— Я предупреждал его, чтобы не тратил силы, — говорил Робб нетвердым голосом; от ужаса пережитого ему пришлось присесть. — Я предупреждал! — почти горячечно повторил он. — Я просил его быть осторожнее. Неужели это было так сложно?
— Только представь себя на его месте, — отозвался в ответ мейстер Лювин, размалывавший что-то остро пахнувшее в стеклянной ступке. — К тебе возвращаются силы, но ты заперт в четырех стенах. Разумеется, ты захочешь выбраться во что бы то ни стало.
— Разумеется, — эхом отозвался Робб. — Конечно, глупо думать иначе, — он глубоко вздохнул и приложил ладони к глазам. — Но как можно было упасть с этой чертовой лестницы? Я… я зубрил эти бесконечные имена и тысячу дат и мечтал о том, чтобы случилось что-то из ряда вон выходящее, хоть что-нибудь, что позволит мне выбраться из этой душной комнаты и забыть про эту скучную историю. И вот… я про нее забыл. Я… услышал этот шум. Меня, конечно, пытались остановить — наверное, представляли гнев матушки, которая узнает, что ее старший сын опять отвлекается по пустякам. Но… — у него дрогнули губы. — Что ж, это был не пустяк.
— Робб, тебе не в чем себя винить. Этого ты точно никак не мог предугадать. - Но тот покачал головой:
— Однако же мне кажется, что мог. Я наговорил ему каких-то глупостей этим утром. Мне кажется, я только и делаю, что говорю ему какие-то глупости… особенно в последнее время, снова и снова. Иногда я поражаюсь, как только он терпит меня до сих пор.
— Не думаю, что он за что-то был обижен на тебя. Он знал, что тебе непросто. Старшим наследникам никогда не бывает просто, порой им еще сложнее, чем тем, кто правит сейчас.
— Дело не только в этом… — Робб осекся, не зная, как стоило продолжить и чего не следовало случайно раскрыть. — Хотя вы правы — и в этом тоже… Наверное, это тяготит меня. Я чувствую, что, кажется, отдаляюсь от него. Еще будучи детьми, мы договорились, что наше происхождение никогда не встанет между ними, что мне никогда не станет важным, бастард он или нет, настоящий Старк или сын какой-то шлюхи, а он в ответ пообещал, что всегда скажет мне о моей неправоте, если понадобится. Но потом… — он никак не мог отвести взгляда от ничем не примечательной точки в углу. — Потом, кажется, так вышло, что я обманул его. Мне так легко было выполнять свое обещание большую часть жизни, но как только Джон стал лучше хоть в чем-то, будь то стрельба, или скачки… это задевало меня, хотя почему бы ему не быть лучше? В этом нет ничего…
— Робб, — рука мейстера коротко коснулась его плеча. — Мне кажется, тебе следует говорить все это не мне.
— Но… — пролепетал тот. — Джон…
— Как я считаю, очнется довольно скоро, так что нет никаких причин для траура.
— Да, конечно, — теперь у Робба вырвался странный нервный смешок. — Конечно, он не умрет из-за какой-то ерунды. Уж не знаю, что ему уготовлено судьбой, но наверняка нечто большее, чем свернуть шею, катясь по лестнице.
Может быть, Джону было уготовано нечто куда более грандиозное, чем ему самому.
Может быть, именно это Робб чувствовал уже давно и потому завидовал безо всякой на то причины. А ведь Джон всегда повторял, что у него благородное сердце — выходит, он либо врал ему, либо заблуждался, либо видел то, чего и сам Робб, может быть, пока не умел отыскать.
Многие говорили ему, что он станет превосходным правителем с железной волей и добрым сердцем, но Робб привык не слишком доверять таким словам: пусть северяне не склонны к пустой угодливости, никто не будет повторять иного старшему сыну из рода Старков, но Джон… Робб мог верить, что Джон говорил это искренне, по воле сердца, не принуждаемый необходимостью.
Почти неслышно ступая, к нему снова подошел мейстер Лювин.
— Он еще не очнулся? — с надеждой спросил Робб, но тот покачал головой:
— Пока он спит. Он должен прийти в себя ближе к утру.
— Хорошо. Я побуду здесь.
— Разумеется, — Робб был почти удивлен, что в этот раз не встретил сопротивления. Очевидно, все в Винтерфелле запоздало поняли, что он не собирается больше заучивать древние книги, пока нужен Джону. В конце концов, может быть, именно из-за этого тот и свалился с проклятой лестницы — если бы Робб был рядом, чтобы остановить его или хотя бы успеть удержать... — Моей вины здесь гораздо больше, чем твоей, — снова заговорил с ним мейстер. — Я встретил его незадолго до того, как все случилось. — Робб удивленно посмотрел на него, подняв голову. — Больше того, я обеспокоился его видом и даже пообещал скоро прийти в его покои, чтобы еще раз осмотреть.
— Ему было нехорошо? Поэтому он упал? И даже никого не позвал на помощь!.. — вспыхнул Робб, осознавая одновременно, что и сам не позвал бы на его месте.
— Да, вероятно. Но одновременно… он был будто бы чем-то встревожен. Словно за ним кто-то гнался, или же… я принял признаки болезни за проявление страха, — мейстер Лювин, кажется, глубоко задумался. Робб впился в него взглядом, тщетно жажда ответов: мейстер определенно выглядел так, будто какая-то серьезная догадка пришла к нему на ум.
Но в конце концов тот лишь покачал головой:
— Нет, боюсь, что никто, кроме Джона, не сможет нам ничего прояснить.
Помедлив, Робб согласно кивнул в ответ, но странная недосказанность уже обволокла его и заставила тревожиться сильнее.
— Я думаю, в этот раз все же стоит написать отцу, — сказал он. — Просто… на всякий случай. Я не хочу сказать, что Джон не очнется, дело совсем не в этом, — быстро добавил он. — Просто ему нужно знать, вот и все. Он любит Джона. Я уверен, он найдет способ вернуться, если захочет, даже если его дела кажутся неотложными.
Брови мейстера, и без того нахмуренные, сдвинулись еще сильнее.
— Я отправил воронов еще в прошлый раз, после той истории с мечами, хоть леди Кейтилин не одобряла такого решения, — сказал он. — Я отправил несколько раз. Эддард бы дважды успел вернуться из столицы. Но даже если какая-то таинственная причина не позволяет ему отлучиться, несмотря на то, что жизнь его сына была в опасности… он не прислал никакого ответа, ни единой строчки. Вот что кажется мне странным.
Робб нервно облизал неожиданно пересохшие губы.
— Вы думаете, с ним тоже что-то случилось? — спросил он.
— Не думаю, что мы не узнали бы, случись в столице что-то из ряда вон выходящее, — услышал он осторожный ответ. — Я лишь говорю, что все происходящее странно, вот и все.
Вот и все.
Робб опустил лицо в ладони и сгорбился, разом теряя царственную осанку будущего правителя. В его голове одновременно было очень много мыслей, но ни одной — стоящей, и минуты превратились в часы, поздний вечер превратился в глубокую ночь, а потом — в раннее утро; Роббу казалось, что он окаменел и мог бы просидеть так несколько дней, но негромкий шорох вывел его из оцепенения.
— Джон, это ты? — кажется, мейстер Лювин не ошибся, и тот действительно очнулся в предсказанный срок. Робб затаил дыхание и, протянув руку, дотронулся до его плеча; Джон пошевелился под этим прикосновением и негромко вздохнул.
— Робб?.. — позвал он сонно. — Сейчас ночь? Почему ты здесь?
Робб вдруг почувствовал, как в долгожданном смехе облегчения мелко затряслись его плечи, и одновременно он попытался принять самый грозный вид:
— Я здесь, потому что уже не в первый раз ты вынуждаешь меня переживать у твоей постели! Потому что ты не послушал ни меня, ни мейстера и чуть не сломал себе шею! — непонимающий взгляд Джона слегка обеспокоил его. Если он так пытался уйти от признания в собственной глупости… — Ты… ты не помнишь?
Вместо ответа Джон отстраненно поднял руку и прикоснулся ко лбу, его пальцы наткнулись на повязку, завязанную умелыми пальцами лекаря.
— Что случилось?
— Ты упал, упал с лестницы, — нетерпеливо повторил Робб, понемногу теряя самообладание. — Стой!.. — прикрикнул он, когда Джон попытался сесть, и его руки подломились. — Осторожно. У тебя разбита голова, как ты, вероятно, уже успел заметить. Впрочем, мейстер Лювин сказал, что тебе очень повезло обойтись только этим, скатившись со ступеней.
Но мейстер не предупреждал, что тот может ничего не помнить о том, что случилось! Робб почувствовал, как у него похолодело где-то в животе. Что еще Джон мог забыть? Что, если Робб потянется к нему с поцелуем, а тот оттолкнет его с удивлением? Ему захотелось проверить это немедленно, но он никак не мог себя заставить.
— Упал с лестницы? — повторил Джон и даже попытался улыбнуться. — Как я мог допустить такую глупость?
— Потому что принялся расхаживать по всему замку, еще не оправившись от раны, — Робб все еще пытался казаться строгим, но уже чувствовал облегчение — пока не испугался снова: — Ты же помнишь это? Помнишь?..
— Конечно, помню, — Джон отстраненно прикоснулся рукой к груди. — Я все помню, кроме того, как именно упал. И… что было в этот день. Мы попрощались утром, и ты… кажется, отправился учиться, а дальше… — он наморщил лоб, но Робб уже перестал беспокоиться на этот счет. Джон был в порядке и помнил почти все — по крайней мере, все самое важное. А один день… что может изменить всего один день?
— Мейстер Лювин сказал, что видел тебя незадолго до того, как все случилось. По его словам, ты был чем-то встревожен. Но чем именно?.. — Но Джон с сожалением покачал головой:
— Нет, я не знаю, — проговорил он. — Прости, Робб, я правда не…
— Не за что извиняться, — отмахнулся тот. — Главное, что ты не превратился в слабоумного идиота. Поблагодарим судьбу хотя бы за это. Впрочем, раз ты умудрился еще раз едва не погибнуть по глупости, я не уверен, что ты с самого начала не был…
— Робб… — умоляюще протянул Джон.
— Прости, прости. Я больше не буду говорить такого. Просто у меня скоро будет больше седины, чем у отца. Только представь: я бросаю свиток, выхожу взглянуть, что случилось, и вижу… твое тело у подножья… — у него сдавило горло, и он замолчал, глядя в сторону.
— Я не хотел тебя так печалить, — Джон ласково потянул его за руку и вынудил наклониться, поцеловал в подбородок почти раскаивающимся жестом. — Но я хотел спросить о другом. Ты очень мрачен… ведь теперь все в порядке? Я больше не буду вставать, пока ты не разрешишь мне трижды, даю слово. И ты сохранишь свои волосы нетронутыми сединой, — Джон снова потянулся к нему, прижался лбом к плечу, и раньше Робб готов был почти на все ради того, чтобы Джон выразил свою нежность первым, но сейчас он никак не мог насладиться ею в полной мере.
Потому что, Джон, разумеется, был прав в том, что заметил.
— Что тебя тревожит? — продолжал он допытываться. — Я, может быть, и отшиб себе голову, но все же пока не слепой.
Конечно, Джон знал его слишком хорошо для того, чтобы ничего не заподозрить. Робб заколебался, размышляя о том, стоило ли признаваться. Ему казалось, что над Винтерфеллом сгустились тучи, и слова мейстера о том, что отец не ответил ни на одно письмо, глубоко обеспокоили. Робб знал, что отец бросил бы все и вернулся бы в Винтерфелл, зная, что Джон в смертельной опасности, как сделал бы это для Робба, потому что любил их одинаково. Однако же до сих пор они не получили из столицы никаких вестей. Робб чувствовал, что замышлялось что-то дурное, способное разделить их семью, может быть, даже отстранить Старков от власти над Севером. В тот день, когда Джон был случайно ранен его мечом, все должно было случиться ровно наоборот, с некоторых пор Робб был уверен в этом, и только волею судьбы произошла ошибка. Да к тому же, прошлым днем прошел слух, что отравился повар на кухне — и вроде бы не до смерти, да и мало ли, что испорченного могло на ней заваляться... Но череда странных совпадений пугала Робба, и настораживал несвоевременный отъезд отца, с которым была потеряна связь, и он почти уверовал в то, что кто-то готовил покушение, покушение против него, одновременно не позволяя Эддарду вернуться в срок. А может статься, его отец уже был казнен за какую-нибудь ложную провинность, или заключен под стражу, или каким-либо иным способом устранен и вычеркнут из этого чудовищного плана.
Джон продолжал вопросительно смотреть на него, и Робб понял, что не может поделиться этим сейчас.
Он наверняка расстроится, когда вскроется правда, и станет ясно, что Робб намеренно утаил от него столь важные мысли. Но Джон был ранен и устал — он и так через многое прошел за последние дни, и Робб не собирался давать ему новый повод для беспокойства.
— Нет, нет, ничего не случилось, — однажды в детстве Джон пообещал ему, что всегда будет прикрывать его тыл. Но сейчас Робб не мог позволить ему выполнять свое обещание. Разве он будет хорошим правителем, если перекинет тяжесть со своим плеч на того, кто и так уже слишком ослаб? — Поверь мне, ничего не случилось.
---
Джон ни на минуту не поверил ему.
Обычно он не терпел ложь, но в этот раз нелепая попытка Робба утаить что-то важное не вызвала у него ничего, кроме огорчения. Он знал, что Робб всего лишь пытался оградить его; он врал ему не потому, что не доверял, но все же Джон не привык к такой скрытности и не знал, что мог с ней поделать.
Он не стал допытываться. С некоторых пор Робб иногда был так весел, что казалось, ничего не омрачает его думы, и тогда Джон старался насладиться этой веселостью впрок, а Робб целовал его, уже почти не скрываясь от слуг, как бы говоря — все равно! Не хочу больше тратить время на тайны! Но, хоть одна половина Джона не могла не радоваться таким переменам, вторая всегда оставалась настороженной. Разве Робб не знал, как тяжело ему будет пережить эту неискренность?
К тому же, Джона не оставляло ощущение, что всему виной был странный провал в его памяти. Он помнил, как получил почти зажившую теперь рану на груди, помнил в деталях все, что случилось прежде, забыв лишь один день. Мейстер Лювин сказал ему, что после такого удара головой не следовало удивляться — а нужно было благодарить судьбу за то, что он не будет до конца жизни мочиться под себя.
К тому же это был всего лишь один день. Что такого могло случиться за один день? Если Робб решил не делиться с ним каким-то секретом, у него были на то свои причины. Стараясь не принимать близко к сердцу дни, когда Робб был напряжен и печален, Джон хватался за счастливые часы, в которые они были близки. Робб, кажется, проводил в его покоях больше времени, чем где-либо еще, ревностно следил за едой, отчего-то пробуя и нюхая ее каждый раз, а позже водил гулять во двор, разумеется, не удерживаясь от шуток о великих полетах с лестниц.
— Пожалуй, больше не стоит держать меня под руку, — сказал Джон в один из дней, когда они расположились напротив тренировочной площадки, у которой началась череда его злоключений. — Я уже вполне твердо стою на ногах, могу поклясться в этом тысячу раз, если захочешь, так что…
— А ведь мог бы притвориться, что нет, — сказал Робб почти меланхолично. — Тогда я смог бы держать тебя за руку без зазрения совести. — Джон удивленно посмотрел на него, и тот пожал плечами. — Что? Всего лишь помогаю ослабевшему брату ходить. А теперь придется держать тебя просто так. Пойдут пересуды. Впрочем, они все равно бы рано или поздно пошли.
Джон так опешил, что не нашелся с ответом. Выходит, Робб больше ничего не собирался скрывать? Поднявшаяся было радость схлестнулась в нем с обеспокоенностью. Все это лишь добавит Роббу новых проблем — в довесок к уже имеющимся, о которых он до сих пор не торопился рассказать.
— Знаешь, что? — Робб вдруг ударил себя кулаками по коленям. — Давай отправимся на прогулку по лесу.
— На прогулку? — переспросил Джон, не веря своим ушам. — Сейчас? По лесу?
— Да, сейчас. И по лесу. Нет, вернее, на охоту. Да, точно, на охоту. Мне кажется, нам всем сейчас нужно немного повеселиться, отвлечься перед долгой зимой. А потом будет пир с пойманной дичью!.. — препираться не имело никакого смысла: у Робба уже загорелись глаза. Джон и не собирался спорить, он и сам так долго лежал в постели, что сейчас, чувствуя в себе прилив свежих сил, с большим удовольствием сел бы в седло. — Но ты не будешь скакать галопом, — предупредительно вмешался в его мысли Робб. — И всегда будешь в поле моего зрения, понял?
— Я думал, ты собираешься следить за зайцами, — пробормотал Джон, и Робб закатил глаза.
— Ты все-таки стал слабоват разумом после того удара, Сноу, раз не понимаешь, что это всего лишь предлог.
---
— Значит, предлог, чтобы побыть со мной? — Джон не мог не улыбаться, пока Робб почти ревностно следил, чтобы его лошадь не переходила с шага на рысь. — Мы так скоро безнадежно отстанем.
Взгляд Робба говорил, что именно этого он и добивался. Привстав в седле, он потянулся к его лицу, и Джон хотел было податься навстречу, когда его лошадь вдруг взбрыкнула и шарахнулась в сторону, так что он едва удержался на ее спине.
— Эй! Что это? — окликнул его Робб. — Ты хочешь в довершение ко всему упасть еще и с лошади? Или тебе просто так не нравятся мои поцелуи? — Но у Джона уже как рукой сняло остатки былой игривости.
— Нет, что-то напугало ее. Мне показалось, мимо пролетела стрела, — шепнул он в ответ, и Робб поверил ему мгновенно, предупредительно стиснул рукоятку меча. Неподалеку зашелестели кусты, и показались рыжие волосы леди Кейтилин, и Робб едва слышно выдохнул с облегчением, но ненадолго, потому что рядом просвистела еще одна стрела, затем еще одна.
— Защищайте своего короля! — крикнула Кейтилин кому-то невидимому, и Робб, кажется, не сразу понял, что речь шла о нем самом. — Это измена! Покушение на наследника! — Теперь уже целый град стрел обрушился на них, и одновременно десяток появившихся северян всего за мгновение окружили Робба защитным строем, оттеснив Джона. Он нисколько не возражал и даже сам направил лошадь в сторону, чтобы не мешаться; ему, как и всем остальным, было очевидно, что именно Роббу нельзя было позволить умереть или попасть в плен, ведь он был наследником Винтерфелла и главной мишенью всех нападений. Но слово
измена, произнесенное леди Кейтилин, никак не уходило из его головы; Джону казалось, что многое скрытое было связано с этим словом, и вдруг вспышкой промелькнули утраченные на время воспоминания — и об отравленной еде, и о падении с лестницы, бывшем вовсе не простым падением; все хладнокровие вдруг покинуло его, и он закричал самым жалким образом:
— Робб, не оставляй меня здесь!.. — впрочем, он не был уверен, что в самом деле произнес это вслух, а не завопил только лишь мысленно, но это было неважно: целая толпа стражников уже отдалилась, сопровождая Робба обратно к Винтерфеллу, и Джон понял, что остался один.
