---
Джон смутно почувствовал, как что-то очень горячее дотронулось до него — но в груди и так горело, так что прикосновение нового жара было почти неотличимо. Ведь швы хорошо держались теперь! Зачем мейстер Лювин пытался их разодрать? Слабой рукой он попытался оттолкнуть его, но Робб перехватил его руку и осторожно отвел в сторону. — Не сопротивляйся, Джон, — услышал он. Через мгновение что-то полоснуло его по груди — в который раз за последние дни, — и что-то хлынуло наружу, но в этот раз не кровь, а гной, и у него перехватило дыхание. — Сначала что-то случилось со швами, теперь это… — бормотал мейстер, и его голос казался странно далеким. — Либо я уже не могу справиться с простейшими ранами, и мне давно пора оставить свой пост, либо это все же не совпадение. По лицу Робба было очевидно, что он надеялся на первое, но не мог заставить себя это произнести. — Это не может быть не совпадение, — повторил он почти в исступлении. — Как яд мог попасть на мой клинок? Просто в рану что-то попало. Может быть, меч был нечист. — Конечно, нечист, — сипло сказал Джон, чтобы хоть немного отвлечься от боли и дурноты. — Ведь он то и дело лежал на земле, когда я выбивал его из твоей руки. Губы Робба слабо вздрогнули, будто он хотел улыбнуться, однако же не смог. — Верно, — согласился он, хотя в прежние времена обязательно рассердился бы на такую щекотливую шутку. — Наверное, все дело в этом. — Чего ты боишься больше: что твой брат пострадает от яда, попавшего в его кровь, или что все в замке узнают, что яд все-таки был? — Джону показалось, что он ослышался: мейстер не мог произнести таких странных слов. Лицо Робба, и без того застывшее в напряжении, исказилось еще сильнее. — Что за ерунда! — рявкнул он так громко, что его крик больно отдался в ушах. — Джон не умрет! Он не умрет!.. — Я этого и не сказал, — мейстер снова наклонился над Джоном — тот почувствовал, как он сжимал края раны, выдавливая сгустки крови в подставленный сосуд. — Посмотрим, что я смогу узнать. Но, как я говорил… уже может быть слишком поздно… не все яды можно будет различить, — он укоризненно покачал головой, и Джон понял, что укорял он именно его. — Но я не… ждал так уж… долго, — его язык казался в несколько раз больше обычного, и привычные слова почти не поддавались. — Ты ждал достаточно, — мейстер оставался непреклонно строг. — Хотелось бы мне знать причину этого. Впрочем… мальчишки всегда склонны утаивать такие глупости, мысля, будто это делает их сильнее. Джон не стал возражать, что думал совсем не так; если он не хотел беспокоить кого-то, то уж точно не из-за желания возвыситься в чьих-то глазах, даже если для бастардов это вполне естественное стремление. Он был уже достаточно возвышен тем, что рос в замке вместе с законными детьми Эддарда. Скорее уж, ему не хотелось привлекать ничьего внимания, вот в чем была истинная причина. Произносить это он не собирался — да и не смог бы, даже если бы захотел. У него слипались глаза, и последние капли интереса к своей судьбе потускнели — пусть будет, что будет, пусть его хоть выворачивают наизнанку, если это так уж необходимо; ему больше не хотелось сопротивляться.---
Робб чувствовал, что холодный пот заставил его одежду прилипнуть к спине, а его голова кружилась так сильно, будто он и сам был отравлен. Кто-то схватил его за локоть — он узнал слугу, которого послал на поиски Родрика Касселя. — Сир Кассель говорит, что ничего не может сказать о клинке, — выдохнул тот. — Он говорит, что уже давно очистил его самым тщательным образом… от крови. И теперь… едва ли что-то можно обнаружить. — Что ж, вряд ли можно винить его в том, что он ничего не заметил, — негромко сказал мейстер Лювин. — Заподозрить подобное в самом сердце Винтерфелла… Впрочем, я и сам не уверен… — он склонился ниже, и его бормотание стало неразборчивым. — Но если это не яд, то что? — непонимающе переспросил Робб. — Ведь это не может быть только из-за одной раны… самой по себе, верно? — он впился взглядом в Джона, который, кажется, уже не слышал их. На его лбу и верхней губе блестели прозрачные капли пота. — Как я и говорил, в рану могло что-то попасть и вызвать заражение, однако же я промыл ее, как только смог, и, смею уверять, сделал это достаточно хорошо. — Как только смог… — повторил Робб. — Но ведь вы смогли не так уж быстро, верно? Ведь Джон не сразу пришел за помощью. Может быть, инфекция уже начала развиваться… и ваши старания уже не помогли? — Это допустимое объяснение, — отозвался мейстер довольно сухо. — В любом случае, сейчас не так уж много можно предпринять. Эти слова, наверное, не задумывались резкими, однако же прозвучали почти угрожающе, и жар снова бросился Роббу в лицо, пока сам он, напротив, ощутил прикосновение ледяного холода. — Вы ведь не пытаетесь сказать, что уже ничего нельзя сделать? К счастью, мейстер выглядел в достаточной степени удивленным этим вопросом. — Нет, я вовсе не пытаюсь сказать ничего подобного, — заверил он. — Конечно, ничего оптимистичного в происходящем нет, но я не собираюсь разбрасываться фатальными прогнозами, — он распрямился и вытер руки. — Я очистил рану еще раз и прижег огнем. Будем надеяться, скоро ему станет лучше, — но от взгляда Робба не укрылось, с какой осторожностью мейстер спрятал в карман наполненный кровью пузырек. — Но вы все еще подозреваете, — шепнул он. — Робб, ты бледен. Присядь и глотни воды. — Еще бы я не был… я не хочу потерять Джона из-за такой глупости. Из-за стычки! Простой тренировки, которые у нас бывали каждый день. — Я отправлю Эддарду еще одно письмо, — сказал мейстер. — Случайность или нет, он все равно должен знать. Вот только я не знаю, что написать сейчас. Я боюсь поторопиться с суждениями… и одновременно боюсь случайно утаить слишком важное, — уставший, он вдруг показался почти глубоким стариком, каким на самом деле и был. Ухватившись за эту мысль, Робб уже не мог отпустить ее. Ведь это означало, что тот мог и в самом деле ошибиться.---
Когда Джон разлепил глаза, тени на стенах были длинными. Значило ли это, что было уже утро? Или же вечер? Он скосил глаза и увидел сидящую фигуру Робба. Неужели тот так и не отлучился? А, может быть, прошло уже так много времени, что он успел несколько раз уйти и вернуться. Джон открыл было рот, чтобы позвать его, но услышал скрип распахиваемой двери; он не мог видеть, кто именно вошел, но, кажется, узнал по поступи еще до того, как Робб подал голос: — Матушка, — он был мрачен, но уже не так зол, как прежде. — Можешь не стараться. Я сегодня не приду на ужин. — Я знаю, — в этот раз та согласилась неожиданно легко. — Поэтому я принесла его сюда, — Джон услышал стук — вероятно, подноса, — и почувствовал запах еды, уже не казавшийся ему таким противным, как прежде. — Поешь, тебе нужны силы. Здесь в чашке немного бульона. Может быть, Джон тоже захочет поесть, когда очнется. — Какая неожиданная забота, — теперь голос Робба был одновременно удивленным и подозрительным. — Неужели ты и вправду принесла это специально для него? — А ты неужели и вправду считаешь меня чудовищем? — Конечно, нет, — Робб колебался, но все же продолжил: — Раз так, помоги мне найти того, кто отравил мой меч. — Отравил? — Джон с ужасом подумал, что в Винтерфелле все сейчас только и говорили о покушении на бастарда Эддарда Старка, и ему впервые захотелось покинуть замок — уйти как можно дальше от всех этих пересудов, пусть даже на Стену. С него и без того было достаточно сплетен. — Насколько мне известно, — продолжила Кейтилин, все еще оставаясь поразительно спокойной, ее голос был почти мягок, — мейстеру Лювину так и не удалось найти признаки яда. — Он не смог в точности опознать, какой это был яд, — буркнул Робб в ответ. — Однако же по всем признакам он убедился, что тот имел место… — Он предположил, что тот мог быть использован, однако же у нет доказательств, и на мече ничего не... — Потому что сир Родрик опрометчиво очистил его — после того, как кто-то неизвестный заточил его, хотя при тренировках мы всегда используем затупленные мечи. — Какой-то бедняга заточил меч по ошибке, а сейчас не признается в страхе понести наказание, — легко парировала Кейтилин. — Но почему он заточил именно мой меч? — Может быть, он хотел заточить все, но большинство и без того были уже остры. Джон чувствовал, как напряжен был Робб этим спором; он сам может быть, хотел бы вмешаться, но не мог, ему не было места в этом споре, подобно тому, как ему не было места в покоях мейстера, когда в них находились Санса и Кейтилин. Может быть, именно его глупое промедление в тот день и привело к дурным последствиям, а яда не было и в помине, и Робб вот-вот готов был рассориться с матерью по несуществующей причине. Впрочем, причина, конечно же, существовала; она была совершенно реальна — только немного иная. — Я вижу, у тебя на все есть ответ, — Робб вздохнул. — Конечно, всегда легче сделать вид, что ничего не случилось, чем признать, что в замке произошла измена. — Измена? — на этот раз искреннего изумления в голосе Кейтилин было намного больше. — Но что именно ты называешь изменой, Робб? Это может быть случайность — и, скорее всего, именно она… Может быть месть. Может быть еще тысяча вещей, но никак не измена. — Месть? За что кому-то мстить Джону? Он никогда никому не причинял зла, — Робб сказал эти слова с таким жаром, что у Джона сжалось сердце в какой-то тоскливой нежности. В эту минуту он любил Робба больше, чем когда-либо, — за эти слова и за то, что тот был на его стороне. Однако же вернее было говорить, что Джон никому не желал причинить зла, потому, что очевидно, он все-таки причинял. — Ничего подобного я не имела в виду, — Джон вдруг испугался, что Робб произносил все это слишком горячо, и Кейтилин слишком много могла увидеть в его словах. — Я лишь хотела сказать, что измена — неподходящее слово, когда речь идет о бастарде, только и всего, — последние слова «только и всего» показались ему холоднее всех предыдущих. — Но… — кажется, Робб тоже был подавлен этими словами и не мог найтись с ответом. — Ты всегда… говоришь это, но почему… — Подумай сам: кому нужно отравлять бастарда, пусть даже бастарда короля Севера? — Бывает, и бастарды могут… претендовать на трон, — неуверенно сказал Робб. Это было ошибкой, и Джон весь сжался, из последних сил стараясь не выдать себя. — Но ведь это не тот случай, верно? — было ясно, как тяжело дались Кейтилин эти слова. — Конечно, нет, — торопливо согласился Робб. — Но все же, наверное, могли быть… какие-то причины… кроме личной мести. К тому же, он… кто бы он ни был… если вообще был… попытался сделать это моими руками. За такое я не могу простить. — И, между прочим, это куда ближе к пониманию измены, — продолжила Кейтилин. — Попытаться возложить несуществующую вину на будущего короля… Пойми, если бы кто-то решил навредить тебе… Или Брану, или Сансе, или Арье… каким угодно образом… мы бы назвали это изменой, но сейчас — пока еще — это всего лишь случайность. И она останется таковой, если не появятся новые обстоятельства. — Пусть так, — сказал Робб теперь уже почти неразборчиво, и не только его спина одеревенела, но и все тело, и Кейтилин, может быть, тоже заметила это, потому что сказала: — Лучше поесть, пока ужин совсем не остыл, — и она вышла прочь. Не посмотрев на поднос, Робб медленно опустился на спину и повернул голову к Джону. — Ты ведь уже не спишь, да? — не отпираясь, он тоже перевернулся на другой бок. — Нет, — признался он. — Хотя лучше бы спал. — Прости, что тебе пришлось это слышать. Но у меня уже не было сил спорить. — Все в порядке, — Джон помедлил, прежде чем добавить: — По правде говоря, слова твоей матери правдивы. Зачем кому-то пытаться меня убить? И… мейстер Лювин ведь правда не нашел следов яда? Значит, его могло и вовсе не быть, — ему непросто было говорить это; он сам не знал, верил ли в то, что произносил, однако… зачем ему было спорить с тем, что казалось истиной? Разве у него была хоть одна причина не верить? — Я не сразу отправился за помощью, это верно. Меня едва не погубила собственная глупость. Не стоит из-за этого будоражить весь Винтерфелл. Робб некоторое время молчал. Потом рассеянно прикоснулся ладонью к его лбу. — Кажется, жар спал. И ты, похоже, чувствуешь себя лучше. Так? — Да, — это тоже было правдой. — Так что… как видишь, ничего страшного не случилось, — он попытался улыбнуться, но выражение смертельной серьезности на лице Робба сбивало его с толку. Почему он не мог просто порадоваться и забыть обо всем? Неужели собирался корить себя и дальше? Или слова мейстера про яд никак не давали ему покоя? Но ведь тот не был уверен с самого начала. — Может, и так, — наконец согласился Робб, и слабое подобие улыбки все же забрезжило и на его губах тоже. Он придвинулся ближе и зарылся носом Джону в волосы, и тот подумал было, что давно не мылся и, должно быть, противен, однако Робба, кажется, это нисколько не волновало. — Ты сведешь меня в могилу, Сноу, и это будет самая настоящая измена, — он вдруг отстранился и поджал губы, снова стремительно мрачнея. Джон больше не мог делать вид, что этого не замечал. — Робб, что произошло? Я вижу, что-то не так, — Робб посмотрел на него очень подозрительно, и Джон поправился: — Я имею в виду, кроме очевидного… случилось что-то еще? — Ничего, вернее, ничего нового… то есть, я хочу сказать, — Робб сел, скрестив ноги, и выпалил: — Я не говорил этого матушке, чтобы ее не тревожить и не усиливать ее подозрений, но теперь, после ее слов я все думаю… оказалось, твой меч был заточен тоже. — И мой… тоже? — удивленно переспросил Джон. — Значит, все это действительно не было намеренно? Кто-то по простой ошибке наточил все мечи, так? — Может быть, — по складке между рыжих бровей Робба было очевидно, что он считал иначе. — А, может быть, этот некто просто не знал, какой из мечей кому из нас принадлежит… и наточил сразу оба. И смазал ядом тоже оба — но Родрик по незнанию очистил все оружие, и следов уже не найти. — Значит, ты твердо уверен, что яд там был. И… ты полагаешь… что целью был ты? — Почему бы и нет, — очевидно, слова Кейтилин все-таки оставили на нем глубокое впечатление. Возможно, куда более глубокое, чем он сам осознавал. — В конце концов, ты побеждал меня гораздо чаще, — он вынужден был признать, но признание сделало его еще мрачнее, и за этой мрачностью Джон прочитал неоконченное: и, в конце концов, из нас двоих я настоящий будущий правитель, которого есть хоть какой-то смысл убивать.