — вышел вслед за Сергеем.        Всем сразу стало неловко и неуютно. Пеллегрино, извинившись, выскользнул из-за стола, за ним потянулись Спицов с Червоткиным. Денис еще раз поздравил Большунова с днем рождения и дружески хлопнул по плечу, мол, держись. Аня испепеляющим взглядом смотрела на Йоханнеса, ожидая, когда он уйдет, но норвежец сидел не шевелясь.       — Я отойду ненадолго, — громко сказала она и уже тише, по-русски добавила, обращаясь к Саше: — Когда я вернусь, его здесь быть не должно.       Дверь захлопнулась. Большунов с Клэбо остались наедине.       — Йоханнес, — осторожно позвал он норвежца. — Тебе нужно переодеться.       Клэбо сидел опустив голову и закрыв лицо руками. Ему было настолько стыдно, что он не мог смотреть Саше в глаза.       — Прости, — наконец сказал он, поднимая голову. — Он такой кретин, у меня слов нет. Все испортил. Не нужно было нам приходить. Я пойду. Еще раз извини за испорченный праздник.       Йоханнес поднялся, осмотрел заляпанную вином толстовку и, пока чистил ее салфетками, пропустил момент, когда Большунов подошел к нему.       — Оставь, — сказал он, забирая из рук норвежца клочки бумаги. — Иди в ванную, я принесу что-нибудь из своего.       Они опять были слишком близко друг к другу, и мысли сами собой стали неправильными. Почувствовав растущий в груди жар, Клэбо сделал шаг назад, увеличивая расстояние. Он должен бороться с этим.       — Не нужно. Я пойду.       — Не глупи, — Большунов снова приблизился, заставляя Йоханнеса пятиться назад. — Тебе не за что извиняться, ничего страшного не произошло. Я рад, что ты пришел.       Норвежец слышал соперника через слово. Он уже забыл отвратительный спектакль, который устроил Эмиль, думая лишь о том, как сдержаться, не совершить ошибку, не разрушить последние границы между ними. Саша сделал еще шаг, Йоханнес отступил, уперся спиной в стену и часто задышал. Он боялся, что свалится от нахлынувшего возбуждения прямо тут, в коридоре.       — Ты идешь в ванную? — шепотом спросил Большунов.       До Саши только сейчас дошло, в какое двусмысленное положение они попали. Вдвоем, в полутемном коридоре. Он, уговаривающий норвежца раздеться, и Йоханнес, прижимающийся к стене и смотрящий на него таким странным взглядом… Он уже видел этот взгляд в Фалуне. Тогда вокруг были люди, и он остановил норвежца. Сейчас все иначе. Они здесь одни, совсем одни. Никто не помешает и не остановит.       — Да, — выдохнул Йоханнес с каким-то чувственным придыханием.       Ванная теперь действительно была ему нужна. Внутри все трещало от неконтролируемого желания. Он не знал, сколько еще сможет держать себя в руках, поэтому призывал на помощь все, что помогало — наставления Сундбю, воспоминания о когда-то прекрасных отношениях с Эмилем, проваленный спринт, после которого хотел придушить Большунова, совесть… Все без толку. Его останавливало только одно — Саша не чувствовал того же. Спокойствие и безразличие соперника отрезвляло. Мысль, что впервые в жизни его не хотят с такой же силой, как хочет он, доводила Йоханнеса до отчаяния. И от этого он возбуждался еще сильнее.       — Сними это, — Саша коснулся испачканной толстовки где-то в районе груди.       Йоханнес швырнул тряпку на пол и уперся затылком в стену, прикрыв глаза. Ситуация стала еще более двусмысленной, а у него уже не осталось сил адекватно реагировать на происходящее. Если Большунов настолько тупой, что не видит, как ему больно от его равнодушия, пусть хоть полюбуется на то, от чего отказывается.       При одном взгляде на соперника Саше стало нечем дышать.       Йоханнес был очень красивым. Самым красивым из всех, кого он знал. Саша понял, что даже Аня с ее шикарными светлыми волосами, точеной фигурой и ангельским личиком проигрывает норвежцу во всем. У него необыкновенные глаза — обычно синие-синие, но сейчас отчего-то темные, словно ультрамарин разбавили черной краской. Потрясающие волосы, множество густых прядок, уложенных назад. Хотелось коснуться и проверить, такие ли уж они мягкие. И улыбка, идеальная, обаятельная, сияющая. Йоханнес — само совершенство. Им можно любоваться как произведением искусства. Вот только выбор он сделал странный. Саша не понимал, как Йоханнес — чуткий, добрый, отзывчивый, искренний, уважающий всех и вся — мог связаться с Иверсеном — человеком, не уважающим никого, кроме себя. Все это — глаза, волосы, улыбка — принадлежит розовощекому ублюдку. Это тело не его и душа в этом теле тоже.       Большунов был не дурак. Желание Йоханнеса ощущалось в воздухе, но он не мог поверить, что оно направлено на него, что это его лучший лыжник мира хочет так сильно, что не может скрыть. Скорее всего, норвежец все еще переживал из-за выходки Иверсена и возбудился на нервной почве. И все-таки стоит проверить.       Он протянул руку, чтобы коснуться кожи, но Клэбо, в голове которого именно сейчас всплыл строгий взгляд Мартина и слова «держи дистанцию», остановил его, сдерживаясь из последних сил.       — Прости, — Саша убрал руку и отошел в сторону. Его догадка подтвердилась, Йоханнесу неприятны его прикосновения. — Ванная там.       Клэбо кивнул, поднял с пола толстовку и скрылся за дверью. Ему срочно нужен был холодный душ.