Sayonara

Мрачная атмосфера окутывает Храм Поднебесья, невидимым грузом опускаясь на плечи всех присутствующих. Через несколько часов после трагедии в деревне у подножья священной горы прибыли последние высшие маги тьмы и света для важного ритуала, способного изменить ход этой войны. Девять воинов, некоторые из которых были ещё совсем юными, успели сплотиться за прошедшие два года тренировок и признать Чон Чонгука тем, кто ведёт их, кто делает из них настоящую команду. За проведённое вместе время произошло много всего, что повлияло на взаимоотношения ребят. Не только плохого, но и хорошего. И сейчас абсолютно каждому из них было больно смотреть на подавленного, мрачного Чона, что обычно был тем, кто всех подбадривает, и Элинор, уже оплакавшую своего единственного члена семьи — бабушку. — Нам пора начинать ритуал, — осипшим голосом проговаривает Сокджин, разрушая атмосферу скорби внутри красиво эстетичного святилища, приглашая всех идти за ним. А проходя мимо тех двоих, он застывает, задерживая взгляд на хладнокровных глазах юноши, чувствуя в нём зачатки болезненного чувства мести. — Если позволить скорби перерасти в гнев, она никогда не пройдёт, — тихо проговаривает он, опуская ладонь на его плечо и легонько сжимая. — Всё можно пережить, каким бы невозможным это не казалось вначале. Со временем боль ослабнет и с ней уже можно будет жить. Будь сильным, тебе есть кого защищать. Сказав последнюю фразу, перейдя на шёпот, он окидывает взглядом всю десятку избранных, а так же и притихшего Чимина в стороне ото всех. Чонгук же нехотя голову поднимает, проследив за его глазами, и в своих тут же сходит та мнимая дымка гневной мести, когда он видит бледное, опечаленное лицо немыслимой красоты кумихо. Ладонь покидает его плечо вместе с тяжестью, нависшей на душе. Чимин переглядывается с Тэхёном, впереди которого совсем ничего не понимающий наследный принц, когда они проходят через каменную дверь, ведущую по, на удивление, светлому туннелю вглубь подземелья. — Разве здесь был такой проход? — шепчет он пожавшему в незнании плечами юноше, у кого такой же вопрос назрел. На протяжении всех лет жизни в этом месте в будущем они даже не слышали о таком месте, где мраморную округлую площадь обтекает лазурная вода, издающая сверкание, что освещает всё пространство. От неё будто бы исходят маленькие светлячки, распространяющиеся по подземелью, не позволяя ему сгинуть во мраке. — Это место пропитано смешанной магией, многие кумихо на последних годах жизни пропитывали своими иссякающими силами это место, где свет переплетается с тьмой, — мудро произносит один из стареньких адептов, хранителей Храма. — Прошу, хранителей артефактов встать на изображения рун. Воины смотрят друг на друга, напрягаются непроизвольно и только тогда, когда Чонгук первым входит на большую мраморную плиту, ступают за ним. Последней же медлит молодая кумихо, сжимающая кулаки, свои большие лисьи глаза, наполненные накатывающими слезами, обращая на грустно улыбнувшегося ей отца. Тот нежно оглаживает её щёку, вытирает первую кристальную слезинку, в следующей момент к себе прижимая, одновременно целуя в лоб. — Всё будет хорошо, малютка, я всегда буду с тобой, что бы ни случилось. Я так сильно горжусь тобой, ты совершишь знаменательные вещи, станешь прекрасной женщиной и вырастишь замечательного ребёнка, — он улыбается на лёгкий удар от дочери и её смущённого грустного бурчания. — Я люблю тебя, — сглатывает слёзный ком она, получая ещё один поцелуй в висок и ответное «люблю сильнее». Пока все остальные Верховные адепты заходят в воду по колени, по парам становясь напротив каждого из воинов, Сокджин проходит мимо застывшего позади юноши, со сжатым сердцем слышавшего душераздирающее прощание кровных родственников. — Не знаю, как это возможно, но я правда рад, что ты здесь, Пак Чимин, — слегка кланяется ему мужчина, говоря так тихо, чтобы только он мог услышать: — И я несомненно рад, что смог самолично обучить своего неотёсанного внука его мощной магии и как ею владеть. Очень горжусь сыном своей дочери. — Но как…? — глупо моргает юноша, теряясь от его слов. — Я это чувствую: своя кровь отзывается, её не скрыть, — слабая улыбка пропитана теплом и грустью, и Сокджин присоединяется к собратьям. Он становится рядом с Намджуном, неосознанно переплетаясь с ним пальцами, стоя напротив зажатого Чонгука, изо всех сил скрывающего свою дрожь. Тот смотрит на то, как держатся за руки маги перед собой, что прямо сейчас отдадут свои жизни для того, чтобы он и его отряд спасли человечество. А после взгляд переводит на не менее взволнованного Чимина, чувствуя, как страх постепенно сходит и его отпускает. Они смотрят друг другу в глаза на протяжении всего времени, пока читается неразборчивое заклинание, светлячки сгустков магии скапливаются вокруг стоящих рядом тёмных и светлых адептов, воздух накаляется, перенасыщаясь магией. Потому-то старшие адепты ушли, зная, что не выдержат поток энергии, предупреждая и молодых, но те наотрез отказались покидать всех остальных. И теперь у Тэхёна коленки подкашиваются, отчего он машинально цепляется за подхватившего его Юнги, удерживающего его в руках. В то время как Чимин зубы стискивает и ногтями впивается в ладонь до крови, чтобы устоять на ногах, не напугав Чона, с которым до сих пор держит зрительный контакт. Руны под ступнями всех десятерых загораются белым и чёрным свечением, с разных концов начинаясь и соприкасаясь вместе. А вот Верховные адепты начинают расщепляться на частицы энергии, постепенно исчезая. Кто-то глаза прикрывает, кто-то с надеждой или виной смотрит на воина перед собой. Намджун и Сокджин друг к другу поворачиваются, вдруг лбами соприкасаясь, а в следующий момент сливаются в поцелуе. Таком красиво печальном поцелуе, вместе отдавая свои жизни ради спасения мира. И уже через мгновение на земле у ног десятки, затаившей дыхание, оказываются различные артефакты, мощнейшие в истории человечества. У кого-то перстень, гримуар, цепочка или аккуратная кисточка переплетённых шелковых нитей, за которой и наклоняется Чон, бережно поднимая. Он разглядывает её перед тем, как сжать в ладони с обрушившимся на него осознанием, что же теперь человечество в руках десятки избранных воинов.

***

— И что нам теперь делать? — хмурится высокий парень, двуручный мечник, прерывая угнетающее молчание, повисшее в тёплом помещении Храма Поднебесья. Он косится на сидящего дальше ото всех самурая, сжимающего в руках катану, не сводящего глаз с висящего на рукояти артефакта. И все, как один, так же поднимают на него взгляды, полные различных эмоций: беспокойства, страха, ожидания, растерянности. Гремучая смесь, заполнившая всех десятерых, что c какой-то мнимой надеждой смотрят на одного Чона. Секунда, вторая, ещё одна — юноша не выдерживает, вскакивает на ноги, чуть ли не бегом покидая святилище. Чимин же подрывается следом с кольнувшим сердцем, догоняя остановившегося Чонгука у иссохшего дерева сакуры. Спина напряжена, он вздрагивает и плечами содрогается, яростно отбрасывая катану, лязгнувшую о мраморные плиты. — Чонгук… — тихо зовет его кумихо, беспомощно протягивая к нему руку. — Они все чего-то от меня ждут, — хрипит тот, на корточки присаживаясь и закрывая голову руками, точно ребёнок, пытаясь скрыться от всего мира. — Но я не командир, меня никто им не назначал, и я не знаю, что делать, не знаю, как быть дальше и что нас ждёт. Мне страшно, так страшно… Я всего лишь трус… Он затыкается и судорожно вздыхает, почувствовав исходящее от другого тела успокаивающее тепло. Чимин, присев за его спиной, утыкается лбом между лопаток, утешающе ладошку опуская на его плечо, начиная аккуратно гладить. — Это не так, — шепчет, прикрывая глаза. — Бояться — это нормально, это не делает тебя трусом. Наоборот: страх делает тебя сильнее, потому что ты всегда преодолеваешь его. Твой отряд, твои друзья — они признали тебя как того, кто будет вести их вперед. Именно ты их опора, Чонгук, ты их капитан… И юный самурай резко разворачивается, заключая вспыхнувшего кумихо в свои горячие объятия. Почему-то сейчас они кажутся особенно смущающими, заставляя сердца двоих забиться в бешенном ритме. Если раньше Чимин отчаянно прижимал его к себе, чтобы утешить, поддержать и укрыть, то сейчас эти объятия заставляют чувства в груди затрепетать и щёки залиться алым. Видимо, это понимает и покрасневший юноша, слишком быстро отстраняясь, принимаясь извиняться и кланяться, повторяя, что он не имел в виду ничего такого. Пак попросту усмехается, треплет его по волосам, слегка склонив голову. — Живи и борись, Чонгук. Борись за себя, за свою команду и жизни невинных людей, только лишь не теряй себя, хорошо? Ни в коем случае не забывай, кто ты есть, — в тёмных блестящих глазах напротив он видит надежду, блеск и огонь, который ему удалось в нём разжечь. — Идём, наверняка все беспокоятся. Тот согласно кивает, медленно встаёт и отходит за своей катаной, поднимая её с земли. — Господин Пак?.. Пак Чимин? — Чонгук жалобно ломает брови, по сторонам оглядываясь в поисках прекрасного кумихо, исчезнувшего без следа.

***

Вновь поплывшая реальность перед глазами и уходящая из-под ног земля — Чимина в тряске откидывает во временной петле. На этот раз все трое путешественников во времени из будущего оказываются в совершенно незнакомом лесу. Хватает краткого переглядывания, чтобы всё понять. — Меня скоро будет тошнить от этих перемещений, — хмуро бросает Юнги. — Проклятые небеса, почему снова в такой неподходящий момент? — у служителя Храма сердце сжимается в тоске, ведь опять он покинул юношу так внезапно, без прощания и объяснений. «Вы это слышите?» — внезапно дотрагивается до них Тэхён, жестикулируя, указав в сторону, откуда доносится шум раскалённой битвы, если прислушаться. Они добегают до края лесополосы, где в низине виднеется военный лагерь, вдалеке от которого действительно происходит яростная бойня не только между жуткими тварями Бездны, но и людьми. Видимо, армия соединённой Империи теперь уже сражается и с противниками человеческого рода. — Ох, господин адепт! Господин кумихо! — окликает знакомый голос, когда троица вбегает в лагерь, где оказывают помощь раненным. Чимин оборачивается, тут же находя совсем уже взрослого юношу, мага из отряда десятки, а так же и знаменательную целительницу рядом с ним. Они вдвоём не просто внешне стали старше… но и внутри. По их лицам, по глазам это видно, что им уже довелось пройти через многое. — Суа? — вскидывает брови тот, припоминая его и подбегая с отдышкой. — Что это за битва? Чонгук и все остальные сражаются? Хранителя артефакта странно передёргивает от услышанного, взгляд даже теряется, пока он мнётся, подбирая слова. Вместо него вперёд выскакивает коротковолосая девушка целительница, хватая опешившего Пака за руку. — Господин кумихо, это наша вина, наша, — судорожно шепчет она, сдерживая слёзы. — Капитан сказал, что не позволит нам пачкать души в людской крови, потому… потому он сам всех убивает. После смертей Хвана, Лексы, Сакуны, Шио и Ци капитан на себя берёт всю ответственность за битвы, когда нас отправляют в очередной бой. — П-подожди, что ты такое говоришь? — выдыхает Чимин, глаза округлив. Имена юношей и девушек из отряда, имена хороших друзей Чонгука, которым не удалось выжить. Слова целительницы ранят сжатое сердце до боли, а когда их смысл в сознание внедряется, Чимину самому плохо становится от понимая, на что пошёл воин ради своего отряда. Сам пятнает душу и клинок кровью, сам же впадает в пучину хладнокровия и убийств, не позволяя это делать им, ради их же блага. — Бездна ведь уже запечатана, сколько прошло лет с ритуала ваших этих артефактов? — внезапно спрашивает Юнги, вглядываясь вдаль размазанной битвы, где ничего не видно кроме густой однородной массы из чёрного и красного. — Конечно, Бездну запечатали после зачистки, прошло пять лет, — тихо отвечает ему Суа. — Но мы поклялись в верности и служению Императору Цзян. Он велит уничтожать армии противников и… завоёвывать территории. — Что?! — в один голос кричат Чимин и наследный принц. — Мы сейчас возле столицы государства Ки… — Какое нахер Ки?! Какая к чёрту территория?! — взрывается в возмущении Мин, на эмоциях хватая испугавшегося парня за его боевое кимоно. — Бездна и её твари ваши враги! Какого проклятого хера вы тут развели ещё одну войну после того, как человечество чуть не уничтожили?! Тэхён в ужасе пытается образумить принца, что в яростном возмущении трясёт побледневшего мага, хватая его за руки, в то время как целительница отводит Чимина чуть дальше, переходя на шёпот. — Господин адепт, после того, как Верховного ордена светлых магов не стало и появились мы, герои, мы истребляли всех существ тьмы на территории Империи и с огромным трудом запечатали Бездну, что стоило жизней двоих из нас. А после… — она нервно сглатывает. — После что-то пошло не так. У правления государства стоит группа жаждущих власти людей, что почувствовали мощь с нашей помощью. Нас прозвали преданными народу героями, но мы же были и преданы. Нас стали использовать как оружие, сказали, что все те люди, которых нам нужно было убить — порождения зла. Но, ох, священные небеса, господин адепт, они были просто обычными людьми… Мы были созданы для защиты человечества, а нас направили против него же. Потому капитан велел нам не беспокоится на этот счёт и расправляться лишь с демонами мрака… Девятихвостый лис внимательно её слушает, затаив дыхание и переваривая каждое слово. Так вот, значит, что Чон Чонгук имел в виду ещё в будущем — они были всецело преданы, но их предали. После Чимин узнаёт, что правительство втайне истребляло всех кумихо, что владели подобной смешанной мощной магией, боясь того, что их, трусливых гадов, могут превзойти, когда в их руках отряд сильнейших воинов. — Эй, где ваш грёбанный генерал Мин? — внезапно прерывает их Юнги, совершенно игнорирующий жалкие попытки Кима остановить его. — На поле боя, — хлопает ресницами девушка, растерявшись от его злостного выражения лица. — Отлично, — скалится тот, доставая меч и отбегая к лошади, ловко на неё запрыгивая. — Скажу ему пару ласковых и вставлю мозги на место. Двум служителям Храма больше ничего не остаётся, кроме как за ним следом помчаться. Тэхён пришпоривает животное, пока кумихо челюсти стискивает, сильнее обнимая друга сзади, чтобы не упасть. Высокий силуэт, широкий стан, длинные смоляные волосы ниже пояса, наполовину заплетённые в хвост, чёрно-красное кимоно, перепачканное кровью и лёгкие самурайские доспехи. Сосредоточенное лицо приняло привычные мужественные черты, тёмные глаза опустели совсем. Чёрный клинок, впитавший в себя кровь убитых им, последних врагов разрезает и, высоко подпрыгнув, перерубает мрачную тварь, буквально распотрошив её. Чонгук стоит, окружённый трупами людей и кусками выжженной земли, оставшейся после созданий Бездны, утыкая отрешённый взгляд себе в ноги. О его тяжёлом дыхании говорит вздымающаяся и опускающаяся грудная клетка. Чимин на ходу выпрыгивает из седла, больно падая, но тут же вставая, направляясь к фигуре будто бы окутанного тёмной аурой юноши, вернее, совсем уже мужчины. И так же резко застывает, когда напротив него возникает красивая девушка с белоснежными волосами, из которых торчат уши и распушено шесть хвостов. — Хватит губить себя, капитан, — твёрдо процеживает сквозь стиснутые зубы кумихо, сжимая кулаки. — Не лезь, — голос низок, холоден и беспристрастен. — Я защищу вас всех, вам не нужно убивать… — А кто защитит тебя?! — срывается на крик та, поддаваясь слегка вперёд. — Как ты не замечаешь, что теряешь себя в этой беспросветной окровавленной тьме? Ты ведь не убийца, капитан, а благородный воин. — Я сказал: не лезь, — каким-то пугающе ледяным тоном окутывает её. Девятихвостая лиса выпускает длинные острые когти, становясь в боевую стойку. — Капитан, прости, но ты опасен не только для окружающих, но и для себя самого, — с ощутимой дрожью в голосе проговаривает она. — Мы своё отслужили, выполнили свою миссию, запечатав Бездну, оставшихся тварей мы перебьём без тебя. И хватит с нас: мы не должны быть пешками в руках прогнившего правителя. Потому отдай мне свой артефакт, прошу. — Уйди с дороги, Джин-хо, — самурай стискивает рукоять катаны, сверкая пугающей пустотой во взгляде, пересекаясь с её решительностью.

***

Наследный принц быстро находит взглядом дальнего предка, что пребывает в хмурых мыслях, отклоняя вопросы своих людей, пребывая в жгучих сомнениях от смутных и неправильных приказов его величества. Человечество должно сплотиться после пережитого ужаса Бездны, а Империя же пользуется обретённой мощью в лице капитана и некоторых боеспособных из десятки легендарных воинов. — Эй, старый хмырь! — выкрикивает Юнги, соскакивая с лошади, грозно на него надвигаясь. Самураи тут же кидаются на защиту своего главнокомандующего, но тот запросто отбивает их удары, подбираясь ближе к застывшему в удивлении мужчине. А в следующий момент поток сильного вихря разбрасывает в стороны всех тех, кто пытается приблизиться к Юнги. Адепт удерживает их подальше от своего господина, создавая для него невидимый коридор. — Что, яйца вашего сраного Императора не умещаются в Империи объединённых государств? Потянуло на целый мир? — рычит он, ударяя опешившего генерала в челюсти, после пихая ногой в грудь, опрокидывая на землю. — Опомнись, старик! Кому ты служишь: ссыкливому ублюдку-узурпатору и его шайке проходимцев, что пользуются великими героями, спасшими человечество в своих грязных целях? — Я… я же самурай, я служу своему господину, — сипит тот, не зная что ещё сказать, потому что понимает: он прав, все его слова правдивы. — Ты должен служить людям и государству — так сделай его своим, — со сталью проговаривает Юнги, склоняясь ближе, наполняя мужчину уверенностью и решительностью. — Армия пойдёт за тобой, мирные жители тоже, иным государствам ничего не останется, кроме как пойти на мир, ведь после тварей Бездны они совсем ослабли и не могут отбиваться от вас. Чёртов генерал Мин, старый идиот, возвращайся в столицу, забери трон и, проклятье, наведи порядок в этом долбанном мире после беспорядочной войны! Он хмыкает, закончив свой монолог, видя мелькнувшую искру осознания в чужих глазах и руку подаёт ему, помогая встать. Хлопает его по плечу и разворачивается, возвращая катану в ножны. А Тэхён же отпускает передёрнувшихся самураев, что остановились по приказу генерала, не став нападать на внезапных посторонних. «Ваше величество, вы только что, буквально, насильно заставили вашего предка устроить переворот и захватить трон?» — выгибает бровь служитель, нервно сглатывая. «Но вы правы, ваша убедительность поражает: в вас говорит настоящий правитель, истинный Импе…» Его вдруг за талию к себе притягивают и резким поцелуем впиваются в приоткрытые губы, уводя их в столь необходимый, такой чувственный поцелуй, которого им двоим так сильно не хватало. — Не надо титулов, сейчас я вообще никто, просто воин, сопровождающих уважаемых адептов, — шепчет Юнги, лишь немного отстранившись, прислоняясь лбом к его лбу. «Как жаль, что это только в этом времени» — немо проговаривает губами Тэхён, рукой лишь показывая. «Тогда здесь я могу позволить себе такую вольность». Он сам обнимает мужчину, закинув руки за его шею, и на носочки становится, мягко целуя, все свои встающие поперёк горла нежные чувства передавая ему, ощущая, как крепче его притягивают к себе.

***

Лязг чёрной катаны о два серебристых кинжала, настолько быстрые и точечные движения, что сложно за ними уследить. Пушистые хвосты парируют, так же наносят удары, но Чонгук не уступает, отлично зная стиль боя кумихо и отбиваясь. У Джин-хо на лице боевая гримаса, характерные для лисицы полосы образуются, как были когда-то и у Чимина во время битвы. Она рычит, когда её в живот ударяют, назад откидывая, а после ужасающе кричит, изогнувшись от боли, потеряв от кровавого лезвия один хвост. Чон будто бы совершенно не понимает, что творит, в его глазах чёрная дымка, лицо беспристрастно, а губы шепчут заветное «защищу вас всех» в бреду. Как в следующее мгновение со слезами в глазах кумихо вскакивает и образовавшимися светло-голубыми языками пламени атакует не ожидавшего этого воина. Они не просто откидывают его: сжигают на нём верх кимоно и кожу, пока Джин-хо продолжает наносить магические удары по нему. Тело не слушается, как бы бледный и перепуганный Чимин не заставлял его двигаться во время того, как наблюдал за битвой, всё набирающей обороты. Но после залившегося кровью белого хвоста, ярости кумихо и пожирающего Чона огня, наконец, сорвался с места. — ПРЕКРАТИТЕ! — так отчаянно кричит он, прыгая между двумя раскалёнными воинами и выпуская мощнейший поток невидимой магии, раскидывая их в противоположные стороны. Чимин тяжело дышит, расставив руки, судорожно переводя глаза с одной на другого, не в силах сдержать дрожь, отдающуюся даже в хвостах. — Хватит, прошу, вы убьёте друг друга! — жмурится в сильном страхе он. — А-адепт Храма Поднебесья, — хрипит в будущем его горячо любимая мама, держась за живот и вставая, пошатываясь, — капитан больше не тот человек, которого вы знали. Мы должны изъять его артефакт. — Нет, это не так! Он всё тот же... — сглатывает Пак, отрицательно головой мотая. И только поворачивается было к Чонгуку, как благодаря лисьей реакции ловко отскакивает назад от просвистевшего в сантиметре острия. — Никакое наваждение не остановит меня, — сипит не своим голосом воин, сжимая рукоять катаны. — Проваливай из моей головы, ты не настоящий. — Не…нет, Чонгук, это я, я, — вновь уворачивается от острого лезвия округливший глаза кумихо. — Чонгук, остановись, хватит! Я ведь просил, Чонгук, столько раз просил не терять себя — ты забыл?! Самурай так и застывает с занесённым мечом. Точно незрячий взгляд приобретает проблеск жизни и осознанности, рот раскрывается в потребности нечто ответить, но слова горьким комом в груди застревают. Катана медленно опускается вниз, а Чонгук падает на колени, беспомощно склоняя вниз голову, опираясь руками о землю и содрогаясь в плечах. — Почему. Вы. Всегда. Появляетесь так? — отчеканивает болью каждое слово. — Почему я каждый раз прощаюсь с оставленной вами пустотой, думая, что этот раз — последний? Почему вы не можете остаться со мной хоть немного?! Чимин кидается к нему, падая рядом и поднимая его лицо на себя, вытирая крупную слезу с его щеки, испачканной кровью. — Однажды, — громко сглатывает он слёзный ком, встрявший в горле, со смешком продолжая: — я останусь с тобой так долго, что буду раздражать своей болтливостью и неотёсанностью, а ты будешь грубить, но всё равно постоянно спасать меня… Только самурай начинает было успокаиваться, как воспользовавшаяся моментом потери бдительности Джин-хо подкрадывается к ним и хватает кисточку на рукояти. Чонгук реагирует мгновенно: отталкивает Чимина и вырывает свою катану, потянув на себя. Переплетённые магические нити должны были порваться от такого противовеса сил, но вместо этого происходит яркая вспышка, ослепляющая всех троих. После этого в ладони кумихо оказывается одна белая половина мощнейшего артефакта из всей десятки, а вторая остаётся болтаться красной кистью на рукоятке. — Что ты наделала?! — рычит Чонгук, впиваясь в неё глазами, полными затмевающего рассудок гнева, но он тут же рассеивается, когда чувствует маленькую ладошку, сжимающую его длинные пальцы в безмолвной просьбе успокоиться. — То, что велел мне сделать отец, если ты перейдёшь черту своей силы, — в её голосе дрожь, сожаление, но стойкая уверенность. — Мы уничтожим все артефакты, чтобы никто не смел пользоваться столь великой магией, и продолжим жить, как обычные люди, наслаждаясь мирной и спокойной жизнью, закончив эту бессмысленную войну. Ты достоин этого больше, чем кто-либо другой, капитан… Его хриплый, горький смех прерывает речь, и Чонгук поднимает на неё опустошённый взгляд: — Наслаждаться мирной и спокойной жизнью после того, сколько убийств я совершил, после смертей наших друзей, которых я не смог защитить, и того, что мы пережили? — Именно поэтому магистр Ким наказал мне сделать ещё кое-что именно для тебя. Она вдруг глаза переводит на Чимина, которого передёргивает от догадки. Конечно, он слышал, как на тренировках Сокджин обучал только её особой, секретной и, по правде, запретной технике кумихо: сон забвения. Состояние сна, что может длиться как несколько дней, так и несколько лет, в зависимости от того, сколько плохого и количества боли, пережитого человеком, которого в него погружают. И, как правило, этот сон забирает большую часть воспоминаний о болезненных моментах, оставляя лишь их размытость и неясность. И тут до Чимина доходит пронзившей болью сердце, пропустившее удар: он действительно всегда был рядом с Чонгуком лишь в моменты отчаяния и страдания. Вот почему в будущем он не помнит ни его имени, ни очертаний… «Я любил лишь одного» — слова мужчины, бродившего триста лет в поисках мнимого образа из прошлого. Любил. По бледным щекам кумихо стекают слёзы, которые вгоняют нынешнего Чона в ступор. А тот лишь просто понимает истину: в эти ужасные годы Великой войны, именно любовь капитана к Чимину была тем хорошим воспоминанием, что не удалось смыть в течении сна забвения. И тут девятихвостый лис нехорошо себя чувствовать начинает, реальность точно расплывается, а тело становится каким-то невесомым. Он судорожно хватает ртом воздух и берёт лицо Чонгука в ладошки, приближая его к себе. — Нет, пожалуйста, нет! Только не покидайте меня снова, — шепчет самурай, догадываясь о предстоящем по изменившемуся юноше, накрывая его руки поверх своими. — Молю, останьтесь со мной, останьтесь… — Я обещаю, Чонгук — мы встретимся вновь. Я найду тебя, мы обязательно найдём друг друга, а ты дождись меня, хорошо? — кумихо говорит быстро, заглядывая в большие глаза, полные мольбы. — Обещай, что будешь продолжать жить, что дождёшься меня. — Обещаю… Только он слёзно выдавливает одно слово из себя, как вдруг его губы накрывают такие мягкие, воздушные, точно лепестки прекрасной сакуры, чувственно целующие, заставляющие внутри всё затрепетать. — Это для того, чтобы ты вспомнил меня, — прямо в раскрытые губы шепчет Чимин, в последний раз оглаживая его щёку. — Прощай, мой храбрый воин. Прощай на триста лет… И юноша буквально растворяется в руках жалобно захрипевшего самурая, попытавшегося схватить иссякающий в воздухе силуэт. — Прощай, — тихой, горькой скорбью оседает на губах, что ещё горят от сладостного прикосновения. Чонгук понимает, что проститься — это немного умереть.

***

Тряска тел заканчивается вместе с искажением временного потока, и троицу буквально вкидывает обратно в будущее, где они с ног валятся на деревянный пол в небольшом лесном домике, пропитанном запахами благовоний. Юнги и Тэхён встревоженно осматриваются, обнаруживая и сидящую на кресле бледную Элинор, что осунулась и выглядела совсем не здорово, тяжело дыша, будучи обессиленной. Чимин же весь дрожит, но на ватные ноги встаёт, роняя всё со стола, за который задерживается, чтобы не упасть, тем самым создавая шум. А в следующий же момент в помещении показывается взрослый мужчина, удивлённо вскинувший брови при виде картины потрёпанных, каких-то тревожных и до изнеможения измученных союзников. — Что с вами произошло? — в недоумении спрашивает он. Как к нему буквально подлетает отчего-то заплаканный Чимин, глядя на него совсем не так, как обычно. И вдруг целует его. Так отчаянно и необходимо, как глоток свежего воздуха. Так… знакомо. До сжавшегося в комок сердца и перекрученных внутренностей знакомо, что хочется отвечать и отвечать на этот поцелуй, никогда его не прекращать. Чон определённо знает эти губы, их узнаёт тело, узнаёт истосковавшаяся по своей любви душа. Знает их сладость, их нежность, а так же мягкость этих ладошек на своих щеках, что кажутся до невозможности правильными там. В одно мгновение после характерного звука спущенной с тетивы стрелы всё прекращается, и забившееся было в чувствах сердце останавливается. Чонгук подхватывает обмякшее тело Чимина, с ужасом, сводящим с ума, смотря на дорожку крови, стекающую с уголка его рта, и на округлённые лисьи глаза, в которых жизнь чахнет молниеносной стрелой. Точно той самой, что пронзила спину кумихо.