Фея Озера

Пришлось взять машину: выбранная Вивиан дубовая роща оказалась в тридцати километрах от Коустона, на склоне невысокого холма. Артур немного поплутал по проселочным дорогам, большая часть из которых отсутствовала на карте навигатора, но потом заметил на краю поля знакомый желтый форд. Вивиан оставила машину у невысокого столба, отмечающего границу чьих-то владений. Покосившаяся пыльная табличка сообщала, что здесь ведутся археологические раскопки. А прямо за табличкой начиналась укрытая магией тропа на холм. Здесь, под слепящим полуденным солнцем, горячий воздух дрожал и сушил губы, не помогал даже охлаждающий амулет. Артур вытащил из багажника сумку, скинул пиджак и бросил в салон. Жилет бы тоже снять, но тогда он останется без половины снаряжения. Артур положил руку на дощечку с объявлением — рассохшееся дерево, гладкая чёрная краска, ржавые гвозди. Пальцы кольнуло магией, и тропа открылась. Жетон Бюро классифицировать чары Вивиан не мог и сигналы подавал противоречивые. Органы чувств были с артефактом солидарны: Артуру то слышался плеск воды и шорох гальки под ногами, то мерещился запах влажной травы и свежей крови. Тонкие, призрачные пряди тумана стлались под ноги, указывая направление. Он очень старался не задаваться вопросом, куда эта тропа может вывести обычного человека. Впрочем, Вивиан, заверила его, что выбрала место, пользующееся у местных дурной славой, так что случайным свидетелям ничего не угрожает. Но сама суть магии — увеличивать вероятность самых невероятных событий, порождать бесконечные совпадения, и не принимать это в расчёт глупо. Было бы неплохо гарантировать предприятию немного удачи, но артефакторика, к глубочайшему сожалению Артура, в этой области совершенно бесполезна. Дубовая роща была старой и живописной, но полянка возле источника мало напоминала идеальное место для пикника. Воздух здесь был густым и тяжелым не только от жары. Каменный алтарь порос мхом, время сгладило углы и кровотоки, но на ощупь он оставался ледяным даже в средине лета. Артуру это место сразу не понравилось, но он решил, что Вивиан виднее. Рика он заметил первым: оборотень стоял у алтаря, ковыряя мох, и вид у него был невыносимо болезненный. Тёмная удавка на шее разбухла и расшиперилась колючими отростками, а двойная аура поблекла. Что не мешало коту довольно бодро препираться с мисс Лэйк. — Конечно, обязательно, — высокий голос Вивиан доносился из-за куста на дальнем краю поляны. — Люди рождаются голыми, знаешь ли. — Я типа не младенец, сис. И ты сама говорила, некоторые части ритуалов — бессмысленная хрень. — Некоторые! Но не эта, — Вивиан вышла на поляну, закалывая волосы на затылке. — Это исключительно из практических соображений, между прочим. Давай уже, раздевайся. Я не позволю никому тебя домогаться. Добрый день, инспектор. — Никто на него и не позарится. Больно тощий, — заметил Артур, опуская сумку на землю. — Добрый день. — Я не тощий, я стройный! — возмутился Рик. — А кости выпирают для большей красоты, да? — Это стиль такой! И сама-то ты, сис, в платье! — Мне положено, — ехидно сообщила Вивиан. И нервно одёрнула белое платье без рукавов, перехваченное на плечах крупными фибулами и перетянутое поясом. Загорелые руки от плеч до запястий покрывали бронзовые и серебряные браслеты. Артефакты, подумал Артур. Разумеется, артефакты и, конечно же, только из-за них он сейчас так жадно её рассматривал. *** Это грёбаное платье было полупрозрачное, и куча складок никак не помогала, наоборот. Рик торопливо отвернулся к алтарю и потянул футболку через голову, стараясь скрыть смущение. — Как интересно, — холодно сказал за спиной коп. — Всё интереснее и интереснее. Об этом вы мне тоже не собирались рассказывать, мисс Лэйк? Незначительная деталь? — А вы полагаете иначе? — Рик почувствовал, как Вивиан встала между ним и инспектором. — Это как-то влияет на вашу решимость? — Это подпитывает моё недоверие. Профессиональная деформация, знаете ли. Движения инспектора Рик чувствовать не мог, а кот вторые сутки дремал и не реагировал на окружающее. Ему мучительно хотелось обернуться, но раздеваться лицом к Вивиан было неловко. — Где два умолчания, там и третье? —Ви фыркнула. — Помилуйте, инспектор, мы уже это обсуждали. Да, татуировка занимательная, но я не вижу, как она связана с происходящим. Звякнули браслеты. Ладонь Вивиан легла на его лопатку, обожгла прикосновением и одновременно успокоила. — Никак не связана, — буркнул Рик. —Это Кла… приёмный батя мой придумал, и никого это не касается, ясно? За спиной повисло молчание — они, наверное, переглядываются там, с этими неописуемыми многозначительными выражениями на лицах: «Вот как?» — «Да, вот так». Бесит. Чего коп вообще взъелся, татух не видел? Ну копьё, ну огонь, узорчики кельтские — ничего особенного. Рисунок имел смысл только для Клауса и Рика, это было их общее дело, их секрет и единственное, что Клаус сделал на трезвую голову в этот последний год вместе. Jeder Lancelot muss seinen eigenen Galahad haben. Ладонь погладила его по спине и пропала. — Да, вот так, — сказала Вивиан. — Даже если и касается, нам совершенно некогда это обсуждать. Уже почти полдень. Показывайте, инспектор, что вы нам привезли. Затрещала молния, что-то брякнуло, зашуршала бумага — «16 век? Неплохо! А это…?». Рик скинул кроссовки и стянул носки. Трава защекотала босые ноги, мелкий сучок кольнул в пятку. Солнце жгло голые плечи и спину, но место, которого касалась Вивиан, ощущалась как-то иначе — словно она оставила отпечаток. Рик закинул руку за голову, попытался достать лопатку — рука не дотягивалась. — Рик, раздевайся полностью, — нетерпеливо напомнила Вивиан, и он сделал вид, что просто чешет загривок. — Ты издеваешься, сис, — заныл он, но за пряжку ремня взялся. Клаусу бы эта история понравилась, она была в духе его песен: холодный поросший мхом алтарь в дубовой роще, девица в белом, жаждущая крови, голый парень-жертва и проклятье. Schwachsinn, как говорила Майя, но красиво. А если, подумал Рик, стаскивая штаны, если Клаус что-то знал? Ведь были же у него и другие песни — про волшебный мёд, который делает не только поэтом, но и предсказателем. Он сложил одежду стопкой и сел на холодный камень. Мох на ощупь был мягкий и неприятно влажный, и под ним все равно чувствовались все неровности камня. Рик вытянулся во весь рост, прикрывая пах руками, и посмотрел на небо. Солнце висело прямо над ним. *** — А нельзя что-нибудь подстелить, а? Эти знаки отпечатываются на моей заднице, — пожаловался кот. — И ещё вопрос: оборотни болеют раком? — Я начинаю понимать, почему оборотни исчезли, — язвительно сказал инспектор. — Нельзя ли использовать кляп? «Обоим кляп, обоим», — прошелестело у Вивиан в голове, и на этот раз спорить ей не хотелось. — Пожалуйста, — любимая бабушкина интонация прорезалась сама собой. — Не могли бы вы оба сделать мне одолжение и сосредоточиться? Последние сутки — без кофе, зато в постоянном внутреннем диалоге с голосами — сделали её раздражительной. Мучительно хотелось выругаться, но французский она тоже себе запретила. — Да без проблем, сис, — кот поёрзал задом на алтаре. — А долго так лежать? — Пока всё не закончится, — инспектор протянул к Вивиан руку. — Что вы приготовили для якоря, мисс Лэйк? Якорь у Вивиан был ненадёжный. Голоса в голове утверждали, что он ей вовсе не нужен: «Лэйк-Мэнор тебя удержит, дурочка, Чаша — вот твой якорь», но она привыкла сомневаться во всём, что они шептали. Возможно, это в их интересах — оставить её дух блуждать в лесах Той Стороны, вывести только тело. Голоса смеялись и никогда не говорили ей всей правды, это она знала точно. Чаша выведет её, это верно, но для этого надо довериться Чаше полностью, испить проклятую воду до дна, сделать именно то, чего она столько лет избегала. Она вынула из правого уха серёжку — стальной завиток, ониксовая капля, дешевая бижутерия, купленная двумя нетрезвыми студентками в безымянном ларьке на рок-фестивале: «У нас будут одинаковые серьги, ma chérie». Единственная связь, которую Вивиан не хотелось потерять, крепкая, но одной нити недостаточно, чтобы прочно привязать душу к этому миру. Она вложила серьгу в протянутую ладонь и отступила, ожидая комментария. А комментария не последовало — инспектор, сощурив глаза, изучил серьгу, кивнул и деловито полез в свою бездонную сумку. И ей бы тоже не мешало заняться делом. На каменной кладке вокруг источника мох не рос, и древние руны были видны отчетливо. Вивиан вздохнула и проколола палец. Выдавила кровь, размазала по неровным желобкам. Здесь много не понадобится, чтобы место признало её право. Ещё одну каплю отпустила в ледяную воду. Вивиан не удержалась, заглянула в тёмную глубину и увидела прошлогодние осенние листья, и проблески золота, и тонкую белую косточку, а потом вода вспенилась и скрыла дно. Подношение принято. Она наполнила приготовленный кувшин и отнесла к алтарю. Плеснула на каменную плиту в четырёх местах; Рик поёжился, когда на него попали брызги, но возмущаться не стал, только закусил губу. — Полейте мне на руки, инспектор. Это должна бы делать юная дева, не знавшая мужчины, но, за неимением таковой, подойдет и Морган. Вивиан надеялась, что хотя бы одному критерию инспектор соответствует. Она опустила лицо в мокрые ладони, с трудом удерживая нервный смешок. Голоса в голове неодобрительно шептались. *** Время словно остановилось, стало тягучим и густым, как мёд. Невидимый часовой механизм, подгонявший Артура своим призрачным тиканьем последние несколько дней, наконец замолк. И тишина оказалась невыносимой. Классическая магия тишину не признавала — она требовала произносить заклинания вслух, громко и отчётливо, приказывать материи измениться. Вивиан же двигалась молча и деловито, не принимая эффектных поз и не взмахивая палочкой. Артур, расставив артефакты-«щиты» вокруг алтаря, наблюдал за ней неотрывно и всё равно пропустил момент, когда она порезала запястья. Вивиан аккуратно очистила от мха два углубления в алтарной плите рядом с головой Рика. В одно высыпала горку золы из полотняного мешочка, в другое — землю из-под корней дуба. Добавила немного воды из кувшина. Этой же водой полила нож, самый обычный кухонный с деревянной ручкой, и костяной свисток-«ключ». Отставила кувшин. Помедлила, закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то, а потом уверенно взяла нож — и Артур увидел струйку крови, красной змейкой выползающую из-под браслетов. Губы её шевелились, но Артур не слышал ни звука. Тишина легла на поляну, накрыла лес пологом, замолкли птицы, стих даже ветер, шелестевший листвой. Жетон Бюро стал невыносимо горячим. Каменные бусины в другом кармане завибрировали, стукнулись друг о друга. Артур торопливо вытащил их — обе покрылись тонкой сетью трещин. Нож опустился, прочертил линию на бледной коже. Оборотень дёрнулся, замычал сквозь закушенную губу. Вивиан не обратила на это никакого внимания и сделала следующий разрез — и на этот раз Рик сдержался, только правая рука вцепилась в мох. Артуру отчаянно захотелось вмешаться, остановить это безумие до того, как лопнет последняя бусина на амулете, до того, как откроется Дверь, но он заставил себя стоять на месте — в паре шагов от алтаря, не ближе и не дальше, между двумя «щитами». Третий «щит», самый надёжный и активирующийся автоматически, он поставил с противоположной стороны — помутневшее от времени квадратное зеркало в широкой раме из тёмного дерева. Зеркало вызвало у Вивиан одобрение и радость, словно этот предмет уже был ей знаком или напомнил о чём-то. Два других артефакта — канделябр и фонарь — требовали для активации магического воздействия, и Артур лишь надеялся, что сумеет определить нужный момент и отреагировать достаточно быстро. Можно было бы помолиться, но Артур Морган не привык полагаться на собственное религиозное чувство и понятия не имел, к кому полагается взывать в такой ситуации. В существовании Единого Бога он сомневался, а Древние вряд ли прислушаются к его голосу. Поэтому он сжимал в руке свою волшебную палочку и повторял в голове порядок действий. Было бы гораздо проще, если бы на такой случай полагалась инструкция, разработанная опытными магами и неоднократно опробованная в деле. Инспектор был уверен, где-то вне зоны его компетенции, в одном из тех отделов Бюро, деятельностью которых он никогда не интересовался, разработан подходящий протокол. Наверняка предполагающий участие не менее трёх магов. Он же был один, и страховать его некому. Сначала проверить якорь: такая ненадёжная нить может оборваться в любой момент, и тогда на Другой Стороне Вивиан потеряет направление. Потом активировать фонарь — импульс вправо. Потом зажечь свечи слева — простого импульса недостаточно, нужно вызвать огонь. «Inflamma!» Снова проверить якорь и ждать. *** Курить хотелось невыносимо. Но Ви запретила ещё вчера, буркнув, что, раз на полноценное очищение рассчитывать не приходится, то сгодится любое воздержание. Это, наверняка, было неважно, но Рик решил послушаться, отдал ей начатую пачку — и вот теперь аж пальцы тряслись. А он-то, ублюдок несчастный, ещё думал, что может бросить в любой момент. А, может, дело в том, что момент не любой — коп вон рожу такую сделал, словно Рик уже в гробу лежит. В гробу, наверняка, мягче, чем на этой шершавой ледяной плите под палящим солнцем. Я ёбнулся, подумал Рик, сторчался и поехал крышей, и на самом деле ничего этого нет, я лежу в психушке и вокруг меня сейчас не колдунья в белом платье кругами ходит, а санитар со шприцем. И нет ни Другой Стороны, ни Кота, ни магии. Холодное лезвие прижалось к его груди, чиркнуло, разрезая кожу, и вся его теория рухнула в один момент под натиском боли. Рик дёрнулся, замычал, а потом вспомнил, что полагается терпеть всю эту херню, как там было в этих умных статьях? Ритуальное, твою мать, унижение. Проклятье снова зашевелилось, обхватило шею плотным гипсовым воротником, не давая повернуть голову. Уолли однажды врезали хорошо, вдруг вспомнил Рик, и он был очень смешной в этом воротнике, как робот, разворачивался всем телом, и они, дебилы, ржали над ним, а на самом деле это так стрёмно. Эта хрень давила на горло, и стало трудно дышать. Кожаный шнурок впился в запястье. Грудь горела огнём — не от порезов, порезы фигня, а от того, что чужая обжигающая рука лежала, кажется, на самом сердце. — Рихард, — сказала откуда-то Вивиан, и он вернулся в настоящее, на каменный алтарь. — Готов? *** Этот кошачий мальчик отчаянно смелый. Доверился двум полузнакомым, очевидно безумным людям. Вивиан бы сейчас хоть немного его смелости: она чувствовала Дверь совсем рядом, ощущала, как дрожит пространство, как причудливо свиваются вокруг поляны энергетические потоки. Слишком много силы, ей не удержать. «Наполни Чашу». Память услужливо подсунула: резкий электрический свет, светлые стены забрызганы красным, невидящие глаза уставились в потолок. Желудок скрутило в тугой комок. «Ты для этого рождена», — голоса в её голове звенели от предвкушения. «Ты найдёшь путь». «Жрица, девочка моя, дочь Богини». Костяной свисток, который привёз Морган, был древнее этого алтаря, древнее Чаши и Лэйк-Мэнора. Вивиан готова была поклясться чем угодно, что сработан он из человеческой кости — тысячи лет назад он приглашал покойников на танец с живыми и успокаивал духов. Голоса считали, что ключ идеален. «Что я делаю? А если я ошиблась? Могу ли я вообще доверять… этим?» Рик даже не ёрзает. Лежит, молча смотрит на нее расширенными глазами и ждёт. Только в груди под ее ладонью ускоряется ритм. И чернота сгущается вокруг шеи, выпивая краски из его ауры. «Ускоряется?» Нельзя паниковать. Не время. Она посмотрела на свою руку — тонкая струйка крови течёт по запястью, вниз, вниз, к пальцам, распластанным на бледной коже, смешивается с чужой кровью из надрезов на груди. Теки. Капля к капле, в каждой капле — я и все, кто до меня… Вивиан представила себе Чашу, ее крутые позеленевшие от времени бока, завитки цветной эмали, неровные руны на ободке. Виски заныли. Паника ушла, ушли вообще все мысли, голова словно опустела, а потом — как вода наполняет пустой сосуд — пришли они. Чужие мысли и чужие воспоминания. Вивиан оставалось только повторять. Пальцы левой руки опустить в углубление с золой. Левой чертить знаки неудобно, но правую отрывать нельзя. Теперь земля — и повторить. А теперь нужен ритм. — Позови его. *** Можно было и без мелодии, но так было проще — самая первая штука, которой его научил Клаус, простенькая детская песенка про утят и курочек, Рик мог сыграть её и во сне, и пьяный, и обкуренный — пальцы сами находили до-ре-ми-фа на любой поверхности. И Кот всегда отзывался на эту беззвучную музыку, приходил из густых папоротников. Странное дело — стоило лишь шевельнуть пальцами, как они сразу перестали дрожать, и накатило спокойствие и весёлое предвкушение. Соль прорезала воздух тихим свистом — Ви дунула в ту штуку, что притащил коп, раз, два и три, и пальцы Рика замерли. Потому что он вдруг забыл всё — и одновременно вспомнил тоже всё, что с ним было. Воздух кончился, уши заложило, звуки ушли и оборвались, остался только свист — свистка? ветра? Горячая ладонь надавила на грудь и вынула сердце. Рик позволил — потому что сердце ему было уже не нужно. Солнце слепило глаза и золотило папоротники и стволы сосен, лучи его ложились под ноги золотой тропой — Рик шагнул на неё, пружиня лапами, и побежал. …Alle meine Entchen schwimmen auf dem See… *** Дверь распахнулась сразу, словно только и ждала Вивиан. Туман Другой Стороны хлынул через порог, через неё — волной чистой энергии, болью в каждой косточке и восторгом. Реальность подёрнулась сизой мерцающей дымкой, а потом раздвоилась. Вивиан стояла перед алтарём и одновременно в густых папоротниках закатного леса. Сердце Рика под её рукой остановилось, голова оборотня запрокинулась — колючая петля проклятья лопнула, рассыпалась мелкими тёмными сгустками энергии и рассеялась. «Слушай песню смерти», — довольно промурлыкал у неё в голове хриплый голос. «Танцуй с мёртвыми, девочка». И расхохотался истерично. Другие голоса шелестели неуверенно, но Вивиан не могла разобрать слова. И некогда было разбирать — проклятая штука сработала слишком рано. Вивиан видела тропу за порогом Двери, и Рик уходил от неё по этой тропе всё дальше — невесомая нить кровной связи истончалась на глазах. Merde! Она рванулась за ним, выронив свисток. Ослепительно сверкнуло справа зеркало-«щит». Голоса в голове закричали все разом, а потом так же разом смолкли — и впервые за десять лет Вивиан осталась совершенно одна. Древняя магия крови не позволяла отделять дух от тела и отпускать в астральное путешествие. Жрицы Богини всегда открывали Дверь широко и переходили на Другую Сторону во плоти. Вивиан так боялась, что голоса захватят её тело в нестабильный момент перехода, что совершенно не приняла во внимание другую возможность — и вот теперь Чаша, связь с которой она так и не закрепила как подобало, осталась в срединном мире, и Вивиан больше не слышала населявших её призраков. Она заметила это не сразу, поглощённая погоней за духом Рика, который мелькал теперь впереди среди сосновых стволов. Вивиан видела только его спину в чёрной толстовке с белым рисунком и вихрастый затылок. Она потянула за кровную связь в надежде, что дух обернётся или замедлит движение — нить задрожала, но оборотень не обратил никакого внимания. Бежать было бесполезно — Другая Сторона жила по своим законам. Эгор Сорокин говорил ей об этом неоднократно. Наверняка существовал какой-то другой способ приблизиться к Рику. Вивиан глубоко вздохнула, остановилась и обратилась внутрь себя, выискивая нужную память — а обнаружила только свою собственную. Проклятые змеи решили сыграть в прятки. Бросили её в тот самый момент, когда она нуждалась в их помощи. Она разозлилась, но отвлечься себе не позволила — тёмноволосая голова вот-вот исчезнет из виду, и тогда Вивиан уже его не догонит. Она подняла правую руку — ладонь в крови, кончики пальцев измазаны землёй и золой. Что есть у Вивиан, кроме Чаши? Она пришла сюда путём жрицы, а что сделала бы жрица? Она медленно сжала кулак и прижала к сердцу. И неуверенно позвала. «Бриг, дева тысячи заклинаний, сестра мужества, мать источников». Сосны на её головой зашумели. Разумеется, Богиня не явилась. Но Другая Сторона отреагировала. Вивиан почувствовала, что на неё обратили внимание. Незримое присутствие не было враждебным, но и доброжелательным тоже не было и заставляло нервничать, словно пристальный взгляд в спину. Дура, сказала себе Вивиан, и чего ты этим добилась? Чёрная толстовка мелькнула за кустом и скрылась. Дура, повторила она, и выбросила руку вперёд, раскрывая ладонь, и вся потянулась туда, за Риком, вливая свою энергию в тонкий канал родовой связи. Чистую сырую энергию, как и говорил Эгор, то, с чем маги обычно не связываются, потому что слишком легко выгореть и остаться не только без магии, но и без рассудка. «Это мой мальчик. И мой кот!». Резко и остро закололо сердце, словно жёстким обручем сдавило под грудью, руки и ноги на миг потяжелели. Сосны зашелестели снова, заволновались под ногами папоротники. Оранжевое закатное солнце моргнуло. «Это больше, чем долг или обещание. Больше, чем любовь или родство или любые слова». Тропинка под ногами вывернулась, Вивиан шагнула и оказалась рядом с Риком под раскидистым старым тисом. Оборотень, задрав голову, рассматривал крону дерева, и аура его переливалась и мерцала. *** Тропа полого поднималась, петляя между сосен, а он шёл и шёл вперёд, и можно было наконец дышать нормально, и ничего не болело. Хорошо. Какая-то неясная мысль копошилась в голове, словно он что-то забыл и не может вспомнить. Но сосны качали ветвями над головой, шелестели папоротники у колен, где-то журчала вода, с мягким стуком перед ним упала шишка. И с каждым шагом зуд в голове утихал, мысли растворялись в лесной тишине. Хорошо. Почему-то хотелось потрогать шею, и он потрогал — шея как шея, волосы щекочут ладонь, цепочка болтается. Цепочке он вяло удивился — разве у него была такая цацка?Он не помнил. Да и какая разница. Эта сосна была совсем близко, толстые, выпирающие из земли корни протянулись поперёк тропы, и он погладил древесный ствол, отшелушил сухую рыжую чешуйку. «Об эту штуку хорошо точить когти. Залезем?» А вот эта неожиданная мысль в голове была отчётливая, словно её произнёс чужой голос — странный голос, не вполне человеческий. Не хочу, возразил он, и ответом было — удивление и ясный тоже чужой образ (воспоминание?): когти впиваются в кору, выше и выше, толстая ветка, вид сверху на тропинку. Вид ему понравился. Может быть, потом, подумал он. Цепочка на шее стала тяжелее. Он снова ощупал её тонкие звенья, вытянул из-за ворота. На ней, оказывается, была серебряная подвеска-цветок — цацка оказалась девчачьей. У него была девушка? Он не помнил. Цепочка была прохладная и покалывала руки. Херня какая. «Нехорошо», — нечеловеческий голос в голове заволновался, но он не понимал, отчего. Он опустил цепочку обратно — крошечная бирюлька тут же налилась тяжестью, словно он гантелю на шею повесил. Кувшинка, вспомнил он название цветка. «Жёлтый — это цвет солнца и кувшинок». Пустота в голове стала звеняще-невыносимой, но он откуда-то знал, что если попытается вспомнить то, что забыл, ему станет больно и плохо. «Нет», — возразил ему кто-то. — «Так надо». А потом он почувствовал укус — отчётливо, физически — чьи-то небольшие, но острые зубы прихватили кожу на груди. В голове словно разорвалась граната, перемешанные обрывки образов затопили сознание, и он схватился за сосну, чтобы не упасть и непроизвольно зажмурился. На секунду ему показалось, что под рукой не шероховатая кора, а влажный мох и холодный камень. Он открыл глаза — нет, всё на месте. Сосны, папоротники, закатное солнце, тропинка, всё, как обычно, только не хватает кота. «Я всегда с тобой», — ворчливо ответил кот изнутри. — «Ты мой». Он засмеялся, и тишина Другой Стороны дрогнула, разлилась фортепианным аккордом, который подхватили скрипки. Эксл, узнал он, это же Эксл, это любимая песня Майи: «Слащавая херня, но Слэш, сука, хорош, и вот тут, слушай, слышишь?!». Слышу, Papa. Вступили ударные. «Один и тот же ритм в трёх композициях, это Scheisse, а не объяснение». Карусель из воспоминаний замедлялась, выстраивая картинки в ряд. Сосны над головой зашумели. — Я — Рихард Ленц, — сказал он вслух, и тропа под ногами дрогнула, сместилась, и он оказался на поляне перед огромным раскидистым деревом. Вот оно, гитарное соло. «Разве ты не нуждаешься в ком-то?» — Сис? Женщина в окровавленном белом платье шагнула на поляну, соткавшись из воздуха и крепко взяла его за руку. — И долго ты ещё собираешься здесь гулять? — строго спросила она, поджимая губы, но он теперь чувствовал и её радость, и нежность, и страх. *** Дух оборотня повернулся и наконец посмотрел на неё, и глаза у него были по-кошачьи жёлтые. Но Вивиан знала, что это всё ещё Рик. Он принял её узы совершенно естественно, открылся без малейшей попытки закрыться, и теперь энергия перетекала из ауры в ауру, прихватывая с собой эмоции и образы. И совершенно лишнюю информацию. Она разберётся с этим позже. Стоило поскорее возвращаться. На поляне под тисом воздух был холодный и очень осязаемый, густой и вязкий. Каждый вздох давался с усилием. Дерево было древнее и огромное — несколько стволов срослись вместе, толстые ветви раскинулись широко, и земля под ними скрывалась в тени. Папоротники здесь не росли, только невысокая трава. — Здесь круто, — сообщил Рик и безмятежно улыбнулся. Солнечный луч пробил крону и лег косо перед ними, подсвечивая красноватую гладкую кору. Оборотень протянул руку и коснулся его, обхватил сияющее копьё. Листовидный наконечник, четыре грани, сантиметров сорок в длину, машинально отметила Вивиан, какой прекрасный образец. По узам от Рика накатывали волны восторга и желания бежать и двигаться. — Идём, — сказала она. — Нам пора. Рик послушно, но с лёгким сожалением отпустил копьё — и оно тут же пропало, растворилось в солнечных лучах. Вивиан сжала руку Рика и потянула за собой — эта рука, в отличие от всего остального здесь, была горячая. Она решительно повернулась спиной к тисовому дереву. И с ужасом поняла, что не видит тропу.