---
— Кто бы мог подумать, что злоключения несчастного Сноу не закончатся на падении с лестницы?.. — бормотал мейстер Лювин, засучивая рукава. Робб чувствовал, что ему вот-вот станет дурно, пока он все продолжал смотреть на стрелу; застрявшая где-то глубоко между ребрами Джона, она поднималась и опускалась в такт его дыханию. По крайней мере, Робб мог видеть, что тот еще дышал. Вторая стрела засела у него в бедре, а третья — чуть повыше плеча у основания шеи, и мейстер, кажется, не мог определиться, какая из ран внушала ему наибольшие опасения. Когда он сделал первый надрез, Робб закрыл глаза, но это не помогло, потому что ужасные картины продолжали всплывать перед ним одна за другой: Джон, лежавший с закрытыми глазами в траве, его лошадь с пустым седлом, метавшаяся неподалеку, не попавшие в цель стрелы и тишина, будто они не были выпущены чьей-то рукой, а взялись из ниоткуда. И голос — Робб, не оставляй меня здесь. — Робб!.. — он вздрогнул: кто-то звал его наяву. Мейстер что-то протягивал ему: кажется, смоченную ткань. — Возьми и глубоко вдохни. — Тот послушался, и от резкого запаха в его голове прояснилось. — Если хочешь остаться, то помоги, а не путайся под ногами. Если тебе слишком тяжело, лучше сразу уйди. — Конечно, я останусь, — Робб поднялся и сбросил плащ. — Что мне делать? — Просто следи, чтобы он не шевелился, пока я буду доставать стрелы. — Робб поморгал, чувствуя, как пот уже скатывался ему на веки, а ведь они еще даже не начали. Губы Джона были приоткрыты, и слабое свистящее дыхание вырывалось из них; мейстер наклонил над этими губами стеклянный пузырек и ненадолго приподнял его голову, заставляя проглотить. — Это притупит боль. Через минуту мы сможем начать. — Когда я вернулся за ним, вокруг не было ни души, — сказал Робб, чтобы эта самая минута не была полна зловещего молчания. — Мне кажется, все вокруг считают, это лишь потому, что противник быстро отступил, когда понял, что не добился цели. Но я больше не верю в это. Не верю, что целью был я. — Кто же тогда? Это не был голос мейстера Лювина. Робб обернулся к распахнувшей двери. — Матушка, — пробормотал он. — Ты невовремя, — возможно, впервые он и правда изо всех сил желал, чтобы она ушла; даже если она почти заставала их за поцелуем — даже тогда он не был так раздражен ее неожиданным присутствием. Но она, кажется, не собиралась удаляться. Ее взгляд проскользил по торчащей из плоти стрелы, ножу в руке мейстера и сброшенному плащу Робба, сплошь испещренному каплями крови. — Ты считаешь, что убить хотели его? — Разве это не очевидно теперь? — их разговор уже начинал утомлять его, не успев толком начаться. — Меня могли убить несколько раз, пока я возвращался, однако же этого не произошло. Кто бы ни напал на нас, он убрался прочь сразу после того, как… — он не смог договорить. — Или не ожидал, что ты совершишь такую глупость и ринешься назад, едва избежав смерти. — Глупость? И кто бы вернулся за ним? — вконец разозлился Робб. — Сколько бы мы прождали, пока он якобы возвращался бы в Винтерфелл? До темноты? Или отсчитали бы для надежности несколько дней? А, может быть, за ним и вовсе бы никто не отправился, потому что это слишком опасно для благородных рыцарей нашего замка? И зачем, по-твоему, было отправлять в него целых три стрелы? Разве не для того, чтобы прикончить? — В нас выпустили сотни стрел. Не удивительно, что несколько попали в того, кто замешкался. — Замешкался? — Робб вспомнил, как Джон сам повернул лошадь в сторону, чтобы не оказаться на пути торопящихся стражников. Но потом — почти сразу — он передумал и позвал на помощь. Теперь Робб был уверен, что последнее ему не почудилось. И все же… — Замешкался? Он просто позволил оттеснить себя в сторону, пока вся подмога мчалась на помощь нам с тобой! Едва ли он ожидал, что его так быстро оставят позади. К тому же он был еще слаб. Это была его первая прогулка на лошади после болезни!.. Нельзя было ожидать, что он сможет так легко уйти от противника. — Робб, мне нужна твоя помощь, — довольно сухо оборвал его мейстер Лювин, и тот со вздохом схватил плечи Джона и прижал их к столу. Не медля больше, мейстер сделал разрез вокруг острия одной из стрел, и тело Джона вздрогнуло под руками Робба, но быстро обмякло снова. — Но кому могло потребоваться убивать бастарда? — спросила вдруг Кейтилин будто бы с искренним удивлением, и от неожиданности этого вопроса Робб тоже вздрогнул. — Не знаю, — медленно произнес он. — Ты сама не раз говорила мне, что на это не может быть никаких серьезных причин, и я верил тебе. Но если даже сейчас ты продолжишь утверждать, что все это — лишь стечение обстоятельств, и его вовсе не пытались убить, а до этого — отравить, и, вероятно, падение с лестницы тоже было не случайным, и… — Робб! Если ты желаешь поговорить, то выйди вон, а если желаешь помочь, то сосредоточься! — Робб не сразу понял, что неявным образом мейстер обращался и к Кейтлин тоже. — Хорошо, хорошо, — он бы очень хотел отереть со лба вновь проступивший пот, но его руки уже были заняты. Мейстер сделал еще несколько надрезов вокруг первой стрелы. — Она застряла между ребрами, будет сложно извлечь, — пробормотал он, и Робб вздохнул, не зная, что было бы предпочтительнее сейчас: видеть Джона глухим к миру и недвижимым или знать, что тот чувствовал боль. В любом случае, теперь они имели дело со вторым: когда мейстер касался лезвием его кожи, Джон жмурил веки и, кажется, даже несколько раз открыл и закрыл глаза, но их взгляд был безжизненным. — Он выживет? Крови не так уж много, — с надеждой спросил Робб, но выражение лица мейстера не внушало ему особых надежд. — Пока нет, но когда мы вытащим стрелы, он потеряет ее очень быстро. К тому же, я пока не знаю точно, повреждены ли какие-то органы. Во всяком случае, его сердце и легкие целы, а это большая удача. Робб снова вздохнул, не чувствуя ни малейшего успокоения. Чувство вины все сильнее грызло его, и он снова заговорил, несмотря на приказ мейстера: — Если я прав, и именно Джона, а не меня хотели прикончить, значит… мы оставили его прямо в руках убийц. Мы все сбежали и оставили его одного, сами сделали почти всю работу, — только необходимость быть рядом и помогать удерживала его от желания выбежать за дверь и вывернуться наизнанку. — Почему… никто не защитил и его тоже?.. Это был риторический вопрос, и он не ждал ответа. Никто не спасает слуг и бастардов, пока в опасности правители и их семьи. Это были правила их мира, за выполнение которых упрекать рыцарей Винтерфелла было бы очень глупо. Но разве они не любили повторять, что на Севере все должно быть иначе, чем в остальных королевствах — справедливее и мудрее? — Робб, я понимаю твои страдания, — теперь и Кейтилин снова начала говорить. Робб боялся поверить в то, что эти слова не были пустой формальностью. Понимала ли она? Была ли близка к тому, чтобы потерять по-настоящему близкого? Робб знал, что отец лишь заменил ей того, кто должен был стать ее мужем. — Но я не могу поверить в то, что ты пытаешься доказать. Если кто-то действительно пытался убить Джона Сноу, то почему он дышит до сих пор? Почему никто не удостоверился, что тот мертв, прежде чем отступить? В этот самый миг мейстер Лювин ухватился за древко стрелы и потянул его коротким сильным движением; стрела покинула плоть с неприятным чавкающим звуком, и все тело Джона напряглось и обмякло снова. Робб почувствовал, что и сам готов был окоченеть, подобно трупу, когда увидел, что из открывшейся раны потекла не красная, но странно темная кровь. Мейстер Лювин наклонился и внимательно осмотрел рваные края раны, а потом произнес почти спокойно: — Что ж, вот и ответ на этот вопрос.---
— Пожалуй, нужно отослать письмо Неду, — Робб слышал, как его мать говорила с мейстером. Он почти усмехнулся — что ж, воистину, лучше поздно, чем никогда. — Наверное… я полагаю, он хотел бы знать. — Разумеется, — мейстер Лювин до сих пор был весьма хладнокровен. — Я уповаю на то, что вы не будете гневаться, узнав, что я уже сделал это неоднократно. — Молчание Кейтилин явно говорило о том, что она ждала продолжения. — К большому сожалению, мы не получили ответа. Более того, недавно конюх нашел мертвого ворона с письмом недалеко от ворот Винтерфелла, а мой собственный прислужник — еще одного. Они были пристрелены. Похоже, все птицы были убиты, не успев покинуть Винтерфелл. — Это значит, что… — подал голос Робб. — Это значит, что, скорее всего, отец так и не получил ни одного письма? — А также то, что в стенах замка все это время находился тот, кто самым внимательным образом день и ночь следил за каждой птицей, пролетавшей в небе. Пока мы не знаем, кто это, нет никакого смысла отправлять новое послание. Скорее всего, оно тоже не достигнет цели. Робб уныло рассматривал свои руки. Этими руками еще не так давно он нанес Джону случайную рану и долго еще страдал угрызениями совести, но теперь та неосторожность казалась глупой детской забавой. Уж лучше ранить кого-то своим мечом в пылу борьбы, чем оставить погибать. Но ведь он не знал… Он и подумать не мог! Ведь это совсем не то же самое, что хладнокровно бросить друга на верную смерть. Но это, конечно, были всего лишь слабые попытки оправдать себя, и Робб прогонял их прочь. — Давайте отправим письмо, где напишем, что Джон скончался, — он и сам испугался, когда предложил это вслух, но нужно было отбросить суеверия и включить холодный разум, чтобы оттянуть следующий удар. — Пусть… кто бы там ни был, пусть он перехватит это письмо, и, может быть, нам удастся хотя бы ненадолго его обмануть. — Робб… — уже постаревший за несколько последних недель, мейстер Лювин теперь выглядел тысячелетним стариком. — Я боюсь, именно так нам и придется написать, только в этом не будет обмана. — Нет, будет! — выкрикнул Робб, разом теряя себя. — Зачем вы говорите такую чушь? — даже правителю всех миров не стоило так кричать на человека много старше себя, но мейстер не ждал извинений, только сочувственно смотрел в ответ, и вокруг его глаз собирались горестные морщинки. — Вы же сказали, что жизненно важны органы не задеты, что сердце и легкие целы, и… — Дело уже не только в стрелах, — ответил мейстер. Для Робба это звучало хуже самой ужасной угрозы. — Но в яде, который был на них нанесен. Я знаю его. Попади его в рану совсем немного, я уверен, что сумел бы ему противостоять — да и то слабые здоровьем, старики и дети умирают от одной капли. Но наконечники были полностью им покрыты, и стрел… было целых три. Впрочем… — он перевел взгляд с Робба на Джона и обратно. — Я сделаю все, что смогу, — и это совсем не звучало обнадеживающе. Робб вдруг понял, что плакал. Может быть, он плакал уже давно, но понял это только сейчас: его щеки были мокры до самого подбородка. Из-за двери ему вторили всхлипывания, и он понял, что это была Арья, которая подслушивала, прильнув ухом. Она тоже любила Джона, и его смерть нанесет ей рану, которую сложно будет преодолеть. — Этого не случится, — сказал Робб достаточно громко, чтобы его услышала Арья. Его слезы высохли. — Мейстер пообещал, что сделает все, что сможет, а может он многое. А я тем временем собираюсь найти того, кто это сделал, и казнить без промедления. Впрочем, нет — я прикажу его пытать, пока он не расскажет все до самого последнего слова, а затем все равно казню. И нужно будет найти способ доставить отцу послание. Он должен приехать и должен знать, что… За дверью негромко пискнула Арья, и раздались шаги. Эти шаги Робб узнал бы из многих, многих других. Мейстер Лювин изумленно, но весьма почтительно кивнул, когда на пороге появился Эддард, сжимавший в руках дорожный плащ. Робб же вскочил на ноги и вытаращил глаза. — Отец! Ты здесь! — выкрикнул он очевидное. — Выходит, ты все-таки получил одно из наших писем? — Нет, ни одного письма, — у Робба упало сердце от мысли о том, что вот-вот ему придется рассказывать все печальные подробности с самого начала. Но Эддард остановил его монолог движением руки. — На это нет времени, — сказал он. — Я знаю, что произошло. Пусть не в деталях, но знаю, — он изменился в лице, когда отыскал взглядом неподвижную фигуру Джона и окровавленные лоскуты ткани, лежавшие на кровати и на полу. — Арья тебе сказала?.. Или Родрик Кассель? — пробормотал Робб, все еще непонимающий, и в очередной раз Эддард покачал головой. — В каком-то смысле мне рассказал об этом Роберт Баратеон. Не лично, конечно… однако иногда оказывается весьма удобно быть десницей короля.