Sayonara

Ядрёный запах терпкого алкоголя вбивается в ноздри кумихо, чьё чувствительное обоняние заставляет носик скукожиться. Чимин, к сожалению, за время своего путешествия привык к подобным заведениям и колоритному контингенту там. Странствуя недели по безлюдным местам и питаясь либо запасом дорожной еды, либо дарами природы или охотясь, иногда хочется просто расслабиться в уголочке старой таверны, в тепле и весёлом, бывало, шуме. Даже сидя в не видном месте на краю деревни, забытой всеми, в корчме, находящейся так далеко от всех городов, натянув на волосы капюшон от тёмного плаща, он чувствует на себе многочисленные, столь режущие осуждением и нездоровым интересом взгляды. Чимин быстрее принимается есть размазанную утварь, запивая её ягодной водой, как вдруг здоровый пухлый мужчина рядом оказывается, оперев волосатые руки о его стол. — Вам что-то надобно? — сдержанно спрашивает юноша, держа спину ровно. — Поговаривают, что какой-то подозрительный путник-священнослужитель рыщет в поисках легендарного воина, вернее, его погребальных костей, — монотонным басом проговаривает тот, а его компания с соседнего стола уже в открытую пялится. — У любого путника своё дело и своя цель, — остро отрезает Чимин, стрельнув лисьим взглядом из-под капюшона. — Только вот мне не нравится, что в моем поселении шастает чокнутый святоша — после таких, как вы, всегда беды не миновать! Вы накликаете порчу! Его речь одобрительно поддерживают ещё некоторые, кто действительно с презрением косится на непрошенного гостя. Что-что, а нарываться на неприятности сейчас вообще не хочется. Но, кажется, они сами на него нарываются. После случая с бродячим незнакомцем, спасшим Чимина, что было двенадцать дней назад, он обдумал и пожалел о собственных агрессивных словах и даже действиях по отношению к страннику. Попросту тревожные мысли подбили на нервозность и несдержанность, на то, чтобы так остро реагировать на загадочный предмет из легенд, о котором он не может перестать никак думать. И вот теперь он чётко осознаёт, что лучше бы вести себя подобающе служителю его ранга, не наживать недоброжелателей и не привлекать внимания. — Позвольте мне закончить трапезу, и я уйду, — ровным и мягким голосом произносит Чимин, слегка кланяясь, возвращаясь к еде. — Ну уж нет: забирай свои пожитки и проваливай сейчас же! — агрессивно скалится мужчина, вдруг пихая его таким образом, что плотная ткань соскальзывает с серебристых волос на плечи, обнажая лик прекрасного юноши, явно выделяющегося среди этого вида грязной, запыленной таверны. Абсолютно все внимание своё обращают на странника с далёких краёв востока. В глазах некоторых настоящее удивление или интерес, кое-кто смотрит с нескрываемым страхом, действительно веря в то, что магические силы и адепты притягивают злые силы. А агрессивно настроенные мужчины, такие же как первый оробевший и отошедший на шаг назад от его стола, на ноги подскакивают, сжимая кулаки. — Успокойтесь, вы что творите?! — вскидывает брови тётушка, что была здесь за главную. — Он же наш гость издалека… — А вдруг это тот самый, за чьей головой отправился принц с отрядом? — громко предполагает один паренек, тыкая пальцем в Чимина, чьё лицо вытягивается в недоумении. Потому что про такое он слышит впервые. Пусть и не про него это может быть совсем, но по коже мурашки всё равно пробегают от того, с каким ужасом это прозвучало из уст селянина. И напрягается, заметив, как сразу народ оживился после этого, а тот самый мужчина-агрессор аж хватается за свой топор. — Тогда прибьём его сами, иначе беды не миновать! — вскрикивает он, и повсюду раздаются одобрительные возгласы, а его дружки ближе подходят, окружая юношу, буквально зажимая его в угол. — Не думаю, что это хорошее решение, — хмурится Чимин, метая по ним взгляд и расценивая противников, которых переубедить наверняка не получится. Это крестьяне, люди земледелия и скотоводства, что жизни иной не видели, красот скал или моря, бескрайний небосклон с гор или красоты святилищ, а так же самих адептов и магических существ. Они в свои поверья верят, в молву таких же простых людей и боятся магии, боятся всего неизведанного. За это нельзя их судить. Кумихо вдруг высоко подпрыгивает, носком бьёт по тарелке, швыряя её прямо в широкий лоб стоящего напротив, после таким же образом отбивает и другие предметы в полёте. Пользуясь моментом отвлечения, хватает одного мужчину за шею, прокручивается за его счёт и вдаряет ногами по лицам двух, кинувшихся было на него. Ещё одного о стол бьёт, схватив за жилетку, с поразительной ловкостью и грацией уворачиваясь от размазанных ударов. Стиль боевых искусств Чимина лёгок и изящен, он точно порхает над половицами, изворачиваясь от кулаков или предметов, плавно перемещаясь, и словно танцует, ударяя нападавших на себя, не раня их сильно. С лисьей грацией ничто не сравнится, никакая лучшая кисэн при дворце Императора не будет двигаться столь же мягко и изящно. Он пригибается, чтобы увернуться от брошенного в него стула, подпрыгивает и ударяет в прыжке ногой в грудь подбежавшему с топором. Как сзади некто в захвате его обездвиживает, отчего ему приходится напрячься, чтобы эту попытку схватить его обернуть против нападавшего: Чимин пользуется ещё одним приблизившимся противником, ногами по его груди пробегает, не забыв вдарить в челюсти, а сам же переворачивается за спину схватившего его, откинув от себя. Шестое чувство подсказывает об опасности справа, и кумихо голову поворачивает, только и заметив арбалет и спустившуюся стрелу, что уже стремительно летит прямо на него. Доля секунды — на пути между ней и юношей вдруг возникает мрачная фигура в потрёпанных тканях и чёрном саткате на голове, поймав эту стрелу рукой. — Надо же: варвар и негодяй вновь спасает тебе жизнь, — достаточно громко, чтобы его услышали, произносит уже знакомый голос, за шкирку хватая собиравшегося налететь на служителя Храма мужчину, отшвыривая его в сторону. — Да — я раскаиваюсь, не дави мне на совесть! — бурчит Чимин, на самом деле чувствуя вину за то, что так некрасиво оскорблял бродягу. И, когда никого больше не остаётся, кто был бы в состоянии нападать, а другие посетители, вжавшись в углы, глядя на предоставленное шоу, что не часто увидишь в такой глуши, молча продолжают наблюдать, девятихвостый лис в уважении кланяется проглотившей язык женщине. — Прошу прощения за беспорядок и предоставленные неудобства, хозяюшка. И у вас правда очень вкусно. — В-вот, возьмите в дорогу, — неловко улыбается та, быстро собирая для него свёрточек еды, невзирая на его отказ. После ещё раз благодарит, всё же отдаёт деньги за это и, развернувшись, его снова ожидает пустое место, где был минуту назад странный незнакомец, оставляющий после себя беспокойство на душе, тревожные мысли и загадки. А так же множество вопросов. Например, кто же он такой? Почему так далеко от прошлого места их встречи он так же оказался именно там, где и Чимин? И всё тот же главный вопрос насчёт загадочной катаны.

***

Заброшенное святилище у берега глубокой реки покрыто трещинами старины, мхом и вросшимися растениями. Конечно, оно давно разграблено и забыто всеми, но в земле ещё можно ощутить духовную силу. Девятихвостый лис аккуратно ступает внутрь, найденной палочкой снимая паутину на своём пути, заходя внутрь. Он осматривается и ёжится от некоего могильного воздуха внутри, от холода из-за каменных древних плит. Юноша расчищает себе место перед заросшим алтарным пьедесталом, опускаясь на колени, сложив ладони перед собой. Глаза закрыты, ресницы слегка подрагивают, и он находит ту самую ниточку связи духовного канала, тут же слыша в голове голос одного из старших адептов Храма Поднебесья. С коротким рассказом последних новостей по спине пробегаются сотни мурашек, на виске выступает капелька холодного пота. Конечно, Чимин был наслышан о наследном принце Империи, прозванном безжалостным тигром, будучи жестоким и прославленным воином. И весть о том, что он самолично отправился за хвостами кумихо, вовсе не льстит. Теперь ему стоит быть осторожней, путешествуя по поселениям, и аккуратней задавать вопросы, а так же не разоблачать себя. В смятении и подавленном состоянии юноша выходит из древнего храма, просидев там намного дольше, чем ему казалось. Солнце уже вот-вот за горизонтом скроется, раскрасив небосклон пастельными цветами. Потому, не долго думая, решает остаться здесь на ночлег. Чимин скидывает с плеч дорожную сумку и колчан вместе с луком, как слышит ржание лошади. Реагирует мгновенно: хватает оружие и тетиву натягивает, однако, никого не обнаружив в зоне видимости, брови хмурит. Он быстро и бесшумно бежит к реке, откуда доносился звук, и сгибается, продолжая держать лук наготове. За густыми и высокими кустами, через которые он тихо пробирается, не видит никого, кроме красивой гнедой лошади, поводьями привязанной к низкой ветке дерева. Рядом же небрежно кинуты чёрные потрёпанные одеяния и… шляпа-саткат. Юноша глаза округляет, непроизвольно лук опуская и взгляд метая по сторонам, на каких-то ватных ногах подходя ближе к берегу реки. А в следующее же мгновение из воды наполовину выныривает мужчина, пугая резкой неожиданностью до дрожи. Криво состриженные вороньи волосы ниже лопаток, местами чуть короче или длиннее, прилипают к могучей спине с многочисленными ранами и несколькими затянувшимися шрамами. Капли ледяной воды стекают с мускулистых рук, чьи длинные пальцы мягко, в задумчивости, водят по успокоившейся ровной глади. Он лишь слегка поворачивает свой корпус, последние лучи солнца завораживающе отражаются от влажного накаченного торса с похожими следами шрамов, что и на спине. И Чимин совершенно не понимает, отчего замирает с точно остановившимся сердцем, затаив дыхание, не в силах шелохнуться или взгляд отвести. Как вдруг мужчина, чей только профиль было видно, от какого-то внезапного ощущения брови вскидывает, и резко поворачивается, тут же встречаясь пристальными глазами со знакомыми волшебными, цвета манящей дымки. — Ты что, преследуешь меня? — одновременно, в один голос спрашивают оба, видя недопонимание и подозрение во взгляде другого. Вместе же и затихают, молча глядя друг на друга, пока бродяга не начинает выходить из воды, будучи абсолютно обнажённым. — Срам-то какой, постыдился бы! — взвизгивает Чимин, моментально отворачиваясь и вздёргивая подбородок, прикрыв глаза, чтобы сконцентрироваться на спокойствии и не позволить ушкам вылезти от сильного смущения. Он прислушивается к тому, как тот одевается за его спиной, вслушиваясь в каждый шорох, чтобы вновь не допустить его исчезновения. — Тебя ведь зовут Чонгук? — Раз знаешь, то зачем спрашивать? Кумихо зубами скрипит от его занудности и вредности, стискивая лук в пальцах и разворачиваясь к нему. — Чонгук, теперь я хочу искренне попросить прощения за брошенные в порыве эмоций слова и поблагодарить за то, что спас меня. — М? Ты хотел сказать за то, что целых два раза спас тебя? — непринуждённо бросает тот, застёгивая кожаные ремни на поясе. — Слушай, ты…! — начинает было юноша, но вовремя берёт себя в руки, глубоко вдохнув. — Да, я благодарю тебя за моё спасение целых два раза. — Кто ты вообще такой: какой-то кот, которого выгнали за невежественность и болтливость? — задаёт внезапный вопрос, который, вообще-то, уже целый месяц интересует того самого вскинувшего в возмущении брови «какого-то кота», но по отношению к нему. — Г-р, какой же ты вредный и грубый сухарь! — фыркает Чимин, не выдержав. — Для кумихо это хуже любого оскорбления…! Как вмиг до него доходит страшное осознание. Он, буквально несколько минут назад заверяя самого себя после известия о том, что за его хвостами идёт охота, сам же выдал заветную информацию о своей расе странному путнику. Лук и стрела выпадают из рук, а сам он закрывает рот ладошками, меняясь в побледневшем лице. Дёрнувшиеся ушки среди волос выдают его безумный страх. В то время как Чонгук глаза округляет, замирая и дыхание задерживая, в голове сопоставляя увиденные месяц назад уши и хвост, эту утончённую красоту юноши, его боевой стиль и грацию. А так же особую энергию, исходящую от него. Это всё — неопровержимые доказательства того, что перед ним настоящий девятихвостый лис, благо, если не единственный в своём роде. Чимин быстро подхватывает оружие и со всех ног кидается прочь, в безнадёжной попытке скрыться и оторваться от мужчины. Он уже добегает до храма, где остались его вещи, как его нагоняют и хватают за руку, прося остановиться. Юноша ловко уворачивается, вырвав конечность, перекручивается и уже направляет натянутую на тетиве стрелу прямо в лоб даже не моргнувшего мужчины. — Я… не могу поверить, — на каком-то восторженном выдохе произносит Чонгук, совершенно по-другому теперь глядя на него. — Я и представить себе не мог, что ещё когда-нибудь встречу кумихо: думал, вас больше нет. — Ещё когда-нибудь? — переспрашивает не менее поражённый его словам Чимин. — Ты видел ещё кого-то? Когда? Где? — Ты правда хочешь пустить стрелу мне в лоб, или же мы сядем и поговорим? — голос характерно спокойный и бархатный. — Поверь, я не обижу тебя. И Чимин, почему-то, понимает это, ощущает где-то глубоко внутри, своим шестым лисьим чувством, что никогда не подводит, что ему можно доверять. Не знает, почему, хотя из аргументов может привести лишь то, что если бы Чонгук хотел, то давно бы убил его. — Ты расскажешь, откуда у тебя этот меч? — жалобно ломая брови домиком, он указывает на оружие в старых ножнах с красной кисточкой нитей на рукоятке. — Боюсь, что ты уже сам знаешь ответ на этот вопрос, — таинственно отвечает мужчина, взмахнув этой занимательной побрякушкой. — Или же догадываешься. Однако это лишь сбивает с толку, заставляя задуматься, но Чимин всё же опускает лук, громко сглатывая и кивая, решая довериться себе, бродяге с именем, казавшимся до сведения челюстей знакомым, но он никак не может вспомнить, где же слышал его раньше, а так же довериться судьбе, что продолжает сталкивать их двоих. И тут кумихо, не мешкая, по ощущениям тревоги внутри поднимает лук и стреляет. Выпускает стрелу за спину не вздрогнувшего мужчины, попадая в сгусток тёмной энергии, покрытый умерщвлённой плотью, в мгновение ока образовавшейся посреди поляны. Если Чимин с нескрываемым удивлением и непониманием смотрит на точно запищавшее создание, что из однородной массы начало обретать конечности и пасть с острыми зубами, издавая противный вой и излучая тёмную энергетику, то Чонгук же с места срывается в осознании врага. Он обхватывает ойкнувшего юношу за тонкую талию и отпрыгивает вместе с ним за долю секунды до того, как в них прилетел бы сгусток тьмы, прожигающий траву и землю. — Ч-что это? — лис даже не сопротивляется тому, что его, точно тряпичную беспомощную куклу из стороны в сторону за собой волочат, ловко отпрыгивая от ударов неизвестной твари. — Бездна, — кратко бросает тот, оставляя кумихо в стороне. А сам же сильно сжимает рукоять катаны, с характерным лязгом доставая её из ножен, сверкнув холодной и острой сталью в сгущающихся сумерках. У Чимина дыхание спирает от этого, в груди волнительная трель звенит, и нечто есть такое в чётких движениях наносящего мощные удары мужчины, что заставляет поверить своим самым невероятным и леденящим душу догадкам, зарождающимся от вида этого воина. Откуда ни возьмись из прогнившей земли берутся ещё трое таких же существ Бездны, уже иной формы, мерзко завизжавших и кинувшихся на Чонгука, уже расправившегося с первым. Девятихвостый лис не может в стороне стоять и смотреть. В кончиках пальцев покалывает, но тело скованно от страха перед неизведанным, перед всепоглощающей тьмой. Как лисье чувство внутри с треском хрусталя эти сдавливающие оковы страха преломляет, буквально подпихивая дёрнувшегося вперёд юношу. Он не знает, что творит, но чувствует особую силу внутри. Пальцы двух рук складываются в фигуре, вспыхнувшей в сознании, образуя между ними искры синего пламени. Уши вздёрнуты вверх, зрачки сужаются до вертикальной полоски, и Чимин напряжённые руки отлепляет друг от друга, между которыми поток сильной энергии полыхает. Он красиво переступает в своём боевом стиле, увернувшись от летевшего в него снаряда, всё ещё удерживая магию кумихо, а после со всех сил кидает это голубое пламя в существо из мира Теней, задевая и ещё одно рядом, которого добивал застывший мужчина. Демонических тварей буквально разрывает от светлой магии, а ошмётки с шипением разлагаются, прожигая под собой куски земли. Глаза опасно пошатывающегося юноши закатываются до белых глазных яблок, все силы покидают слабое тельце и коленки подкашиваются. Одной рукой Чонгук подхватывает его, не позволяя упасть, с каким-то сдавливающим грудную клетку чувством рассматривая действительно прекрасной красоты лицо, успев заметить исчезнувшие на скулах чёрные линии, характерные для магии кумихо. — Да ты совсем не умеешь пользоваться своей силой, глупый маленький лис, — тихо выдыхает, крепче прижимая к себе обмякшее тело, откинувшее назад голову без сознания.