О человеке

Вопреки ночи бесконечных догадок и вычислений, проведённой практически без сна, Лайт прибыл в штаб расследования ранним утром. Просторная светлая комната, в которой даже теперь Эл бодрствовал, словно и вовсе не имел одной из главных физиологических потребностей человека, будто бы создавала ощущение наступающего рассвета, хотя находилась там, куда не могли пробраться ни тени грозы или сумерек, ни первые солнечные лучи. Эл держал перед глазами какой-то листок — подойдя ближе, Лайт опознал в нём перечень правил тетради, но также он знал, что те давно хранились в памяти Эл, точные до единого слова. Было ли это своеобразной игрой, неким ироничным приветствием поверженного противника — или попыткой воздействовать на игрока, всё ещё не попавшего в сети? В одну секунду рядом с Эл оказался его бессменный помощник Ватари — Лайт начинал подозревать, что им обоим вовсе не требовалось хотя бы и часа сна. Чуть вдали, около множества экранов, с ними находилась и вечно безмолвная Рэм: она, как и всегда, не издавала ни звука и лишь глядела вперёд одним глазом. — Доброе утро, Лайт-кун, — проговорил ему Эл, даже не обернувшись и не опустив ног. — Признаться, вероятность того, что сегодня ты появишься здесь, была достаточно невысокой. Твоё состояние обречённости и отчаяния вследствие скорой смерти могло сказаться на твоей работоспособности и эффективности в деле поимки Четвёртого Киры, и, кроме того, ты просто мог слишком на меня разозлиться, и я учитывал этот фактор. Ватари лишь принял у Эл очередной листок с распоряжениями и — словно речь совершенно не шла о том, что, приговорённый Эл к смерти, Лайт действительно Кира! — доброжелательно предложил Лайту чай. Очевидно, что этот человек был в курсе всякого действия Эл, и текущий план с использованием тетради не составлял исключения. К сожалению, записать имя Ватари на листе тетради, а затем указать как обстоятельства перед смертью его подробный рассказ о затеянной Эл игре и о том, настоящей ли в его замысле была тетрадь, было невозможно, поскольку его имя также скрывалось. Мог ли Миками увидеть и запомнить его, если его главной и единственной целью было другое? Лайт, задумавшись, встретился взглядом с Эл, наконец развернувшимся к нему. Тот смотрел на него изучающе, словно хотел что-то вычислить. Ватари с подносом куда-то скрылся, и Лайт вновь заметил уже совершённое действие только постфактум. — Однако я рад, что ты всё-таки пришёл, Лайт-кун. Нам следует поговорить, прежде чем… — Прежде чем я… — Лайт практически рассмеялся, только сейчас он в совершенстве себя контролировал. Конечно, вчера ему стоило отрицать свою связь с Кирой, даже увидев запись в тетради, но тогда он не мог догадаться, что в силах Эл заставить всякого человека увериться в чём бы то ни было. Теперь идея, связанная с поддельной тетрадью, казалась почти очевидной. «Прежде чем я буду мёртв или прежде чем я раскрою тебе все карты, а фальшивая тетрадь не сработает?» — Мне очень жаль, что я вынужден был записать твоё имя, — голос Эл словно стал мягче, и сейчас он говорил точно так, как на складе — о том, что они могли быть друзьями, если бы обстоятельства были другими. — Если бы оставался хотя бы один процент вероятности, то я следовал бы за ним. Лайт-кун вне его роли Первого Киры — очень талантливый, честный, удивительный человек с высокими моральными ценностями, и было бы недопустимо толкнуть его к смерти, зная, что он может быть невиновен. Эл шагнул к нему ближе, ещё ближе, ещё один шаг вперёд — теперь их двоих разделяло ничтожно мало. Эл всякий раз мог вторгаться в чужое пространство, как будто не зная элементарной тактичности, однако на самом деле, Лайт знал, изучая человека, сознательно разрушая комфортные для него условия. Эл неотрывно смотрел на него, и Лайт смотрел на него в ответ — всё только что произнесённое им правда казалось сказанным предельно искренне, по-настоящему, но только это был Эл, равно как и сам Лайт, способный примерить любую маску. Они оба превосходили в своей безупречной игре до единого всех, кто окружал их, но играли друг с другом на равных. Лайт практически был восхищён. — Правда ли тебе жаль? Я думаю, ты, напротив, крайне доволен своим осуществившимся планом. Только… да, может быть, в чём-то ты прав. Мы действительно были друзьями, пускай между нами и стояли идеи Киры и это расследование, до крайности разные взгляды на правосудие и наши роли непримиримых противников. Кира, ты знаешь, записывал в тетрадь тех, кто не был ему знаком. Насколько легко тебе было определить время смерти того, кого ты считал кем-то близким себе? Не в большей ли степени это ужасно — не останавливаться ни перед чем? На секунду Лайт вспомнил, как неконтролируемо дрожала его собственная рука, когда он намеревался заставить себя записать в тетрадь имя отца, полагая, что тот пришёл за ним, чтобы арестовать. К счастью для всех, он и его коллега имели целью лишь поговорить о Юкиде, том самом поклоннике Мисы, едва не убившем её, но что, если бы уже в тот момент Эл на самом деле предоставил отцу неопровержимые доказательства, — сумел бы Лайт убить его собственной записью, даже если, вне всяких сомнений, он должен был это сделать? «Кира должен пойти на любые жертвы, чтобы создать идеальный мир». Да, он… наверное, смог бы, если бы в этом был заключён единственный способ спасения. Может быть, в этом вопросе Эл был солидарен с ним. Если только он не использовал копию. — Если Лайт-кун так хочет знать, — Эл теперь говорил почти механически, торопливо и тихо, всё ещё оставаясь на расстоянии касания руки и даже склоняясь вперёд, так, что Лайт мог чувствовать его чуть учащённое дыхание, — то возможность убить Киру, бездоказательно установив его личность, всегда оставалась отчётливой мыслью где-то на грани сознания, но потом она стала единственным способом остановить тебя. В этом вопросе любые привязанности и сожаления становятся бесконечно малыми величинами, которые просто отбрасывают, чтобы прийти к результату. Всякая жертва имеет смысл, если так достигается справедливость. Лайт правда не мог прочесть что-либо по его лицу, если оно превращалось в застывшую маску, в его глазах, если Эл не ставил целью дать понять что-нибудь между строк. Но, каков бы ни был план Эл, Лайт догадывался, что эти его слова были истинны и фактически повторяли то, что думал об этом он сам. Они стояли как будто прикованные друг к другу, хотя между ними давно не было цепи — очередной безумной идеи Эл. Лайт в бесчисленный раз отметил их безусловное сходство и вместе с ним — их неспособность быть на одной стороне. Может быть, Эл сейчас думал о том же, или в который раз что-то просчитывал, или просто смотрел на него, сквозь него, внутрь него, проникая в его сознание, в его голову, в его сердце, чтобы понять Киру так, словно самого себя. Только для чего Эл хотел достичь абсолютного понимания, если личность Киры и сущность Лайта давно были рассекречены для него? Ощутив словно бы зазвеневшее напряжение между ними, Лайт первым непроизвольно шагнул назад, и пронизывающий взгляд чёрных глаз лишь на секунду задержался на его лице, а затем Эл вернулся к своему креслу, снова взяв распечатанную страницу с правилами тетради смерти. — Итак, на текущий момент мы имеем, что Ягами Лайт всё это время был Кирой, — начал он отстранённо. — Продумывал ли он план, заключавшийся в том, чтобы убить меня? В свете хотя бы убийства Линда Л. Тейлора, назвавшего себя L, ответ на это становится очевидным. Только Лайт-кун никогда не владел той силой, чтобы узнать имя, лишь увидев лицо, и это несколько усложнило его задачу. — Прекрати, Рюга! — почему-то Лайт всё ещё продолжал использовать это поддельное имя, словно он не знал, что оно повторяет имя известного лица, чтобы Кира не смог записать его в тетрадь, словно он не хотел убить Эл, а действительно сколько-то верил в обоюдную искренность их зародившейся дружбы. — Даже убив меня, устранив Киру, как ты всегда хотел, ты продолжаешь что-то вычислять и доказывать. — Четвёртый Кира всё ещё на свободе, что значит, расследование продолжается, — веско парировал он. — Возвращаясь к вопросу уничтожения своего противника, имени которого Кира не знал: он установил контакт со Вторым Кирой, обладающим той самой сверхспособностью видеть настоящие имена, чтобы имя L было ему предоставлено. Этого не случилось, поскольку Аманэ Миса была арестована, прежде чем успела дать тот концерт, на который Лайт-кун привёл меня. Лайт едва различимо вздрогнул, когда прямо над головой Эл заскрипели огромные крылья. Рэм! Ведь она всё это время была здесь, и, конечно, то, что Эл только что поставил уже доказанную невиновность Мисы под сомнение, могло привести её в бешенство. На секунду мелькнула мысль, что, дай он сейчас хоть и малейший намёк о причастности Мисы, может быть, Рэм могла бы убить Эл, расценив как прямую угрозу её безопасности. Только этот намёк подтвердил бы собой ложность правила тринадцати дней — а тогда Лайту грозила бы казнь, даже выживи он через три дня, и к тому же, возможно, Рэм ничего не мешало убить их двоих. — Ты ведь сам отпустил Мису, поскольку она невиновна! — Оказавшаяся истинной вина Лайта-куна вопреки тому, что я отпустил его, бросает тень и на второе освобождение. Правило тринадцати дней с очень большой вероятностью ложное, как я вчера говорил. — Рюга… — Но я сейчас о другом. Во время ареста и ты, и Аманэ — вы оба — в один миг значительно изменились. Я полагаю, это было следствием того, что по своей воле вы отказались от права владения смертоносным оружием и забыли об этом. Я не берусь предполагать, помнит ли в данный момент Аманэ Миса о том, кем она на самом деле являлась; прежде всего меня интересует вопрос, каким образом Лайт-кун, вернув себе прежнее поведение и роль Киры, снова планировал меня устранить. Рэм настороженно застыла, точно бы вновь превратившись в подобие изваяния, коим она всё это время являлась. Вероятно, шинигами просчитывала, насколько всё это может отразиться на благополучии той, кого она оберегала. Несомненно, она была до предела привязана к Мисе, но вовсе не стремилась обратиться песком, если существовал иной способ её защитить. — Вот то, что ты в самом деле хотел бы знать, так ведь? — Лайт озлобленно усмехнулся. — Ты думаешь, тебе всё ещё угрожает опасность. — Если она действительно есть, она исходит от Четвёртого Киры, — Эл вернул ему цепкий, сосредоточенный взгляд. — Наверняка Лайт-кун действовал бы по этой же самой схеме: снова столкнуть меня со своим последователем, также обладающим умением убивать, только зная лицо. Это значит, я должен был встретиться с Мисой или же… — Эл что-то переключил, и на его компьютере отобразился список полутора десятка имён. Ещё одним кликом Эл вывел его на экраны. — Что несколько более вероятно, это могла быть встреча с каким-либо новым лицом, с которым я не был знаком и сведений о котором ещё не имел. Лайт мог поклясться, что в этом выводе содержалось куда больше интуитивного, нежели логики и расчётов, и, может быть, точно такой по своей сути была самая первая мысль Эл о том, кто среди всех его подозреваемых действительно является Кирой, но этот факт нисколько не отменял безусловной истинности заключения. — Миками Тэру, Яманобэ Такаюки, Ёковада Кэн, Савадзима Рюдзи и другие — всего пятнадцать человек из Генеральной прокуратуры, ворвавшихся в штаб с целью получения вещественных доказательств, — Эл прочитал несколько первых имён, объяснив назначение списка. — Ты подозреваешь их, только потому что они стали бы подходящей константой, превращающей уравнение в равенство? Кира мог ещё не успеть продумать свой план или вовсе его изменить. Что-то внутри бессознательно удерживало его от того, чтобы говорить о Кире, больше всего желающем при помощи тетради убрать Эл с пути, в первом лице, — Лайт не мог этого объяснить. — Я не могу назвать их подозреваемыми перед группой расследования, Лайт-кун, — потому что либо до его смерти оставалось три дня, думал Лайт, и к данному времени Эл ещё не сообщил им о том, что случилось на складе и при каких обстоятельствах была установлена вина, либо игра продолжалась, но и в этом случае Эл не делился со следственной группой сведениями о случившемся на складе, да хотя бы потому что от любого из её членов о поддельной тетради мог узнать и сам Лайт. — Тем не менее со вчерашнего дня моё внимание в какой-то мере приковано к ним. «Я уверен, Четвёртый Кира один из них, — словно бы говорил этим Эл, — так попробуй переиграть меня: укрепи мои подозрения, возведя их до абсолюта, и выведи их на меня — или меня на них — вновь или же передай право владения тетрадью кому-то другому, убеди его в преданности себе, подтолкни заключить сделку с шинигами и как-то сведи со мной, если я знаю, что ты уже пробовал провернуть это дважды, и если в твоём распоряжении остаётся три дня». — И ещё одно, Лайт-кун, — Эл опять оказался чуть ближе, а на экранах отобразился вид с камер наблюдения: его отец и Айдзава с Химурой на мгновение остановились в холле, и Ватари с привычной доброжелательностью встретил их троих, сейчас оказавшись там. — После твоей смерти Четвёртым Кирой, если до этого времени он ещё не будет раскрыт, может оказаться кто-либо из этих пятнадцати, или Аманэ Миса, или, возможно, ещё кто-нибудь вроде Хигути, действующий в собственных весьма предсказуемых интересах. А может, ещё один шинигами сбросит ещё тетрадь или вторая тетрадь будет передана Четвёртым Кирой кому-то ещё. — К чему ты сейчас ведёшь? — Лайт нахмурился, ясно предвидя, как всякая свобода их слов скоро кончится, едва только отец и его коллеги появятся здесь. Вместе с тем ему нужно было каким-либо образом получить подтверждение тому, что отец постарается забрать у Эл одну из тетрадей. — Сколько бы ни существовало твоих подражателей или помощников, ты единственный, кто был очень близок к тому, чтобы победить меня, прояви я малейшее промедление или неосторожность, — во взгляде Эл мелькнула тень горечи; Лайт поймал её, только потому что всё это время не отводил от него глаз. — Ты единственный был по-настоящему равен мне, Лайт. «А ещё ты был моим единственным другом», — в голос Эл проникла печаль, словно… словно он действительно что-то терял. Лайт ничего ему не ответил. — Кто бы ни был новым Кирой, я легко вычислю и остановлю его. Если Эл правда вписал его имя в подлинную тетрадь, он, несомненно, был прав. Миса слишком наивна, и предсказать её действия не составит труда, а Миками уже в его списке, и любая его связь с действиями Четвёртого Киры может оказаться фатальной для него. Эл уже не отступит, хоть и один раз напав на след. Только всё не могло так окончиться. Нет, нет, Эл не мог записать его имя в настоящей тетради. Эл просто его проверял, у него всё ещё оставался этот один процент, и сейчас он просто выводил его на эмоции, чтобы… уличить в чём-то ещё большем, чем то, что уже было ему известно. Эл хотел установить личность Четвёртого Киры. Избавиться от тетрадей, привести его к раскаянию, довольствоваться своим триумфом, да что угодно! Лайт теперь это знал. Всё верно: у него всё ещё оставались все шансы покончить с Эл и его чёртовыми экспериментами. Лайт на секунду прикрыл глаза, усилием воли подавив всякую тень сомнения. Чтобы не оступиться и не разбиться, он должен идти твёрдым шагом, видя ли перед собой ясный путь или бесконечную пропасть. «Я остановлю тебя лично, Эл, потому что твой план с тетрадью был лишь уловкой, и ты останешься единственным соперником, противостояние с которым захватывало и увлекало меня. Только ты первый умрёшь. Мир нуждается в Кире». Рэм неподвижно и долго смотрела на него, словно бы считывая каждую до одной мысль. Всё ещё продолжалось.