_______________
В последние пару дней Эл не был достаточно продуктивен. Он вновь и вновь возвращался к пятнадцати подозреваемым: кто из них мог оказаться Четвёртым Кирой? Необходимо было сузить круг поиска, исключив из него большую часть кандидатов, и производить пристальное наблюдение за оставшимися. Уже сейчас Эл склонялся к тому, чтобы отбросить шесть человек по тем или иным логическим заключениям: кто-то открыто высказывался против Киры в соцсетях, кто-то едва поднимал глаза, когда несколько цепких взглядов осматривали присутствующих в штабе расследования (ведь Кира должен был увидеть имя Эл, обладая такой способностью). Также стоило произвести анализ их психологических портретов и выявить наиболее сходные с жаждой справедливости Киры черты. Было бы невероятной удачей, если бы удалось зафиксировать прямую связь Лайта с одним из этих людей, — тогда вероятность вины этого человека составила бы более восьмидесяти процентов. Однако Эл не сомневался, что нынешний Кира будет вычислен и пойман им, если Первый Кира — Ягами Лайт — больше не сможет ни пользоваться тетрадью сам, ни отдавать другим Кирам распоряжения. Оставалось лишь несколько дней до того, как назначенный срок истечёт. Эл чувствовал острую необходимость в том, чтобы связаться с Лайтом ещё хоть раз и увидеть его состояние, — это сейчас было первостепенным. На второй из четырёх дней Лайт вообще не появился здесь, что было совершенно логичным, учитывая полученное им подтверждение того, что тетрадь в самом деле была настоящей. На рассвете третьих суток Эл был почти убеждён, что и в этот день Лайт не придёт. Поздним вечером он задержал Ягами Соитиро, когда все разошлись. Сейчас Эл должен был открыть ему истину. Прежде всего Эл рассказал о своих догадках касательно ложности правила тринадцати дней и последующими доводами аккуратно подвёл отца Лайта к той мысли, что прямая причастность его сына к убийствам Первого Киры практически стопроцентна. Эл также напомнил, как двумя днями ранее Лайт вырвал из рук Ягами портфель, чтобы найти тетрадь, но до сих пор в максимально принципиальном и верном себе человеке боролись рассудок и его ослепляющая любовь к Лайту. Эл вздохнул, протянув Ватари очередную записку; тот скрылся из вида и вскоре явился с едва заметным записывающим устройством в руках. В глазах Ягами промелькнуло что-то, что было трудно определить. Эл подключил устройство к своему ноутбуку, выводя запись, и перемотал где-то на середину. «Невозможно искоренить несправедливость, невозможно её уничтожить, не став ещё большим чудовищем. Ты был просто убийцей, потерявшим счёт своим жертвам», — возвестил голос Эл, на записи слышимый очень чётко, как будто Эл говорил практически в микрофон. «Я карал зло!» — выкрикнул Лайт; из-за силы этого возгласа звук был не таким чистым, но, без сомнения, Лайт сказал именно это, и, без сомнения, этот голос принадлежал ему. «Возомнил себя богом? Но ты лишь человек, Лайт-кун». «Кира мог стать им!» — ответил Лайт с чётким акцентом на первом слове. Эл вновь промотал запись немного вперёд. «Если бы только мы были на одной стороне… — теперь голос Лайта был очень тихим, и от глаз Эл не укрылось, как Ягами с какой-то болезненной гаснущей верой подался вперёд. — Мы же оба хотим справедливости. Мы оба хотим одного». — В тот самый день, когда сюда вторглись пятнадцать сотрудников Генеральной прокуратуры, мы с Лайтом-куном, как вам известно, говорили на складе. Сначала я думал транслировать наш разговор на экран, чтобы вам удалось всё услышать ещё тогда, но затем изменил этот план — полагаю, иначе я умер бы, что открылось мне, только когда я узнал о вторжении. Таким образом, из всех записывающих устройств я оставил единственное, вшитое в собственную одежду, а в остальных больше не было смысла. — Эл… — Лайт-кун, как вы можете слышать, сказал то, чего я от него ждал, — Эл не позволил прервать себя. — Я предоставлю вам полную запись, и вы убедитесь, что стало тому причиной. Ягами Лайт — Кира, и он снова стал им, однажды утратив свою силу и получив возможность вернуть её. Это то, что вам следует знать, если я не смогу продолжить это расследование. Ватари за спиной Эл неразличимо вздохнул: пока дело не было окончено и закрыто, Эл всегда допускал возможность, что Кира убьёт его, и это никогда не было поводом отступить хоть на шаг. — Тогда почему ты не арестовал его? — Ягами рывком поднялся и указал на остановленную запись рукой. — Ты получил доказательства! Почему Кира ходит на свободе и продолжает убивать? — Не торопитесь, Ягами-сан: до финала остался лишь день. Эл затем рассказал, что заставило Лайта отбросить притворство, и взгляд Ягами наполнился горечью и обречённостью, прежде чем он что-то вспомнил. — Ведь это была фальшивая тетрадь, Эл? — требовательно спросил он. — Вот почему Лайт так хотел проверить, какую тетрадь ты вернёшь мне. — К сожалению, я не могу вам ответить, — сказал Эл, прекрасно понимая, насколько отец нуждался в том, чтобы знать об участи сына, оказавшегося убийцей, во что Ягами не верил до последней секунды. — И я прошу вас ничего не предпринимать, а дождаться означенного мной срока. — Если тетрадь была настоящей, то Лайт умрёт, — глухо проговорил Ягами. Эл помнил его недавнюю решимость убить Киру, если им всё-таки окажется Лайт, и теперь, вероятно, он видел этот исход справедливым и потому не обвинял Эл ни в чём. — Если это лишь копия — что тебе даст только день? Лайту известно, что существует поддельная, значит, он… — Если я не смогу продолжить расследование, — Эл вновь вернулся к этим словам, — вы будете иметь доступ к доказательствам, которые я получил. Сейчас нам необходимо дождаться окончания четырёх дней, и тогда всё прояснится, Ягами-сан. Не совершайте ничего необдуманного. Вскорости Ягами покинул комнату, видимо сгорбившись: всё, ради чего он раз за разом противостоял подозрениям Эл и не принимал их, обратилось песком. Эл мог понять его чувства, но этот разговор был для них необходимостью: Ягами должен был знать истинное положение вещей. На четвёртый день, когда солнце едва пересекло горизонт, Эл связался с Ниа, и та рассказала ему, что Лайт встретился с Мисой. В этом не было ничего удивительного, однако Эл не мог точно знать, восстановила ли Миса воспоминания или продолжала оставаться в неведении; наряду с вычислением личности Четвёртого Киры ему, разумеется, следовало наблюдать и за ней. Сейчас Эл позволил мыслям вести его в направлении Лайта, которому оставалось ничтожно мало, и совершенно отстранился от хода расследования. Оперативная группа получила сведения касательно новых подозреваемых и анализировала новые случаи жертв Киры. Эл практически дал Ниа команду установить местонахождение Лайта, когда тот сам позвонил ему; Эл посмотрел на Ватари с облегчением и улыбкой в одних глазах, а затем принял вызов. — Лайт-кун? — Я хочу встретиться, — его голос был твёрд и спокоен, что значило, Лайт обдумал это решение. — Только не в штабе расследования. На секунду мелькнула мысль, что, наверное, это могло быть последней попыткой убить его: вывести за пределы гостиницы и столкнуть с Четвёртым Кирой, который успел бы увидеть и записать имя до того, как оказался бы пойман. В равной степени это походило на нежелание показываться оперативной группе и, в частности, собственному отцу — может быть, прошлой ночью тот всё же дал понять, что ему всё известно. — Тогда встретимся там же, на складе, — Эл на секунду задумался. — Допустим, через два с половиной часа. Подойдёт? — Да… конечно, Рюга. Как скажешь, — хотя по интонации Лайта можно было понять, что он не вполне удовлетворён услышанным, но он согласился и на это. Эл полагал, это значило, что первостепенным для Лайта был сам факт их встречи, и в этом они с ним сходились. — Ватари, — окликнул Эл, когда звонок завершился. Поскольку он открыто назвал Лайта по имени, всё время их разговора Ягами не отрываясь смотрел на него; Эл кивнул в его сторону, имея в виду, что всё происходит так, как и должно было произойти. — Нужно выполнить незамедлительно, — он протянул исписанный листок. — И расскажи ей. Ватари кивнул, понимая всё, что Эл хотел этим сказать. Ягами поднялся, оборвав что-то говорящего ему Моги на полуслове, и направился к Эл, как только Ватари шагнул назад. Эл счёл не лишним предупредить его предложение или требование: — Вам, равно как вашим коллегам, следует оставаться в штабе, Ягами-сан, и продолжать расследование. В случае непредвиденных ситуаций вы сможете связаться со мной. Ягами лишь покачал головой, отмахнувшись от его слов: — Как возглавляющий группу по борьбе с Кирой я должен… — Кира и L должны закончить это вдвоём, — проговорил Эл одними губами. — Никто другой не вправе вмешаться._______________
Лайт подъехал к складу около получаса назад, что Ватари тотчас же передал Эл, но вошёл внутрь ровно в назначенный срок. Как Эл ожидал, Лайт был один — поступить по-другому было бы жестом отчаяния и безрассудства. Эл получил сведения и о том, что Лайт не держал ничего в руках и в целом выглядел совершенно привычно — меры предосторожности, кажется, были соблюдены. Эл увидел его на экране — изображение транслировалось с одного из теперь установленных здесь устройств скрытого видеонаблюдения, — и наконец вышел навстречу. Лайт просто шагнул ближе. — Так похоже на нашу недавнюю встречу здесь и настолько всё переменилось, ведь так, Лайт-кун? — Эл первым заговорил. — Я рад, что в вопросе необходимости выйти на связь ты пришёл к тем же выводам, что и я. — Значит, ты это предвидел? — спросил Лайт негромко; его лицо не выражало теперь ни единой эмоции. — Скорее я просто хотел в это верить. Вероятность, что ты попытаешься исчезнуть, или заляжешь на дно, или захочешь убить меня, если суммировать, была выше. К тому же пока я не знаю, зачем ты позвал меня, так что последний вариант ещё не может быть исключён. Лайт усмехнулся, как будто слова Эл не имели смысла: — Полагаешь, я мог бы привести сюда Четвёртого Киру и поэтому предложил тебе встречу? Любая попытка покончить с тобой давно тобой просчитана, ты же знаешь и сам. Меня сразу схватят, если я что-нибудь сделаю. — Лайт-кун, как всегда, проницателен, — Эл устремил взгляд к часам на руке Лайта: — Но его срок истечёт через… — Три часа пятьдесят пять минут, — ответил Лайт не задумываясь. В той самой записи рядом с числом Эл указал также время — какой-то набор цифр — затем, чтобы обозначить срок смерти в максимальной степени однозначно. Очевидно, что, дважды увидев написанное, Лайт запомнил его до минуты. — Ты рад, Рюга? Твой план сработал: тетрадь смерти не допускает ошибок. Но только ты мог разобраться один на один. Зачем впутал отца? — голос Лайта звучал торопливо, как будто секунды до смерти, звеня в голове, не позволяли ему остановиться. — Он теперь твёрдо уверен, что я Кира. — Я так и думал, — Эл кивнул своим мыслям. — Ягами-сан не сумел удержаться… — К чему эти четыре дня? — продолжил Лайт, не дожидаясь ответа. — Чтобы я на твоих глазах принял своё поражение? Или, может быть, таким образом ты хотел выйти на след Четвёртого Киры? — в его глазах мелькнула тень понимания, словно пронзившего его лишь сейчас. — Твой отец получил доказательства на случай моей смерти, Лайт-кун. Я должен учитывать эту вероятность, насколько бы ты ни приблизился к краю. Но я полагаю, что он ничего не предпринял. — В том случае, если он знает о твоей записи в тетради, ему действительно стоит лишь ждать, — заключил Лайт, — хотя он мог убить меня, это бы не было удивительным. Он действительно сделал бы это тогда, в ходе проверки, когда я был лишён воспоминаний. Что ж, может быть, только Саю сдержала его. — Я хотел, чтобы ты рассказал мне, — проговорил Эл, приблизившись. Взгляд чёрных глаз словно пронизывал, вламываясь внутрь сознания. — Ты абсолютно прав в этом, я мог не указывать никаких дополнительных условий, и твоя смерть наступила бы спустя сорок секунд. Я сумел бы объяснить это группе расследования, пускай не имея прямых доказательств твоей вины. — Но тогда бы ты лишь устранил меня, а не вычислил. Ты ведь делаешь это не ради спасения мира. А дав мне понять, что моя смерть неизбежна, ты наконец услышал желаемое и разгадал это дело. Теперь мою смерть ты, конечно же, объяснишь вероятностью, выросшей до самой истины. — Нельзя отрицать, что твои слова пришлись крайне кстати, Лайт-кун, но ты мог бы тогда не сказать их и не отождествить себя с Кирой, несмотря на сильнейшее потрясение. Тогда этих доказательств не существовало бы. Если ты помнишь, что я говорил тебе, ты стал первым человеком среди всех, изучая которого, я искренне заинтересовался им. Во многом мы очень похожи, и, может, всё наше различие — только грань, разделившая разные стороны этого противостояния. Таким образом, это главное: я хотел бы знать, как ты стал Кирой, Лайт-кун, не опираясь только на собственные заключения. Лайт продолжительно выдохнул, непроизвольно взглянув на часы, словно в надежде, что стрелка, совершающая очередной оборот, остановится навсегда. — Я не представляю, о чём ты не смог догадаться. И тем не менее сейчас Лайт был здесь, перед ним; может быть, потребность в этом же самом — потребность открыться и остановить игру — привела к Эл его самого. Какое-то время Эл просто смотрел на него; маски давно были сорваны, и они оба знали, насколько всё изменилось. Честность, образовавшаяся между ними, зародившаяся только теперь, ощущалась чем-то едва ли реальным и хрупким. — Как ты нашёл тетрадь? — Это был поздний вечер. Она просто свалилась мне под ноги из ниоткуда, когда я возвращался домой. В этот день я встретил человека, которого я никогда не хотел бы увидеть вновь, и поэтому его имя оказалось весьма подходящим для эксперимента. Но потом осознание, что, может быть, он на самом деле умрёт, настигло меня, и я попытался стереть или перечеркнуть запись — но безрезультатно, что очевидно. «Убивая первого человека, ты ещё не верил в силу тетради? А затем испугался и попытался избавиться». — Ты правильно определил мои дальнейшие действия, Рюга. Я действительно хотел её выбросить, но… — Твой отец оказался в заложниках. — Верно. И оружие, несущее только смерть, стало единственным средством спасти его. — Этот случай действительно привлёк моё внимание, когда я изучал семьи полицейских и их самих, — кивнул Эл. — Но это убийство ещё не могло создать Киру. Ты мог бы снова избавиться от тетради, тем более получив подтверждение неслучайности первой смерти. — Так и случилось. Я оказался на крыше и сбросил её вниз, я… я почти сделал последний шаг сам, но шинигами остановил меня; шинигами вернул мне тетрадь. Да, я увидел его вскорости после убийства Отохарады. Рюк… дал понять, насколько такое оружие опасно в руках подобных людей. Я больше не мог отказаться от права владения, зная, что в ином случае эта тетрадь может остаться среди людей и породить хаос. — Напротив, Лайт, если бы это был обыкновенный преступник, его вычислили бы даже без моего в этом участия, — на губах Эл тенью мелькнула улыбка. — Ты единственный, помнишь? — Я тогда не мог знать, к чему всё приведёт. Я оставил тетрадь, чтобы никто другой не воспользовался ей, а затем понял, что с её помощью могу защитить мир гораздо сильнее. На второй или третий день в новостях я вновь увидел серийного убийцу, на чьём счету были десятки жертв и который ещё не был пойман. Именно эта запись стала по-настоящему осознанной и сделанной не в порыве отчаяния, а по моей воле, потому что я точно знал, что этим спасу очень многих. — Ты затем осознал, что таких, как он, множество. — Нет, я знал это очень давно. Я всегда видел, что действий полиции и судов недостаточно, и общество поддержало меня. Кира не просто родился в одном человеке — голос народа принял и сформировал его. Я не считал себя героем, я просто… я знал, что уже не могу отступить. — Ты правда верил, что никто не выступит против тебя? — Конечно, мне следовало быть осторожнее и не попасться в ловушку с трансляцией выступления «L». Но это был первый, кто бросил мне вызов и кто назвал злом меня, а не тех, кого я уничтожал. Я тогда ещё не просчитывал каждый шаг, а затем мне пришлось это делать, и тем не менее в одиночку у меня не было шансов противостоять тебе. — Ты говоришь о появлении второй тетради? — И глаз шинигами. Это Миса спасла меня, увидев настоящее имя Рея Пенбера и записав его в тот момент, когда он направил на меня пистолет. — Он тебя вычислил? — проговорил Эл в удивлении. — Значит, он первым узнал личность Киры, но только не смог… — Он не вписал в прорезь в конверте своё имя, а только имена остальных одиннадцати агентов, как будто почувствовав опасность, и мы с ним столкнулись, когда я направился за переданными ему страницами. Поскольку имя, которое я увидел в его удостоверении личности, было фальшивым, я не мог контролировать его действия с помощью тетради, и он сумел обмануть меня, хотя я знал имя его невесты и этим вынудил его действовать по моим требованиям. — Он сообщил мне об этой утечке, хоть и не назвал твоего имени, что значительно укрепило бы подозрения ещё тогда. — Как бы то ни было, мой план почти провалился. Но вдруг появился Второй Кира, и, объединившись, мы с Мисой могли бы иметь ещё большую силу, используя её глаза, если бы только она была хоть немного умнее и предусмотрительнее. — Теперь ты открыто говоришь о ней как о Кире, Лайт, это не может не радовать. Все мои догадки с самого начала вели к истине. — После того, что я уже рассказал тебе, скрывать это просто бессмысленно, — Лайт выдохнул, подняв глаза. — Ты же давно знаешь, что она была Кирой. Только сейчас она не имеет об этом воспоминаний. Вернуть их ей значило просто толкнуть её под арест вновь, и в этот раз ты бы не отпустил её. — Ты защитил её, хотя она могла бы продолжить твой путь. Вероятность такого поступка, если бы я вообще допустил её, оказалась бы минимальной, — Эл шагнул совсем близко, и теперь их с Лайтом не разделяло почти ничего. — Это решение не было продиктовано Кирой, а тем человеком, кем бы ты, без сомнения, стал без вмешательства потусторонних сил. — Я и есть Кира, — Лайт покачал головой. Это было довольно-таки интересно, подумал Эл, если противопоставить эти слова предыдущим многократным заверениям Лайта в своей невиновности. — Никому не известно, что было бы, не подними я тетрадь. Эл хотел бы сказать, что тогда Лайт никогда не пересёк бы черту, и что не случилось бы стольких жертв, и что ни жизнь Лайта, ни его собственная не оказались бы под угрозой; а ещё Лайт, скорее всего, не пробудил бы в себе свой талант и свой острый ум в полной мере, и Эл не нашёл бы в нём крайне увлёкшую его личность и своего первого друга, и они вообще никогда бы не встретились. Всё сложилось бы абсолютно иначе, и сейчас Эл не брался судить, хотел ли бы он, чтобы Киры никогда не существовало (несомненно, он рассуждал с личных позиций, а не с позиции блага для всего мира). И, может быть, даже смертельный риск стоил этой игры, постоянной борьбы и сближения между ними. Время, оставшееся до неизбежности, ускользало сквозь пальцы. Они оба давно не стояли друг перед другом, как прежде: Лайт привалился спиной к поверхности одной из стен, Эл находился совсем рядом, будто их сковывала одна цепь минимальной длины, они соприкасались плечами и ни на минуту не переставали говорить. Лайт рассказывал о своих планах в деталях, которых не знал Эл, и Эл вспоминал нити своих догадок и предположений и связывал их воедино. Лайт говорил также о том, каким он видел свой новый мир, и Эл оживлённо спорил с ним, доказывая невозможность создания идеального общества, подчинённого закону, морали, единому высшему органу и не стремящегося к разрушению и разложению. Лайт говорил о том, скольких Кира спас и насколько понизил процент преступности; Эл приводил контрпримеры, когда по прямой или косвенной вине Киры умирали невиновные, и утверждал, что численное уменьшение показателя не учитывало изменившегося соотношения характеров преступлений, что анализ влияния Киры на уровень преступности требовал больших усилий и не давал благоприятных результатов, и весь этот продолжительный диалог невероятно их захватил. Лайт только отказывался раскрывать личность Четвёртого Киры и вообще сколько-нибудь говорить о нём; Эл парировал, что в таком случае Лайт никогда не узнает его настоящего имени и это так и останется для него неразгаданной тайной (конечно, Эл вообще не собирался открывать своё имя, но беззлобно уколоть Лайта, оставившего одну карту спрятанной в рукаве, очень хотелось). Каким-то образом тема Киры и его нового мира перетекла в прошлый мир гениального детектива, и Эл рассказал пару случаев, наиболее сформировавших его логику, ум и мышление. Лайт в ответ также вернулся к своему прошлому и объяснил, почему, даже будучи Кирой, подсознательно хотел оставаться для отца человеком, не разочаровавшим его. Эл смотрел на него с любопытством, опершись рукой о его плечо и опустив на неё подбородок. Лайт обернулся к нему, но Эл ничего не сказал. — Что ты хочешь спросить? — проговорил он в нетерпении. — Ну, Рюга, давай, я же вижу. — Касательно Киры… — протянул Эл, только Лайт не дал ему закончить: — Ищи его сам. Я не собираюсь делать всё за тебя. — Это не представит для меня существенной трудности, если мне удалось раскрыть тебя, — и Эл знал, что абсолютно прав в этом, — только я о другом. Прошёл бы ты снова такой же путь? Или что-то бы в нём изменил? Лайт мгновение всматривался в его лицо, пытаясь что-то понять. Затем бросил короткий взгляд на часы, дёрнувшись, как от удара; Эл тронул его за запястье в беззвучном вопросе. — Четырнадцать. Это какая-то проверка, Рюга? Ты разве не знаешь сам? — Мне хочется знать наверняка, — негромко ответил Эл. — Что ты исправил бы? — Не то чтобы я располагаю временем, чтобы пускаться в размышления о своих сожалениях. Если ты хочешь знать — да, я поднял бы тетрадь вновь, я бы каждый раз поднимал её, становясь Кирой. — Не сомневаюсь, Лайт, — Эл ответил себе, что точно так же он сам раз за разом вступал бы в борьбу с Кирой, даже если бы с каждой попыткой его шансы выжить стремительно таяли. — Тогда какой толк говорить об ошибках? Их было достаточно, чтобы ты меня вычислил. — Ты, например, мог бы не реагировать на выступление Линда Л. Тейлора… — И тогда разные сведения о разных преступниках поступали бы в разные регионы Японии, и всё равно ты догадался бы, где я нахожусь. — Ты мог бы сам получить глаза шинигами, чтобы убить меня, не полагаясь ни на кого. — Отдать взамен за это полжизни всегда было слишком высокой ценой, а когда мне осталось лишь несколько дней, чтобы сократить и без того ничтожно малое, доказательства моей вины уже существовали, — Лайт вновь опустил глаза вниз. — Десять. Может, я мог бы каким-либо образом переиграть тебя — скажем, убедить Рэм, что для безопасности Мисы единственный выход — убить тебя. Может, она записала бы твоё имя, жертвуя собственным существованием. Эл только моргнул, осознав эффективность такого плана, если бы он был утверждён. Да, Лайт рассказал ему об этой странной и прочной привязанности бога смерти к человеку — Эл склонялся к той мысли, что это могло быть неявным предостережением не пытаться навредить Аманэ. Против самого шинигами всякий был безоружен, и, если тот действительно был готов нарушить правило и навсегда исчезнуть, только тот факт, что сейчас Мисе ничего не грозило, удерживал его от этого шага. — Но это не твой ответ на мой вопрос, — заметил Эл. — Ты лишь предположил. — Я не знаю, что я бы хотел изменить, — сказал Лайт немного устало. Ему словно стало труднее дышать, и он говорил почти шёпотом. — Я не знаю. Ну пусть не касаться тетради, когда мы задержали Хигути. Тогда, полагаю, я не был бы вписан в неё. Тогда Четвёртый Кира вообще не появился бы, а на Мису бы не напали. — Но тогда ни один из Кир не был бы… дееспособен, — проговорил Эл с сомнением. — Полагаю, расследование надолго остановилось бы. Я не поверил бы, что со смертью Хигути всё навсегда прекратилось: в конце концов, тетрадей ведь было две. Впрочем, я мог бы и сам предложить тебе прикоснуться к тетради, чтобы ты тоже смог видеть шинигами и говорить с ним… нет, я бы понял, что твой контакт с этой вещью недопустим. В любом случае… — Рюга! — внезапный оклик вырвал Эл из поглотивших его рассуждений. — Я просто сказал, что мне первым пришло на ум. Твои умозаключения о неслучившемся не имеют сейчас никакого смысла. К удивлению Лайта, Эл согласился с ним без колебаний: — Прости. Дело Киры само по себе уникально, и строить такие теории — также способ исследовать саму реальность. Только я не учёл, что ты не имеешь достаточно времени и, наверное, хочешь отвлечься от этого хоть на минуту. Лайт на мгновение закрыл глаза; Эл потянулся к нему ещё ближе, и темноволосая макушка коснулась напряжённого подбородка. Эл мог слышать ровный и будто замедленный стук сердца. В странном полуобъятии было настолько естественно, как и в их вечной борьбе. — Знаешь, вопреки тому, что сама Рэм подтвердила подлинность тетради, а правила не предполагают исключений, иногда я думал, что каким-то образом ты сумел провести меня, — проговорил Лайт задумчиво. — Именно ты, а не Рэм. Ты ведь гений, в конце концов, — добавил, чуть усмехнувшись, и Эл устремил взгляд в одну точку, прижавшись к нему. — Вместе с тем я понимал, что решение исключить меня из игры навсегда наиболее эффективно. В любом случае ты слышал моё признание и передал эти сведения ещё хотя бы одному человеку. Эти четыре дня… я цеплялся за малейший шанс и почти дошёл до безумия, прежде чем наконец оценил и осмыслил всё здраво. Если ты изначально продумал всё это… — Лайт, сбившись, остановился. — Я не сумел создать новый мир, значит, многие жертвы действительно были напрасными, но вдобавок к ним я больше не мог допустить ни твоей, ни отца или его коллег. Может быть, пришло в голову Эл, ограждением Мисы от роли Второго Киры Лайт защищал не её одну: Эл вновь бы начал её вычислять, и бог смерти нанёс бы удар. Может быть, Лайт хотел смерти Эл, только если она была необходима Кире, а теперь Кира давно был раскрыт и стоял в одном шаге от гибели. Лайт ничего больше не говорил и не двигался, словно приближение его последней секунды повергло его в некое оцепенение. Эл извернулся, одной рукой скользнул куда-то к его затылку, стремясь отогнать этот холод, сковавший его. Лайт не смотрел на часы, опустив их циферблатом вниз, но Эл словно чувствовал отчётливо повисший в воздухе обратный отсчёт и в своей голове. Сколько ещё оставалось: минута, две? Внутри что-то сжалось, и Эл на секунду поймал его остановившийся взгляд. Лайт теперь был готов принять последний удар, и, наверное, в эти секунды он ждал его, уронив голову на сложенные на коленях руки. С самого начала зная финал этих четырёх дней, теперь Эл преподносил его Лайту и тоже отсчитывал время, не отстраняясь ни на миллиметр. Тишина проникала в сознание, словно медленный яд, забирая тревоги и замедляя пульс. Всё должно было решиться сейчас.