Ласковые материнские объятия, топот маленьких ножек и искрений смех. Женщина догоняет своего ребёнка, бегая по поляне среди душистых цветов, пока на ветру развиваются её шелковистые волосы цвета яркой луны. — Попался! — тепло улыбается она, поймав лисёнка и прокрутив на руках. — Хотю истолию, истолию! — требует тот, смешно слова выговаривая, радостно хлопая в ладоши. — Истолию пло Чог Чугука! — Ах, малютка, про Чон Чонгука? — она усаживает непоседу на свои ноги, сложив их в позу лотоса, убирая с личика упавшие уже порядком отросшие белые волосы. — Он действительно доброй души человек, всегда заботится о слабых и помогает нуждающимся, а ещё отважный воин… — Я тозе таким стану, когда выласту! — поднимает ручки тот. — Ласкажи пло битву. Взрослая кумихо только-только начинает излюбленную малышом сказку, как вдруг эта вся неимоверно уютная и тёплая атмосфера сменяется с дуновением ледяного ветра, пригнавшего могильный воздух и рёв пугающего создания. Огромного, уродливого создания из мира Теней. От страха маленькое тельце дрожит и сознание затуманивается от шока, когда мать закрывает его, защищая от острых когтей, разодравших ей спину. — Беги! — отчаянный крик, что точно через вакуум доносится, а в глазах пелена крови падающей женщины. — Беги, Чимин~а, БЕГИ!..
— Мама! Юноша судорожно хватает ртом воздух, глаза распахивая, проснувшись ото сна, основанного на далёких воспоминаниях. У Чимина сердце бьётся быстро, он за раскалывавшуюся голову хватается, хмурясь от боли. — Всё в порядке? Кумихо издаёт писк и вздрагивает, резко поворачивая корпус к сидящему у заброшенного храма мужчине, что, кажется, глаз не сомкнул за ночь. — Ты… не пугай меня так! — вздыхает он, медленно поднимаясь на ноги и поправляя одеяние. — Ты очень жуткий, знаешь? — Что случилось с твоей матерью? Чимина прошибает этим вопросом, брови вверх взмывают, а ответить сразу хочется грубо и злостно, только вот вовремя одёргивает себя, понимая, что не должен так поступать. — Она погибла, спасая меня, — тихонько отвечает, собирая вещи. — Встреча с этими тварями из Бездны напомнила мне об этом… А вот сон про Преданных и красноволосую девушку, видимо, обоснован тобой, — размышляет вслух, по привычке задирая вверх голову и прикасаясь пальцем к губам, припоминая, что поздним вечером очнулся именно от этого. — Красноволосая девушка? — тут же реагирует Чонгук, соскакивая с разваленных ступеней, проросших мхом. — Она была в твоём сне? — Да? — аж теряется от его напора юноша, отрывками смутно вспоминая обрывочное сновидение. — Она… как будто звала меня — так странно. Он напрягается, пытаясь ещё что-то припомнить, пока Чон целенаправленно движется к лошади, отвязывая поводья от сухого деревца неподалёку. — Эй-эй, куда это ты? — в недоумении глаза округляет спохватившийся Чимин, быстро схватив дорожную сумку, лук и колчан со стрелами. И, подбежав, крепко цепляется за потрёпанный плащ воина, строя недовольную физиономию. — Чон Чонгук, ты говорил, что отправишься со мной в Храм Поднебесья и поможешь: куда собрался?! — Но для этого ведь нужен мой артефакт, — пожимает плечами тот, продолжая идти вперёд, как-то виновато отворачивая голову, тише добавляя: — У меня его нет. — Что?! — от возмущения глаза расширяет Чимин, даже обомлев и остановившись, после снова подбегая к мужчине, но уже перед ним становясь. — В каком это смысле у тебя его нет? А твой меч? Или кисточка? Разве это не артефакт?! Чон с неохотой достаёт своё оружие, махнув особым аксессуаром перед ним, и говоря: — Это лишь его половина. И я не знаю, где вторая часть. Прежде, чем Чимин зашёлся бы в новом приступе возмущения и беспомощности в этой ситуации, он в успокаивающем жесте рукой ведёт. — Но зато девушка из твоего сна может обладать такой информацией, если даже она сама не владеет второй половиной — ты не просто так увидел её. — С чего бы это всё? — недоверчиво бурчит юноша, складывая руки на груди, идя спиной назад. — Кто она вообще такая и как с этим всем связана? — Всему своё время, любопытный лис, — хмыкает Чонгук, тыкая пальцем в лоб фыркнувшего кумихо, чуть толкая, отчего он почти падает. — Ух, бесишь, — шипит тот, разворачиваясь и уже в ногу с ним шагая, крепче сжав лямку дорожной сумки. — А ещё зовёшься легендарным, благородным воином… — А сам-то: вспыльчивый ворчун, разве таким является адепт Храма Поднебесья? Юноша честно со всех своих сил сдерживает себя, чтобы в ответ не огрызнуться и просто гордо вздёргивает подбородок, демонстративно отворачиваясь от мужчины, специально вперёд от него отходя. — Чимин, — кратко зовёт глубокий бархатный голос позади. — Да что? — раздражённо цокает другой, всё ещё обиженно глядя на него через плечо, и застывает на месте. Чонгук выразительно бровь изгибает, держит ржущую лошадь и указывает направо, куда ведёт узкая лесная тропинка вдоль реки. А сам же губы поджимает, чтобы не засмеяться от выражения лица кумихо, которому пришлось зубами скрипнуть и на пятках развернуться, грозно топая к нему, теперь в указанную сторону отправляясь. — Верхом мы быстрее доберёмся до города, — как бы невзначай проговаривает Чон, ловко запрыгивая в седло и подъезжая к насупившемуся мальчишке. — Забирайся… Но Чимин брезгливо отпрыгивает от его протянутой руки, скептически осекаясь на животное и нос воротя. — Я на «это» не полезу! Даже не думай: мы пойдём пешочком — на этом всё! — Ты странный, — спокойно отвечает Чон, задумчиво глядя на него, находя такое поведение не столько странным, сколько забавным и милым.***
Как девятихвостый лис и предполагал: бродяга оказывается несговорчивым собеседником и весьма занудным компаньоном для путешествия. Из него ничего дельного не выбить, и после нескольких попыток он сдался, молча и плетясь возле лошади, хоть тот решил тоже спешиться, идя с другой стороны. Так удивительно, что Чимин теперь не один: он слышит фырчанье животного, от которого волосы дыбом становятся, слышит ещё одни шаги и изредка подглядывает на мрачную фигуру. И так непривычно это всё, но отчего-то спокойнее. Взгляд непроизвольно цепляется за высокого мужчину, рассматривая его профиль. Шляпа-саткат позади болтается, а скрывающий часть лица воротник тоже опущен. Густые брови, смоляные волосы, местами запутанные, большеватый нос и мощная линия челюсти. Что ж, мужской красотой и силой Чон Чонгук, несомненно, обладает. А от мысли, что ему больше трёх сотен лет, мурашки по коже пробегаются. — Ты не устал? Из потока размышлений вырывает вопрос с еле ощутимой заботой, от которой у Чимина брови непроизвольно вверх взлетают. Ведь он редко слышал нечто подобное в свою сторону: сам был всегда тем, кто в Храме заботился о младших, помогал и о себе не думал. — Нет, — сухо выпаливает, склоняя голову, утыкая взгляд в землю. — Скажи, как захочешь отдохнуть. — Я хочу узнать о тебе, артефакте и той девушке, — пользуясь тем, что Чон сам заговорил, спрашивает ещё раз. — Как твой сопровождающий я должен знать подробности. — Мой сопровождающий? — в глазах смешинки, а на губах тень улыбки, которую хочется кулачком стереть. — А не слишком ли ты юн для этого? — То, что мне не триста лет, ещё не значит, что я юн, — и гордо грудь выпячивает, говоря следующее: — Зато я самый молодой адепт нашего Храма, которого уже отправили на столь важное задание. Чимину всего двадцать второй год идёт, а в адепты его третьего ранга посвящают обычно после тридцати — тогда тело и дух насыщается силой и энергией мира, всего живого. Но так как в юноше уже заложено в крови, в его генах редчайшей расы, особая магия, он всегда был способным, преданным делу, защите и процветанию мира. — Ты правда сильный, Чимин, — от этих слов кумихо аж сиять начинает, обращая на мужчину сверкающие глазки, — но бестолковый и болтливый. — Ну знаете ли! — быстро сменяется в лице тот, вновь надуваясь и отворачиваясь. — Я оказался в армии уже в самом начале войны, — вдруг начинает Чонгук, отчего другой сразу затыкается, навострив уши. — Мне тогда ещё семнадцати не было, как меня забрали из родной деревни. Меня и ещё одну девочку-соседку с необычными волосами цвета алого заката. У Чимина мурашки по коже, и он, несмотря на боязнь к лошадям, даже ближе подходит, чтобы лучше его слышать, не обращая внимания на будто бы скептически фыркнувшее животное. — Её имя Элинор, она одна из Преданных и тех, кому удалось выжить в той войне и, как и мне, остаться жить подольше, — хмурится он, явно слова подбирая. — П-погоди, — ошарашенно переваривает услышанное служитель, — то есть из легендарной десятки героев до сих пор живы двое?! Кто она: носительница древнего лука? Великая целительница?.. — А ты весьма осведомлён, — даже удивляется Чонгук. — Я рос на рассказах от мамы про Преданных — поверь, мне ты представлялся совсем другим! — Тогда ты должен знать и про хранительницу времени, — только кивает тот. — К ней мы и направляемся. Чимин действительно чуть не застывает от накатывающего шока от осознания, что спустя столько времени после ужасной войны, длившейся восемь лет, всё ещё в живых два героя той поры. Два самых могущественных героя всего человечества: один обладатель неимоверной силы, а другая — управляющая временем и пространством.***
В городе путники оказываются ближе к сумеркам. Чонгук напялил саткат и платок на лицо, скрывая облик, лис так же не отставал — капюшоном лицо скрывает, на всякий случай косясь по сторонам и прислушиваясь к говору, чтобы хоть какую-то полезную информацию выявить. Но единственное, что удаётся от всех звуков отличить — это противный гогот и детский всхлип. Служитель Храма реагирует моментально: оборачивается и взглядом рыщет в поисках источника шума, натыкаясь на картину того, как открыто издеваются над маленьким мальчиком какие-то местные, стоя рядом, в то время как некая явно выше статусом персона кричит на него и ударяет по лицу. — Маленькая ты дрянь! От тебя одни беды! — мужчина в теле чуть ли не истерит, занося руку для очередного удара, как вдруг светлым вихрем между ним и сжавшимся мальчиком оказывается незнакомец, ставя ладонь вперёд, от удара с которой происходит мощная волна, откидывающего господина в стог грязного сена. — Не сочтите за грубость, лорд, но не следует так обращаться с ребёнком, — спокойно проговаривает Чимин, не способный держаться в стороне в такой ситуации, тут же присаживаясь к мальчику, успокаивающе ему улыбаясь. — Эй, малыш, всё в порядке, слышишь? — А ты ещё кто такой?! — взрывается от гнева пыхтящий мужчина. — Не вмешивайся — это мой провинившийся раб! И то, с каким чувством презрения и угрозы смотрят на него исподлобья удивительно необычные глаза с редким лисьим разрезом, вызывает волнение и тревогу внутри. Слова комом в глотке застревают, и пугливый лорд пальцем на него указывает, приказывая своим людям схватить этого проходимца. Чимин рефлекторно обнимает прижавшегося к нему в ответ ребёнка, чувствующего в нём защиту, и собирается было отскочить, как вдруг бежавших к ним мужчин раскидывают по сторонам, ещё одному заряжают в живот, кого-то за ворот оттягивая и швыряя в кучку уже лежащих противников. — Впредь не советую нападать на странников, которые могут быть не одни, — произносит с некой проскальзывающей гордостью Чимин, вставая и на руках поднимая жмущееся к нему худенькое тельце, уже смелее подходя вперёд, ничего не боясь рядом с таким воином, как подоспевший Чон. — А ты можешь впредь так резко не исчезать и не находить неприятности? — угрюмо шепчет Чонгук рядом. — Так получилось, — тоже шепчет ему юноша, после возвращаясь к побледневшему мужчине. — Кем вам приходится этот мальчик? Если не хотите отвечать мне, то ответите ему, — угрожающе хмурится, указывая на стоящую рядом скалу. — Д-да он никто! — икает господин, нервно косясь на своих людей, с которыми расправились, не напрягаясь. — Его жалкая семейка задолжала мне, я просто забираю долг. — Ага, эксплуатацией и побоями? — недоверчиво сощуривается Чимин, у которого сердце жалобно стягивается в комочек. Знает, что таких людей нужно либо запугать до чёртиков, либо расплатиться. Ну или всего понемногу. Юноша уверенно к нему приближается, достаёт из мешочка горсть серебряных монет и небрежно указывает лорду, у которого глаза на лоб лезут. — Забирайте эти деньги и отстаньте от мальчика и его семьи. — Но этого недос… — собирается было стрясти с него ещё больше, но его попытку резко обрезают. — А иначе, — громче и жёстче делает голос юноша, указывая на вообще стоящего ни при чём Чонгука, — вот он будет договариваться с вами вместо меня. Брови Чона вверх взмывают от изумления, а когда его в наглую выставляют вперед, прячась с ребёнком за его широкой спиной, то понимает, что выбора у него не остаётся. Он хватает обомлевшего лорда за плотную ткань верхней одежды и с силой встряхивает. И, конечно, тот руками принимается разводить, буквально хрюкая о том, что он заберёт эти деньги и отстанет от семьи мальчишки. — То-то же, — самодовольно хмыкает Чимин, разворачиваясь к малышу и мягко вытирая его слёзки. — Идём, малыш, мы отведём тебя домой. Чонгук, за мной! — Да ты издеваешься надо мной, наглый лисёнок, — натянуто проговаривает воин, сделав глубокий вздох, резко отпуская «жертву». А кумихо лишь обворожительно хихикает, видя, что и мальчик успокаивается, начиная улыбаться, доверчиво цепляясь за руку взрослого, не переставая благодарить его и «страшного дядю» за помощь. Чимин смеётся на это, не видя выражение лица другого, на корточки присаживается и треплет смущённого ребёнка по голове, когда они уже приблизились к его дому. — Он совсем не страшный, а очень хороший, — улыбается он, отчего глаза образуют прелестные полумесяцы. — Он настоящий герой! — И в-вы тоже! — выпаливает мальчик, не открывая сияющих глаз от него. — И-и… ещё… кра-красивый, да! Вы о-очень красивый… Мило заикается малыш с румянцем на осунувшихся щёчках, заставляя Чимина расплыться в доброй улыбке. Он вежливо благодарит его, достаёт небольшой мешочек золотых и вручает мальчику, требуя, чтобы тот отдал их семье. Тот почтительно кланяется в большом уважении к нему, а после, подбежав к стоящему чуть дальше Чону, громко его благодарит, так же кланяясь, одаряя его широкой улыбкой, распускающей цветы на душе. — Знаешь, и я согласен с мальчиком… — внезапно произносит Чонгук, когда они вновь возвращаются в город, чтобы купить провизии с собой в дорогу. И Чимин вмиг вспыхивает столь милым, густым румянцем, глаза смущённо отводя от него, элегантно поправляя волосы, впервые так бурно реагируя на комплимент, что сердцебиение ускоряется. — ... я ведь действительно страшный дядя, — задумчиво продолжает тот, пока кумихо на ровном месте спотыкается. Казалось, даже веской причины злиться и возмущаться нет, но, почему-то, именно это постоянно хочется делать с Чонгуком, на которого он налетает с кулачками, бесцеремонно ударяя в бок, что-то ворча себе под нос, вновь дуясь и недовольно вперёд отходя. Не видит тёплой улыбки мужчины, провожающей юношу, и не знает, что ещё он согласен с малышом в том, что Чимин неимоверно красив и мил.***
***
***
Потасовка в захолустной таверне, где-то далеко от последнего места остановки имперского отряда, вызывает устрашающую ухмылку, от которой кровь в жилах стынет, на лице у Мин Юнги. До тряски испугав своим визитом выпалившим ему сразу же всё, что случилось в тот день, местных крестьян, он раскрывает карту, внимательно изучая окрестности. — А наш лис явно передвигается на своих двоих, — проговаривает мысли вслух, зная, что его слышит юноша в красивом синем одеянии. — Что скажешь, священнослужитель, дадим ему ещё шанс побегать или сразу догоним? Он переводит на побледневшего Тэхёна взгляд с очевидной усмешкой и тенью кровожадной улыбки на губах. У того же ладони, сжимающие жёсткие поводья, вспотели от этого, и скорее риторический вопрос в ушах отдаётся гулом. — Заброшенный храм у реки в десяти днях пешком, мы же за четыре доберёмся, — продолжает размышлять принц, глядя на отмеченные точки на местности. — Вот только вряд ли наша добыча там стала бы задерживаться… и как же удобно, что по пути город, в котором, якобы, замечен был наш призрак-воин — значит, собиратель слухов движется туда. Тэхён робеет, дыхание задерживает, но старается спину ровно держать и не показать скапливающегося внутри страха. Он понимает ход мыслей Юнги — тот собирается обогнуть храм и сразу же в город направиться, таким способом окончательно достигнув цели. И в неудачных попытках жестикулировать начинает, чтобы убедить, всё же, поехать в храм и выиграть время, пытаясь привлечь внимание уже отвернувшего от него мужчины, рот раскрывает в безысходности. Но, конечно, его не услышат. Юноше никогда не удавалось достучаться до наследного принца, пусть даже тот прекрасно понимал язык жестов. И он к груди руку прижимает, что пыталась дотянуться до него, вовремя осекшись, ведь они были не одни. Ким не имеет права прикасаться к нему, а Мин и не должен обращать своё королевское внимание на кого-то, вроде младшего служителя придворного святилища. Поздней ночью на привале Тэхён отправляет очередную, уже сбившись со счёта, предупредительную посылку на особых зачарованных листьях для своего товарища, всей душой надеясь, что тот успеет прочесть её до их прибытия. Ещё некоторое время проводит в тишине кромешной темноты и устало возвращается в сторону лагеря, где горит согревающий костёр и громко храпят самураи. И укол совести болью по всему телу раздаётся от тошнотворного воспоминания о случившемся на постоялом дворе, когда его самого чуть не разложили на столе, а выпившего члена отряда так хладнокровно и жестоко убили. — После ночных прогулок крепче спится, да? — охриплый голос прямо на ухо, и Тэхёна пробирает дрожь по всему телу, вытянувшемуся стрункой. Незаметно подкравшийся за спиной Юнги к нему чуть ли не вплотную прижимался, уперев руку в дерево слева от застывшего юноши, чьё ускоренное сердцебиение, казалось, можно было так отчётливо услышать. А тот лишь кратко кивает, сглатывая образовавшийся в горле ком. И вдруг Тэхёна одним рывком припечатывают к крупному стволу дерева, скрывшись за ним от их лагеря, продолжая теперь уже у головы опираться ладонью о грубую кору. Мин ещё ближе оказывается, сжимая пальцы в кулак и глядя прямо в расширенные от испуга глаза так… необъяснимо. Сжавшийся юноша не может понять этого взгляда, в котором поочерёдно мешаются различные эмоции, среди которых сбивающая с толку злость. Между их лицами несчастные сантиметры, и освещают их лишь блики пламени позади них. Юнги вдруг руку поднимает, касаясь пальцами его передних прядей волос, так медленно и властно ведя от чёлки вниз до самых кончиков. Многое хочется сказать тому, кто никогда ничего не скажет в ответ, но зубы стискивает и, в последний раз скользнув острым взглядом по лицу напротив, молча уходит, оставляя Тэхёна, на ватных ногах сползающего на землю, одного.***
Никто не хотел приносить наследному принцу, отправившемуся на природный расслабляющий источник, еду и алкоголь. Всё потому, что ощутить его гнев на себе боятся, ведь в городе за последние несколько дней не было никого даже по описанию подобного к адепту Храма Поднебесья. Потому план молодого господина потерпел неудачу. И, конечно, приказ о вручению еды спихнули на Тэхёна, уже маленькими шажочками топающего по влажным камням, крепко держа поднос и аккуратно опускаясь на колени за оголённой и напряжённой спиной принца. — Молчаливая мышка одна единственная может бесшумно подкрасться к тигру, — размеренным тоном проговаривает Юнги, услышав лишь звук ставящегося подноса. Он в отрицании руку поднимает, когда юноша собирается было подать ему дорогое вино, и, глаза прикрывая, велит распустить ему волосы. Тэхён мешкает долю секунды и осторожно перебирается на коленях к нему, не менее настороженно прикасаясь сперва к лобной ленте господина. Пальцы плавно скользят по шелковой ткани, развязывая и складывая рядом. Дальше следуют дорогие украшения с редкими самоцветами и заколка на затылке. Изящные длинные волосы цвета благородного золота волнами спадают вниз на широкие плечи, растекаясь на поверхности воды. Они манят, к ним хочется прикоснуться, и Ким не отстраняется, продолжая перебирать пряди. Он смелеет, когда Юнги заметно расслабляется, запрокидывая голову назад и опуская затылок на его колени, и уже запускает пальцы глубже к корням, расслабляюще массируя. — Ким Тэхён, кому ты молишься? — принц внезапно задаёт вопрос, сбивающий того с толку. — Различным многоликим божествам? Или есть только один единый Бог? Твои молитвы кто-то слышит? Тэхен замирает, переставая что-либо делать, лишь немного брови вверх поднимая. Он смотрит на расслабленное лицо принца, его вопросы ещё прокручивая в голове, пока тот лениво веки открывает, снизу вверх глядя. Какое-то время оба друг другу в глаза смотрят, и юноша пальцы из его волос вытаскивая, начиная жестикулировать и губами шевелить. Обьясняет ему, что есть несколько святых божеств, что наделяют землю, растения, воду, горы и даже воздух природной силой, откуда люди и черпают энергию для сотворения магии. Юнги в это время правда старается понимать его, ловя каждый отточенный жест, ловкость пальцев, продолжая лежать головой на его коленях, будучи наполовину в воде. Но когда концентрируется не только на жестикуляции, но и движениях губ, то вовсе сбивается с основной мысли, что доносит ему служитель. Сознание точно подстрекает, напоминая тот памятный вечер, который, как оба делают вид, будто забыт и стёрт из памяти. Но ни принц, следящий только за его губами, ни смущающийся юноша не могут забыть тех жарких поцелуев, то проявление слабости и потаенных желаний. В тот вечер почти год назад был большой пир во дворце, и даже совсем не пьющего Тэхёна вынудили выпить бокал спиртного, а уже опьяненный Юнги случайно встретился с ним в беседке в саду, решив проветриться. С самого начала у них отношения были совершено не такими, как у кого-то ещё. И, видимо, поддавшись помутнению рассудка, атмосфере сада и их одиночества на двоих в той беседке, принц столь чувственным и глубоким поцелуем впился в его девственные губы. Они прижимались друг к другу, долго-долго целовались, Мин выцеловывал карамельную кожу чувствительной шеи, сжимая привлекательные бёдра, залезая ладонями под многочисленные ткани. И кто знает, что бы случилось дальше, если бы его величество громко не позвал придворный?.. Юнги и прямо сейчас думает об этом, а так же о многом другом, пока уверенность в жестикуляции иссякает, и Тэхен в неловкости взгляд отводит, «затыкаясь». Потому что тот же роковой момент в сознании всплыл непроизвольно, заставляя бледные щёки слегка покраснеть и сердце забиться в разы сильнее. Глупо отрицать причину этого сбитого пульса, что очевидной, но нежеланной стрелой пронзает грудную клетку. — Жалок, — тихо хрипит наследный принц, вдруг рукой быстро цепляясь за заднюю часть шеи юноши, притягивая к себе и накрывая сомкнутые губы своими. Мгновение отрешённости, и время вместе со всем миром точно замирает. Тэхён медленно глаза расширяет, подрагивающими пальчиками хватаясь за ткань собственного одеяния растёкшегося по влажным каменным плитам у источника. Несколько секунд губы просто соприкасаются, после кратко и с противоречивым чувством чужие сминают его поочерёдно, но не углубляясь. — Проваливай отсюда, — Юнги, так же внезапно отстранившись, точно осипшим голосом кратко отчеканивает это прямо в юношеские губы, убирая голову с его колен, больше на него не глядя. Тэхён на затёкших ногах встаёт, без надобности кланяется и спешит покинуть это место с колющим сердцем и горящими губами, до которых невесомо прикасается уже снаружи, сильно жмурясь и по груди себя ударяя, желая то, что под рёбрами, в чувство привести. Так и не узнает ведь, что режущее слово «жалок» от Мин Юнги предназначалось самому принцу.