О человеке

Ещё один рабочий день приближался к концу. Из всех участников оперативной группы в штабе расследования ещё оставались Лайт и его отец — Эл краем глаза смотрел за ними, распределяя остальное внимание между в который раз производимым анализом деятельности Четвёртого Киры и перепиской с Ниа, которая находилась в одном из гостиничных номеров. Только мысли его оставались за пределами этого помещения и за пределами этого дня — Эл снова и снова возвращался к тому, что ещё вчера происходило на складе, к попытке вывести Лайта на искренность, к тетради с записанным именем Лайта и его реакции на неотвратимую смерть. Скоро окончится первый день, и после останется лишь ещё три — что Лайт предпримет и что решит? Передать свою миссию последователям, просто исчезнуть, попытаться убить Эл? Знает ли он о существовании копии тетради смерти, догадался ли сам или это ещё впереди? Словно почувствовав на себе взгляд, Лайт склонился к Ягами и что-то ему прошептал. Ягами, кажется, только кивнул сыну, и спустя десять минут Лайт шагнул к Эл с тем, чтобы попрощаться с ним. Эл немного помедлил: Ниа писала ему, будто считывая направление его мыслей, и выстраивала различные теории касательно той тетради, что Эл использовал, изводя его нескончаемыми вопросами. Может быть, и сам Лайт сейчас думал о том же самом. Только Эл принял решение не раскрывать этой истины никому; это, наверное, было правильным — если он хотел сохранить это в тайне, то никто не должен был знать. Эл только помнил немигающий, пронизывающий взгляд нависшего над ним шинигами, когда использовал тетрадь, вписывая в неё имя Первого Киры, и понимал, что, верно, это существо, не принадлежащее миру людей, оставалось единственным, кто мог узнать о приведённом в исполнение плане всю его суть, исключая разве только Ватари, которому, очевидно, не составило никакого труда сложить два и два, наблюдая за всей последовательностью действий Эл. Наконец Эл поднялся, легко коснувшись протянутой Лайтом руки. Их утренний разговор был прерван появлением в штабе трёх членов следственной группы, и на протяжении целого дня Лайт и Эл, они оба, иногда переглядывались друг с другом, отчётливо чувствуя ещё оставшееся между ними напряжение. Теперь они снова стояли совсем близко, и в глазах Лайта читалась какая-то болезненная убеждённость. — До завтра, Лайт-кун, — проговорил Эл, отпуская холодную ладонь. Лайт ещё мгновение смотрел словно бы сквозь него, а затем коротко кивнул и стремительно скрылся в дверях, не обернувшись на отца. Ягами прочистил горло и двинулся навстречу Эл с определённым намерением. Эл вернулся к своему диалогу с Ниа, ответив, что ей следует перестать надеяться добраться до истины ранее, чем в отведённый срок, а затем поднял глаза на стоящего перед ним. — Позволь спросить, Эл, — начал он, почему-то нахмурившись. — Как скоро тетрадь смерти вернётся в укрытие? Получив её от меня, ты не раскрыл ни единой детали, и… — Вы беспокоитесь, верно, Ягами-сан? — в глазах Эл мгновенной вспышкой зажглось понимание. С восьмидесятитрёхпроцентной вероятностью Лайт уже знал о том, что на самом деле тетрадей в распоряжении Эл было две. — Беспокоитесь о сохранности оружия, несущего смерть. — Лайт, несомненно, был прав, говоря о том, что ты — и мы все — должны относиться к хранению подобных вещей куда более ответственно. Если бы на тебя кто-то напал и оружие с подробной инструкцией по применению попало к ним в руки, последствия могли стать катастрофичными. Вероятно, Лайт говорил о тетради не только вчера на складе, но и наедине с отцом, подумал Эл. Вероятно, Лайт понял, что существует фальшивая, из его слов, или вычислил это сам, или пришёл к такой версии как к едва не единственному шансу спастись. Как бы то ни было, сейчас Лайт очень хотел бы проверить тетрадь, особенно если он знает или предполагает, что одна из тетрадей будет возвращена Ягами в относительно скором времени. Что же, в таком случае Эл должен был дать ему эту возможность, чтобы Лайт наконец получил то знание, к которому теперь так стремился. Чем скорее он убедится, тем скорее избавится от неопределённости в отношении своей судьбы, что было на руку Эл. Эл обернулся к Ватари и протянул ему привычный листок с поручением. Спустя несколько мгновений тот принёс ему тетрадь смерти, помещённую в защитный пакет, проделав это с таким совершенным спокойствием, словно в который раз предоставлял Эл сладости или напиток. — Я действительно могу вернуть её вам, — на его лице промелькнула улыбка. — Возьмите. Сегодня же спрячьте обратно. Стоит признать, что Лайт-кун в самом деле был прав касательно мер безопасности, но вам также следует знать, что я, безусловно, учёл все риски до одного. — Никогда не знаешь, как Кира проявит себя, даже если ты изучил его в совершенстве, — проговорил Ягами, невидяще глядя на переданный ему предмет. — Что ж, хорошо, я непременно верну её. — Ещё одно, — Эл поднялся, остановившись напротив него. — В том случае, если Лайт-кун предпримет попытку прикоснуться к возвращённой тетради и осмотреть её, не препятствуйте этому, если только он не попытается использовать или забрать её. Уже спрятав пакет с тетрадью в портфель и направившись к выходу, Ягами застыл, продолжительно выдохнув. — Мой сын не Кира, — резко возразил он. — Ему ни к чему ни пытаться выкрасть тетрадь, ни хотя бы касаться её. — Но если оговоренное мной совершится, вероятность его вины, очевидно, существенно увеличится. Кира готов на любые жертвы, господин Ягами, поэтому я прошу вас лишь об одном: не закрывайте глаз. Не позволяйте себя ослепить. Проводив отца Лайта взглядом, Эл направился к мониторам, переключив их на вывод видео с камер наблюдения, расположенных вокруг входа в гостиницу и тянущихся до самой парковки. Ватари материализовался рядом совершенно беззвучно — Эл улыбнулся краешком губ, когда тот проницательно посмотрел на него. Этот человек был наиболее близок к тому, чтобы считывать его мысли, даже если Эл тщательно их скрывал. — По-твоему, Лайт должен себя проявить? Одна из камер зафиксировала Ягами, покидающего пределы этого здания. Его абсолютно отстранённое, холодное лицо казалось высеченным из камня. Эл полуобернулся к Ватари, кивнув, а затем бессознательно — давняя бессмысленная привычка — поднёс палец к губам. — Господин Ягами сам заговорил о тетради, хотя фактически только-только передал мне её. Вместе с тем у Лайта остаётся очень немного времени, чтобы во всём разобраться. — Невероятное совпадение, — прокомментировал Ватари. — Ты считаешь, отец мог сказать ему о подделке? Эл только пожал плечами. Удивительным образом Ватари иной раз подталкивал его к правильным мыслям, преподнося их не как собственные идеи или подсказки, а как что-то, о чём, без сомнения, Эл догадался сам. Это давно превратилось в старый обычай, но имело гораздо больше значения во время обучения Эл — преимущественно его подростковый период, когда для него было крайне важным отыскивать каждую деталь самому. — В данный момент у меня есть несколько вариантов. В любом случае Лайт очень умён, хоть и подкошен известием о своей скорой смерти, поэтому должен дойти до этого сам, если Ягами-сан ничего ему не сказал. Недалеко от парковки Лайт вышел Ягами навстречу — в последние дни они всегда отправлялись домой вместе, так что, кажется, в том, что сейчас Лайт просто дожидался отца, не было ничего удивительного. — Ты, конечно, не скажешь ей, что это была за тетрадь, — произнёс Ватари без всякой вопросительной интонации. — Ниа весьма любопытна, но вообще-то мой план не предполагает раскрытия кому-либо. Эл бросил короткий взгляд на то место, где почти всегда находился бог смерти, — конкретно сейчас он отсутствовал. Если бы Ниа, как и Ватари, имела возможность наблюдать за серией экспериментов Эл, то, несомненно, она бы нашла ответ. Отец и сын поравнялись, и Лайт что-то негромко спросил. Эл полностью сконцентрировался на происходящем, шагнув ещё ближе к экранам. Камеры передавали звук ощутимо хуже, нежели в помещении, однако одна размещалась достаточно близко, чтобы можно было разобрать предмет их разговора, переходящего в спор. — Она у тебя? — Лайт с нетерпением заглянул в глаза отцу. — Рюга отдал её тебе? — Разве это должно беспокоить тебя, Лайт? — что-то в его голосе отдавало особенной резкостью и решительностью. — Всё, что сказал мне Эл, остаётся известным лишь нам двоим. — Мы же вчера говорили, что… — Лайт выдохнул, приходя в себя, но руки слабо дрожали, и он ничего не мог с этим сделать. Ветер играл с его волосами, и это приносило лишь раздражение, и всё вокруг казалось померкнувшим и неживым. В висках колотилось сердце. — Он сам может быть в опасности, Кира может управлять им! Просто… просто позволь мне проверить тетрадь, если она у тебя. Если она настоящая, если Рюга не затеял никакой игры — всё в порядке. — Каким образом ты собираешься проверять тетрадь смерти на предмет её подлинности? Хочешь записать в ней пару-тройку имён, чтобы убедиться? Лайт не сразу нашёлся с ответом. — Что? Я… конечно, нет, я ведь не Кира! Или… ты что, сомневаешься? Я просто её рассмотрю, я рассмотрю её на твоих глазах, я ничего с ней не сделаю! — Ты пытаешься сказать, что, единственный раз прикоснувшись к тетради во время задержания Хигути и прочитав правила использования, ты стал разбираться в этом смертоносном оружии до той степени, чтобы отличить… Лайт вдруг подбежал к отцу прежде, чем тот закончил. На принятие решения потребовалась одна секунда — Лайт, выдохнув, выхватил из его рук портфель и раскрыл: среди прочих бумаг там действительно оказался пакет, очень подходящий для того, чтобы поместить в него тетрадь смерти. Лайт, всё ещё не выровняв сбившееся дыхание и отступив на несколько нетвёрдых шагов, немедленно разорвал его и достал тетрадь — или копию, — неосознанно прижимая её к себе. Только теперь, проделав всё это за очень короткий срок, он наконец поднял глаза. Отец не сводил с него взгляда, исполненного непонимания, всё той же непримиримости и отчётливой горечи. Лайт почти почувствовал физическую боль от того, что сейчас видел её. Наверное, отец мог подумать, что он повредился рассудком, стоя с тетрадью в руках и тяжело дыша, только… ему нужно было удостовериться. — Я… ты же знаешь… — Лайт на секунду зажмурился: только что на тёмном асфальте ему очень чётко увиделась огромная ещё более тёмная тень, но ведь, кроме них, на парковке никого не было. — Ты знаешь, что я делаю всё, что могу, чтобы поймать Киру, и… может быть, ты меня в чём-то подозреваешь, может быть, Эл в очередной раз дал тебе повод думать, что я могу оказаться массовым убийцей, только мы правда должны убедиться… Наконец Лайт открыл тетрадь, быстро отыскав последнюю сделанную в ней запись. Кажется, его сердце на мгновение остановилось. Он видел собственное имя и дату смерти так же ясно, как и вчера, и не мог поверить, что Эл вот так просто оставил его здесь. Может быть, он не предполагал, что кто-либо кроме него самого примется исследовать эту тетрадь, и поэтому не стал избавляться от этой страницы, и тогда с большей вероятностью эта тетрадь являлась… поддельной? Или… Прежде увиденная Лайтом бесшумная тень расправила скелетные крылья и оказалась зачем-то появившейся здесь Рэм. Она впилась в него своим единственным глазом, и Лайт не мог понять её намерения. — Эта тетрадь… она… — Лайт закрыл её, заведя себе за спину: оставалось лишь незаметно вырвать клочок, чтобы… — Эта тетрадь настоящая, — монотонно возвестила шинигами, догадавшись о сути его вопроса. — Хигути записывал имена именно в ней. — Лайт, послушай… — Что?! — нет-нет-нет, это не… этого просто не могло быть… Лайт не отрываясь смотрел на Рэм: если тетрадь настоящая, то… то, возможно, именно эта страница… — В ней нет поддельных фрагментов или страниц. Я могу это ощущать. Могла ли Рэм сейчас ему лгать? Он сумел добиться освобождения Мисы — её безопасность была достигнута благодаря его действиям. Миса по-прежнему была в него влюблена, она отдавала этой любви всё, что только имела, и поэтому Рэм не должна была становиться у него на пути. Обмани она его, это всё равно раскрылось бы спустя несколько дней, так что её единственной причиной сказать ему о подлинности тетради и каждого листа в ней и вообще оказаться здесь оставалось лишь… Лайт пошатнулся и вздрогнул, когда совсем рядом с ним оказался его отец. Он вырвал тетрадь из его рук и опустил в портфель, прежде чем что-либо произнести. На мгновение он вгляделся туда, где находилась Рэм, но, конечно же, ничего не увидел. — Отец… — Лайт толком не понимал, что должен сейчас говорить, он не знал, как сейчас выглядел и насколько выдал себя. — Ты не должен к этому прикасаться, — требовательно сказал он. «Мой сын не Кира. Ему ни к чему ни пытаться выкрасть тетрадь, ни хотя бы касаться её». «Но если оговоренное мной совершится, вероятность его вины, очевидно, существенно увеличится». — Я не… — Ты не должен ни прикасаться к тетради смерти, ни строить безумных теорий, бросающих на тебя тень. Тебе стоит прийти в себя, Лайт. Почему-то Лайт всё ещё чувствовал, что отец очень близок к пониманию истинного положения вещей или уже обо всём догадался, отбросив родительскую любовь, способную затуманить разум. На краю сознания промелькнула мысль, что вот сейчас он достанет пистолет и без тени сомнения выстрелит, на что, как признался во время устроенного Эл испытания, он был готов, если бы только уверился в том, что его сын оказался Кирой. Спустя миг Лайту подумалось, что если ему предназначено умереть через три дня, то… всё предрешено, убьёт его собственный отец или запись Эл, оказавшаяся настоящей. Всё вокруг исчезало и рассыпалось песком — он переживал осознание своей участи заново, равно как и вчера на складе, и во второй, третий, да пусть даже в сотый раз его боль достигала предела, потому что истина оставалась незыблемой: он оставлял новый мир ещё не рождённым, он умирал, словно ещё один бесчеловечный преступник, он просто переставал существовать. Хотелось просто… сжаться в тишине, в одиночестве. Конечно, это было проявлением слабости, которую Лайт не терпел, но… что ещё он мог предпринять для спасения, если оружие шинигами не предполагало исключений из правил или обратной силы? Отец сухо сказал ему возвращаться домой на поезде, потому что, очевидно, он должен был отвезти тетрадь туда, куда ему сказал Эл. Лайту казалось, что отец одновременно в должной мере сопереживал ему, терзался догадками, в чём причина его отвратительного едва контролируемого состояния, и не мог оставить теорию о его вине, снова навязанную Эл или, может быть, в этот раз его собственную. Лайт неподвижно замер, когда на самом деле остался один. Он искал взглядом Рэм, но, должно быть, та улетела вслед за отцом и тетрадью, или вернулась в гостиницу, или устремилась к Мисе, пускай и невидимая для неё. Шинигами должны были оставаться рядом с владельцами их тетрадей, то есть в человеческом мире, но могли свободно перемещаться в его пределах наравне с непосредственной слежкой за этим человеком. И всё-таки безусловная верность Рэм принадлежала лишь Мисе. Может быть, Лайту следовало встретиться с Рюком — за пару (пару десятков?) яблок тот откроет всё, рассказ человеку о чём не противоречит правилам, потому что он вовсе не привязан ни к одному существу. Впрочем, как Рэм могла скрыть что-то ради благополучия Мисы, так Рюк мог совершить это же самое с целью развеять скуку. Лайт потерянно огляделся, удостоверившись в отсутствии рядом Рэм, и направился прочь. Он на самом деле окажется мёртв немногим меньше, чем через трое суток. Так внезапно вспыхнувшая надежда вмиг рассеялась неудержимой иллюзией. Он… будет мёртв. Доказательство неоспоримо. Рэм не стала бы с ним играть. Рэм прекрасно известно, что, лишившись своей любви, Миса разобьётся сама. Рэм должна быть на его стороне. Эл ещё долго не отрывал глаз от экранов, анализируя всю информацию, которая была ему предоставлена. Лайт попытался перехватить тетрадь — и осуществил это. Лайт, вне сомнений, увидел ту самую запись. В один миг Лайт изменился настолько, словно потерял всякую веру в положительный исход, и долго смотрел на шинигами — как и он сам, Эл мог видеть его. То, что бог смерти что-то ему сообщил, было очевидным, но самих слов Эл не расслышал, сколько бы ни старался, — может быть, они вовсе не были сказаны вслух. Затем отец забрал тетрадь из рук сына и призвал оставаться собой. Лайт знал, понимал, чувствовал, что тетрадь, в которой было записано его имя, была настоящей, Эл ясно видел это в его глазах. Его мир разрушался снова. — Лайт понял, какая это была тетрадь, — негромко проговорил он, обращаясь к Ватари. — Я полагаю, бог смерти сказал ему. Его наставник был единственным среди всех причастных к расследованию, кто не мог видеть шинигами, не прикоснувшийся к незащищённой тетради, даже занимаясь созданием копии, но знал об их существовании, облике и особенностях со слов Эл. — Чувствуешь ли ты по этому поводу что-то особенное? — ну конечно, он должен был об этом спросить. — Он… столько раз обрекая других на смерть, никогда не сталкивался с ней вот так, когда она очень близко, когда больше не остаётся ни надежды, ни, может быть, смысла. Мне жаль, что Лайт проживает и чувствует это… кем бы он ни являлся. — Вероятно, он посчитает нужным оставить что-нибудь после своей смерти, как об этом позаботился ты. Не так давно Эл сказал Ватари о существовании серии видео, которые необходимо будет просмотреть и показать тем, кому они адресованы, если он сам окажется убит Кирой. Имело место также давно составленное завещание, говорящее о переходе его состояния и множественных материалов Ватари, Ниа и Дому Вамми. Если Лайт сколько-нибудь задумается о судьбе всего мира и своей главной цели, на что у него остаётся ещё несколько дней, он должен связаться с Четвёртым Кирой, и тогда Ниа — наконец Эл предоставит ей что-то не уступающее её деятельности как детектива Вавилона — проследит за Лайтом и что-нибудь выяснит. — Если так, вероятность поймать Четвёртого Киру в скором времени возрастёт. Или мы выйдем на Мису и поймём, остаётся ли она лишённой своих воспоминаний. В любом случае последующие действия Лайта, принявшего факт своей смерти, могут приблизить нас к завершению этого дела. Вот почему он должен прийти к пониманию того, что на самом деле умрёт. Ватари в согласии кивнул, едва уловимо усмехнувшись, и Эл поймал его взгляд, наконец растянувшись в кресле. Всё это время он, кажется, сам находился в едва ли меньшем напряжении, нежели Лайт или его отец. — Ватари, свяжись с Ниа, — проговорил он, запрокинув голову назад и глядя на него так. — У меня к ней есть очень важное дело, непосредственно связанное с Кирой. Хоть, разумеется, это едва ли уменьшит количество задаваемых ею вопросов насчёт тетрадей, мне действительно не проследить за ним самому. — Невероятная дерзость, — привычно и мягко раздалось совсем рядом.