По-разному

      — Господин Чон глаз не сводит с госпожи Мин.       — Смотрите, сейчас он пригласит её на танец!       — Кто бы мог подумать, что двое вдовцов в шестьдесят с лишним лет снова обретут счастье!.. О, госпожа Мин краснеет и отворачивается!       — Да ещё какое счастье! Если они начнут управлять городом в паре вместо того, чтобы конкурировать…       — Да и младший господин Чон явно смотрит в сторону семьи Мин, не замечаете?       — Но… Юна, пять лет, она всё же слишком мала…       — На кого же тогда он так пристально смотрит? И отец, и сын явно заинтересованы в одной семье.       Никто из торопливо делящихся сплетнями в углу зала не подозревает, насколько близок к истине.       Ни один драгоценный камень в украшениях семьи Мин и всех присутствующих не стоит блеска прищуренных глаз. Ни одна складка дорогой невесомой ткани на самых прелестных девушках не лучше простого серого смокинга, потому что… Рубашка на груди почти не выдерживает напора и хвала небесам, что не просвечивает, пиджак, зауженный в талии, обтягивает, дразня, но скрывает от посторонних глаз идеальное тело: не перекачанный, не угловатый, бледный, с выступающими не кричаще, но явно мышцами, неброский, но выделяющийся из толпы ровно настолько, чтобы сводить Хосока с ума.       И да, всё абсолютно правы: Юна ещё слишком мала, её мать занята, но младший господин Чон всё равно заинтересован в ком-то из семьи Мин. Даже не так, Хосок влюблён в розовые губы, касающиеся сейчас бокала с шампанским, в глаза, быстро блеснувшие в его сторону, в брови и ресницы, в узловатые пальцы, которые ставят бокал на поднос официанта. Шампанское в нём не допито. И снова короткий взгляд невзначай, перед тем как повернуться.       Хосок вздрагивает и, когда официант движется с подносом дальше, берёт бокал, тот, с недопитым шампанским, — в суматохе этого не замечают. Выпивает одним глотком и, распахнув глаза, ловит чужой пристальный взгляд из другого конца зала. Юнги следит за движением его кадыка, не может скрыть, как его накрывает почему-то особенно сильно. Он провожает глазами бокал до самого подноса и заставляет себя отвернуться.       Хосок усмехается и сохраняет невозмутимость на лице, а как только Юнги поворачивается снова (тот держится долго, десять минут), проводит пальцами по губам абсолютно естественным жестом. Напоминает, что непрямой поцелуй — хорошо, конечно, терпко на глазах у людей, но мало.       … — Как Вам вечер?       — Приемлемо, — Юнги отвечает безучастно, но Хосок видит, что эту маску он держит с трудом.       — Я случайно услышал сплетню, — усмехается негромко Хосок, — будто бы я глаз не свожу с семьи Мин. Но ведь это чушь: Юна слишком мала для меня, а я — для госпожи Мин.       — Не обращайте внимания на сплетни, — дежурную любезность Юнги уже просто хрипит, уставившись в стол с закусками — никто из них ничего так и не взял.       Хосок смотрит на него прямо, без блеска флирта во взгляде впервые за вечер. «Держи себя в руках, мы же просто играем». И в ответ ловит «я дико соскучился» в ошалелых глазах. Он незаметно проводит пальцем по чужой ладони, тут же, вежливо улыбнувшись, отходит. Спустя неделю разлуки они оба сойдут с ума, если пробудут так близко чуть дольше.       … — Юнги, — парень вздрагивает: на званом ужине его никто не назовёт иначе, чем «младший господин Мин», и позволяет утащить себя из зала в маленький коридор, ведущий в жилую часть дома, а оттуда — на улицу.       Едва две пары дорогих лакированных туфель ступают на асфальт, Юнги разворачивается резко, ведёт носом по чужому подбородку и щеке. Упирается лбом в шею, дышит глубоко — Хосок знает: специально вдыхает его, чтобы закружилась голова.       — Стой, камера, — наследник дома Чон поднимает глаза к потолку крытой парковки перед особняком.       — Плевать, — Юнги прижимается губами к щеке, — я нецелованный. У меня критически низкое содержание тебя в организме, — и целует сам, не встречая сопротивления: Хосок сжимает талию, подаётся ближе, когда Юнги тянет за воротник рубашки требовательно, жадно, и позволяет камере зафиксировать во всех подробностях, какую власть над ним имеет этот парень.

***

      — Свадьба через неделю, о доллар, — отец сияет так, как будто правда влюблён, хотя, может, так оно и есть. — Но я хочу прояснить кое-что, — он хитро улыбается, — ходят слухи, что оба Чона положили глаз на семейство Мин, и, если у тех в роду сейчас ровно две женщины, значит это…       — Сплетни, отец, — вежливо улыбается Хосок. — Я не заинтересован в женщинах семейства Мин.       Чон-старший с внимательным прищуром изучает его лицо. Если бы он изучил немного ниже, шею, скрытую горлом свитера, например, или плечи, до которых Юнги всегда жаден, ему стало бы куда понятнее.       — О доллар, — вздох. Когда-то люди обращались к богам, к небесам, сейчас — к матери, но его отец всегда любил деньги. И Хосока, конечно. Теперь вот ещё и госпожу Мин. — После нашего званого ужина я только и слышу: «В ком же заинтересован наследник Чон?»       — Уверен, не меньше сплетен ходит про любого нашего гостя, — успокаивает его Хосок. — Готовься к свадьбе, отец, — и наблюдает, как лицо родителя расцветает.       … — Хосок, — до свадьбы без малого восемнадцать часов, отец, все эти дни лихорадочно-радостный, появляется на пороге его комнаты, нахмурившись.       — Что случилось? — вскакивает с места тот и идёт за отцом… В кабинет охраны. На один из мониторов выведено изображение с камеры наблюдения у входа в особняк, а у отца на лице красноречивое «что это такое, о доллар?»       — Это то, почему младший господин Чон глаз не сводит с семейства Мин, — спокойно говорит Хосок, видя на экране их с Юнги, влипших друг в друга, красиво, отчаянно, жадно. Сверху видно просто замечательно, что они целуются. Долго и без перерыва: запись длится несколько минут. — Это тот, в ком заинтересован наследник Чон, — от взгляда на экран по телу распространяется слабость и досада: как они могут терять часы, дни, находясь не рядом? — Даже больше: это тот, у кого будет следующая свадьба в семействе Мин.       Отец шумно выдыхает, трёт ладонями лицо.       — Вот это… Сюрприз, — а потом вспоминает о другой важной заботе. — Мне нужно готовиться, времени до свадьбы всего ничего, мы обсудим это позже, — он озадаченно пробегает глазами по Хосоку, что-то хочет сказать, но, видимо, слишком многое, чтобы бросить перед уходом, поэтому исчезает молча.       Хосок выключает экран, взглянув напоследок: они с Юнги наконец-то смогли оторваться друг от друга на несколько секунд, чтобы выйти во двор, в слепую зону камер.

***

      Они, как по иронии, сидят очень близко, но связаться друг с другом не могут. На торжественном обеде жених и невеста расположились во главе стола, сыновья обоих — сразу после, как раз друг напротив друга. Невозможно даже дотянуться рукой: стол слишком широкий, и Хосоку ничего не остаётся, как говорить взглядом. Юнги стискивает зубы и всеми силами избегает на него смотреть, а ещё краснеет ненадолго, скосив глаза на счастливую мать и её мужа.       Молодожёны слушают поздравительные речи, принимают подарки, а Хосок невзначай проводит пальцами по воротнику белой дорогой рубашки (сегодня они с Юнги оба застёгнуты на все пуговицы) и чуть отгибает, будто задумавшись. Юнги видно, что Хосок не замазал ни одну из отметин, сделанных им самим вчера. И он в очередной раз ведётся на провокацию: распахивает глаза, отворачивается, держит нарочито ровно спину, нарочито обыденно смотрит на всё, кроме Хосока, и сжимает пальцы на краю стола. Юнги дразнить так приятно, но всегда боком выходит самому.       — У меня есть заявление, — Хосок встаёт, улучив несколько свободных минут. Операторы направляют на него камеры: каждая деталь празднования слияния двух самых влиятельных компаний города, если не страны, должна быть запечатлена. На официальных мероприятиях лучше чего-то не сделать, пожалеть и дождаться настоящего семейного праздника, чем сделать и испортить свою репутацию навсегда.       Наследник Чон ловит взгляд отца. Тот напрягается, ничего не говорит, но глазами передаёт: «Не делай глупостей». Видимо, не сегодня. Хотя смотря что считать глупостью.       Хосок смотрит на Юнги, выходя из-за стола. И младший Мин его понимает: становится рядом, сообщая, что у него тоже есть заявление, а потом…       Камеры, кажется, работают в пять раз усерднее, их ослепляет вспышками, пока они целуются на свадьбе у родителей, а вот гости в противовес оперативным фотографам обомлели и не издают ни звука, позволяя им двоим красноречиво заявлять ошеломляющее, но такое серьёзное.       А отец… Не успевает сделать вид, что этих двоих не знает.       — О доллар…